В одиннадцать утра улица перед зданием Continental Trust Bank напоминала театральную площадку перед премьерой скандальной пьесы.
Автомобили подъезжали один за другим. Черные Packard с техасскими номерами, элегантные Pierce-Arrow нью-йоркской финансовой элиты, даже несколько роскошных Rolls-Royce с водителями в ливреях.
Из каждого автомобиля выходили мужчины в дорогих костюмах с кожаными портфелями в руках. Крупнейшие клиенты Continental Trust прибывали изымать свои депозиты.
Саймон Вестон, нефтяной магнат из Оклахомы, первым вошел в мраморный холл банка. Его массивная фигура в светло-сером костюме и ковбойской шляпе резко контрастировала с изысканной обстановкой. За ним следовали трое его помощников, каждый нес папку с документами.
— Я хочу видеть президента банка немедленно, — заявил Вестон служащему за мраморной стойкой. — Техасская нефтяная компания изымает все депозиты. Два миллиона восемьсот тысяч долларов.
Молодой клерк в белой рубашке с высоким воротничком побледнел. Такая сумма составляла значительную часть ликвидных активов банка. Он поспешно направился к внутренним кабинетам, оставив Вестона ждать в холле.
Тем временем через главный вход вошла делегация от Boston Maritime Trust, пятеро джентльменов в темных костюмах под руководством седовласого Честера Адамса. Их требование звучало не менее категорично: полтора миллиона долларов немедленно, все договоры с Continental Trust расторгаются.
У стойки для частных клиентов выстроилась очередь из представителей старых нью-йоркских семей. Каждый требовал закрытия счетов и изъятия средств. Суммы были меньше, от пятидесяти до трехсот тысяч долларов на каждого клиента, но в совокупности они составляли миллионы.
Уильям Стэнфорд, президент Continental Trust Bank, появился в холле в половине двенадцатого. Мужчина лет пятидесяти пяти, с тщательно подстриженной седой бородкой и золотыми запонками, пытался сохранять внешнее спокойствие, но его нервозность выдавали дрожащие руки.
— Джентльмены, — обратился он к собравшимся, — прошу вас пройти в конференц-зал. Мы обслужим все ваши запросы в порядке поступления.
Но Вестон не собирался ждать:
— Стэнфорд, у меня нет времени на церемонии. Мои люди подсчитали точную сумму к изъятию. Два миллиона восемьсот тысяч долларов плюс накопленные проценты. Сертифицированным чеком или золотом, без разницы.
В банк вошел элегантный джентльмен в дорогом британском костюме, представитель лондонского банка Ротшильдов. В руках у него был кожаный портфель с печатями и телеграмма на официальном бланке.
— Мистер Стэнфорд, — произнес он с британским акцентом, — я представляю N. M. Rothschild Sons. Мы требуем немедленного возврата депозитов на сумму один миллион двести тысяч фунтов стерлингов согласно нашему корреспондентскому соглашению.
Стэнфорд быстро подсчитал в уме. Больше двух миллионов долларов по текущему курсу.
Вместе с техасскими требованиями это означало изъятие почти пяти миллионов долларов за один день. Ликвидных средств в банке было не более семи миллионов.
Но самое тревожное происходило не в главном холле, а в подвальном хранилище. Главный кассир Реджинальд Хэмптон получил телеграмму от парижского Credit Lyonnais с требованием возврата полутора миллионов долларов в золоте. Швейцарский Банк Цюриха требовал восемьсот тысяч долларов. Амстердамский банк — четыреста тысяч.
Европейские банки действовали синхронно, словно по заранее согласованному плану. Хэмптон понимал, что это не случайность. Кто-то координировал атаку на ликвидность Continental Trust с математической точностью.
В половине первого в кабинет Стэнфорда ворвался Джеральд Восворт собственной персоной. Председатель совета директоров Continental Trust выглядел встревоженным, но сохранял аристократическое хладнокровие.
— Стэнфорд, какова ситуация? — спросил он, снимая черную шляпу.
