Окончанельное искупление

Глава 52

— Что это? — спросил я Пенни, имея ввиду одежду, которую она разложила передо мной.

— Одежда, — с сарказмом ответила она. — Ты произведёшь плохое впечатление, если не будешь одет.

Я сделал глубокий вдох. Все члены моей семьи стали комиками, но я знал, что если буду жаловаться, то они лишь будут винить меня самого за моё тлетворное влияние.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду, — сказал я.

Дублет был новым, и не из обычного войлока или бархата, а из мягкой оленьей кожи. Он был чёрным, с щедрой красной отделкой. Красные вставки были отнюдь не мягкими — они были расположены агрессивными узорами по краю одежды. Сапоги и остальные аксессуары также были оформлены в той же теме.

— Если они хотят обзывать тебя, то мы как минимум можем обернуть это в свою пользу, — выдала Пенни.

— Ты про «Кровавого Лорда»?

Она кивнула:

— Ты ещё не видел, что надену я.

— Это суд, а не костюмированный бал, — пожаловался я.

— Я уже обсуждала это с Роуз, — сказала Пенни, будто обсуждение с Роуз автоматически делало её выбор одежды непогрешимым.

Хотя, если подумать, именно это она и имела ввиду.

— Растолкуй мне подробно, — попросил я. — Иногда я бываю немного туповат.

— Они тебя боятся, и сегодня у нас есть две цели. Во-первых, мы хотим помочь нашей новой Королеве, показав, что страшный «Кровавый Лорд» всё же склоняется перед её законами. Твоя репутация упала так низко, что открытая поддержка с твоей стороны ей не поможет, но обратная сторона монеты — они боятся тебя настолько сильно, что если дворяне королевства посчитают, будто только Королева их от тебя и защищает, то это ей поможет, — объяснила она.

— Это я понять могу, — сказал я, прежде чем она смогла добраться до второй цели. — Но разве я не ухудшу свои шансы в суде, если сделаю из них врагов?

— Это может снизить твои шансы на снятие обвинений, но это напомнит им о твоей силе, снизив шансы на слишком строгое наказание, — сказала Пенни. — Это, кстати, и есть вторая цель.

— О.

После этого она ушла, и закончила свои собственные приготовления не у меня на глазах. Мне было сказано не «подглядывать», поэтому я пытался сосредотачивать своё внимание на чём-то другом.

Когда мы снова сошлись часом позже, я был шокирован. Традиция и привычное ожидание заключались в том, что дворянка должна носить респектабельную одежду, когда её могут увидеть другие дворяне. В общем и целом это означало приличное платье, и чем экстравагантнее — тем лучше.

Вместо этого моя жена надела сочетающийся набор из чёрно-красной кожи. Её длинные волосы были заплетены в две длинные косы, в каждую из которых был вплетён толстый металлический шнур, а на концах были закреплены серебряные цилиндры. Она оделась как мужчина.

Хотя, конечно, ничего мужицкого в её виде не было. Давайте не будем создавать ложное впечатление — весьма плотно сидевшие штаны и приталенный дублет выставляли напоказ её женственные атрибуты агрессивным и смертоносным образом, который наверняка заставит занервничать почти всех дворян в зале суда.

В отличие от бывших в то время в моде платьев, выреза у неё не было, и вообще, её наряд открывал очень мало кожи, помимо её кистей и лица. Шокировала в нём именно облегающая форма сама по себе. Вообще, приглядевшись поближе, я осознал, что большая часть дублета содержала квадратные металлические вставки. Те части её тела, которые не закрывала бронированная одежда, были защищены толстой кожей.

Ещё удивительнее было то, что большая часть её одежды была зачарована. Кожа была окаймлена рунами, которые поддерживали в ней гибкость, одновременно делая её более устойчивой к порезам и ударам, а металлические пластины были сделаны почти непробиваемыми. Серебряные шнуры, пронизывавшие её волосы, были также напитаны магией, хотя я не мог сказать, каково было её назначение. Мне придётся их снять и изучить рунный узор, чтобы его понять.

