Автомобиль медленно катил по извилистой дороге среди холмов Дачесс-Каунти. За стеклами мелькали заснеженные поля и голые ветки столетних дубов. Солнце едва пробивалось сквозь серые облака, отбрасывая холодные тени на замерзшую землю штата Нью-Йорк.
Сзади маячил Форд, где находились еще двое охранников.
О’Мэлли, сидевший рядом со мной, нервно поправил воротник темно-серого пальто из верблюжьей шерсти. Его обычная невозмутимость покинула его, встреча с губернатором Рузвельтом в его личной резиденции имела особый вес.
— Босс, — сказал он, поглядывая на заснеженные просторы, — после истории с Continental Trust половина Вашингтона знает ваше имя. Рузвельт приглашает вас не просто на дружескую беседу.
— Патрик, — ответил я, просматривая приготовленные документы в кожаном портфеле, — Франклин не человек, который тратит время впустую. Если он хочет встретиться в Гайд-Парке, значит, речь идет о чем-то действительно важном.
На самом деле я знал, о чем пойдет речь. У меня сейчас особенно бешеный график. Поэтому встречу надо провести быстро. И ехать дальше.
Ночью у меня другая встреча. С важными людьми, прибывшими из Лондона…
Дорога повернула, и передо мной открылся вид на поместье Спрингвуд, фамильный дом семьи Рузвельт. Двухэтажное здание из светло-желтого кирпича в георгианском стиле стояло на холме, окруженное вековыми кленами и дубами. Широкие веранды с белыми колоннами придавали дому вид классической американской усадьбы.
Мартинс остановил машину у главного входа, украшенного резными колоннами и бронзовыми фонарями. Дворецкий в черном костюме встретил нас на крыльце.
— Мистер Стерлинг? Губернатор ожидает вас в библиотеке. Прошу следовать за мной.
Охрана осталась у входа. Со мной пошел только О’Мэлли.
Мы прошли через просторный холл с мраморным полом, украшенный портретами предков Рузвельтов в золоченых рамах. Хрустальная люстра отбрасывала мягкий свет на антикварную мебель из красного дерева. В воздухе витал аромат воска и старых книг.
Патрик остался в гостиной.
Библиотека оказалась просторной комнатой с потолками высотой двенадцать футов. Стены от пола до потолка покрывали книжные полки из темного дуба, заставленные кожаными томами. У высоких окон, выходящих на заснеженный сад, стоял массивный письменный стол из красного дерева, а рядом кресла, обитые зеленой кожей.
Франклин Делано Рузвельт поднялся из-за стола, опираясь на трость с серебряным набалдашником. Высокий, широкоплечий мужчина, с волевым лицом и пронзительными голубыми глазами. Несмотря на паралич ног, его фигура излучала силу и уверенность.
— Уильям! — воскликнул он, протягивая крепкую руку. — Рад видеть вас в Спрингвуде. Надеюсь, дорога не утомила?
— Губернатор, — я пожал его руку, — для меня честь побывать в вашем доме. Дорога прекрасна, особенно весенние пейзажи долины Гудзона.
Рузвельт жестом пригласил меня к камину, где потрескивали дубовые поленья. На низком столике из орехового дерева стоял поднос с хрустальным графином коньяка, двумя снифтерами и серебряной коробкой с гаванскими сигарами.
— Коньяк? — предложил он, наливая янтарную жидкость в снифтеры. — Hennessy Paradis, тридцатилетней выдержки. Подарок французского посла.
— Благодарю, — я взял бокал и сразу почувствовал богатый аромат выдержанного коньяка.
Рузвельт устроился в кожаном кресле, положив трость рядом с собой. Огонь в камине отбрасывал теплый свет на его лицо, подчеркивая решительные черты.
— Уильям, дело Continental Trust произвело фурор не только в Нью-Йорке, но и в Вашингтоне. Президент Гувер лично интересовался ходом расследования.
— Справедливость восторжествовала, — ответил я. — Continental Trust слишком долго паразитировал на американской экономике.
— Но это только верхушка айсберга, не так ли? — Рузвельт отпил коньяк и внимательно посмотрел на меня. — Наша банковская система пронизана коррупцией. Тысячи мелких банков на грани краха, а крупные игроки наживаются на чужом горе.
Я поставил снифтер на стол и достал из портфеля папку с документами.
— Сэр, позвольте показать вам кое-что. Анализ банковской системы, который подготовили мои аналитики.
