Оракул с Уолл-стрит 7

Глава 7 Каскад контрударов

Министерство финансов, Вашингтон. 8:45 утра

Заместитель министра финансов Чарльз Уэстон сидел за массивным столом из красного дерева в кабинете с видом на Потомак. Перед ним лежали документы с грифом «Строго конфиденциально», а рядом стоял телефон прямой связи с Нью-Йорком.

Секретарь доложила:

— Мистер Уэстон, мистер Восворт на линии.

Уэстон снял трубку. Голос председателя Continental Trust звучал четко и властно:

— Чарльз, настало время использовать наши договоренности. Merchants Farmers Bank нарушает Федеральный банковский акт. Требуется немедленное расследование.

— Джеральд, вы понимаете серьезность обвинений? — осторожно уточнил Уэстон. — Какие именно нарушения?

— Подозрительные операции с золотом, связи с организованной преступностью, возможное отмывание денег. У вас уже имеются все необходимые документы.

Уэстон открыл папку с заранее подготовленными документами. Печати были настоящими, подписи подлинными. Continental Trust хорошо подготовился к этому моменту.

— Когда вступает в силу заморозка? — спросил он.

— В десять утра по нью-йоркскому времени. Все активы. Полная остановка операций.

Уэстон взглянул на часы — восемь пятьдесят. Достаточно времени для оформления всех формальностей.

— Документы будут готовы через десять минут, — сказал он и положил трубку.

Машина федеральной бюрократии завертелась с безжалостной эффективностью.

Банк Англии, Лондон. 14:30 по местному времени

Сэр Монтегю Норман, управляющий Банком Англии, изучал телеграмму, полученную час назад из Нью-Йорка. Его аристократичное лицо с тщательно подстриженной бородкой не выражало эмоций, но пальцы барабанили по столу, верный признак беспокойства.

— Мистер Кэмпбелл, — обратился он к помощнику, — какова общая сумма депозитов этого американского банка в наших корреспондентских счетах?

Кэмпбелл быстро пролистал бухгалтерские книги:

— Два миллиона четыреста тысяч фунтов стерлингов, сэр. Плюс золотые резервы на восемьсот тысяч фунтов.

— Заморозить все операции, — приказал Норман. — Основание: подозрение в связях с американской организованной преступностью. Информацию получили из надежных источников в Федеральном резерве.

Кэмпбелл записал распоряжение, но позволил себе вопрос:

— Сэр, а что с золотыми сертификатами на предъявителя? Технически они не привязаны к конкретному банку.

Норман поднял бровь:

— Мистер Кэмпбелл, золото на предъявителя подлежит особой проверке на предмет законности происхождения. Процедура может занять несколько месяцев.

Credit Suisse, Цюрих

Альфред Бернье получил телефонный звонок от партнера в Лондоне ровно в тот момент, когда просматривал счета американских клиентов. Разговор длился три минуты, но этого хватило для понимания ситуации.

— Герр Мюллер, — обратился он к главному кассиру, — счета американского банка Merchants Farmers подлежат немедленной блокировке. Также все связанные депозиты под именем Роберта Грея.

Мюллер, пунктуальный швейцарец с тридцатилетним опытом банковской работы, уточнил:

— Основание для блокировки?

— Запрос от британских властей. Подозрение в финансировании незаконной деятельности. Все операции приостанавливаются до выяснения обстоятельств.

Швейцарские банкиры работали с немецкой точностью. За тридцать минут все счета Стерлинга в Цюрихе стали недоступными.

Окружной суд Манхэттена, 10:15 утра

Секретарь суда, обычно приветливая миссис Хэмилтон, встретила Сэмюэля Розенберга холодным взглядом:

— Мистер Розенберг, судья Бронсон примет вас через час. Возникли процедурные вопросы.

— Процедурные? — удивился Розенберг. — Все документы оформлены в соответствии с федеральными требованиями.