— Это бригандина? — сказал я, когда мне вернулся дар речи.

Адская кошка, на которой я женился, осклабилась мне. Общий эффект от её одежды производил впечатление воистину экстравагантного и чрезмерно дорогого охотничьего костюма, но с гораздо более боевым лоском. Однако моя жена и в самом деле нарядилась на войну.

— Если они догадаются, что это такое, то проблем будет ещё больше, — объявил я.

— Нет никаких правил против брони, — упрямо сказала Пенни.

Оружие в Зале Лордов не позволялось, вероятно — из-за нескольких неприятных исторических инцидентов. Соответственно, броню тоже никто не носил, хотя это, возможно, было лишь вопросом комфорта.

— Некоторые из стариков умрут от апоплексического удара, когда увидят тебя, — сказал я ей.

Это, похоже, пришлось ей по нраву:

— Мир не будет по ним скучать. А теперь давай поправим твою бороду.

— А что с ней не так? — заупирался я.

Когда я вернул себе надлежащую внешность и черты лица, я забыл о своей бороде. Последние две недели я отращивал её обратно, но не как великое мохнатое порождение ада, которое предпочитал Гарэс, а как более плотно контролируемую козлиную бородку.

— Ничего, — сказала она. — Стиль тебе идёт, но она ещё недостаточно отросла. Ей нужно ещё полдюйма, чтобы ты мог заострить её до лихих кончиков.

— Лихие кончики, — захихикал я. — Ты уверена, что они именно так называются?

Пенни зыркнула на меня:

— Мне плевать, как они называются. Сделай бороду немного длиннее, и дай мне вон тот гребень.

Расфокусировав на секунду взгляд, я заново вообразил себя со слегка более длинной бородой. Я мог бы сделать это нормальным волшебством, но в этом случае использование моих способностей архимага было проще. Пенни принялась работать гребнем над моим подбородком.

Когда она закончила, быстро брошенный в зеркало взгляд показал мне лицо заносчивого мужчины с агрессивной бородкой. Я вынужден был признать, что она мне шла. Покуда моей целью было пугать детей.

Мне это понравилось. Хотя у меня были сомнения насчёт её плана, я не мог отрицать, что он соответствовал моему характеру больше, чем попытки притвориться смиренным.

Верный приём: даже в тёмные времена, или, быть может, как раз в тёмные времена, люди без ума от вида крови. Сегодня я буду главным событием, и они все собрались, чтобы засвидетельствовать падение могучего Лорда Камерона.

Атмосфера в Зале Лордов была почти праздничной, когда мы вошли. Конечно, празднование урожая было не за горами, но, учитывая недавние ужасные события, никто не ожидал от них ничего особо хорошего. Лично я знал, почему лорды были в таком приподнятом настроении… они ожидали забавы.

Я твёрдо вознамерился их не разочаровать.

Роуз вошла перед нами, в великолепном текучем белом платье. Голубой пояс с серебряной оторочкой и пряжками дополняли ожерелье из серебра и сапфиров. Общий эффект, в сочетании с её элегантно уложенными тёмными волосами, гарантированно ошеломлял.

Она была бы коронным бриллиантом в толпе, до краёв наполненной пышностью, была бы центром внимания, если бы не двое людей, вошедших вслед за ней.

Это, конечно, были мы.

Хотя мы с Пенни были одеты богато, основным впечатлением от наших нарядов было не богатство, а скорее опасная сила. Моё выражение было высокомерным и лишённым интереса, а Пенни — вызывающим. Она смотрела каждому в глаза, взглядом призывая их заговаривать с ней только в случае, если им жить надоело.

— Из нас получились недурные злодеи, — прошептала она, когда мы заняли свои места.

Я кивнул:

— Я уже успел в этом попрактиковаться, а вот тебе, похоже, это даётся естественно.