— Катастрофическая, сэр. За два часа подали заявки на изъятие восьми миллионов четырехсот тысяч долларов. У нас в ликвидных средствах всего семь миллионов двести тысяч.
Восворт подошел к окну, выходящему на Уолл-стрит. Внизу продолжали подъезжать автомобили с клиентами. Очередь желающих изъять депозиты растянулась на полквартала.
— Интересно, — произнес он задумчиво. — Очень интересно.
— Сэр? — не понял Стэнфорд.
— Уильям, это слишком скоординированно для спонтанной паники. Кто-то потратил много времени и усилий на подготовку этой атаки. И я знаю, кто это. В Нью-Йорке есть только один человек, способный устроить такую бойню. Но у меня возникает главный вопрос, почему он начал именно сегодня?
Восворт достал из кармана золотые карманные часы, швейцарской работы Vacheron Constantin.
— Сколько времени нам потребуется для перевода средств из резервных депозитов?
— Три часа для внутренних переводов, до завтра для европейских, — ответил Стэнфорд.
— Отлично. А теперь слушайте внимательно…
Восворт достал из портфеля толстую папку с документами. На обложке стояла печать «Строго конфиденциально».
— Некоторое время назад я получил информацию о возможной атаке на наши активы. Мы предприняли защитные меры. Пятнадцать миллионов долларов переведены в банки Канады и Мексики под чужими именами. Еще десять миллионов в золоте в частных хранилищах. Официально эти средства не существуют.
Стэнфорд был поражен:
— Но сэр, это означает…
— Это означает, что мы можем пережить изъятие двадцати миллионов долларов без серьезного ущерба. Более того, — Восворт улыбнулся холодной улыбкой, — мы готовы к контратаке.
— Откуда у нас такая информация? — спросил Стэнфорд.
— У каждого есть слабости, Уильям. Кое-кто думает, что он единственный, кто умеет планировать на несколько ходов вперед. Завтра он узнает, что ошибается.
Восворт взглянул на часы. Уже без четверти два.
— А сейчас идите обслуживать клиентов. Выплачивайте все суммы полностью и с улыбкой. Пусть наши противники думают, что их план сработал. Настоящий сюрприз будет завтра.
Когда Стэнфорд покинул кабинет, Восворт остался один.
— Мистер Стерлинг, — прошептал он, — вы думаете, что это война за деньги. Но это война за принципы. Завтра настанет время расплаты.
В его глазах горел тот же холодный огонь, огонь человека, готового на все ради победы.
Внизу продолжался банковский штурм, но Джеральд Восворт уже думал о контрударе. Игра только начиналась.
В два часа дня по всему Нью-Йорку началась самая масштабная информационная атака в истории американской журналистики. В редакции The New York Times на Тайм-сквер главный редактор Артур Хейс Сульцбергер стоял над макетом первой полосы, его указательный палец постукивал по заголовку крупными буквами: «ПОДПОЛЬНЫЕ СВЯЗИ CONTINENTAL TRUST С НЕМЕЦКИМИ БАНКАМИ».
— Останавливайте ротационные машины! — крикнул он через шум редакции. — Это идет на первую полосу экстренного выпуска!
Журналисты за деревянными столами лихорадочно печатали на машинках «Ундервуд», дым сигарет висел в воздухе густыми облаками. Металлические литеры выбивали строчку за строчкой компромата, который накапливался месяцами.
В подвале здания ротационные машины остановились с протяжным скрежетом. Рабочие в синих комбинезонах начали перенастраивать печатные формы. Через час вся Америка узнает правду о преступлениях Continental Trust.
На противоположной стороне города, в редакции Herald Tribune, происходила аналогичная сцена. Редактор Уилбур Форрест держал в руках корректуру статьи, заголовок которой гласил: «МАХИНАЦИИ С ОБЛИГАЦИЯМИ: КАК ТРЕСТ ОБВОРОВЫВАЛ ПЕНСИОНЕРОВ».
— Уберите статью о модных тенденциях, — приказал он помощнику. — Вся первая полоса отдается под Continental Trust.