— Возможно, — сухо ответила секретарь. — Но требуется дополнительная проверка подписей и печатей.

Розенберг понял, что время работает против него. Каждая минута промедления давала противнику возможность подготовить защиту. Он отправился в будку и попытался дозвониться до своего помощника.

— Дэвид? Слушай внимательно. Судья затягивает время. Подавай экстренную петицию в Верховный суд штата. Основание: злоупотребление процедурными полномочиями.

Голос помощника звучал встревоженно:

— Сэм, у нас проблемы. Только что звонили из конторы. Кто-то подал жалобу в Коллегию адвокатов на наше участие в деле. Утверждают, что мы представляем ложные доказательства.

Розенберг почувствовал, как земля уходит из-под ног. Continental Trust играл на опережение, блокируя не только финансовые активы противника, но и его юридическую защиту.

— Кто подал жалобу? — спросил он.

— Фирма «Кравен, Шульте и Партнеры». Представляют интересы «обеспокоенных граждан».

Розенберг знал эту контору. Одна из самых дорогих и влиятельных в Нью-Йорке. Их клиенты могли позволить себе купить не только судей, но и целые правовые процедуры.

— Дэвид, — сказал он, — мы попали в капкан. Но у нас еще есть один шанс. Помнишь дело банка Джемса? Федеральная юрисдикция. Подавай иск в федеральный суд. Основание: межштатная торговля и нарушение федеральных банковских законов.

Но даже произнося эти слова, Розенберг понимал: Continental Trust думал на несколько ходов вперед. Каждый их шаг заранее просчитан и защищен.

Редакция «New York World», 11:30 утра

Главный редактор Роберт Пулитцер сидел за редакторским столом, заваленным телеграммами, фотографиями и рукописями статей. Перед ним стояла чашка остывшего кофе и пепельница, полная окурков, верные спутники журналистской работы.

— Мистер Пулитцер, — секретарь протянула ему толстый конверт, — срочная доставка от анонимного источника.

Внутри конверта было письмо машинописного текста без подписи и стопка фотографий. Пулитцер начал читать и через минуту выругался так крепко, что секретарь поспешно ретировалась.

Документы содержали компрометирующую информацию о связях Merchants Farmers Bank с чикагской мафией, копии чеков на подозрительные суммы.

— Джонсон! — крикнул он репортеру. — Бросай все и садись за статью. У нас сенсация века.

Джонсон, худощавый мужчина с вечно растрепанными волосами и пятнами чернил на пальцах, подбежал к столу:

— Что за материал, шеф?

— Банкиры и мафия, — Пулитцер швырнул фотографии на стол. — Merchants Farmers Bank отмывает деньги итальянской семьи Нью-Йорка и Нового Орлеана. У нас есть доказательства.

Джонсон изучил документы.

— Шеф, а источник надежный? Документы выглядят как сфабрикованные.

Пулитцер отмахнулся:

— Джонсон, мы журналисты, а не детективы. У нас есть факты, есть документы. Читатели имеют право знать правду.

— Но если это подтасовка…

— То мы напечатаем опровержение завтра. А сегодня выпускаем экстра-выпуск с сенсацией. Заголовок: «Банкир-гангстер терроризирует Уолл-стрит».

Офис Chase Manhattan Bank, полдень

Альберт Уигген, президент Chase Manhattan, стоял у окна своего кабинета на двадцатом этаже, наблюдая за суетой Уолл-стрит внизу. В руках у него была телеграмма, полученная час назад от Федерального резерва.

— Мистер Хопкинс, — обратился он к вице-президенту банка, — какова общая сумма наших кредитных обязательств перед Merchants Farmers?

Хопкинс быстро перелистал бухгалтерские книги:

— Двенадцать миллионов долларов, сэр. Краткосрочные кредиты под залог портфеля ценных бумаг.

— Отзывайте все кредитные линии. Немедленно.