— Мне целый год приходилось отпугивать ухажёров, — проинформировала она меня. — Я быстро научилась.

Этим она заслужила мою улыбку, и когда я снова обратил внимание на толпу, то увидел, что они наблюдали за нами. Я мог лишь вообразить, о чём они, наверное, гадали, изучая выражение наших лиц.

Перед моим судом было много вступлений. Каждого члена ассамблеи называли, и объявили всех отсутствующих видных лиц. В частности — Лордам Трэмонта, Кэнтли и Сёрри пока не нашли замету после их казни. Стефан Малверн сменил своего отца, Мартина, покойного Графа Малверна, и Дэвид Эйрдэйл сменил своего отца, Джона, Графа Эйрдэйла.

Как только закончили перечислять и именовать, первым делом зачитали выдвинутые мне обвинения. Герцог Гра́мли представлял анонимную коалицию лордов, желавших выдвинуть мне обвинения, поэтому зачитывать список выпало ему.

Он читал дольше, чем следовало, но сводилось всё к незаконному убийству Эндрю Трэмонта и его слуг в столице с одной стороны, и к ужасной резне невинных жертв в поместье Трэмонта — с другой.

Ариадна сидела на традиционном месте в задней части зала, на некотором расстоянии позади кресла Верховного Юстициария. Суды действовали на полномочиях, данных Её Величеством, и, с технической точки зрения, она была властна распустить их и выносить приговоры по своему усмотрению, если того пожелает. Однако на практике это было очень маловероятно, поскольку это могло низвергнуть страну в гражданскую войну, если только власть монарха над самими лордами не была абсолютной. В нынешние времена это определённо было не так.

Как только закончили с обвинениями, новая королева послала юного посыльного, чтобы прошептать что-то на ухо Графу Уинфилду. Немного послушав, он кивнул, и обратился к ассамблее:

— Королева желает объявить поддержку действиям Лорда Камерона в столице. Её Величество к тому моменту уже определила вину Герцога Трэмонта, и лишила его всех прав и привилегий — поэтому ни он, ни его люди не могли пользоваться защитой закона.

Государственная измена была преступлением, право карать за которое монарх всегда оставлял за собой, для немедленного суда и наказания. Именно это и было оправданием Ариадны, когда она приказала Дориану убить соучастников заговора — Малверна, Кэнтли и Сёрри. Теперь она применяла то же самое ко мне, задним числом объявив меня исполнителем её воли.

— Лорд Грамли, желаете ли вы изменить список обвинений в свете этого факта? — спросил Верховный Юстициарий.

Грамли был крепким, бочкогрудым мужчиной в малиновом пиджаке и с пышными седыми волосами. Он сглотнул, прежде чем ответить:

— Да, милорд, я бы хотел снять обвинение в незаконном убийстве Эндрю Трэмонта и его слуг в столице.

«Ну, это оказалось довольно легко», — подумал я.

— Мы всё ещё желаем выдвинуть обвинения в незаконном убийстве обитателей Замка Трэмонт и всех живших в пределах нескольких миль от этого владения, — продолжил Герцог Грамли.

Тут Джеральд Уинфилд, Герцог Уинфилда и Верховный Юстициарий повернулся ко мне:

— Лорд Камерон, желаете ли вы защищаться лично, или кто-то будет вас представлять?

— Представлять меня будет Леди Хайтауэр, Ваше Благородие, — ответил я.

После гибели её отца Роуз стала «главным Хайтауэром», хотя на самом деле теперь её фамилия была Торнбер. Это была ситуация, схожая с моим титулом «Камерона», хотя моя фамилия была Иллэниэл.

Уинфилд обратился к ней напрямую:

— Леди Хайтауэр, готовы ли вы представить обоснованную защиту? Законы Лосайона порой сложны. Не следует небрежно относиться к такому делу.

Он намекал на тот факт, что, будучи женщиной, она, вероятно, не обладала сообразительностью, необходимой для того, чтобы справиться с такой трудной задачей. Эта мысль заставила меня улыбнуться.

