Окончанельное искупление

Глава 42

Боль была невероятной, но окончилась так же внезапно, как началась. Она была заметной в основном тем, что с дня своей смерти я почти не чувствовал физической боли. Она больше не была хорошо знакомым мне ощущением. Перемена была почти желанной.

Боль заставляет тебя чувствовать себя живым.

Я втянул в себя столько силы, сколько мог, прежде чем чары дали сбой, а потом, сделав чрезвычайное волевое усилие, я удержал большую часть взрыва. Ощущение почти не с чем сравнить, но если бы меня к этому вынудили, то я бы назвал его похожим на похмелье… «Худшее из вообразимых похмелий, а потом ты начинаешь биться головой об стену».

Силу самого взрыва я удержал, осторожно впитывая её. Я сомневался, что её хватит, чтобы что-то изменить, но решил, что не буду отбрасывать никакую возможность. Чем больше у меня было силы, тем с большей вероятностью я смогу пережить то, что мне предстоит.

«Уже шесть или семь Сэлиоров», — подумал я про себя, оценивая то, что у меня должно быть после отъёма эйсара у Чэл'стратэка. «Мал'горос, наверное, имеет больше сорока, может быть даже пятидесяти».

Мой опыт в Албамарле научил меня одному. Люди складываются. Я там убил несколько тысяч человек, забрав их жизни наиболее прямым из всех возможных способов. Хотя каждый напитывал меня лишь немного, в совокупности количество их эйсара было значительным.

— «Это началось, когда я сразил армию Гододдина», — сказал мой внутренний наблюдатель. — «Погибло тридцать тысяч человек, а потом их семьи забрал Мал'горос».

Тогда-то мой враг и стал слишком могущественным, чтобы его можно было остановить. Именно это дало ему силу, которая была ему необходима, чтобы победить своих собратьев, и забрать их силу себе.

— Мне придётся убить половину мира, чтобы набрать силы для победы над ним, — сказал я себе, и на миг мой разум всерьёз задумался над этим.

— «Нет», — возразила моя совесть, — «всё закончится здесь».

Как обычно, моя совесть была убийцей радости.

Затем я вспомнил о Питэре:

— Да нам всё равно от этого не уйти. Я теперь существую на заёмное время, — сказал я вслух. Эта мысль почему-то улучшила моё настроение — что бы ни случилось, моя роль во всём этом скоро закончится. Конец был близок.

Наличие впереди конечной остановки дало мне некоторого рода силу.

— Я свободен провести следующие где-то пятнадцать минут так, как только пожелаю, — сказал я, чтобы укрепить эту мысль. Пенни и дети промелькнули у меня в мыслях. Моим первым желанием было бы увидеть их в последний раз. — Но это — не вариант. Некоторые двери уже закрылись.

Я начал ощущать приближение Мал'гороса, он летел не торопясь. Он не спешил. «Наверное, наслаждается этим мигом… мудила». Тут мне пришла в голову мысль, и я потянул руку к своим мешочкам. Их не стало. Моей брони тоже не стало. Разрушение стазисных чар сожгло всё, что на мне было.

Я стоял голым.

— Мать твою, — выругался я, скорее из-за неудобства, чем из-за возможного смущения. В этих мешочках было полно полезных инструментов, особенно — мой серебряный стило, а в данном случае — мой посох.

Одно из удобств силы в том, что когда она у тебя исчисляется в Сэлиорах, некоторые чрезвычайно затратные применения оной силы больше не являются такими уж важными. У меня было достаточно силы, чтобы просто производить предметы, создавая их из чистого эйсара. Однако я всё ещё не хотел тратить эйсар зря.

Лёгкая иллюзия предоставила внешнее подобие одежды. «Несомненно, Пенни будет жаловаться на мой выбор», — подумал я, тихо смеясь. Она часто возражала против моего чувства стиля — в основном потому, что у меня этого чувства на самом деле не было.

По своей прихоти я сменил камзол и рейтузы, которые поначалу выбрал, на простой домотканый халат. Я подумал было оставить просто набедренную повязку, но это показалось немного глупым.

Манипулируя ветром, я поднялся на сотню футов, чтобы оглядеть землю внизу. Несмотря на мои усилия, взрыв сравнял всё с землёй примерно на четверть мили во всех направлениях. Я задумался, сколько скота потеряло свои жизни. «Подумай об овцах!». Я чуть не начал хихикать. Я чувствовал, как края моего разума уносились вдаль.