— Сэр? — удивился Хопкинс. — Но все обязательства выполняются в срок. Залоговое обеспечение более чем достаточное.

Уигген повернулся от окна:

— Мистер Хопкинс, час назад я получил конфиденциальную информацию о том, что Merchants Farmers Bank находится под следствием федеральных органов. Подозрения в отмывании денег и связях с организованной преступностью.

— Но это же только подозрения…

— В банковском деле, Хопкинс, репутация дороже прибыли. Я не могу рисковать именем Chase Manhattan ради каких-то дополнительных процентов.

Хопкинс понял бесполезность споров. Решение принято, остается только исполнить.

— Когда уведомлять о досрочном возврате?

— Сегодня к закрытию торгов. Срок возврата — сорок восемь часов.

В это же время аналогичные решения принимались в офисах Manufacturers Hanover Trust, First National City Bank и десятке других финансовых учреждений. Телефонные звонки из Continental Trust работали с пугающей эффективностью.

К двум часам дня Merchants Farmers Bank оказался отрезанным от всех кредитных линий на общую сумму более тридцати миллионов долларов.

Каскад контрударов обрушился на империю Стерлинга с точностью часового механизма.

Кабинет банка, который еще утром казался символом финансовой мощи, теперь напоминал штаб осажденной крепости. На столе из красного дерева, где обычно лежали отчеты о прибылях, теперь громоздились стопки документов о потерях. Дождь за окнами усилился, барабаня по стеклу с удвоенной силой, словно само небо решило добавить драматизма к происходящему.

Я сидел в кожаном кресле, вертя в руках телеграмму из Цюриха, третью за последний час. Каждая приносила новости о заморозке очередных миллионов.

Бейкер стоял у окна, его обычно безупречный вид нарушали растрепанные волосы и расстегнутый воротничок. О’Мэлли расхаживал по кабинету, изредка поглядывая на телефон, который молчал уже полчаса, зловещий признак в мире, где деньги никогда не спят.

— Чарльз, — обратился я к Бейкеру, — подведем итоги. Сколько мы потеряли?

Бейкер подошел к столу, неся толстую папку с расчетами. Его пальцы дрожали, едва заметно, но для человека, привыкшего к безупречной точности в цифрах, это было красноречивым признаком потрясения.

— Уильям, — начал он, открывая блокнот с аккуратными столбцами цифр, — прямые потери составляют тридцать восемь миллионов четыреста тысяч долларов. Заморожены все ликвидные активы в американских банках, одиннадцать миллионов. Европейские резервы недоступны, семнадцать миллионов в Лондоне, восемь в Цюрихе, два в Амстердаме.

Я записывал цифры на листе бумаги, каждая из них била точно в цель. Сорок миллионов долларов это не просто деньги, это целая империя, построенная за последние полтора года. Это сотни часов планирования, тысячи рискованных решений, десятки сложнейших операций.

— А европейские золотые резервы? — спросил я.

— Недоступны, — мрачно ответил Бейкер. — Credit Suisse требует доказательства законности происхождения средств. Банк Англии заморозил все операции под предлогом проверки связей с организованной преступностью. Амстердамский банк просто перестал отвечать на телеграммы.

О’Мэлли остановился у карты мира, висевшей на стене. Красными булавками были отмечены наши партнеры в Европе, синими — в Америке. Теперь эта карта напоминала поле битвы после поражения.

— Босс, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — это слишком скоординированно для случайности. Каждый удар попал точно в цель, каждое действие было рассчитано до минуты. Они готовились к этому заранее.

Я поднялся из кресла и подошел к сейфу, стоявшему в углу кабинета. Покрутив замок, извлек оттуда последнюю папку, ту самую, которую считал своим спасательным кругом. Швейцарские депозиты под именем Роберта Грея, золотые сертификаты на предъявителя, счета в банках трех стран.

