Наши уже не придут 3

Глава двадцать девятая Маньчжурский кандидат

*28 января 1924 года*

— Происходит что-то нехорошее… — вздохнул полковник Александр Михайлович Василевский, опуская газету.

В «Правде» опубликовали заключение специальной комиссии, которая постановила освободить генерал-майора Немирова от занимаемых должностей, а также разжаловать его до майора.

Боевые действия, после прихода зимы, лишь увеличили свою интенсивность.

Япония так и не решилась на интервенцию в Маньчжурию, так как НОАК показала совершенно иной уровень, нежели силы милитаристов — сразу видно, что войска Фэнтяньской клики ей не ровня и освобождение Маньчжурии уже почти решённый вопрос.

Ввязываться в это Японская императорская армия, по-видимому, не очень-то и хотела, несмотря на недвусмысленные намёки от представителей Антанты — есть сведения, что военные представители Великобритании в Японии передают крайнюю степень недовольства своего правительства нерешительностью императора.

ОГПУ передаёт Василевскому самые актуальные сведения о происходящем за кулисами международной политики, так как эти сведения могут помочь при планировании боевых операций.

Например, очень полезно знать, что японцы даже не начинали подготовку войск к высадке в Маньчжурии, потому что им сейчас совсем не до этого — последствия разрушительного землетрясения не устранены даже на тридцать процентов, а в этом Японии помогает ещё и СССР. Устраивать империалистическое вторжение в такой ситуации — это не просто глупость, это настоящий идиотизм.

Поэтому Фэнтяньская клика воюет почти в одиночестве.

Единственный её союзник — партия Гоминьдан. Это китайские националисты, в идеологии своей более радикальные, чем клики милитаристов, контролирующие территории южнее Чжилийской клики.

Есть официальный союз Фэнтяньской клики с Гоминьданом, который начал боевые действия против Чжили, причём очень успешно — есть риск, что через полгода-год от Чжилийской клики и остальных мелких клик, которые контролируют остальной Китай, не останется вообще ничего.

И, видимо, это поняли и «зарубежные друзья», которые сразу же начали финансирование и снабжение Гоминьдана.

Фэнтянь, конечно, будет разбит, но гарантий, что Маньчжурию оставят в покое, никто не даёт — высоковероятна война против Гоминьдана, который очень болезненно воспринял потерю Маньчжурии и приближение НОАК прямо к Пекину…

«А теперь ещё и дома что-то неладное», — подумал Василевский, скривившись, будто от зубной боли.

Ситуация с генерал-майором Немировым, которого разжаловали до майора, очень сильно не понравилась Александру и он сейчас боролся с желанием предпринять что-то решительное и, возможно, необдуманное.

Только вот генерал-полковник Алексеев, предвидевший возникновение подобных желаний у офицеров, сделавших карьеру за счёт того, что Немиров увидел их потенциал и дал ему раскрыться, выпустил приказ по всей РККА — по вопросу работы специальной комиссии ничего не предпринимать.

Наверное, в этом не было острой необходимости, так как Красная Армия точно не обратится против власти Советов, но беспокойство генерал-полковника понятно — возможно, он сам испытал то же желание, что и Василевский…

— Здравия желаю, товарищ гвардии полковник! — вбежал в штаб вестовой и замер по стойке «смирно».

— Вольно, — махнул рукой Александр Михайлович. — Что у тебя?

— Свежие данные аэрофотосъёмки, товарищ гвардии полковник! — ответил гвардии младший сержант.

Василевский принял пакет с фотоснимками и направился в картографический отдел штаба.

— Давайте по интересующим нас локациям, — передал он пакет гвардии капитану Михаилу Андреевичу Лужкову. — Что там за перемещения к западу от Пекина и Тяньцзиня — начинайте разбирательство.

Данные аэрофотосъёмки прибывают практически непрерывно — самолёты летают так часто, что быстро кончается моторесурс двигателей и возникают проблемы с нехваткой плёнки. Впрочем, Петроград на снабжении НОАК не экономит, поэтому всё везут в достатке. Правда, высококачественная плёнка, пригодная для съёмки, закупается в США, поэтому расходуется государственное золото…

Больше всего Василевский ждал, когда же такую плёнку научится производить советская промышленность. Дешёвая плёнка позволит фотографировать не только важнейшие участки, но вообще все места, где теоретически способен что-то учудить противник.

Полное покрытие всего поля боя — вот к чему стремился и стремится генерал-майор Немиров. Василевский понял это уже давно, ещё на специальных курсах при штабе 1-й тверской механизированной дивизии. Там читал лекции лично Аркадий Петрович и другие лучшие офицеры — это была самая сильная школа если не в мире, то точно в Европе.

«Европейцы показали, что отстают», — улыбнулся своей мысли Александр Михайлович, наблюдающий за тем, как фотографии приобщаются к новой карте на доске. — «Мы до сих пор впереди, раз их лучшие военные советники не могут научить армии реакционеров сражаться нормально».

Он вспомнил сводки из Польши — там против Красной Армии выступали тысячи танков, сотни самолётов, а также жалкие подобия ударных подразделений…

Итог — Войско польское было разгромлено, их страна разделена на две неравные части, что похоронило захватнические амбиции Пилсудского, а также ряд политических карьер.

«И родилась Польская ССР», — напомнил себе Василевский, вышедший из картографического отдела. — «А это…»

— Здравия желаю, товарищ гвардии полковник! — козырнул ему Аркадий Петрович Немиров, носящий форму РККА со знаками различия майора.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор… — образцово выполнил воинское приветствие Василевский.

— Никак нет, — покачал головой Немиров, после чего показал на свой левый погон. — Майор, причём не просто майор, а гвардии майор. Прошу обращаться в точном соответствии с уставом.