Рузвельт надел очки в золотой оправе и взял первый лист. Его лицо постепенно мрачнело по мере чтения.
— Семьсот банков обанкротились только за прошлый год? Четыре миллиона потеряли сбережения?
— И это только начало, — сказал я. — Без кардинальных реформ мы увидим коллапс всей системы. Люди теряют веру в банки, изымают депозиты, создавая порочный круг.
Рузвельт перевернул страницу и увидел диаграмму уровня безработицы.
— Четырнадцать миллионов без работы…
— И цифра растет каждый месяц. Промышленное производство упало на пятьдесят процентов с 1929 года. Фермеры не могут продать урожай, заводы закрываются, торговцы разоряются.
Рузвельт снял очки и потер переносицу.
— Уильям, мы говорили об этом в прошлую нашу встречу. Гувер верит, что рынок сам себя отрегулирует. Что правительство не должно вмешиваться в экономику. Но люди голодают прямо сейчас. Вы нашли решение этой проблемы?
— Именно поэтому я здесь, сэр. — Я взял следующую папку. — У меня есть план. Комплекс мер, которые могут переломить ситуацию.
Рузвельт заинтересованно наклонился вперед:
— Какого рода план?
— Федеральные программы трудоустройства. Масштабные общественные работы. Строительство дорог, мостов, плотин, парков. Одновременно реформа банковской системы. Страхование депозитов, разделение коммерческого и инвестиционного банкинга.
— Республиканцы назовут это социализмом, — заметил Рузвельт.
— Пусть называют, — ответил я. — Каждый доллар, потраченный на общественные работы, генерирует два-три доллара экономической активности. Строители тратят зарплаты в магазинах, владельцы магазинов заказывают больше товаров, производители нанимают новых рабочих.
Рузвельт указал на большую карту Соединенных Штатов, висящую на стене между книжными полками.
— Покажите на конкретном примере, — сказал он. — Например, долина реки Теннесси. Одна из беднейших территорий страны.
Я встал с кресла и подошел к карте. Цветные булавки отмечали промышленные центры, а красными линиями показаны маршруты основных железных дорог.
— Сэр, вы поручили мне найти решение проблемы безработицы, — сказал я, указав на Детройт, где красная булавка обозначала автомобильную промышленность. — Мы провели детальный анализ ситуации. Теперь у нас есть не только план, но и доказательства его эффективности.
Рузвельт откинулся в кресле, его голубые глаза внимательно следили за моими движениями:
— Покажите конкретно. Как ваша система будет работать на практике?
Я взял указку и направил ее на штат Теннесси:
— Начнем с долины реки Теннесси. Семь штатов, население два с половиной миллиона человек. Средний доход на душу населения сорок восемь долларов в год, что в три раза ниже национального уровня.
— И что вы предлагаете?
— Создание Администрации долины Теннесси, — ответил я, перемещая указку вдоль реки. — Строительство системы из девяти плотин, каждая высотой до двухсот футов. Общая стоимость проекта сто двадцать миллионов долларов.
Рузвельт наклонился вперед:
— Сто двадцать миллионов… Республиканцы назовут это безумной тратой.
— Позвольте показать математику, — я вернулся к столу и открыл страницу с расчетами. — Девять плотин создадут тридцать пять тысяч рабочих мест на четыре года. Средняя зарплата тысяча двести долларов в год. Каждый рабочий тратит восемьдесят процентов дохода на местном рынке.
— Это означает…
— Двадцать восемь миллионов долларов ежегодно поступают в экономику региона, — продолжил я. — Магазины, рестораны, строительные компании, транспорт. Каждый доллар, потраченный на плотины, генерирует еще два доллара экономической активности.
Рузвельт взял лупу и склонился над картой:
— А после завершения строительства?
— Электростанции при плотинах будут производить миллион киловатт-часов в год, — ответил я. — Дешевая электроэнергия привлечет промышленность. Алюминиевые заводы, химические предприятия, текстильные фабрики.
— Сколько новых рабочих мест?
— По нашим расчетам — восемьдесят тысяч постоянных позиций в течение десяти лет. Долина из отсталого сельскохозяйственного региона превратится в промышленный центр.
Рузвельт встал и, опираясь на трость, подошел к карте:
— Уильям, это грандиозно. Но откуда взять финансирование? Конгресс никогда не одобрит такие расходы.