— Патрик, — сказал я, протягивая ему телеграмму из Цюриха, — прочитай это.

О’Мэлли взял желтый лист бумаги и прочитал вслух:

— «Счета клиента Р. Грей заморожены по требованию британских властей. Основание: подозрение в связях с американской организованной преступностью. Все операции приостановлены до особого распоряжения. Директор Альфред Бернье.»

Наступила тишина, нарушаемая только стуком дождя по окнам. Даже резервный план, который я считал абсолютно секретным, оказался под ударом. Continental Trust действовал с хирургической точностью.

В дверь кабинета постучали. Секретарша вошла с видом человека, несущего очередную плохую новость.

— Мистер Стерлинг, — сказала она, — звонил мистер Вандербильт. Сожалеет, но семейный совет принял решение временно приостановить все финансовые связи с банком. До выяснения обстоятельств.

Первый союзник покинул тонущий корабль. Я кивнул, стараясь сохранить спокойствие:

— Спасибо, мисс Томпсон. Других звонков не было?

— Мистер Милнер просил передать, что акронские заводы имеют государственные контракты и не могут рисковать репутацией. Мистер Роквуд… — она запнулась, — мистер Роквуд сказал буквально следующее: «Ничего личного, но бизнес есть бизнес».

Союзники разбежались, как крысы с тонущего корабля. Те самые люди, которые еще неделю назад жали мне руку и клялись в вечной дружбе, теперь спешили дистанцироваться от банкира, связанного с мафией.

Секретарша не ушла, продолжая стоять в дверях с неловким выражением лица.

— Что еще? — спросил я.

— Мистер Прескотт и трое старших брокеров подали заявления об увольнении. Мистер Харрисон… — она замолчала.

— Говорите прямо.

— Мистер Харрисон хочет вернуть контроль над брокерской фирмой. Утверждает, что имеет на это право согласно первоначальному договору.

Удар в спину от человека, которого я считал окончательно сломленным. Харрисон, видимо, решил, что настал момент вернуть себе то, что некогда принадлежало ему по праву.

— А наши брокеры? — спросил О’Мэлли.

— Двое перешли к Харрисону, — ответила секретарша. — Мистер Фергюсон и мистер Коэн. Они ссылаются на нестабильную ситуацию в банке.

— И охрана? — добавил Бейкер.

— Винни Коротышка и его люди исчезли сегодня утром. Не оставили даже записки.

Даже Винни покинул нас. Винни, который еще вчера клялся в верности, испарился при первых признаках настоящих неприятностей. Видимо, связь с банком, находящимся под следствием, стала для него слишком опасной.

Я вернулся к столу и сел в кресло. За окном сгущались вечерние сумерки, а дождь продолжал барабанить по стеклу с монотонной настойчивостью.

— Джентльмены, — сказал я, глядя на своих последних верных соратников, — подведем окончательные итоги. Что у нас осталось?

Бейкер пролистал свои записи:

— Ликвидные средства в банке — четыреста тысяч долларов. Этого хватит на покрытие текущих операций максимум на неделю. Недвижимость банка — здание стоит полтора миллиона, но на него наложен арест. Личные активы… — он посмотрел на меня, — ваш особняк, автомобиль, драгоценности. Все это вместе около миллиона двухсот тысяч.

Миллион шестьсот тысяч долларов против сорока миллионов замороженных. Математически это выглядело как полная катастрофа.

— А персонал? — спросил О’Мэлли.

— Требуют выплаты зарплаты вперед, — ответила мисс Томпсон. — Слухи о банкротстве распространяются очень быстро. Кассиры и клерки боятся остаться без денег.

В этот момент зазвонил телефон. Я поднял трубку, ожидая очередной плохой новости.

— Мистер Стерлинг? — незнакомый голос звучал официально и холодно. — Говорит Джеймс Хэнкок из Continental Trust. Мистер Восворт хотел бы встретиться с вами сегодня вечером. У нас есть предложение, которое может вас заинтересовать.