Василевский впал в лёгкий ступор.

— Но… — начал он.

— Вот приказ о переводе во 2-й гвардейский отдельный механизированный полк РККА, — вытащил Немиров из планшета лист бумаги. — Так что ожидаю боевых задач.

— Никак… — вновь заговорил Александр Михайлович. — То есть, так точно!

— Что-то не так? — нахмурился Аркадий Петрович.

Он недоуменно огляделся по сторонам.

— Вроде бы никаких злых духов и сошествия ангелов с небес, — произнёс он. — Товарищ гвардии полковник — мне бы хотя бы роту, а дальше я разберусь. Есть опыт.

— Аркадий Петрович, но так же нельзя, — произнёс Василевский. — Генерал-майору роту…

— Погоны вы видели, — покачал головой Немиров. — Так что, одну роту, а дальше я сам…

— Пройдёмте в штаб? — неуверенно произнёс Василевский.

— Это вопрос? — нахмурился Немиров.

— Никак нет, — вздохнул полковник. — Пройдёмте в штаб, в мой кабинет.

Они прошли в здание, где офицеры и сержанты повскакивали со своих мест и исполнили воинские приветствия. Новость о прибытии Немирова уже распространилась.

Василевскому очень сильно не понравилось то, что с Аркадием Петровичем обошлись как с простым офицером — никого не предупредили, никому ничего не сказали…

— Разрешаю обращаться на «ты», — сказал он. — Аркадий Петрович…

— Тогда и ты на «ты» обращайся, — усмехнулся Немиров.

— По поводу роты — это потом… — заговорил Василевский. — Как добрали… добрался?

— Да вроде бы нормально, — пожал плечами Аркадий Петрович. — Со мной в Маньчжурию жена с сыном приехали — они сейчас в Харбине.

— А, вот оно как… — произнёс Александр Михайлович. — А как обстановка в Петрограде?

— Нормально, — вновь пожал плечами Немиров. — Ты, кстати, имей в виду, что скоро сюда приедет наблюдатель от партии, который будет должен проследить, чтобы ко мне не было какого-то особого отношения. Так что о роте я не шутку пошутил, а говорил предельно серьёзно.

— Как так вообще получилось? — спросил Василевский. — Это дикая несправедливость — с генералом, героем Империалистической войны, героем Революции, победителем мятежников…

— Это было нужно — это было сделано, — ответил на это Аркадий Петрович. — Война — она ведь не только с внешним врагом. Понимаешь?

Александр Михайлович тщательно обдумал его слова.

— Кажется, понимаю, — кивнул он.

— Раз всё понимаешь, то это замечательно, — улыбнулся Немиров.

— Мне в штабе не хватает компетентных офицеров, особенно по вопросу стратегического планирования… — начал Василевский.

— Нет, — покачал головой Немиров. — Зачем я вас всех так тщательно готовил? Я свою работу уже сделал, поэтому с планированием сами уж как-нибудь. Дай мне механизированную роту с матёрыми ударниками — я не подкачаю.

— Я не сомневаюсь, что не подкачаете… то есть, не подкачаешь, — ответил на это Василевский. — Но как-то это…

— Нормально всё, — вздохнул Аркадий Петрович. — Ты бы знал, чем я занимался последнее время — скакал по горам, как козлик, но с винтовкой наперевес. Командовал небольшими отрядами горцев, борющимися за свою страну. Так что рота — это даже что-то вроде повышения, ха-ха…

— Хорошо, будет рота, — произнёс гвардии полковник. — И скоро наступление — если не будет метелей.

— Это замечательно, — улыбнулся Немиров. — Если армия может наступать зимой — это позитивный показатель.

— Поэтому-то мне и нужны советы, — сказал Александр Михайлович.

— Давай мне диспозицию, — потребовал Немиров.

*9 февраля 1924 года*

— … и вот так, собственно, я и изобрёл корч-древесину, — закончил Леонид. — Ещё вопросы?

— Что вы можете рассказать о сделке с «Hughes Tool Company»? — задал вопрос журналист от газеты «San Francisco Examiner».

Курчевскому сказали, что необходимо «светиться» перед журналистами, потому что общественности очень интересно, как живёт один из богатейших эмигрантов из таинственной России.

— Очень немного, — улыбнулся Леонид. — Переговоры ещё идут.

Компания покойного Говарда Хьюза-старшего, изобретателя знаменитого двухшарошечного долота для бура, стоила около двух миллионов, но желающих её купить обнаружилось много, а ещё Говард Хьюз-младший не хотел её продавать, поэтому Леонид «подключил ресурсы».

В итоге, ему пришлось заплатить восемь миллионов долларов США, чтобы перебить предложения конкурентов, а также взять младшего Хьюза к себе в «K-Aircraft» — теперь он учится проектировать самолёты, которые его очень интересуют.

Переговоры уже завершены, сделка состоялась, но прессе сообщать такое преждевременно — будет официальное заявление от пресс-службы его компании.

— Когда мы можем увидеть презентацию вашего нового истребителя? — спросила журналистка, пишущая статьи для «New-York Tribune», «The New York Times» и «Vanity Fair».

Рут Хейл (1) — известная журналистка и феминистка, с которой Леонид уже неоднократно встречался, по разным вопросам. Она, в числе прочих, участвовала в раздувании слуха о том, что лапша быстрого приготовления вредна для здоровья.

Естественно, эти купленные конкурентами журналисты потерпели неудачу — у Леонида есть своя банда купленных журналистов, которые просто пишут лучше.

Отразив этот подлый удар, Курчевский пошёл дальше — сейчас ведётся популяризация лапши быстрого приготовления в качестве здорового завтрака, содержащего все необходимые питательные вещества. Как только общественность впитает эту повестку, будет запущена специальная линейка детских завтраков.

— