Окончанельное искупление

Глава 16

Мои спутники вернулись в предрассветные часы, до появления над горизонтом солнца. Может, слово «спутники» было слишком щедрым — «прислужники» или «невольники» подошли бы лучше, поскольку я практически не оставил им выбора в их обстоятельствах. «Что-то я радостный этим утром», — с сарказмом заметил я.

После их прибытия я заметил важную перемену. Каменная Леди перестала быть каменной.

Когда я только обнаружил дракона на пределе дальности своего магического взора, я без проблем опознал их обоих, в основном из-за их характерного эйсара. Хоть Гарэс Гэйлин был большим и внушительным физически, его мощный эйсар сиял подобно маяку. У Мойры Сэнтир он был гораздо тусклее, по большей части из-за того, что она больше не производила эйсар так, как это делало бы живое существо. У неё было лишь то, что осталось от её создателя, и этот запас постепенно истощался за прошедшие века, пока мои чары не изменили базовую природу её существования.

Её радикальная физическая перемена стала видна лишь после того, как они приблизились. Теперь она была из плоти и крови. Её искусственный дух, с его ограниченным эйсаром, скованным моими чарами, был всё тем же — ни один волшебник не спутал бы её с нормальным человеком, но теперь она находилась в теле, состоявшем из живой плоти. Тёмные, почти чёрные волосы обрамляли бледное лицо со светло-серыми глазами и бледно-розовыми губами. Её новое тело было почти небрежно прекрасным, ни одна из её черт не была чем-то выдающимся, но их совокупность приятно радовала глаз.

Я скрыл своё удивление:

— Гораздо лучше, вчера ты дерьмово выглядела.

Её брови изумлённо поднялись:

— Человек, которого ты напоминаешь, был гораздо обходительнее. Твои комментарии тебе не к лицу. Жизнь стала бы для тебя гораздо проще, если бы ты перестал так упорно пытаться выставить себя мудаком.

— Рад видеть, что наша разлука вернула тебе интерес к обмену колкостями, — сказал я, втайне рассматривая её. Она была одета всего лишь в простую шерстяную сорочку. — Я также хотел бы напомнить тебе, что ты знала Мордэкая не очень хорошо. Он был далеко не таким обходительным, как тебе хотелось бы думать.

Дракон внутренне смеялся. Глазами это было не увидеть, но я чувствовал его веселье, и оно меня раздражало.

— Ты определённо сполна получил его упрямство, — прокомментировала она. — Разве тебе не любопытна моя перемена?

Вместо того, чтобы подтверждать её ремарку, я честно ответил:

— Действительно, любопытна.

Гарэс выбрал этот момент, чтобы присоединиться к разговору:

— После нашей беседы прошлой ночью я предложил изменить ей тело. Это было… маленьким подарком.

Я подозревал, что он хотел сказать «возмещением», но в последний момент передумал. Из того, что я знал о древнем архимаге, он не верил, что когда-либо сможет искупить свои грехи. Это также был один из очень немногих известных мне случаев, когда он использовал свои способности архимага. В прошлом он трансформировал своё собственное тело пару раз, но трансформировать себя и делать это для кого-то другого — две больших разницы.

По моему собственному опыту, это подразумевало чрезвычайный уровень близости, поскольку для достижения такого эффекта требовалось такое же слияние, какое использовалось во время большинства продвинутых типов исцеления. Простое исцеления требовало лишь волшебства, но для сложной реконструкции тканей требовалось своего рода интуитивное, врождённое знание субъекта. Такого рода знание невозможно было получить извне. Гарэс был вынужден до некоторой степени стать ею, прежде чем он смог трансформировать её тело к человеческой форме, которую она помнила.

Наиболее выдающейся частью, по моему мнению, было то, что в прошлом Гарэс подчёркнуто демонстрировал свою вызывающую независимость. Он заставил меня поверить, что та была фундаментальной частью его драконьей природы, однако тот тип слияния, который был необходим для трансформации Мойры, эту идею полностью опровергал. Либо дракон с самого начала лгал мне, либо он полагал, что находится в огромном долгу у этой тени когда-то знакомой ему женщины.

Это также сказало мне, что он по-прежнему полностью владел своими способностями и волшебника, и архимага, сколько бы веков он ни прожил в драконьем облике.

Всё это промелькнуло у меня в голове за секунды, в то время как мой сознательный разум силился найти подходящий ответ.

— Это испортит твою репутацию, если об этом узнает общественность, — наконец сказал я.

Тут Мойра Сэнтир резко засмеялась. Не деликатным, женственным, частично подавленным смехом, который порой используют женщины, а более честным хохотом, полным хрюканья и неподобающего женщине уханья. Я уже больше года не слышал женского смеха, и для меня стало неожиданностью, насколько мне его не хватало.