Приложив сознательное усилие, я сосредоточил своё внимание.

— «У тебя есть лишь несколько минут, не трать их зря, теряя рассудок», — предостерёг мой воображаемый друг.

Я согласно кивнул. Я ответил бы мысленно, но я беспокоился, что он будет сбит с толку, поскольку наши мысли звучали одинаково. «Или, быть может, его сбить с толку не так просто, как меня?»

Качая головой, я раскрыл свои ладони, и вообразил, что мои пальцы — рунные каналы. С этими чарами я был знаком очень близко, поэтому много усилий это не потребовало. Глядя вниз, я увидел, что пальцы вытянулись, и каждый из них был окружён идеально встроенными рунами. «Это должно сработать», — заметил я.

Затем я начал чертить.

Я всё ещё был на высоте в минимум сотню футов, поэтому земля внизу была подобна огромному чистому листу. Чертить линии с моего положения было гораздо проще, чем я ожидал. Я чертил прямые и круги, обрамляя их символами и геометрическими формами. Было похоже на рисование пальцами.

— «Это — полнейшее безумие», — сделал наблюдение мой более разумный двойник.

— Только если ты ожидаешь выжить. Я просто веселюсь, — сказал я ему.

— «Ну, его это точно выведет из себя», — пришла ко мне мысль, сопровождавшаяся улыбкой.

Мал'горос выглядел гораздо лучше, чем я его помнил. Он отказался от рогов и дополнительных конечностей ради простого человеческого облика. Единственной экстравагантностью, какую мне было видно, была милая пара крыльев цвета слоновой кости. В свете утреннего солнца они сияли почти радужными отблесками.

Он подлетел ко мне со знающим выражением на лице — его чувство самодовольного удовлетворения было настолько сильным, что я ощущал его в воздухе как осязаемую силу.

— Ты хорошо выглядишь, — сделал я ему комплимент.

— Ты тоже, — ответил он сквозь сверкающе белую улыбку. — Хотя мне особо нечего сказать насчёт твоего вкуса к одежде. Это что, следствие какого-то прежде невиданного смирения? Я и не думал, что ты такой скромный.

Его ремарка спровоцировала толику рефлексии:

— Я думаю, быть может, халат — отражение моего любимого представления о себе, — ответил я.

— Жрец-послушник? — в шутку спросил он.

— Нет. У меня в жизни было много ролей и титулов. Я был крестьянином, дворянином, и даже, недолго, королём, — сказал я.

— А богом? — подал мысль Мал'горос.

— Полагаю — да, но я о себе так не думаю, — объяснил я.

— Тогда что?

— Я думаю, моей любимой ролью был отец и муж, но я больше не могу претендовать на неё. Архимаг был весьма интересным, но моя трансформация в нынешнее моё состояние лишила меня этой роли. Это — лучшее, что у меня осталось, — таинственно ответил я. Уверен, его это раздражало не меньше, чем всегда раздражало меня. За прошедшие годы я сражался со множеством многоречивых злодеев. Теперь пришёл мой черёд.

— Идиот?

Я вздохнул. Ну вот надо же было испортить момент.

— Волшебник, — раздражённо сказал я. — У меня остались лишь ум и магия.

— Первого у тебя вообще нет, а второго — слишком мало, — сказал мой прекрасно красивый враг. Он сопроводил своё оскорбление пробным выбросом силы.

Тот без всякого вреда отскочил от защитных чар, которые были высечены на земле подо мной.

— Ты зря тратишь время на эти каракули, — пожаловался он, посылая в меня более мощный заряд.

На этот раз его магия имела форму заклинательного плетения, что делало её гораздо более мощной. Воздух затрещал вокруг моего щита, когда оно обожгло его, но мои чары выдержали.

— Мои каракули — это для тебя слишком? — сухо спросил я.

Его ответная улыбка была почти дикой:

— Я просто разогреваюсь. Мы же не хотим, чтобы всё закончилось слишком быстро, — сказал он. Очередной удар был нанесён внезапно, без предупреждения или каких-либо признаков собирания. Это было не заклинательное плетение, но одна только сила удара мгновенно расколола мой щит.

Я засмеялся над ним с другой точки, стоя в ином кругу в шестидесяти ярдах справа. Меня окружал новый щит.

— Ну, я думаю, что это вряд ли произойдёт, если только ты в течение следующих нескольких минут не поумнеешь, — поддел я.