В типографии Herald Tribune свинцовые литеры складывались в строки, рассказывающие историю о том, как трест продавал фиктивные облигации пенсионным фондам, зная об их бесполезности. Документы, подтверждающие махинации, лежали стопкой на редакторском столе, результат долгого тщательного расследования.
Редакция The World на Парк-Роу напоминала растревоженный улей. Курьер в кепке бежал по коридору с папкой, на которой крупными буквами было написано «УБИЙСТВО КЛАРК — ДОКАЗАТЕЛЬСТВА». Главный редактор Герберт Своп лично просматривал каждую строчку статьи о смерти журналистки.
— Проверьте каждый факт дважды, — говорил он корреспонденту. — Continental Trust имеет лучших адвокатов в городе. Ни одной юридической зацепки.
Статья содержала показания свидетелей, видевших подозрительных мужчин возле дома Элизабет в день ее смерти, документы о фальшивом заказе на ремонт водонагревателя, связи исполнителей с Continental Trust через цепочку подставных компаний.
В редакции Evening Post атмосфера была не менее напряженной. Редактор Сайрус Кертис держал в руках телеграмму из Вашингтона, подтверждение связей Continental Trust с немецкими банками от источника в Министерстве финансов.
— Это взорвет финансовый мир, — сказал он заместителю. — Американский банк, тайно финансирующий восстановление немецкой промышленности в нарушение условий Версальского договора.
Даже консервативный Wall Street Journal, обычно избегающий сенсационных материалов, готовил разгромную статью. Редактор Кларенс Барон лично писал передовицу о «разложении американской финансовой системы» и «предательстве национальных интересов».
В половине третьего дня началась финальная стадия подготовки. Ротационные машины всех пяти газет запустились одновременно. Тысячи копий с компрометирующими материалами о Continental Trust сходили с печатных станков каждую минуту.
Уличные продавцы газет получили указания готовиться к экстренному выпуску. Десятилетний Джимми Келли, торговавший газетами на углу Уолл-стрит и Бродвей, точил мел для доски с заголовками. Его звонкий голос вскоре будет кричать о преступлениях треста на всю финансовую улицу.
В три часа дня первые экземпляры появились на улицах. Томми размахивал свежим номером The New York Times над головой:
— Экстра! Экстра! Скандал на Уолл-стрит! Continental Trust — немецкие шпионы! Читайте сенсационные разоблачения!
Толпы людей окружили газетные киоски. Банковские служащие, брокеры, просто прохожие жадно хватали экземпляры, передавая из рук в руки. За пятнадцать минут весь тираж The New York Times был распродан.
У входа в здание Нью-Йоркской фондовой биржи собралась толпа читающих. Брокер Чарльз Митчелл вслух зачитывал отрывки из статьи Herald Tribune своим коллегам:
— «Согласно внутренним документам Continental Trust, полученным нашей редакцией, трест систематически продавал заведомо бесполезные облигации пенсионным фондам железнодорожных рабочих…»
Реакция была мгновенной. Акции Continental Trust, и без того падающие после утренней атаки, рухнули еще на пятнадцать процентов за полчаса. American Steel торговалась уже по двадцати четырем долларам за акцию, падение на сорок девять процентов за день.
В кафе «Либерти» на Нассау-стрит финансисты и брокеры обсуждали газетные публикации за чашками кофе. Джентльмен в дорогом костюме читал Evening Post вслух своим спутникам:
— «Смерть журналистки Элизабет Кларк, расследовавшей деятельность Continental Trust, более не кажется несчастным случаем. Документы, полученные редакцией, указывают на возможное убийство…»
К четырем часам дня информационная лавина достигла критической массы. Телефонные линии Continental Trust были перегружены звонками разгневанных клиентов. Секретарши едва успевали записывать имена людей, требующих объяснений.
В офисе Continental Trust на Уолл-стрит царила атмосфера осажденной крепости. Джеральд Восворт стоял у окна, наблюдая за толпой журналистов и любопытных, собравшихся на тротуаре. Фотографы из газет щелкали затворами камер, пытаясь поймать в кадр здание скандально известной корпорации.