— Нам нужно поговорить наедине, — сказал я дракону, прежде чем обратиться к Мойре: — В течение следующих пяти минут ты больше не можешь слышать или использовать какие-либо способы подслушать этот разговор, — приказал я. Выражение её лица сменилось на раздражённое, когда моя команда возымела эффект, лишив её слуха.

Игнорируя выражение её лица, я кивнул Гарэсу, и зашагал прочь, показывая, что ему следует двигаться следом.

— Это было весьма деспотично, — проинформировал он меня.

— Будто мне есть до этого какое-то дело, — ответил я. — У меня нет времени волноваться о своём социальном капитале. Я на самом деле даже не настоящая личность, и мне нужно ещё многое сделать.

Глаза дракона сузились:

— Тогда отдавай приказы, Господин, чтобы поскорее закончить этот разговор, — заявил он сочившемся сарказмом голосом.

— Чары, которые я использовал, чтобы не давать ей исчезнуть — те же, которые были использованы при создании Сияющих Богов. Если с ними ничего не сделать, то она будет вынуждена существовать всю оставшуюся вечность, чего, я уверен, она не желает, особенно учитывая то, как хорошо распорядились своим бессмертием боги, — объяснил я. Наклонившись близко к голове дракона, я прошептал слова, являвшиеся ключом к чарам Мойры. — Ты хорошо расслышал меня? — спросил я после этого.

— Да.

— Эти слова позволят тебе отпустить её, когда всё это закончится, — объяснил я.

— Зачем ты поделился ими со мной? — спросил он.

— Потому что я верю, что ты поступишь правильно, даже если я сам не смогу, — просто заявил я. Теперь, особенно после того, как он её трансформировал, мне стало достаточно ясно, что Гарэсу Гэйлину было глубоко небезразлично благополучие тени Мойры Сэнтир. Это делало его идеальным кандидатом в те, кому можно было доверить это знание.

— Ты бессмертен, и маловероятно, что тебя не будет здесь, чтобы лично сделать для неё то, что необходимо, — спокойно возразил он.

— Мне не особо нравится моё состояние, и даже если забыть об этом, настоящий Мордэкай всё ещё здесь, — сказал я, подчёркнуто постучав себя по груди. — Заклинательное плетение, которое удерживает меня здесь, также удерживает взаперти его душу. Чтобы ему было позволено воистину упокоиться с миром, я должен найти способ покончить с этим, — объяснил я. Из-за приказа Лираллианты я не мог рассказать ему о её даре, но это едва ли требовалось для выдвижения моего аргумента: — Чтобы не рисковать, я считаю важным позаботиться о том, чтобы кто-то ещё знал, как её развоплотить — кто-то, кому она может доверять.

Гарэс обогнул мои слова, задав язвительный вопрос:

— А тебе она доверять может?

Я улыбнулся ему, хотя знал, что он не мог видеть моего лица за стальным шлемом:

— Никто из вас не может мне доверять. У меня есть иные приоритеты, которые я поставлю выше ваших. Я готов не моргнув и глазом обречь вас обоих, если это позволит достичь моих целей.

— Ты не помогаешь себе, делясь этими сведениями, — сделал наблюдение он.

— Это — лишь удобная доброта. Не высматривай в этом ничего большего, — ответил я, прежде чем развернуться, и пойти обратно туда, где мы оставили нашу временно глухую спутницу. Вскоре её слух вернулся, хотя я подозревал, что её настроение будет восстанавливаться дольше.

— Насчёт этого острова, который, как ты говоришь, находится за океаном… — начал Гарэс.

— Я слышу скепсис в твоих словах, — перебил я.

Дракон ненадолго приостановился, издав почти неслышимый рык. Он что, ворчал?

— В моё время мир был довольно хорошо исследован, и было известно, что та часть океана пуста, — наконец сказал он.

— В твоё время Залив Гарулона тоже не существовал, — напомнил я ему.

Тут от него донеслось шипение:

— Я там жил. Тебе едва ли необходимо указывать на этот факт.

— Я говорю тебе, что там есть остров, большой остров. Там поместились бы все владения Ланкастера, и большая часть моих в придачу, — твёрдо заявил я. — Он был там задолго до войны с Балинтором или создания Залива.

Тут вмешалась Мойра:

— Я думаю, что Гарэс пытается сказать, так это то, что в те времена шла оживлённая морская торговля между Лосайоном, Гододдином и Гарулоном. Хотя большинство моряков придерживались прибрежных вод, некоторые выходили дальше с исследовательскими миссиями, и в их число входило несколько волшебников. Ничего настолько крупного, как описываемое тобой место, никогда найдено не было.