К его чести следует сказать, что он не огрызнулся на меня сразу же. Вместо этого он тщательно осмотрел меня, гадая, что за хитрость я применил. Ландшафт был покрыт волшебными рунами, линиями и кругами. Я делал ставку на то, что мой противник понятия не имел, что они означали… или, что важнее, какие из них были просто тарабарщиной.

— Ты же понимаешь, что эти игры не смогут продлиться вечно, — проинформировал он меня.

— Ты сказал, что не хочешь, чтобы всё закончилось слишком быстро, — парировал я.

— Верно, — согласился он, — хотел, — и пока он это произносил, я начал замечать, как от земли стал подниматься красный туман. Однако слово «туман» является слишком простым описанием — это было сложное плетение магии Ши'Хар, от его двойной сложности и простоты захватывало дух. Оно покрывало землю почти на милю во всех направлениях, и хотя я не мог быть уверен в его назначении, у меня было несколько догадок.

«Он проверяет, пытается выяснить, что — настоящее, а что — нет». Туман тёк плавно, покрывая всё кроме некоторых моих кругов. Примерно половина из них была окружена щитами, которые не пускали туман внутрь, а другая половина — нет.

— Похоже, что у тебя не было времени закончить твою работу, — прокомментировал он.

Вообще-то говоря, я действительно не закончил, но незаконченными остались отнюдь не щиты.

— Чэл'стратэк отнял больше времени, чем мне хотелось бы, — солгал я. На самом деле, мне повезло. Если бы его помощник не был таким глупцом, я бы всё ещё бился с ним к моменту прибытия Мал'гороса.

Очередной быстрый удар уничтожил защищённый круг, из которого я говорил с ним, но меня там больше не было, и когда эйсар уничтожил мой круг, часть силы была утянута прочь, пойманная линиями, перечёркивавшими ландшафт. Не теряя времени, я забрал её себе.

— Телепортационные круги, или иллюзия? — открыто задумался Мал'горос.

— Уже теплее, — поддел я.

Я мог вообразить, как сейчас работал его разум. Он уже обнаружил, что многие круги были просто для показухи, поскольку не были окружены щитами. Остальные выглядели пустыми, но вокруг каждого из них был щит, блокировавший эйсар, что не давало ему на самом деле ощутить, был ли я внутри.

Со дня моего знакомства с Уолтэром Прэйсианом я многому научился насчёт невидимости и иллюзий. В частности — чего невидимость обеспечить не могла.

Наблюдая за его работой, я понял его урок, и поскольку я не мог создавать такую невидимость, которая давалась ему инстинктивно, я сосредоточился на том, что я делать мог. В подобной ситуации это было почти так же хорошо. Скрываться от бога было трудно, особенно если у тебя есть огромный объём эйсара, какой был у меня. Это как пытаться спрятать пылающий факел в тёмной комнате — невозможно. Если только ты не прикроешь его чем-то ещё.

«Щиты скрывают моё положение, а иллюзия даёт ему что-то, на чём можно сосредоточиться», — молча подумал я.

Линия мерцающей силы, на этот раз — заклинательное плетение, вспорола воздух подобно кнуту, но мой щит исчез прежде, чем она его коснулась. Моё тело исчезло, и снова появилось в другом круге.

Разница между заклинательными плетениями и чарами многогранна, но поверхностна. Лежащая за ними теория одна и та же, различается лишь исполнение, ну, и ещё симвология. Имея дело с Тиллмэйриасом, Ши'Хар и несколькими Тёмными Богами, я кое-что обнаружил. Хотя они верили в превосходство своей способности к заклинательному плетению, и создавали плетения очень быстро, плетения всё же были не мгновенными.

Чародейство такое же, только готовить чары приходится гораздо дольше. Однако после того, как чары закончены, оба типа магии обладали похожими свойствами. Дополнительная формальность, связанная с их структурой и созданием, изолировала магию в четвёртом измерении, времени, не позволяя ей рассеиваться или зря тратить эйсар. Хотя я не мог этого доказать, я был весьма уверен, что всё, что можно было сделать одним типом, было возможно, с некоторым временем и усилием, с помощью другого. Они были как два разных языка.

«Только на своём они делают всё за секунды, а мне, на моём, приходится готовиться минутами или даже часами», — уныло подумал я. Однако приготовления имели свои преимущества. Поскольку Ши'Хар могли создавать сложные, перманентные и, если честно, фантастические магические конструкции почти по собственной прихоти, они редко утруждали себя строить что-то заранее.