— Я чувствую себя способной справиться с этой задачей, Лорд Уинфилд. Пока что я не чувствую приближения обморока, но, быть может, нам следует побыстрее начать процесс, пока напряжение не сломило мою слабую конституцию? — услужливо предложила она.

Он немного поглядел на неё холодно, но промолчал.

Восприняв его молчание как согласие, она продолжила:

— Я хотела бы вынести предложение снять обвинения с Лорда Камерона.

Это было неожиданным.

— На каких основаниях, Леди Хайтауэр? — спросил Высший Юстициарий.

— В то время, когда случилось нападение на Замок Трэмонт, Эндрю Трэмонт был уже мёртв, милорд. Лишившись покровительства принёсшего присягу короне вассала, жившие там люди больше не попадали под действие закона. Не будучи под действием закона, они также не были под его защитой, — ловко объяснила она.

В толпе послышались аханья, и я должен был признать, что мне потребовалось какое-то время, чтобы раскрутить её логическую цепочку. Её предпосылка, по сути, означала, что поскольку люди Трэмонта потеряли своего лорда и больше не имели формальной связи с правительством Лосайона, они и защитой его тоже более не могли пользоваться. Это по большей части основывалось на том факте, что на заре правовой системы Лосайона всеми правами и властью было наделено дворянство, по решению короля. Жившие на принадлежавших дворянству землях люди изначально не имели никаких прав кроме тех, которые им давал их лорд. Взамен они получали защиту от эксплуатации или нанесения урона от любых иных лордов королевства.

Любые беззаконные крестьяне, не присягнувшие никакому конкретному лорду, в глазах закона были бесправны. Их можно было убивать, ловить или грабить любому подданному королевства.

Хотя на первый взгляд это звучало как варварство, изначально это намеревалось для пресечение разбоя и бандитизма. Законные граждане жили в городах и присягали местному лорду, и именно его власть защищала их от капризов или жестокости любых других лордов.

«Поэтому, поскольку Трэмонт умер за государственную измену, она говорит, что его люди были по сути беззаконными, и с ними можно было делать что угодно», — заметил я про себя.

Ариадна улыбалась со своего места, и я чувствовал идущее от стоявшей рядом со мной Пенни чувство восхищения.

Все были либо счастливы, либо обеспокоены этой логикой. Кроме меня — я был расстроен, но по иной причине.

«Это нечестно. Люди должны пользоваться защитой законов Лосайона вне зависимости от того, жив ли их мудила-лорд». Моё второе «я» приказало убить, как оказалось, более тысячи человек. На самом деле это не было моим решением, да и Брэксус не имел намерения добиться именно такого результата, но это нельзя было отметать прочь на основе юридической формальности, которая основывалась на лишении прав тысяч людей. Это было неправильно.

Я наклонился поближе к уху Роуз:

— Отзови это предложение.

Она зыркнула на меня:

— Нет! Это — лучший твой шанс…

— Это неправильно, — тихо возразил я. — Я не хочу победить, создав прецедент, который подвергнет опасности будущие поколения.

— Ты просишь меня отказаться от лучшей твоей защиты, — проинформировала она меня.

— Просто сделай это, — надавил я.

Высший Юстициарий всё ещё переваривал предложение Роуз, когда она снова подняла руку.

Он признал её кивком:

— Вам есть, что добавить, Леди Хайтауэр?

Одарив меня разочарованным взглядом, она ответила:

— Да, Ваше Благородие. Вопреки моему совету, Лорд Камерон желает отозвать просьбу о снятии обвинений, — произнесла она слова, отозвавшиеся аханьем у всех присутствовавших.

Высший Юстициарий странно посмотрел на меня, а затем обратился ко мне напрямую:

— Я уже подумывал о том, чтобы согласиться на снятие обвинений, Лорд Камерон. Вы уверены, что желаете отозвать просьбу?

