Окончанельное искупление

Глава 54

Месяцы тихо миновали в Замке Камерон, и уже снова пришла весна. За всё это время я ни разу не вернулся в Албамарл. Королева послала несколько писем, но я их не читал. Мой рациональный ум знал, что в моём наказании плетьми она была не виновата, и не желала этого, но моё сердце почему-то просто не могло этого принять. Злился я не на Ариадну, а на сам Лосайон, а поскольку она его представляла, то я держался подальше от неё.

Однако я позволил Питэру читать письма, чтобы убедиться, что я не упустил ничего архиважного. Как только он сказал мне, что в них не было никаких приказов или повесток, я их сжёг. Обсуждать с ним их содержимое я потом также отказался. Я пока не был готов раскрыть свой сердце.

В обычных обстоятельствах Пенни оказала бы смягчающее воздействие, но в этом деле она была злее, чем я когда-либо мог быть. Будь её воля, мы бы начали гражданскую войну. Она всегда имела некоторую склонность меня защищать, но теперь… она перешла на совершенно новый уровень. Я начал избегать любых упоминаний столицы, Ариадны, любых дворян… и этот список всё рос. Одно единственное упоминание часто вызывало с её стороны взрыв едкой брани.

Сразу же после нашего возвращения я использовал свою магию, чтобы сомкнуть кожу на своих ранах, но не стал их исцелять. Вместо этого я позволил им залечиться самостоятельно, медленно и неидеально, что оставило мою спину располосованной шрамами, повторявшими шрамы на моём сердце. Пенни призывала меня их стереть, но я отказался:

— Некоторые вещи следует помнить, — был мой ответ.

Детям мы не рассказали, но близнецам уже перевалило за одиннадцать лет, и они оказались очень наблюдательными. Уверен, что в какой-то момент они выяснили правду, но так и не сказали мне ни слова. Я сказал себе, что однажды поговорю с ними, но этот день, похоже, так и не наступал.

Штраф, который на меня наложил Граф Уинфилд, в конечном итоге составил сотни тысяч золотых, а если точнее — сто шестьдесят три тысячи двадцать. Если поделить, получалось около восьми тысяч истреблённых людей. Денег мне было совсем не жалко, хотя я был весьма уверен, что многие из назвавшихся родственниками на самом деле имели очень отдалённое родство.

Этой суммы с лихвой хватало, чтобы меня обанкротить. Мне пришлось сделать заём в двадцать тысяч, на неблагоприятных условиях, чтобы полностью расплатиться. Роуз предложила мне попросить личного займа у короны, но я снова отказался встречаться с нашей новой королевой.

Радостным оказался тот факт, что Замок Камерон и, соответственно, город Уошбрук на самом деле получили очень мало повреждений. Это было хорошо, поскольку денег на ремонт у меня не было. С другой стороны, Арундэл и Ланкастер были в плохом состоянии. Люди из трёх соседних областей помогали друг другу отстраиваться заново, но мне нечем больше было помочь им в финансовом плане. Самое большее, что я мог сделать для Уолтэра и жителей Арундэла — это освободить его от налогов, которые он был должен мне за этот год. Конечно, из-за этого мне было сложнее выплатить свои собственные налоги, или даже расплатиться со своими собственными вассалами и слугами.

Питэр посоветовал мне попросить Королеву об освобождении от налогов на этот год, но я снова… легко вообразить, каков был мой ответ. И вообще, столице нужны были деньги — боевые действия нанесли немало урона дворцу и городу.

Вместо этого я стал делать деньги сам. На моих землях не было действующих шахт, но я, будучи архимагом, довольно легко смог убедить землю вывести желаемое мною на поверхность. Из её пылающего сердца я поднял чистое железо, придавая ему форму прутка прямо при его появлении. Я также поднял небольшое количество серебра и золота, придав ему форму слитков.

Их было бы легко превратить прямо в монеты, но это было бы преступлением. Вместо этого я продал металлы напрямую в дюжину различных городов. Поначалу я получал хорошую цену, но после нескольких ходок цены на железо и серебро упали, поэтому я остановился. Я всё равно уже заработал достаточно, чтобы расплатиться с долгами, и оставаться платёжеспособным ещё год или два.