— У меня есть предложение, — я открыл следующую папку. — Создание Реконструктивной финансовой корпорации с капиталом пятьсот миллионов долларов. Половина федеральные средства, половина — частные инвестиции.
— Кто согласится вложить двести пятьдесят миллионов в государственную программу?
— Я уже провел переговоры с группой инвесторов, — ответил я. — Банк Америки, Chase National Bank, несколько страховых компаний. Они готовы участвовать при условии гарантированной доходности пять процентов годовых.
Рузвельт присвистнул:
— Вы серьезно? У вас есть письменные обязательства?
Я достал из портфеля конверт с печатями:
— Предварительные соглашения на общую сумму триста миллионов долларов. Банкиры понимают: стабильная экономика выгоднее хаоса.
— Покажите другие проекты, — попросил Рузвельт, возвращаясь к столу.
Я перевернул страницу:
— Корпус гражданской охраны природы. Организация для безработной молодежи от восемнадцати до двадцати пяти лет. Лесовосстановление, строительство дорог в национальных парках, борьба с эрозией почвы.
— Сколько человек?
— Двести пятьдесят тысяч молодых людей в первый год. Зарплата тридцать долларов в месяц плюс питание, жилье, медицинское обслуживание. Двадцать пять долларов каждый участник отправляет семье.
Рузвельт быстро считал в уме:
— Тогда в семьи будет ежемесячно поступать шесть с четвертью миллиона долларов…
— Семьдесят пять миллионов в год, — подтвердил я. — Плюс косвенный эффект. Молодежь получает профессиональную подготовку, дисциплину, навыки. Через два года мы получим квалифицированную рабочую силу для промышленности.
— А организация? Кто будет управлять такой армией?
— Офицеры-резервисты, отставные сержанты, инженеры-лесоводы. У армии есть опыт массовой организации людей. Достаточно адаптировать военные методы для гражданских целей.
Рузвельт взял сигару из серебряной коробки и медленно раскурил ее:
— Уильям, ваши проекты потребуют создания новых федеральных агентств. Управления общественных работ, Администрации социального обеспечения…
— Именно, — согласился я. — Правительство должно стать работодателем последней инстанции. Когда частный сектор не может обеспечить полную занятость, федеральные программы восполняют недостаток.
— Это кардинально меняет роль государства в экономике, — заметил Рузвельт.
— Времена изменились, сэр. Экономика не может функционировать по правилам девятнадцатого века. Нужны новые инструменты для новых вызовов.
Рузвельт встал и прошелся по библиотеке, его трость мерно стучала по паркету:
— А сопротивление? Верховный суд, Палата представителей, промышленники…
— У нас есть козырь, — ответил я. — Общественное мнение. Четырнадцать миллионов безработных проголосуют за того, кто предложит работу. Их семьи, друзья, соседи поддержат программы помощи.
— Но нужны результаты. Быстрые, заметные результаты.
Я открыл последнюю папку:
— Программа экстренных общественных работ. За первые сто дней новой администрации создать полмиллиона рабочих мест. Ремонт дорог, мостов, школ, больниц. Простые проекты, которые можно начать немедленно.
— Полмиллиона за сто дней? — Рузвельт остановился и внимательно посмотрел на меня.
— У меня есть списки готовых проектов в каждом штате, — ответил я. — Мэры городов, губернаторы, инженерные бюро предоставили детальные планы. Достаточно дать команду и выделить средства.
Рузвельт вернулся к столу и взял золотое перо:
— Уильям, если это сработает… Если ваши расчеты верны… Мы не просто решим проблему безработицы. Мы создадим новую Америку.
— Сэр, — сказал я, — у нас нет выбора. Старая система рухнула. Либо мы строим новую, либо наблюдаем, как страна погружается в хаос.
Рузвельт улыбнулся.
— Тогда настала пора действовать, Уильям.
За окном мелькали заснеженные поля и голые ветки деревьев, а в моей голове формировались планы, которые простирались далеко за пределы американских границ.
Встреча с Рузвельтом заложила основу для внутренних реформ, но экономический кризис имел международный характер. Европейские банки шатались под ударами американской депрессии, британский фунт слабел, а золотой стандарт трещал по швам. Настало время восстанавливать и укреплять заокеанские связи.
Патрик О’Мэлли сидел на переднем сиденье, просматривая телеграммы, которые накопились за время нашего отсутствия. Его лицо выражало озабоченность.