Подняв голову, я ответил:

— Да, Ваше Благородие, — произнёс я, чувствуя, как взгляд Пенни прожигает дыры у меня в виске. Если я переживу этот суд, то позже меня буду ждать дальнейшие последствия. — Я бы предпочёл предстать перед судом, чем оставлять людей без ответа на нанесённое им оскорбление.

Граф Уинфилд принял это, тихо пробормотав несколько слов. Я не мог быть уверен, но мне показалось, что он сказал: «Большинство из них уже мертвы».

С этого момента всё покатилось под откос.

Лорд Грамли допрашивал меня касательно случившихся событий, и представил известные факты относительно того, что случилось в Замке Трэмонт. Полностью эту историю я не знал, поэтому слушал с интересом. Шиггрэс прорвали защиту замка, выследив и убив всех, кто был внутри. Потом они разошлись по региону, и начали охотиться на жителей деревень и фермеров в их домах.

Очень немногие жители, прежде обитавшие в Герцогстве Трэмонта, всё ещё были живы, и большинство из них покинуло этот опустевший регион. Земли были заброшены, а когда шиггрэс умерли на следующий день, некому было избавиться от тел. Первые люди, отправившиеся туда на поиски ответов, нашли проклятое место, усыпанное разлагающимися человеческими останками.

Мне от всего этого поплохело.

Пенни ткнула меня локтем:

— Прекрати. Это не ты сделал. Тебя там вообще не было.

— Брэксус был частью меня, я его породил, — тихо сказал я ей. — Я присутствовал, когда он принял решение, и хотя я пытался его остановить, пытался я не очень упорно, — указал я. Часть меня втайне хотела, чтобы он уничтожил не только Трэмонта, но всё, что было с ним связано. Я смог остановить Брэксуса в тех немногих случаях, когда я был в отчаянии. Когда он приказал шиггрэс убить людей Трэмонта, я лишь «посоветовал» ему передумать.

Я был пассивным соучастником в их убийстве.

— Морт, посмотри на них, — сказала она, мечась взглядом по помещению. — Этот рассказ ошеломил даже тех, кто был немного на твоей стороне. Они вполне могут приказать повесить тебя. Ты этого хочешь. А что насчёт нас?

Под «нами» она подразумевала не только себя, но также наших детей.

— Не волнуйся. Они не осмелятся вынести смертный приговор, иначе всё развалится. Если они будут настолько глупы, то я буду вынужден бросить страну. Мы возьмём детей, и сбежим.

— И это лучше, чем позволить им отозвать иск? — едко сказала она.

— Это избегает плохого прецедента, и прочно ставит Королеву на стороне народа, — ответил я. — К тому же, я чувствую уверенность в том, что Уинфилд не зайдёт настолько далеко. Он назначит какие-нибудь жёсткие наказания, что ещё более укрепит первенство закона.

Следующие полчаса меня допрашивали относительно моей роли в случившемся. Роуз начала с утверждения о том, что меня вообще не было в том регионе, где случились нападения, и я испортил его, признав, что моё второе «я» отдало приказ.

Роуз допросила меня насчёт моей тогдашней двойной природы, показав суду, что я, согласно моему свидетельству, на самом деле не контролировал свои действия. Она попросила о снисхождении на тех основаниях, что я тогда был не в состоянии принимать собственные решения. По сути, это была защита на основе психической недееспособности.

У Герцога Грамли на эту цепочку рассуждения было одно простое возражение. Обводя взглядом помещение, он быстро просуммировал:

— Мои лорды и леди, мы не можем знать истину того, что происходит в голове человека, но что мы можем видеть, здесь и сейчас, так это то, что Лорд Камерон совершенно явно контролирует свои собственные действия. Его утверждение о том, что он на самом деле не был собой, является не более чем завуалированной попыткой избежать вины. И судить его следует соответствующим образом.

Я видел, как руки Пенни сжали перила перед нами. Костяшки на них побелели, и нервничала не она одна. Обычно невозмутимое лицо Роуз также показывало признаки напряжённости.