Позже я обнаружил, что Граф Уинфилд сильно вложился в несколько шахт, и что в результате моих действий он потерял немало денег в том году, когда цены упали. Хотелось бы мне иметь возможность утверждать, что я заранее это знал, но это было просто удачным совпадением.

Поддержание изоляции стало отнимать больше усилий, когда пришло лето, а с ним — приглашение.

— Что это? — спросил я у Пенни, когда увидел изысканно украшенный конверт.

Она осклабилась:

— Приглашение на свадьбу.

Я немного подумал, зная, что это наверняка был кто-то, чей брак мы и так вскорости ожидали. Мой разум оставался безупречно чистым, каковой факт она поняла по моему пустому взгляду.

— Я знаю, что ты не настолько скудоумный, — сказала моя жена. — Дам тебе две попытки.

«Роуз?». Это вызвало внутренний укол боли. «Нет, так скоро этого быть не может, да и позже — вряд ли. Элэйн с кем-то встречалась? Может, Харолд…». Тут я вспомнил, что Харолд уже женился. Я ощутил облечение, когда память подсказала мне это раньше, чем я попытался назвать его имя. Пенни припоминала бы мне это всю оставшуюся жизнь.

— Я почти вижу, как из твоих ушей валит пар, — пошутила Пенни. — Осторожнее, а то сердце прихватит.

Я показал ей язык:

— Питэр! — сказал я наконец.

Она посмотрела на меня с полнейшим удивлением:

— Нет, и это лишь доказывает, насколько ты неосведомлён. Питэра не интересуют женщины.

— Правда? — спросил я, несколько удивлённый.

Она вздохнула:

— Это весь день займёт.

— Ты уверена насчёт Питэра?

— Он жил со своей сестрой почти всё время с тех пор, как они к нам присоединились. Он ни разу не показал ни капли интереса ни к чему кроме своей работы… И на этом я остановлюсь, ты явно почти ничего не замечал в плане его личной жизни.

А вот это она уже просто вредничала. Я решил прикинуться ещё более тупым, просто чтобы её рассердить:

— Когда ты говоришь, что он интересуется только своей работой… ты имеешь ввиду меня, так ведь?

Она презрительно уставилась на меня. Я явно не мог быть ещё тупее.

— Я пошутил, — признался я.

— Смеяться после слова «лопата»? — ответила она. — Ты всё ещё не выдал ни одной хорошей догадки.

— Подожди, ты сказала «он жил со своей сестрой почти всё время», так что, получается, Лилли выходит замуж? — спросил я, гордясь своей дедукцией. Если Лилли съезжала из покоев, которые они делили, то это должно было означать брак для одного из них.

— Она кое с кем встречается, — сказала Пенни, — но они пока не миновали стадию первых ухаживаний.

— Тогда я сдаюсь.

— Мойра Сэнтир! — объявила она с почти злорадным возбуждением.

— Чего-чего? — воистину удивился я. Я не только понятия не имел ни о каком закипавшем в её жизни романе, я даже не был уверен, что таковому следует быть. С технической точки зрения, она на самом деле не была человеком. Она была магическим разумом, копией давно умершей женщины, ставшей бессмертной благодаря наложенным на неё мною чарами, и получившей плоть и кровь из рук Гарэса Гэйлина.

— Тебя это совершенно застало врасплох, так ведь? — ликующе добавила Пенни.

Я утвердительно кивнул:

— Да, совершенно, но кто…?

— Гарэс.

— Что!? — чуть не выпрыгнул я из ботинок. — Это невозможно.

— Нет… — медленно произнесла Пенни. — Это весьма возможно. Вообще-то, это совершенно понятно.

Я отказывался в это верить:

— Он — жёсткий, колючий, холодный, и слишком много пьёт.

— Я что-то не припомню, чтобы я видела его слишком много пьющим, — прокомментировала моя жена.