— Сэр, — доложил помощник, входя в кабинет, — звонит министр финансов Эндрю Меллон. Требует срочных объяснений по поводу немецких связей.
Восворт повернулся от окна. На его лице не было и тени волнения, только холодная решимость человека, готового к войне.
— Скажите министру, что все обвинения безосновательны. А завтра он получит доказательства того, кто действительно нарушает американские законы.
Информационная война была проиграна Continental Trust. Битва за общественное мнение закончилась, но битва за выживание только начиналась.
В четыре часа дня Сэмюэль Розенберг поднимался по мраморным ступеням Окружного суда Манхэттена на Фоли-сквер.
В руках у невысокого юриста с проницательными глазами за круглыми очками была кожаная папка, содержащая документы по самой масштабной судебной атаке в истории американского финансового права. Его безупречный черный костюм и отполированные до блеска ботинки контрастировали с суетой, царившей вокруг здания суда в конце рабочего дня.
За Розенбергом следовали трое его помощников из юридической конторы «Макгрегор и Партнеры», каждый нес портфель с документами. Общий вес доказательств против Continental Trust составлял более восьмидесяти фунтов, результат долгих часов тщательной подготовки.
В главном холле суда Розенберг встретился с Джеромом Франкелем, партнером по фирме и специалистом по корпоративному праву. Франкель, высокий мужчина с седеющими висками, нес в руках особую папку, коллективный иск от имени ста двадцати семи пострадавших инвесторов.
— Сэм, все готово к подаче, — сказал Франкель, проверяя печати на документах. — Коллективный иск оформлен в соответствии с федеральными правилами гражданского судопроизводства. Общая сумма ущерба восемь миллионов двести тысяч долларов.
Розенберг кивнул, мысленно проверяя юридическую обоснованность каждого пункта обвинения. Нарушение фидуциарных обязанностей, мошенничество с ценными бумагами, манипулирование рынком, подделка банковских отчетов, каждое обвинение подкреплено документальными доказательствами.
— А дело Кларк? — спросил он.
Третий юрист, молодой Дэвид Коэн, поднял еще одну папку:
— Иск о противоправной смерти подготовлен в соответствии с параграфами 5−4.1 Закона штата Нью-Йорк об имущественных, поместных и трастовых отношениях. Требуемая компенсация два миллиона долларов за потерю кормильца и моральный ущерб семье покойной.
Розенберг знал, что доказать убийство в гражданском суде легче, чем в уголовном. Здесь действовал стандарт «preponderance of evidence» — преобладание доказательств, а не «beyond reasonable doubt» — отсутствие разумных сомнений. Свидетельские показания о фальшивом ремонтнике, экспертиза газового оборудования, документы о слежке за журналисткой, всего этого достаточно для гражданского иска.
Поднявшись на второй этаж, они направились к канцелярии клерка суда. За высокой деревянной стойкой сидел главный клерк Сэмвел Робинсон, мужчина с густыми усами, который знал тонкости судебного делопроизводства лучше многих судей.
— Мистер Розенберг, — приветствовал его О’Брайен, — судя по количеству документов, у вас серьезное дело.
— Сэмвел, нам нужно подать четыре отдельных иска против Continental Trust Corporation и связанных с ней лиц. Коллективный иск, личный иск мистера Стерлинга, дело о противоправной смерти и иск о нарушении антимонопольного законодательства.
Робинсон поднял брови. Одновременная подача четырех крупных исков против одной компании была редкостью даже для Нью-Йорка.
— Сумма исковых требований? — спросил он, доставая регистрационные книги.
— Двадцать три миллиона четыреста тысяч долларов общей суммой, — ответил Розенберг.
Клерк остановился, не веря своим ушам. Такая сумма превышала годовой бюджет многих штатов.