«Он так далеко не зайдёт», — сказал я себе. «Изгнание, потеря титула — это я переживу».

Роуз и Грамли произнесли заключительные ремарки, и после этого время настало. Верховный Юстициарий удалился для размышления. Однако он вернулся довольно скоро, лишь через несколько минут.

— Если ответчик соблаговолит встать, я готов зачитать вердикт, — объявил он.

Снова встав, я осмотрел лицо Уинфилда, надеясь найти какой-то намёк на то, что он собирался сказать. По ходу этого дела я ощутил изменение в помещении, новое присутствие. Сбоку вышел Гарэс Гэйлин. Он скрывался за одним из новых щитов от поглядывания, в боковой комнате. Один взгляд на его лицо поведал мне всё, что мне нужно было знать.

«Они его держали здесь с самого начала, как судебного пристава. Он был здесь, чтобы не позволить мне сбежать».

— Сукин сын! — пробормотал я себе под нос. Пенни проследила за моим взглядом. Её глаза расширились, когда она увидела Гарэса, и я скорее почувствовал, чем увидел, как её тело напряглось.

Харолд стоял рядом с Ариадной, и предупреждал меня своим взглядом. По краям помещения расположились ещё стражи, и для моих чувств они ощущались усиленными. Вероятно — Дороном, поскольку я был уверен, что больше Рыцарей Камня не осталось.

— Мордэкай Иллэниэл, Граф ди'Камерон и Защитник Северного Предела, я нахожу вас виновным в незаконных смертях граждан Герцогства Трэмонта. Хотя суд понимает, что в деле могли фигурировать некоторые смягчающие обстоятельства, мы находим, что величина нанесённого вреда требует соответствующего наказания. Вас лишат титула «Защитник Северного Предела», но вы сохраните титул Графа ди'Камерона, дабы ваш наследник, невиновный в этих преступлениях, мог этот титул унаследовать. Я приговариваю вас к смерти через повешенье, приговор должен быть приведён в исполнение немедленно.

Когда прозвучали эти слова, я обнаружил, что онемел. «В следующий раз надо слушаться Роуз», — подумал я, когда у меня в животе будто осел очень тяжёлый камень. Руки Пенни поднялись к её косам, потянувшись к висевшим на их кончиках металлическим цилиндрам. Я инстинктивно понял, что это наверняка оружие.

Я в отчаянии огляделся. Харолд стоял напротив меня, рядом с Королевой. Каковы бы ни были его чувства, я мог лишь предположить, что он будет действовать на стороне суда, если моя жена нападёт. Дополнительные стражи и Гарэс давили на меня. Зал Лордов мог мгновенно превратиться в поле битвы.

Победителей в ней не будет.

Протянув руку, я накрыл ладонь Пенни своей:

— Нет, — тихо сказал я. — Нам не победить.

Тут Роуз ткнула подтолкнула меня, и я осознал, что пропустил вопрос Верховного Юстициария.

— А? — сказал я в некотором замешательства.

— Вы хотите сказать какие-то последние слова? — повторил он.

Я моргнул, и сделал глубокий вдох:

— Да, Ваше Благородие, я хотел бы обратиться к полной ассамблее лордов.

— У вас одна минута на речь, — ответил он.

Обратившись к собравшимся, я создал упорное выражение у себя на лице:

— Хотя я нахожу решение суда справедливым, я хотел бы ещё раз повторить, что я лишь старался как мог, находясь в необычных обстоятельствах. Если бы я мог изменить случившееся в Трэмонте, то изменил бы. Что же касается самого Герцога, то я не раскаиваюсь. Я также хотел бы предупредить любых присутствующих, кто мог быть его скрытым сообщником. Я уже однажды вернулся из мёртвых. Если я выясню, что кто-то из вас был с ним заодно, или если кто-то из вас создаст новый заговор против нашей королевы, то я найду способ вернуться снова. И ничто не укроет предателей от моего возмездия.