— Это я выдумал.

Она пристально посмотрела на меня:

— Я удивлена. Я и не думала, что ты так отреагируешь. Ты в самом деле хочешь её защитить, а? Чтобы ты знал, она — взрослая женщина.

— Она — своя, — возразил я. — Я хочу для него самого лучшего.

— Гарэс ей хорошо подходит, — сказала Пенни. — К тому же кроме него поблизости больше нет людей, которым больше тысячи лет. У них много общего прошлого.

— Столетия общих страданий — едва ли основа для брака. Большинство сказало бы, что страдания — скорее результат брака, — остроумно отозвался я.

Её взгляд заполыхал:

— Ты действительно так думаешь?

«Наверное, если только я не научусь избегать глупых шуток».

— Нет, конечно нет. Я имел ввиду других людей, — сказал я, добавив хитрую улыбку, намекавшую на то, что я на самом деле имел ввиду нас. К этому моменту она уже поймёт, что я её дразнил.

Лицо Пенни смягчилось, но ответила она с рычанием:

— Позже ты за это заплатишь.

— Это становится само собой сбывающимся пророчеством, — тихо засмеялся я.

Свадьба Мойры и Гарэса состоялась во дворце в Албамарле. Я предложил им воспользоваться Замком Камерон, но вместо этого они решили принять приглашение Ариадны. Естественно, это означало, что мы с Пенни оказались в Албамарле впервые с того дня, когда меня высекли.

«Сегодня всё вращается не вокруг меня», — продолжал напоминать себе я.

Церемония была прекрасной, как и ожидалось. Однако одна вещь меня удивила. Мойра Сэнтир была заполнена эйсаром прямо таки до краёв.

И я имею ввиду отнюдь не какие-то излишки. Нет, она была, насколько я мог оценить, наполнена почти всей силой, которую я забрал у Мал'гороса, прежде чем он был уничтожен. Этот эйсар был поделён между тремя сияющими богами, но у меня так и не дошли руки придумать, что с ним делать. Я не мог лишить их бессмертия, не решив сперва эту проблему.

С этим следовало разобраться пораньше, но я слишком ушёл в себя, чтобы сфокусироваться на важных делах. Теперь оказалось, что, судя по всему, кто-то решил это за меня. В невесте было такое огромное количество эйсара, что ей приходилось закрываться щитом — иначе одно только давление эйсара лишило бы сознания её гостей.

Меня это почему-то слегка раздражало.

— Ты напрягаешься, — сказала стоявшая рядом со мной Пенни.

— Прости, дорогая, — сказал я ей, сознательным усилием расслабляя плечи. «Наверняка это Гарэс сделал. Я дал ему ключи для управления Сияющими Богами».

На миг мне в голову пришли немилосердные мысли относительно нового мужа Мойры. Тот факт, что он поместил всю эту силу в руки своей будущей жены, казался ужасно удобным для него. Однако я отодвинул свою паранойю в сторону. «Когда это я стал таким недоверчивым?»

Доверие доверием, но я не мог никому оставлять доступ к такому объёму силы, даже себе, хотя пока я не найду альтернативу, это будет единственным вариантом. Вместо того, чтобы наслаждаться свадьбой, я всю церемонию напряжённо думал над возможными решениями.

Бросив взгляд на свою дочь, я увидел, как она разговаривает с маленькой куклой, которая ехала у неё на плече. Как Мойра Сэнтир и предсказала, дочь начала оживлять свои игрушки в течение последних нескольких месяцев, придавая каждой из них уникальный характер. Это было весьма тревожно, пока я не привык.

Её игрушки были неизменно вежливы, и часто милы в своих манерах. Она вкладывала в каждую из них немного эйсара, чтобы поддерживать их «живыми», но он кончался за несколько дней, если она его не обновляла. Мойра Сэнтир сказала, что более долговечными они станут со временем и практикой, или если она будет вкладывать в них больше эйсара.