— Босс, — сказал он, поднимая глаза от бумаг, — пришли срочные сообщения от наших европейских контактов. Ситуация в Лондоне требует срочного решения.
— Какого рода проблемы? — спросил я, откладывая документы Рузвельта. Хотя и так знал, что мне предстоит решить через несколько часов.
— Barclays Bank пересматривает условия наших корреспондентских соглашений. Кредитные линии могут быть заморожены. Плюс Deutsche Bank запрашивает дополнительные гарантии по немецким операциям.
Я взял телеграммы и быстро просмотрел их. Европейские банкиры нервничали, видя масштабы американского кризиса. Мои заокеанские партнеры боялись, что крах Уолл-стрит затронет и их активы.
— Нам нужно лично встретиться с лондонскими банкирами и убедить их в стабильности наших операций.
Машина приближалась к Гранд-Централ, и я уже мысленно планировал будущую встречу, которая должна укрепить международные позиции накануне грядущих потрясений.
Вечерние огни Нью-Йорка мерцали за высокими окнами престижного клуба «Union» на Парк-авеню. Здание из темно-серого гранита, построенное в 1870-х годах, служило местом встреч финансовой элиты уже более полувека. Его готические арки и резные горгульи создавали атмосферу старой Англии посреди американского мегаполиса.
Было почти десять вечера, когда я поднялся по широкой лестнице из каррарского мрамора на третий этаж, где располагались частные кабинеты для конфиденциальных переговоров. Мои шаги приглушенно отдавались эхом в пустых коридорах.
Большинство членов клуба уже разошлись по домам. Патрик О’Мэлли тихо шел позади. Когда я вошел в кабинет, он остался в холле.
Кабинет номер семь, зарезервированный для нашей встречи, представлял собой образец викторианской роскоши. Стены, обшитые панелями из черного ореха, украшали портреты британских монархов и американских президентов.
Массивный стол из красного дерева стоял в центре комнаты, окруженный кожаными креслами с высокими спинками. В камине потрескивали дубовые поленья, отбрасывая теплый свет на персидские ковры.
Сэр Реджинальд Харкорт-Смит уже ждал меня, сидя в кресле у камина с бокалом коньяка в руке. Мужчина шестидесяти лет, с седыми висками и характерными английскими усами, он выглядел воплощением британской финансовой аристократии. Его безупречный вечерний костюм от лондонского портного, золотая цепочка карманных часов и запонки с фамильным гербом подчеркивали принадлежность к высшим кругам.
— Мистер Стерлинг, — произнес он с характерным оксфордским акцентом, — рад приветствовать вас.
— Сэр Реджинальд, — ответил я, пожимая его сухую, но крепкую руку, — честь для меня встретиться с человеком, который управляет финансовой политикой величайшей империи мира.
Он пригласил меня к камину, где горели дубовые поленья, отгоняя апрельскую сырость. На низком столике из китайского лака стояли фарфоровые чашки и серебряный чайный сервиз работы мастеров из Шеффилда.
— Чай? — предложил сэр Реджинальд, наливая ароматный Earl Grey в тонкие чашки. — Смеси Royal Blend, поставки от придворных чайных мастеров.
— Благодарю, — я принял чашку, вдыхая тонкий аромат бергамота. — Полагаю, ваш визит связан с ситуацией на американских рынках?
Управляющий Банка Англии задумчиво помешал чай серебряной ложечкой:
— Совершенно верно. События последних месяцев на Уолл-стрит вызывают серьезное беспокойство в лондонских финансовых кругах. Barclays Bank держит американские активы на сумму свыше восьмидесяти миллионов фунтов стерлингов.
— И руководство банка опасается за их сохранность?
— Не только опасается, но и ищет способы минимизировать риски, — ответил сэр Реджинальд. — Именно поэтому я здесь. Ваша репутация как человека, который не только предвидел кризис, но и сумел извлечь из него выгоду, предшествует вам.
Я отпил чай, наслаждаясь его терпким вкусом:
— Сэр Реджинальд, кризис действительно создает возможности для тех, кто умеет их видеть. Что конкретно интересует Barclays Bank?
Британец взял со стола кожаную папку и положил ее на стол:
— Прежде всего, стратегия диверсификации. Американские активы слишком волатильны. Нам нужны надежные инструменты для перевода капитала в более стабильные юрисдикции.
— Какие суммы мы обсуждаем?