Последний акт трагедии приближался. Победители шли забирать трофеи.

Половина двенадцатого ночи. Мой кабинет погружен в полумрак, лишь настольная лампа отбрасывает желтый круг света на стол, заваленный документами о катастрофе. За окнами не прекращается дождь, монотонно барабаня по стеклу, словно отсчитывая последние часы моей финансовой империи.

Стук в дверь прорезал тишину, резкий и властный. Секретарша, которая осталась в банке до позднего вечера, вошла с бледным лицом.

— Мистер Стерлинг, — голос ее дрожал, — к вам пришли. Три человека. Говорят, что это срочное дело.

Я поднял голову от финансовых отчетов, которые изучал последние два часа, пытаясь найти хоть какой-то выход из ситуации. Поздние визитеры в такой день не предвещали ничего хорошего.

— Кто именно? — спросил я.

— Мистер Восворт из Continental Trust. С ним еще двое мужчин. Один представился как мистер Форбс, второй как федеральный маршал Джонсон.

Федеральный маршал. Значит, дело принимает официальный оборот. Я встал из-за стола, расправил плечи и поправил галстук. Даже в час поражения нужно сохранять достоинство.

— Проводите их в кабинет, — сказал я. — И пошлите О’Мэлли и Бейкера. Пусть присутствуют при разговоре.

Через несколько минут дверь распахнулась, и в кабинет вошла процессия, напоминающая похоронную делегацию.

Джеральд Восворт в безупречном черном пальто с меховым воротником выглядел как человек, пришедший забрать долги. Генри Форбс держал в руках кожаный портфель, видимо, с документами о капитуляции. Третий мужчина, плотный и суровый, в темном костюме государственного чиновника, стоял у двери с видом человека, готового к принуждению.

— Мистер Стерлинг, — Восворт снял шляпу и положил ее на стол рядом с моими документами. — Полагаю, день выдался непростой.

— Мистер Восворт, — ответил я, оставаясь стоять за столом. — В самом деле непростой. Прошу садиться, джентльмены.

Восворт занял кресло напротив моего стола, Форбс сел рядом с ним. Федеральный маршал остался стоять у двери, классический прием для создания атмосферы давления.

О’Мэлли и Маккарти вошли в кабинет и встали по бокам от моего стола. Их присутствие придавало мне некоторую уверенность, по крайней мере, я не остался совсем один.

— Полагаю, вы понимаете цель нашего визита, — начал Восворт, доставая из кармана золотые карманные часы и демонстративно проверяя время. — События сегодняшнего дня привели к некоторым неприятным последствиям для всех участников рынка.

— Неприятные последствия — это мягко сказано, — добавил Форбс, открывая портфель. — Merchants Farmers Bank находится на грани банкротства. Все активы заморожены, кредитные линии отозваны, европейские резервы недоступны.

Я молчал, внимательно изучая лица своих визитеров. Восворт выглядел спокойным и уверенным, человек, знающий, что держит все козыри в руках. Форбс проявлял легкое нетерпение, видимо, хотел быстрее закончить неприятную процедуру. Федеральный маршал стоял неподвижно, как статуя.

— Мистер Стерлинг, — Восворт наклонился вперед, — надеюсь, вы понимаете безнадежность ситуации. Continental Trust не питает к вам личной неприязни. Это просто бизнес. Но бизнес, который требует определенных… урегулирований.

— Какие именно урегулирования вы имеете в виду? — спросил я, садясь в кресло и стараясь выглядеть спокойным.

Форбс достал из портфеля толстую папку с документами и положил ее на стол передо мной:

— Официальное уведомление о начале процедуры банкротства. Федеральные власти признают Merchants Farmers Bank неплатежеспособным. Все активы переходят под контроль конкурсного управляющего.

— А кто именно будет конкурсным управляющим? — уточнил О’Мэлли.