Человеческий чародей вынужден был думать о том, что делает. Он планирует и готовится.

Может, я и не был более архимагом, да и человеком тоже, если уж на то пошло. Но я был, чёрт возьми, лучшим чародеем из всех, кто когда-либо жил.

— «Или самым высокомерным», — подало мысль моё внутреннее «я».

— Кто-то однажды сказал мне это, — ответил я в свою защиту.

Мал'горос подозрительно наблюдал за мной:

— Ты что, сам с собой разговариваешь? — внезапно спросил он.

Я поморщился:

— Возможно.

— Значит, тебя плохо сделали. Твой разум начинает распадаться, хотя, полагаю, этого и следовало ожидать от чего-то, сделанного людьми, — объявил он. Ударил очередной кнут из заклинательного плетения, и мой щит снова исчез за долю секунды до того, как кнут его коснулся. Я снова появился в другом круге.

Я улыбнулся:

— Мне давали и худшие эпитеты, — сказал я. На этот раз он отреагировал стремительным ударом чистого эйсара, сырого и неоформленного. Это случилось почти мгновенно, и грубой силы там было достаточно, чтобы возместить недостаток тонкости. У щита вокруг моей кажущейся позиции не было никаких шансов, как и у иллюзии меня, стоявшей под ним. Дополнительный эйсар от его атаки утёк по линиям, которые я начертил на земле во всех направлениях.

Я тихо впитал эйсар там, откуда я наблюдал за происходившим.

— Я вижу, что ты пытаешься сделать — медленно повернулся Мал'горос кругом, не будучи уверенным, в какую сторону говорить, поскольку было очевидно, что я скорее всего находился не там, где казалось. — Крадёшь толики силы — думаешь, соберёшь достаточно, чтобы уровнять чаши весов?

Я и не думал, что смогу скрывать это долго. Да и не полагал, это практичным. Такими темпами, на это ушли бы дни. Количества кругов было недостаточно, чтобы занять его надолго. Моей основной целью было показать ему правду. Он может победить, но это случится лишь благодаря его грубой силе. Я превосходил его во всех остальных отношениях. Это не могло прийтись ему по душе.

Просто чтобы достать его ещё сильнее, я снова активировал щиты там, где он пытался ударить меня своим кнутом из заклинательных плетений. Поскольку я отключал их до столкновения, чары всё ещё функционировали. Однако места, где он бил чистым эйсаром, были делом безнадёжным.

— На самом деле, между нами нет баланса, — сказал я ему. — Никакое количество силы не никогда не возместит всё то, чего тебе не хватает.

— Я не забыл те места, в которые я ударял, — заверил он меня. — С щитом или без, я больше не буду обращать на них внимание.

— Значит, ты полагаешь, что я использую иллюзию? — внезапно сказал я, и на этот раз я появился в одном из неукрытых щитом кругов ближе к центру. Эти круги он игнорировал с тех по, как счёл их обманками, но моё появление там стало для него прямым вызовом.

Без щита, скрывающего мой эйсар, он вне всяких сомнений знал, что я на самом деле был там. Я телепортировался прочь сразу же после того, как появился.

Его ответ, хоть и ожидаемый, был настолько быстр, что чуть меня не поймал, хотя я уже приготовился телепортировать сразу же после того, как показался. Пылающая колонна чистой силы ударила в то место, где я стоял, и прожгла дыру в земле. Атака была настолько мощной, что половину впитала земля, и лишь другая половина была поймана моим зачарованным решетом… чтобы уплыть в мои загребущие руки.

«Чёрт», — подумал я, — «а он не шутит. Этот удар использовал невероятное количество эйсара. Если он и дальше так продолжит, то он ещё глупее, чем я думал».

Презрительно ухмыляясь, он послал ещё заклинательные плетения, чтобы уничтожить щиты вокруг пустых кругов, но у меня было достаточно времени, чтобы отключать их до столкновения. Я возвращал их обратно через миг после того, как заклинательные плетения исчезали.

Он наверняка был фрустрирован. Если он использовал заклинательные плетения, я не мог украсть его эйсар, но если он атаковал спонтанно и промахивался, я становился сильнее. Конечно, это если полагать, что он будет играть по моим правилам. «Скоро он начнёт эти правила менять».