— Первоначально двадцать миллионов фунтов. При успешной реализации объемы могут увеличиться до пятидесяти миллионов.
Я поставил чашку на стол и внимательно посмотрел на собеседника:
— Это серьезные деньги. И какие гарантии потребует Barclays Bank?
Сэр Реджинальд открыл папку и достал несколько документов:
— Золотое обеспечение. Все операции должны подкрепляться физическим золотом в лондонских хранилищах или швейцарских банках.
— Разумно. А механизм операций?
— Трехсторонняя схема, — объяснил он, показав диаграмму. — Американские доллары конвертируются в швейцарские франки через Нью-Йорк, затем швейцарские франки в британские фунты через Цюрих, и наконец фунты возвращаются в лондонские активы.
— Сложная цепочка. Но она действительно минимизирует валютные риски, — согласился я. — А комиссионные?
— Полтора процента от суммы операции. Половина остается в Америке, половина поступает в Лондон.
Я встал и подошел к окну, за которым простирался ночной Манхэттен. Огни небоскребов отражались в темных водах Ист-Ривер, а вдали мерцали огни Бруклинского моста.
— Сэр Реджинальд, ваше предложение интересно. Но у меня есть встречное предложение, которое может принести Barclays Bank еще большую выгоду.
— Слушаю вас, — британец наклонился вперед.
— Создание совместного инвестиционного фонда, — сказал я, возвращаясь к креслу. — Barclays Bank предоставляет капитал, я — экспертизу американского рынка. Цель — скупка обесцененных активов по кризисным ценам.
— Какого рода активы?
— Промышленные предприятия, банки, недвижимость. Все, что потеряло от пятидесяти до семидесяти процентов стоимости с октября прошлого года.
Сэр Реджинальд взял сигару из серебряной коробки и медленно раскурил ее:
— И ожидаемая доходность?
— При консервативных оценках двести процентов в течение пяти лет. При оптимистических сценариях до пятисот процентов.
— Боже мой, — прошептал британец. — Такая доходность превышает все разумные ожидания.
— Сэр Реджинальд, мы живем в необычные времена. Американская экономика переживает самый глубокий кризис в истории. Активы продаются за бесценок. Но экономика США не исчезнет. Через несколько лет она восстановится, и цены вернутся к нормальным уровням.
Британский банкир задумчиво пустил кольцо дыма:
— А риски? Что если восстановление займет десятилетия?
— Поэтому и нужна диверсификация, — объяснил я. — Не все активы в одной отрасли. Промышленность, банки, недвижимость, транспорт. Даже если некоторые секторы восстанавливаются медленно, другие компенсируют потери.
— И конкретные объекты для инвестиций?
Я достал из портфеля подготовленный список:
— Например, United Steel Corporation. Сейчас торгуется по цене восемь долларов за акцию при балансовой стоимости двадцать два доллара. Или Manhattan Real Estate Trust. Портфель недвижимости стоимостью пятьдесят миллионов долларов продается за пятнадцать миллионов.
Сэр Реджинальд внимательно изучал цифры:
— Впечатляющие возможности. Но как обеспечить контроль над активами? Barclays Bank не может напрямую владеть американскими предприятиями.
— Через систему номинальных держателей, — ответил я. — Американские инвестиционные компании покупают активы на деньги британского банка. Юридически собственность остается в США, но экономическое содержание принадлежит Barclays.
— И гарантии возврата капитала?
— Страхование через Lloyd’s of London. Плюс залоговое обеспечение в виде золота или недвижимости в Великобритании.
Часы на каминной полке пробили половину одиннадцатого. За окном Нью-Йорк постепенно засыпал, но в финансовом районе еще горели огни. Банкиры и брокеры работали до глубокой ночи, пытаясь справиться с последствиями кризиса.
Сэр Реджинальд отложил документы и посмотрел мне в глаза:
— Мистер Стерлинг, ваши предложения революционны. Если они осуществятся, Barclays Bank получит беспрецедентные возможности для экспансии в Америке.
— Сэр Реджинальд, кризис меняет правила игры. Кто адаптируется первым, получает преимущество на десятилетия вперед.
Британский банкир встал и протянул руку:
— Мистер Стерлинг, у нас есть основа для сотрудничества. Я вернусь в Лондон с рекомендацией начать переговоры о создании совместного фонда. Барклайс всегда открыт для новаторских решений.