— Его и не должны были найти. Создавший его человек позаботился об этом, — проинформировал я её.

Она хмуро посмотрела на меня:

— Быть может, пошло бы на пользу, если бы ты раскрыл источник своих сведений. Очевидно, что ты что-то обнаружил, но мы не можем оценить надёжность этого источника, не зная подробностей, — произнесла она, и положение её челюсти намекало на подступающее к поверхности контролируемое раздражение.

Как часто бывало в последнее время, я испытал искушение отреагировать на это насильственным образом. «Это ненормально, раньше я таким не был». Я боролся со своим гневом, дождавшись, пока не сумел покрепче ухватить контроль над своими словами, прежде чем ответить:

— У меня теперь есть много сведений, но источником их я не поделюсь, за исключением того, что это была семейная тайна, — сказал я. «Тайна семьи, к которой я на самом деле не принадлежу». — Что я могу сказать, так это то, что мой предок, создавший Элентирские Горы, также создал этот остров. И по причинам, которые очень похожи на твои собственные, когда ты прятала свою дочь, он позаботился о том, чтобы этот остров никогда не обнаружили случайно.

— Если его там нет, то нам, возможно, придётся добираться обратно вплавь, — сделал наблюдение Гарэс. — Не знаю, хватит ли у меня сил вернуться на берег после целого дня, проведённого в полёте.

Я снял перчатку, чтобы позволить ему оценить силу, которую я забрал из Камеры Железного Сердца:

— Если будет необходимость, я смогу нас вернуть.

Заметив излучаемую мной безмерную силу, Гарэс сделал иное наблюдение:

— Мы тебе вообще не нужны. Зачем тогда ты настаиваешь на том, чтобы тащить нас с собой?

— Ты — последний из живущих архимагов, хоть и дракон, — сказал я. — Есть вещи, которые тебе следует увидеть. Возможно, я не смогу победить Мал'гороса. Возможно, я не смогу выполнить обещание Иллэниэла. Если я не смогу сделать и то, и другое, то миру конец. Вы — лучшая надежда на успех в случае моей неудачи. Поэтому я и тащу вас с собой.

— Такими вещами делятся с другом, с союзником, а не с рабом, — заметил он.

— Я больше не могу себе позволить такую роскошь. Я делаю ставку на то, что вы предпочтёте продолжить начатое мной, если я не смогу закончить эти дела.

От дракона пришёл низкий рокот:

— Ты делаешь слишком много предположений насчёт моих намерений.

«Я так не думаю. Только не после того, что случилось прошлой ночью с Мойрой Сэнтир». Однако свои мысли я не высказал:

— Отправляемся. Хватит разговоров, — сказал я им.

Гарэс громко щёлкнул зубами, каковое действие, по моим предположениям, означало, что он злился, но прежде чем он смог ответить, Мойра подняла ладонь:

— Споры нам не помогут. С тем же успехом можно отправиться посмотреть, что ждёт нас на этом его острове, — успокаивающим тоном сказала она.

— Если он там, — проворчал дракон.

— Как бы трудно ни было поверить в это, пока что он не показал себя глупцом. Ты действительно сомневаешься в нём, или тебе просто нравится скандалить? — многозначительно спросила она.

Гарэс одарил её пристальным взглядом, прежде чем согнуть переднюю лапу, чтобы мы могли взобраться на него. Я услышал, как он бормочет себе под нос:

— И всё равно он — мудак, — бухтел дракон. Учитывая громкость его бормотания, я предположил, что он говорил это для моих ушей. Я проигнорировал его непочтительность, и занял своё место на его шее, чуть впереди его мощных плеч.

«То была точная оценка моего нынешнего характера», — внутренне признал я.

Если Мойра и ответила ему, то без слов, и не включив меня в разговор.

Мы летели в течение часа, спиной к солнцу, и с бескрайней водой, простиравшейся, казалось, бесконечно во всех направлениях. Тишина, нарушаемая лишь безустальными взмахами крыльев Гарэса, стала комфортной, и мои мысли уплывали прочь. Думая о прошлом, о своих ошибках, о своей семье, я гадал, где же я допустил оплошность. «Поправка — где «он» допусти оплошность».

Я удивился, когда мою задумчивость нарушили мысли Мойры Сэнтир:

— «Тебе следует знать некоторые вещи».

Я мысленно поднял бровь, но не потрудился придать своему вопросу конкретную форму.

— «Как ты уже знаешь, род Сэнтир давно был известен своей способностью создавать магические разумы. Хотя ты не являешься результатом такого намеренного заклинания, какое могла бы сплести я, природа твоего нынешнего состояния очень похожа на таковой».