Лица некоторых людей побледнели в ответ на мою речь. Огонь в моём взгляде не оставлял сомнений, что даже моя смерть не спасёт грешников. Я надеялся, что теперь они не смогут спать по ночам.

Очередной посыльный от Королевы нашёл ухо Верховного Юстициария, и чуть погодя тот снова поднял ладонь:

— Согласно нашим древним законам и традициям, наш монарх оставляет за собой право помилования. Вместо того, чтобы действовать самой, она приказала суду смягчить приговор Лорда Камерона. Из уважения я сделаю это, иначе правосудие не свершится, — объявил Граф Уинфилд.

Теперь я оказался сбитым с толку:

— Что это значит? — спросил я у Роуз.

— Это значит, что Королева использует своё право помиловать тебя, если Верховный Юстициарий откажется изменить твой приговор. Чтобы не позволить этому случиться, он согласился дать тебе менее строгое наказание, — шёпотом объяснила она.

Меня захлестнуло облегчение.

Верховный Юстициарий продолжил:

— Поэтому я уменьшу приговор до штрафа в двадцать золотых, которые будут выплачены за смерть каждого человека, погибшего в нападении на владение Трэмонта, и десяти плетей, которые будут выданы завтра в полдень. Золото, выплаченное в результате этих штрафов, будет выдано наследникам или родственникам погибших. Для тех, у кого нет родственников, число каковых, как я понимаю, велико, золото будет удержано, чтобы помочь тому, кому Королева отдаст эти земли.

Хотя мне следовало быть благодарным за избавление от угрозы смерти, трудно было чересчур радоваться её замене. Ариадна хмуро смотрела на Графа Уинфилда со своего места позади него, явно недовольная его заменой, но промолчала. Её единственным вариантом на этот момент было бы всё равно помиловать меня, и аннулировать весь судебный процесс.

Плети для дворянина королевства были практически неслыханным делом, и унижение, сопровождавшее такое публичное событие, большинством присутствовавших дворян считалось, вероятно, едва ли предпочтительней смерти.

Плети в Лосайоне были не такими цивилизованными или гуманными, как в Гододдине. Там использовали короткий жезл, оканчивавшийся рядом заплетённых кожаных ремешков. Это было больно, но если число плетей не было очень большим, то опасности не представляло.

Однако в Лосайоне традиция была иной, скорее всего пошедшей от ранних наказаний, которые давали на кораблях. В Лосайоне плети выдавали средней длины кожаным кнутом, способным вспарывать кожу пленника, если им били с достаточной силой и умением.

В результате число выдаваемых в Лосайоне в качестве наказания плетей было обычно низким, по две или три за большинство нарушений. Пять или шесть использовались для очень серьёзных преступлений, а выдавать больше было делом необычным. Десять плетей могли быть опасны, если наказуемому сразу же не останавливали кровь. Приговор в двадцать плетей иногда оканчивался смертью, даже при оказании помощи.

Я готов был поспорить, что королевский плетничий весьма гордился своей работой.

Пенни трясло от ярости.

— Пенни, тебе надо успокоиться, — сказала ей Роуз, поскольку та, казалось, была на пороге неистового душевного расстройства.

— Ты на это не согласишься! — сказала моя жена, с негодованием зыркая на меня. — К чёрту их всех, они не могут так с тобой поступить.

Я храбро улыбнулся:

— Уинфилду я никогда не нравился, но я переживу, — заявил я. Моя смелость казалась мне фальшивой как никогда прежде.

— Нам не нужны эти люди, Морт. Нам не нужны титулы или деньги. Мы можем…

— …поговорить об этом позже, — перебил я. Вокруг было слишком много глаз и ушей.

Подняв головы, мы позволили последним минутам суда миновать, пока нас не отпустили, и затем мы покинули зал. Мы были в плохом настроении, когда наконец ушли, но мы с Пенни чертовски постарались не показать этого никому.