Мы обменялись рукопожатием, скрепляющим договоренности, которые должны связать американский и британский капитал в эпоху глобальных перемен.
— Первые операции можем запустить через месяц, — добавил я. — Пилотные инвестиции на сумму пять миллионов фунтов для демонстрации эффективности системы.
— Превосходно. Я телеграфирую в Лондон завтра утром.
Ночь в Нью-Йорке обещала быть долгой, и я чувствовал, что международные связи, заложенные сегодня, станут фундаментом для операций, масштаб которых пока трудно представить.
Лондонские впечатления еще не улеглись в памяти, когда наш Packard покатил по вечернему Манхэттену в сторону Верхнего Ист-Сайда. За тонированными стеклами мелькали знакомые витрины магазинов на Пятой авеню, освещенные электрическими вывесками рестораны и кафе. Нью-Йорк встречал меня привычным гулом моторов и перезвоном трамвайных звонков.
О’Мэлли сидел рядом со мной. Его обычная невозмутимость не покидала его даже после длительных переговоров в клубе.
Мартинс плавно вел машину по Парк-авеню. В зеркале заднего вида я заметил, как он периодически поглядывает на дорогу позади нас, профессиональная привычка человека, который возил важных пассажиров в неспокойные времена. Второй автомобиль с охраной я отпустил еще до встречи с британцем, рассудив, что нам ничего не грозит.
— Мистер Стерлинг, — обратился он, не поворачивая головы, — темно-синий Chrysler Imperial следует за нами уже четыре квартала. Держится на расстоянии, но меняет полосы вместе с нами.
Я обернулся и через заднее стекло увидел массивный автомобиль, который действительно двигался параллельным курсом. Расстояние между машинами составляло около ста футов, достаточно, чтобы не привлекать внимания, но недостаточно, чтобы потерять нас из виду.
— Патрик, — сказал я тихо, — внимание.
О’Мэлли мгновенно среагировал на изменение ситуации. Он незаметно расстегнул пиджак, обеспечивая быстрый доступ к кобуре под мышкой.
— Джеймс, сверни на Лексингтон-авеню, — приказал я водителю. — Посмотрим, насколько настойчивы наши попутчики.
Packard плавно повернул направо, и через несколько секунд темно-синий Chrysler последовал за нами. Теперь сомнений не осталось, нас целенаправленно преследовали.
Мы проехали еще два квартала, когда Мартинс снова заговорил:
— Мистер Стерлинг, к синему присоединился еще один. Черный Buick Master Six, едет параллельно по соседней полосе.
Я оглянулся и действительно увидел вторую машину. Координация движений не оставляла сомнений в профессионализме преследователей. Это не случайная слежка, а тщательно спланированная операция.
— Босс, — прошептал О’Мэлли, проверяя обойму своего Smith Wesson.38, — похоже на заказную работу. Слишком организованно для обычных грабителей.
Мы приближались к перекрестку Лексингтон-авеню и 68-й улицы, когда светофор переключился на красный. Мартинс вынужден был остановиться, и обе преследующие машины замедлили ход, заняв позиции по бокам от нас.
Chrysler Imperial подтянулся слева, Buick Master Six — справа. Расстояние между автомобилями сократилось до тридцати футов.
Через тонированные стекла я различил силуэты людей в шляпах, но лица рассмотреть невозможно.
— Мартинс, готовься к резкому старту, — сказал я, чувствуя, как адреналин начинает течь по венам. — Как только загорится зеленый, езжай.
— Понял, сэр, — ответил водитель, крепче сжимая руль.
О’Мэлли перегнулся через сиденье и приоткрыл окно с правой стороны — ровно настолько, чтобы при необходимости высунуть оружие. Его движения были точными и отработанными.
Светофор по-прежнему горел красным. Секунды тянулись как часы. На перекрестке скопилось еще несколько автомобилей. В них сидели обычные нью-йоркцы, возвращающиеся домой после рабочего дня, не подозревающие о разворачивающейся рядом драме.
Внезапно задние стекла Chrysler Imperial начали опускаться.
— Босс! — резко выкрикнул О’Мэлли, увидев металлический блеск в проеме окна.
Время замедлилось. В темном проеме окна синего автомобиля появилось дуло автоматического оружия.
Thompson submachine gun, знаменитый «Tommy gun», излюбленное орудие гангстеров. Ствол медленно поворачивался в нашу сторону.
Светофор все еще горел красным.