Я улыбнулся в своей броне:

— «Я не азартен, но готов побиться об заклад, что ты сейчас выдашь мне плохие новости».

Она оглянулась, и я увидел серьёзность её выражения. Я не мог не восхититься улучшениям её теперь уже человеческого лица. Оно передавало её эмоции гораздо лучше, чем камень и земля.

— «Волшебники Сэнтиров практиковали своё ремесло веками, экспериментируя с нашим особым даром, учась создавать стабильные личности», — начала она.

— «Это как-то связано с причиной, по которой вы не использовали живых людей, когда создали Сияющих Богов?» — спросил я.

— «Да».

Я уже потратил значительное время, прочёсывая воспоминания моего предка. В основном — части, относившиеся к тому, как он создал свои чары, но также часть его разговора с изначальной Мойрой Сэнтир.

— «Основная причина заключалась в том, что заточать человеческую душу — жестоко. Сажая душу человека в клетку, ты, по сути, убиваешь его. Разве не это ты сказала моему предку?»

Теперь пришёл её черёд удивляться, и удивление легко читалась в её ответе:

— «Откуда ты это знаешь?»

— «Я же сказал, что не раскрою свои источники», — спокойно ответил я. — «В любом случае, я уже знаю, что случилось с настоящим Мордэкаем. Сейчас я практически ничего не могу с этим поделать, но когда придёт время, я планирую отпустить его, если смогу найти способ сделать это», — объяснил я. Из-за приказа Лираллианты я не мог поведать тот факт, что у меня уже был такой способ, но я подумал о том, чтобы сказать ей, как только освобожусь от принуждения.

— «Это ещё не всё. Разумы, созданные из магии, имеют тенденцию быть очень нестабильными. Даже среди Сэнтиров создать разум, сохранявший стабильность дольше нескольких лет, было признаком великого искусства. Очень немногие из нас были способны создать разум, показывавший истинную устойчивость».

Это не прибавило мне уверенности:

— «Говоря «устойчивость», что именно ты имеешь ввиду?» — спросил я.

— «Долговременная ментальная стабильность — самые лучшие из нас могли создавать сложные разумы, сохранявшие стабильность неограниченно долго, подобно живой личности», — пояснила она.

— «Тогда какого чёрта вы их использовали при создании Сияющих Богов?»

Она мысленно вздохнула:

— «Я была одной из лучших. Считалось, что они останутся стабильными на всё время, покуда они будут нужны, возможно — даже вечно».

— «Ну, значит в этом вы здорово облажались», — упрекнул я её. — «Я рад, что я — не твоих рук дело, хотя ты сама, похоже, неплохо держишься».

— «Я, возможно, была лучшим её творением, и я провела большую часть прошедшего тысячелетия во сне, по крайней мере, пока не появился Мордэкай. Не думаю, что с тобой всё будет так же хорошо», — прямо проинформировала она меня.

— «Значит, я скорее всего сойду с ума. Где же я это слышал раньше?» — с сарказмом спросил я. Большая часть начала моей карьеры волшебника, ну, или карьеры Мордэкая, прошла в беспокойстве из-за голосов, которые все считали признаком зарождающегося безумия.

Она покачала головой:

— «Это не шутка. Учитывая твоё необычное происхождение, я не могу предположить, как долго это займёт, но ты уже выказываешь соответствующие признаки».

— «Признаки?»

— «Иррациональный гнев, жестокость, не соответствующее личности твоего оригинала поведение», — объяснила она.

— «Из того, что я могу вспомнить, он часто испытывал раздражение, когда был в стрессовой ситуации. Не думаю, что я был настолько отличным от него», — парировал я.

— «Он когда-нибудь пытался убить друга? Раны Сайхана не выглядели лёгкими».

— «То было в пылу сражения», — ответил я, — «он хотел убить меня».

— «Он никак не мог тебе навредить».

Я почувствовал, как начинаю всё больше злиться из-за этого разговора:

— «Он убивал невинных», — сказал я, имея ввиду «настоящего» Мордэкая.

— «Лишь случайно», — укорила она меня, — «или когда не было иного выхода».

Я боролся, пытаясь удержать себя в руках:

— «И что ты, «О Премудрая», предлагаешь?» — горько спросил я. — «У тебя наверняка есть для меня какие-то мудрые напутствия».

— «К сожалению — нет. Ты должен работать быстрее».

Я фрустрированно заворчал. Даже бессмертному, вселенная, похоже, стремилась не дать мне необходимого мне времени. «С другой стороны, безумие не может быть хуже того, с чем мне до сих пор приходилось жить», — подумал я, но эту мысль оставил при себе.