Мал'горос не мог быть уверен, насколько быстро я мог телепортироваться, поэтому я готов был биться об заклад, что он предположит, что моя видимая позиция наверняка была иллюзией, если я находился под щитом. Рискнув, я убрал скрывавшую меня иллюзию, и развеял ложный образ, который я поместил один из других кругов. Если он использует заклинательное плетение, то я, наверное, успел бы телепортироваться, но если он попробует спонтанную атаку, то я знал, что сбежать вовремя я не успею.

«Но ты ведь не хочешь этого делать, так ведь? Ты будешь фокусироваться на пустых кругах». Мои мысли были наполовину желанием, наполовину предсказанием. Было вполне возможно, что он раздавит меня как муху, если его логика была выстроена иначе.

— Думаю, с меня довольно. Я устал от этой игры, — сказал Мал'горос. Вытянув руки, он отправил во все стороны линии заклинательного плетения, пока не стало казаться, что оно вот-вот закроет небо. По мере расширения его силы синева сменилась абсолютной чернотой от горизонта до горизонта, заполняя воздух над нашими головами на расстояние, которое трудно было осознать.

Он одарил меня очаровательным взглядом:

— Теперь, когда мы знаем наше положение, давай посмотрим, где находишься ты, — произнёс он, и ударившая из его тела вспышка сырой силы, мигом уничтожила все мои окружённые щитами круги. Свой собственный я усилил, что не позволило ему полностью смести меня, но остальных теперь не стало. Поток эйсара потёк через моё сито-заклинание. Я отчаянно впитал всё, что мог, но знал, что этого не хватит.

Указывая на меня тонким пальцем, он проворковал:

— Вот теперь-то ты и показался.

Я стоял в своём одиноком круге, в сотне ярдов от него. Моя сила была гораздо выше, чем в начале, но любой обладавший хоть каким-то магическим взором смог бы увидеть, что между нами по-прежнему была разница. Моих кругов не стало, и мне больше негде было прятаться. «Ситуация вот-вот станет болезненной», — предположил я.

— «Будет больно».

— Я уже сказал это, — упрекнул я свой внутренний голос.

— «Ну, это стоило повторить», — ответил он.

Собрав всё, что у меня было, я влил свою силу в защитное кольцо вокруг себя. Висевшее в небе кошмарное заклинательное плетение Мал'гороса начало сжиматься, уменьшаясь всё быстрее и быстрее. Сжимающийся комок тьмы — и я находился в его центре.

Когда он достиг меня, я потерял сознание, что было интересным само по себе. Как правило, бессмертные существа не теряют сознание. Сминающая сила, уничтожившая мой щит, должна была причинять мне боль, но она полностью захлестнула мои чувства, оставив меня плыть на волнах тёмного небытия.

Мои чувства вернулись ко мне слишком быстро, и обнаружил, что застрял в чёрной сфере, или, по крайней мере, мне казалось, что это была сфера. Я не мог особо ничего сказать о ней кроме того, что сминающее давление, которое она, похоже, оказывала на меня, шло со всех сторон. Я никогда прежде не испытывал ничего настолько клаустрофобного, не говоря уже о том, что это было больно и неприятно.

— «За себя говори», — вставило моё внутреннее «я».

Давление ослабло на миг, и в мой мир начал пробиваться свет. Моё тело лежало там же, где было прежде, оплетённое упругими лентами очень мощного заклинательного плетения Ши'Хар. Ленты были покрыты шипами, и из-за оказываемого ими давления они были менее чем приятными.

Очень немногие части моего тела были открыты, в основном — мои глаза. Прекрасное лицо моего врага смотрело вниз, находясь лишь в футе от меня.

— Уверен, ты уже начинаешь чувствовать себя глупо, так ведь? — сказал он мне дружеским тоном.

Я попытался заговорить, но рот мой тоже был стянут, поэтому вместо этого я скосил глаза, надеясь, что это передаст ему моё презрение в отношении его мнения. Поглазев на меня несколько секунд, он снова вернул мне доступ к моему рту.

— Тебе пришлось вспахать половину долины а также покрыть чёрт его знает сколько неба своим эйсаром, чтобы меня подавить, — сказал я ему. — Тебе это наверняка не пришлось по душе.

— Мы с тобой будем вместе очень долго. Возможно, тебе стоит подумать о том, как твои слова повлияют на твоё будущее, — проинформировал он меня. Протянув руку сквозь шипы, будто те были нематериальными, он вонзил свою ладонь мне в живот.