Они могли быть очень полезны, и на этом этапе её жизни они были по большей части безобидны. Они ничем не были похожи на богов, которых создали мой предок и Мойра Сэнтир. Покуда я никогда не применю это заклинание снова, не будет нужды страшиться создания очередного бессмертного и, в конечном итоге, недоброжелательного существа.

А жаль, на самом деле. Такое существо могло бы сохранять неограниченный объём эйсара, быть неизменно верным, и… На миг мой разум застыл.

— Ха! — сказал я вслух.

Пенни ткнула меня локтем в рёбра:

— Ш-ш-ш!

Я умолк, но начал ёрзать от возбуждения. Вертевшаяся у меня в голове идея была завораживающей. Она решала сразу несколько проблем… и она была изящной. У меня было ощущение, что с ней не согласится ни один из необходимых мне людей, но это ничего. С людьми я обращаться умею.

От вечеринки после принесения клятв захватывало дух, но я почти не уделял никакого внимания празднованию. Я принимал тарелочки с едой и различные напитки почти механически, пока мой разум конкретизировал подробности того, что, возможно, станет моим величайшим достижением.

«Гарэс будет проблемой», — мысленно заметил я. «Он мне понадобится, чтобы предоставить плоть».

Чары тоже будут сложными. Необходимые части я уже знал, но чтобы мой замысел был идеальным, мне понадобится создать нечто новое. «Забывчивость — смерть разума», — сказал я себе, думая о том далёком дне, когда мы с Маркусом обыскивали библиотеку его отца. Я знал, что это сработает.

— Ты кажешься затерявшимся в раздумьях, — произнёс рядом со мной знакомый голос.

Подняв взгляд, я осознал, что Ариадна подошла ко мне, пока я думал о другом. Если бы я был внимательным, то, вероятно, смог бы позаботиться о том, чтобы мы так и не столкнулись друг с другом. Теперь было уже слишком поздновато.

— Мои извинения, Ваше Величество, — ответил я без особых колебаний. Используя свой магический взор, я нашёл Пенни. Она устала от моей неразговорчивости, и теперь общалась с другими гостями. — Думаю, я позабыл искусство светской беседы.

Её взгляд был тёплым, но за ним я видел намёк на что-то ещё.

— Тебе следует почаще бывать в столице, здесь есть бесчисленные возможности возобновить с ней знакомство, — предложила она.

Этого я хотел меньше всего. Я потерял всякое желание быть в обществе дворянства, и присутствие Королевы ощущалось подобно жгучей боли. У меня зачесались шрамы.

— Я не был в столице с тех пор, как… — остановился я, не в силах завершить фразу. Вместо этого я начал заново: — Прошли месяцы, Ваше Величество.

Она протянула ко мне руку, будто чтобы коснуться моего плеча, но остановилась, когда увидела, как я невольно подался прочь. Я отодвинулся на дюйм.

— Мордэкай, ты же понимаешь, что я ни в коем случае не хотела, чтобы всё получилось именно так? — сказала она с печальной, почти одинокой ноткой в голосе.

— Конечно, — ответил я, не прикладывая усилий к тому, чтобы мои слова прозвучали убедительно.

— Ты не ответил на мои письма, — указала она.

Тут я повернулся к ней, глядя ей в глаза:

— Это трудно, Ваше Величество. Мой разум знает правду, но моё сердце помнит позор. Дайте мне время.

— Нас здесь некому услышать. Тебе не нужно обращаться ко мне на «вы», — напомнила она мне. Пространство вокруг нас было пустым, и я на миг осознал, что она была такой же… пустой и одинокой, изолированной своей властью.

Кем бы ещё она сейчас ни стала, Ариадна была сестрёнкой Маркуса, девочкой, которая пыталась увязываться за нами в наших детских приключениях. Будучи Королевой, она как никогда нуждалась в друзьях, однако я закрыл ей путь к моему сердцу.

Я опустил взгляд:

— Прости. Я ничего не могу поделать с тем, какой я сейчас, но думаю, что со временем станет легче, — ответил я. Мне стало проще думать теперь, когда мне больше не приходилось наблюдать за игрой эмоций на её лице. Даже мой собственный разум отвернулся, пытаясь отступить к плану, над которым я трудился лишь несколько минут назад.