— Это будет наш доверенный человек из Continental Trust, — ответил Форбс с едва заметной улыбкой. — Он имеет большой опыт реструктуризации проблемных финансовых институтов.

Ну да, они наверняка приготовили самый худший вариант. Безжалостного аудитора.

— Однако, — продолжил Восворт, — Continental Trust готов предложить альтернативу официальному банкротству. Мирное урегулирование, которое позволит избежать неприятных разбирательств.

— Каковы условия? — спросил я.

Восворт сплел пальцы рук, демонстрируя золотые перстни с фамильными гербами:

— Первое. Продажа Merchants Farmers Bank компании Continental Financial Corporation за символическую сумму в один доллар. Второе. Передача всех активов, включая клиентскую базу, корреспондентские отношения и недвижимость. Третье. Публичное признание финансовых ошибок и извинения перед клиентами банка.

— И четвертое, — добавил Форбс, — вы покидаете банковский бизнес навсегда. Подписываете соглашение о неконкуренции сроком на десять лет.

Условия были унизительными, но, учитывая обстоятельства, могли считаться милосердными. По крайней мере, я оставался на свободе и не попадал в федеральную тюрьму.

— А что с моими сотрудниками? — спросил я, глядя на Маккарти и О’Мэлли.

— Лучшие получат предложения о работе в наших компаниях, — ответил Восворт. — Мистер Бейкер, например, может возглавить департамент корпоративного кредитования в Continental Trust. Мистеры О’Мэлли и Маккарти получат должность в службе безопасности. Остальные пусть ищут новые места самостоятельно.

Федеральный маршал наконец заговорил:

— Мистер Стерлинг, у вас есть двадцать четыре часа на принятие решения. Если вы откажетесь от мирного урегулирования, будет возбуждено уголовное дело по обвинению в мошенничестве, отмывании денег и связях с организованной преступностью. Федеральная прокуратура располагает достаточными доказательствами.

Я посмотрел на часы, уже без четверти двенадцать. Символично, почти полночь моей финансовой карьеры.

— Джентльмены, — сказал я, вставая из кресла, — ваше предложение требует серьезного обдумывания. Думаю, к завтрашнему вечеру я смогу дать окончательный ответ.

Восворт поднялся, надевая шляпу:

— Мистер Стерлинг, я надеюсь на ваше благоразумие. Война закончилась. Пора подсчитывать потери и планировать будущее.

— Взаимно, мистер Восворт, — ответил я, провожая делегацию к двери.

Когда звук их шагов растворился в коридоре, я остался наедине с О’Мэлли и Бейкером. Молчание длилось несколько минут, нарушаемое только стуком дождя по окнам.

Полночь. Кабинет банка превратился в командный пункт последней обороны. На столе разложены документы о катастрофе, в пепельнице дымится сигарета, бокал с виски стоит нетронутым. Сейчас нужна ясность мышления, а не алкогольное забвение.

О’Мэлли и Бейкер молчат, каждый погружен в собственные мысли о крахе империи, которую мы строили полтора года. Маккарти ушел проверять охрану. За окнами спит Нью-Йорк.

Я встаю из кресла и подхожу к картине, висящей на стене рядом с сейфом. Пейзаж с горным озером, ничем не примечательная работа провинциального художника, купленная для украшения интерьера. Но за этой картиной скрывается то, о чем не знает даже мое ближайшее окружение.

Осторожно снимаю картину с креплений, обнажая встроенный в стену сейф, не тот, что стоит в углу и известен всем, а секретный, установленный сразу после покупки здания банка. Поворачиваю замок, набирая комбинацию: 14−10–29, дата великого краха, которая уже случилась и в этой реальности.

— Босс, — О’Мэлли поднимается с кресла, — что вы делаете?

— Патрик, за полгода работы вместе ты ни разу не видел, чтобы я делал что-то без плана, — отвечаю я, доставая из сейфа толстую папку. — Даже сейчас, когда кажется, что все потеряно.