— Мистер Розенберг, вы понимаете, что подача исков такого масштаба потребует немедленного уведомления федерального прокурора? Дела с суммой свыше пяти миллионов долларов подлежат обязательному рассмотрению федеральными властями.
— Именно на это мы и рассчитываем, — улыбнулся Розенберг.
Первым подавался коллективный иск. Франкель разложил на стойке основной документ, под номером дела CV-1930–1247. Иск включал требования о возмещении ущерба от манипулирования котировками акций American Steel Corporation, Continental Shipping Trust и Metropolitan Railways Company.
— Истцы — это пенсионные фонды профсоюзов, частные инвесторы и трастовые компании, — объяснял Франкель. — Общее количество пострадавших лиц превышает тысячу человек, но мы выбрали сто двадцать семь наиболее показательных случаев.
Каждый случай был задокументирован с математической точностью: даты покупки акций, цены на момент сделок, убытки после координированных продаж Continental Trust. Экономические эксперты рассчитали ущерб с учетом упущенной выгоды и инфляции.
Вторым шел личный иск Стерлинга. Коэн представил заявление о возмещении убытков в размере трех миллионов долларов за ущерб деловой репутации и попытку недружественного поглощения Merchants Farmers Bank.
— Ответчики использовали незаконные методы для подрыва кредитного рейтинга банка мистера Стерлинга, — зачитывал Коэн основные пункты. — Распространение ложной информации среди клиентов, координированное изъятие депозитов через подставных лиц, попытки подкупа федеральных банковских инспекторов.
Третий иск касался смерти Элизабет Кларк. Розенберг лично представил иск от имени семьи покойной журналистки. Этот документ содержал самые тяжелые обвинения: заказное убийство, сговор с целью устранения свидетеля, препятствование правосудию.
— Доказательная база включает экспертизу газового оборудования, показания соседей о фальшивом ремонтнике, документы о слежке за мисс Кларк в последние недели жизни, — перечислял Розенберг. — Обстоятельства говорят сами за себя.
Четвертый иск был самым сложным с юридической точки зрения. Антимонопольное дело основывалось на Антитрастовом акте Шермана 1890 года и требовало доказательства монополистического сговора между Continental Trust и другими финансовыми институтами.
— Ответчики создали картельный сговор для искусственного завышения комиссий по корпоративным займам, — объяснял старший партнер фирмы Макгрегор, прибывший к концу подачи документов. — Тайные соглашения о разделе клиентов, фиксирование процентных ставок, бойкотирование независимых банков вроде Merchants Farmers.
Робинсон методично проставлял печати на каждом документе, присваивал номера дел, назначал даты первых слушаний. К половине пятого формальности были завершены.
— Господа юристы, — сказал он, закрывая последнюю регистрационную книгу, — через час копии всех исков будут направлены ответчикам. Согласно Federal Rules of Civil Procedure, у них есть двадцать дней для подачи возражений.
Но Розенберг знал, что реальная битва начнется через несколько минут. Как только Continental Trust получит копии исков, их юристы бросят все силы на противодействие. Попытки дискредитировать свидетелей, процедурные возражения, ходатайства о смене подсудности, используя весь стандартный арсенал корпоративной защиты.
Выйдя из здания суда, Розенберг взглянул на часы. Без двадцати пять. В офисе федерального прокурора на Сент-Эндрюс-плейс уже должны знать о подаче исков. Роберт Джексон, помощник генерального прокурора по экономическим преступлениям, получил полное досье на Continental Trust еще утром.
— Сэм, — сказал Франкель, закуривая сигарету на ступенях суда, — это будет война. У Continental Trust лучшие корпоративные юристы страны.
— Именно поэтому мы ударили первыми, — ответил Розенберг. — Теперь они играют в защите. А в судебных процессах, как и в шахматах, инициатива это половина победы.
Он не ошибался. Через двадцать минут в офисах Continental Trust на Уолл-стрит начнется экстренное совещание. Джеральд Восворт впервые в жизни столкнется с угрозой, которую нельзя решить деньгами или связями. Правосудие, каким бы несовершенным оно ни было, начинало свой ход.