«Кровь — вот ключ», — осознал я во внезапном озарении. «Забери сейчас, иначе потом придётся возвращаться». Используя одну лишь свою волю, я изменил форму внутренней части своего кольца-печатки, создав острый, зазубренный кончик.

— Мне больно от появившегося между нами расстояния, Морт. Мы — всё ещё семья, — сказала она.

Я был её двоюродным племянником, и теперь, когда её родителей не стало, я стал самым близким её родственником, за исключением одного другого человека. Я решил сменить тему:

— Я слышал хорошие новости насчёт Роланда. Поздравляю.

Роланд, её младший брат, объявился лишь месяц назад. Его полагали мёртвым, но тела его так и не нашли. Когда он поведал свою историю, мы выяснили, что его не было в Ланкастере, когда случилось нападение. Роланд всегда был заядлым охотником, сильно походив в этом на своего отца. Он вернулся с охоты, и обнаружил свой замок уничтоженным, и едва избежал поимки Шаддос Крис, прежде чем осознал, в какой опасности находится.

Он в одиночку отступил в горы. Там он планировал выстроить себе укрытие, и попытаться перезимовать, но, по счастливому стечению обстоятельств, он нашёл домик в суровых предгорьях. Там со своими женой и дочерью жил какой-то пастух.

Они приняли его в свой дом, и он расплачивался своим трудом за тёплую постель и еду. Он также влюбился в их дочь.

Ариадна поморщилась:

— Я рада, что он вернулся, но его ситуация всё усложняет.

— Ты имеешь ввиду его жену-простолюдинку? — едко сказал я. Это был вопрос с подвохом, поскольку моя собственная жена, Пенни, также когда-то была простолюдинкой.

Она кивнула:

— Для дворянина это было бы возможно, но для особы королевской крови…

— Уверен, ты найдёшь способ с этим разобраться. Он кажется очень счастливым, — сделал наблюдение я. — Мне бы скорее показалось, что его появление может создать более крупные проблемы для тебя лично, — указал я. Согласно законам наследования, её младший брат должен был получить корону, если выжил. Женщина могла взойти на трон лишь в случае отсутствия сыновей.

— Кое-кто попытался сделать из этого проблему, — согласилась она, — но Роланд отказался сотрудничать. Первым делом, вернувшись в Албамарл, он формально отрёкся от права на корону.

— Готов поспорить, это вызвало переполох.

Ариадна осклабилась:

— Действительно, но смутьянам теперь не на что опереться. Роланд никогда не хотел трона. Даже герцогство для него — обуза, хотя я сумела убедить его вернуться к своим тамошним обязанностям.

— А чем он хотел заниматься вместо этого? — спросил я.

Она засмеялась:

— Он хотел вернуться, и прожить свои дни простым пастухом. Родители Мэ́лани оказали на него весьма сильное впечатление.

Мэлани — мне, наверное, говорили это имя, но я забыл.

— Не могу сказать, что виню его. Мне и самому иногда такого хотелось, — задумчиво сказал я. Сам того не осознавая, я уже начал расслабляться по ходу своей беседы с Ариадной, на миг забыл ту боль, которая заставляла меня отдалиться от неё.

Ариадна с сочувствием посмотрела на меня:

— Ты когда-нибудь гадал о том, какой была бы жизнь, если бы ты не обнаружил своё наследие, если бы ты не стал волшебником или графом? Ты, возможно, всё ещё был бы там, работая молотом в кузнице твоего отца.

— Задумывался, и сейчас — как никогда часто, — тихо ответил я.

Мои слова тронули её, и она протянула руку, желая сжать мои ладони своими собственными. Это был жест, полный тепла и семейной близости. Она дёрнулась, когда острый металлический заусенец на моём кольце порезал обратную сторону её правой ладони, заставив проступить ярко-красную каплю крови.

— Ау! Что это было? — воскликнула она, отдёргивая руки.