Бейкер подходит ближе, его глаза расширяются от удивления:

— Уильям, что это?

Я кладу папку на стол и открываю ее. Внутри документы, которые готовил месяцами, предвидя именно такую ситуацию.

Банковские сертификаты на общую сумму восемь миллионов долларов, оформленные на подставные компании в трех штатах. Золотые сертификаты канадских банков на два миллиона долларов. Документы о собственности на недвижимость в Чикаго и Детройте стоимостью полтора миллиона долларов.

— Джентльмены, — говорю я, раскладывая документы на столе, — Continental Trust думал, что знает обо всех моих активах. Но некоторые карты я держал в рукаве с самого начала.

О’Мэлли берет один из сертификатов, документ Первого национального банка Чикаго на предъявителя на сумму триста тысяч долларов:

— Босс, откуда это? Я думал, все деньги проходили через наши счета.

— Патрик, помнишь операцию с техасской нефтью в прошлом году? Официально мы заработали два миллиона долларов. Фактически — четыре. Разница была переведена в канадские и чикагские банки под именами подставных компаний.

Бейкер изучает документы о недвижимости:

— Мистер Стерлинг, здесь указана собственность на фабрику в Детройте и два офисных здания в Чикаго. Как вы это скрывали от аудиторов?

— Чарльз, эти покупки оформлялись через юридические фирмы в других штатах. Формально компания «Великие озера инвестментс» принадлежит некому Джону Смиту из Мичигана. Фактически это моя подставная структура.

Достаю из папки последний документ, особый, который готовил как последнее средство спасения. Соглашение о партнерстве с группой канадских инвесторов, готовых предоставить кредитную линию в размере пяти миллионов долларов под залог золотых резервов.

— Канадцы? — удивляется О’Мэлли. — Но федеральные власти могут заблокировать операции с иностранными банками.

— Не могут, — отвечаю я. — Канада — это другая юрисдикция. Федеральные маршалы не имеют права действовать за пределами США без специальных международных соглашений.

Бейкер начинает понимать масштаб плана:

— Значит, у нас есть реальная возможность возродить банк в другой стране?

— Больше того, Чарльз. У нас есть возможность создать международную финансовую структуру, которая будет недоступна для Continental Trust. Банк в Торонто, офисы в Монреале, корреспондентские отношения с европейскими партнерами через канадских посредников.

Я подхожу к окну, глядя на огни финансового района.

— Но самое главное не деньги, — продолжаю я, поворачиваясь к соратникам. — Главное — информация.

Достаю из сейфа еще одну папку, тоньше предыдущей, но гораздо более ценную. Копии документов Continental Trust, полученные через наших агентов за последние месяцы. Среди них есть и те, что получила еще Элизабет. Списки подкупленных чиновников, схемы незаконных операций, доказательства связей с европейскими банками, нарушающими американские законы.

Бейкер задумчиво изучает документы:

— Уильям, это означает войну до полного уничтожения одной из сторон.

— Именно, Чарльз. Но теперь это будет справедливая война. Continental Trust думал, что играет против сломленного противника. Оказывается, игра только начинается.

И еще начинается новый день, который может стать днем реванша или окончательного поражения.

— Джентльмены, — говорю я, собирая документы в папку, — завтра мы начнем новую игру. По новым правилам.

О’Мэлли усмехается, впервые за весь этот кошмарный день:

— Босс, значит, вы не собираетесь подписывать капитуляцию?

— Патрик, — отвечаю я, запирая сейф и вешая картину на место, — я собираюсь показать Восворту, что такое настоящая финансовая война. То, что было до сих пор, это детские игры по сравнению с тем, что начнется завтра.

За окнами дождь наконец прекратился. Новый день несет новые возможности.

Continental Trust выиграл битву, но война еще не закончена.