В эти дни физическая боль для меня была практически невозможна, но он делал нечто совершенно иное. Когда он рывком высвободил руку, она вернулась с светящейся пригоршней концентрированного эйсара. Я закричал.

— Сегодня мы научим тебя новому виду агонии, Мордэкай, — сказал он спокойным тоном.

Следующая горсть, которую он забрал, была ещё менее приятной, а поскольку властен я был только над своим голосом, я влил в него всё, что у меня было, испустив крик боли, который превратил бы его голову в студень, будь он смертным.

Он дёрнулся — это почти не улучшило моё настроение, но с чего-то надо было начинать. Лозы снова закрыли мне рот. Режа и раздирая меня, он вырывал из меня мою сущность большими и маленькими кусками. Это был духовный эквивалент потрошению человека, а потом поеданию его органов у него же на глазах.

Неспособность умереть иногда была по-настоящему проблематичной.

Процесс мог бы быть менее неприятным, или, по крайней мере, не вызывать боли. Я начинал по-новому ценить человечный метод, который шиггрэс использовали на своих жертвах. Даже моя борьба с Чэл'стратэком не была настолько скверной.

После того, как он ослабил меня наполовину или больше, Мал'горос снова позволил мне говорить, и я воспользовался этой возможностью, чтобы неконтролируемо рыдать. Глубоко внутри я его ненавидел, а ещё глубже — хотел ответить остроумной ремаркой, чем угодно, лишь бы прикрыть стыд и унижение того, что он делал со мной. Но агония одержала верх над тем, что осталось от здравия моего рассудка.

— Я оставлю тебя себе навсегда, — сказал мне Мал'горос, — поскольку у меня нет ключа к заклинательному плетению, которое тебя поддерживает. Но не волнуйся — ты будешь моим самым любимым питомцем.

Он вернулся к своему ужасному пиру, но одна ясная мысль приносила мне толику удовлетворения. «Питэр, поспеши».

Я полностью потерял ощущение времени.

Заняло у него это минуты или часы, я не мог быть уверен. Мне это казалось вечностью. От меня мало что осталось. Мал'горос поглотил всё, кроме всё ещё сковывавшей меня мёртвой плоти. Шипы исчезли, но я был слишком слаб, чтобы двигаться. Во мне остался только эйсар от заклинательного плетения, которое поддерживало меня — проклятая магия, связывавшая душу подлинного Мордэкая, и удерживавшая меня в моём проклятом, неумирающем состоянии.

Моё сознание начало угасать, слишком слабое, чтобы поддерживать себя, пока я смотрел вслед уходящему Мал'горосу.

— Позже я найду тебя, — сказал он, уходя, — …через неделю, или через месяц, или год… когда мне станет скучно. А пока мне ещё многое нужно сделать.

Я отчаянно хотел заговорить, но мои губы отказывались шевелиться.

Он остановился, глядя на меня с жалостью:

— Я иду завершить начатое. Твоя семья, твои люди, твоя раса — все они… ты понимаешь?

Я не мог кивнуть, но мои глаза, наверное, показали ему мои чувства.

— А когда я закончу с этим, останемся только ты да я, и другие, подобные нам. Я, возможно, позволю новым Ши'Хар, которых ты любезно вернул к жизни, продолжать существовать, если они смогут найти способ освободить нас. Это — на самом деле твоя единственная надежда. В противном случае я их тоже уничтожу, а потом нам просто придётся забавлять друг друга очень, очень долгое время.

Я снова пожалел, что мои мёртвые глаза не могу плакать, но они продолжили предавать меня, оставаясь сухими и почти безжизненными.

— Не думай, что твои люди смогут спрятаться, — добавил он, снова приостановившись. — Я не разборчив. Если будет необходимо, я сровняю горы, сожгу леса и вскипячу океаны. Я не против убить всё живое просто для того, чтобы убедиться, что они мертвы. Это должно немного тебя успокоить.

Судя по всему, Мал'горос усвоил определение слова «успокоить», отличное от моего.

Возможно, он мог читать мои мысли, поскольку тут он, похоже, ответил мне:

— Им не обязательно жить, Мордэкай, но твои страдания, и мои — они будут длиться вечно.

Я закрыл глаза, и позволил своему сознанию уплыть во тьму. «Закончи это, Питэр, пожалуйста».