— Чёрт, прости, — сразу же сказал я, вытаскивая платок, чтобы промакнуть кровь на её кисти. — Я зацепился своим кольцом, когда работал над кое-чем позавчера, и остался заусенец.

Я испортил момент, и в выражении её взгляда появился вопрос. Несмотря на наше общее прошлое, я увидел там семя недоверия. Такие вещи я научился замечать во многих лицах людей, которые всё ещё гадали, на самом ли деле я вернул себе человечность до конца — сомнение, беспокойство о том, что во мне ещё осталась часть чудовища. Она моргнула, и этот страх снова скрылся.

— Почему ты не починил кольцо? — спросила она с некоторым раздражением.

— Я собирался, но постоянно отвлекаюсь, — признался я.

— Я думала, ты можешь сделать что-то настолько маленькое практически лишь одним усилием мысли, — сказала она мне.

Я мог, и именно с такой простотой я заусенец изначально и создал.

— Кольцо зачаровано, — гладко солгал я. — Я не могу легко изменить его, не спланировав немного наперёд, иначе оно может испортиться.

Она приняла моё объяснение без возражений, но я видел, что она что-то подозревала. Но это было ничего. Позже она поймёт. Вскоре после этого я откланялся, и пошёл поговорить с молодожёном Гарэсом.

— Словами не выразить, как я за тебя рад, — сказал я, пожимая его руку.

— Само твоё присутствие здесь говорит об этом не хуже слов, — приятно ответил он. — Я понимаю, что тебе, наверное, было трудно это сделать.

— Мне нужно было рано или поздно выбросить это из головы, — сказал я с большей уверенностью, чем ощущал на самом деле. — Мне следует поблагодарить твою жену за то, что решила устроить свадьбу здесь.

Он кивнул:

— Не сомневаюсь, что она приняла это во внимание, прежде чем выбрала — она и ей подобные любят интриги.

— Ей подобные? — сказал я, не будучи уверенным в том, имел ли он ввиду конструктов, или людей, или тех, кто принадлежал к женскому роду. Учитывая их общее прошлое, интерпретация могла быть любой.

— Женщины, — пояснил он.

Я кивнул. Это была одна из тех мыслей, с которыми мы оба могли согласиться. Затем я задал вопрос, который был на переднем плане моего сознания:

— Я хотел спросить тебя насчёт этого тела, — указал я на себя.

— Так же, как я создал её, — сказал он, без какого-либо контекста.

Я предположил, что он имел ввиду Мойру.

— Мне просто любопытно, как ты это сделал. Это только волшебство, или плод твоих талантов архимага?

— Для нормальной магии это было бы почти невозможно. Так что — второе, однако я думаю, что лишь Гэйлин смог бы этого добиться, — ответил он.

Возможно, он был прав, но я ещё не был убеждён:

— Ты можешь описать сам процесс? Просто в общих чертах…

Он был рад угодить. Процесс оказался менее интересным, чем я предполагал, а также более сложным. Используй свою способность архимага, он сначала расширял своё тело, а затем делил его на две равные части, трансформируя их обе в копии своего изначального образа. С этого момента он мог уйти в одну из них, оставив другую полностью сформированной и работающей, лишённой лишь духа или личности.

Трудность была в двух областях. Во-первых, живые организмы были чрезвычайно сложны, поэтому большинство архимагов в совершенстве овладевали лишь одной фундаментальной живой трансформацией — возвращением к своей изначальной человеческой форме. Трансформация в простое тело, вроде каменного чудовища, которым я становился в прошлом, была физически проще, но психически из неё сложнее было вернуться. Создание живого тела из плоти и крови, вроде трансформации Гарэса в дракона, было гораздо сложнее, но обладало преимуществом живого мозга, что помогало поддерживать разум в целости.

Вторая проблема заключалась в дуальности того, чего он добивался. Он создавал два тела за раз, и одновременно поддерживал оба в активном и живом состоянии, пока кто-то другой не сможет в одном из них поселиться. Я сам немного испытал эту сложность, когда вернул Уолтэра назад с порога смерти после того, как его пырнул убийца. Эта попытка едва не стоила мне жизни, пока я пытался поддерживать биение обоих наших сердец, одновременно исцеляя его тело.

Он сделал то же самое для меня и для Мойры, что привело меня к ещё одному вопросу:

— Очевидно, ты поменял тело Мойры в ту форму, которой она сейчас обладает, а не дал ей копию своего собственного. Почему ты не сделал то же самое для меня?

Он улыбнулся:

— Хороший вопрос — лишь архимаг-Гэйлин мог бы создать живое тело а также придать ему форму другого человека или существа. В твоём случае мне не нужно было утруждать себя. Я знал, что ты, будучи архимагом, сможешь вернуться к прежнему облику.

Слушая это, я вынужден был признать, что мне потребуется его помощь. У меня не получится сделать желаемое одному. Мне придётся его убедить.

— Тебе ещё нравятся драконы?

Смена темы выбила его из колеи:

— Что?!

— Ты тысячу лет жил в теле дракона. Раньше ты был без ума от этой идеи, но сейчас-то она тебя ещё привлекает? — сказал я, подробнее излагая свой вопрос.

— Да, — признался он, — хотя сомневаюсь, что ещё когда-нибудь попытаюсь сделать что-то настолько глупое.

— У меня есть идея, — сказал я, подбираясь к своей теме, — и я думаю, что тебе захочется мне помочь, — начал я, после чего обрисовал идею в общих чертах, опустив некоторые детали.

Пока я говорил, его лицо оставалось невозмутимым, но к концу у него появилось чёткое мнение:

— Ты спятил. Ты не только спятил, ты ещё и желаешь невозможного.

— А вот и нет.

— Они сразу же умрут. Их нельзя поддерживать живыми без личностей, — указал он.

— У меня будут личности для всех, — настаивал я.

— Лишь Сэнтир мог бы… — начал он, но затем остановился, расширив глаза: — … ох.

Я мудро кивнул.

— Но ты всё равно не сможешь сделать это раньше, чем они умрут — на это потребуется куча времени, — настаивал он.

— У меня есть идея насчёт того, как обойти и эту проблему, — ответил я.

— Даже если сумеешь, ты вообще думал о моральных последствиях?

— Ты имеешь ввиду то, что я пережил сам? — подал мысль я.

— Да. Это аморально. Я только недавно освободил троих измученных созданий твоего предка, а ты хочешь сделать ещё? — спросил он, помолчал, и продолжил: — Моя жена будет в ярости, а вместе с ней — я.

Он имел ввиду тот факт, что он развоплотил Дорона, Карэнта и Миллисэнт, позаботившись об этом вместо меня.

— Твоя жена — бессмертный конструкт, но кажется довольно счастливой, — заметил я.

— Пока что, — сказал Гарэс, — но у неё есть способ однажды прервать своё существование, когда оно станет для неё слишком тяжким. Сделаешь ли ты то же самое в этом случае?

— Нет, у меня есть иной план, — сказал я. В этой части я не был так уверен, но посчитал, что в теории этого можно будет достигнуть. Мне просто надо было придумать, как это осуществить. Я выдал ему краткое описание.

— Вот это точно невозможно, — объявил он.

— Я смогу, — заявил я. — Дай мне месяц, а потом навести меня. Мойре ничего не говори, я сам ей объясню.

— Она на это не пойдёт, — снова сказал он.

— Пойдёт, — сказал я, — и более того, она не будет тебя винить ни за что из этого.

— Будь на твоём месте кто-то другой… — сказал Гарэс, покосившись на меня.

— У тебя нету никаких планов на весь тот эйсар, который ты в неё заключил, так ведь? — сказал я, имея ввиду сорок с лишним Сэлиоров эйсара, которые содержались в Мойре Сэнтир.

— Нет, — признался он. — Если честно, меня это пугает до усрачки, но я пока не придумал для него места получше.

— Тогда всё получится идеально, — сказал я, глядя на каплю крови, впитавшуюся в платок, который я держал в руке.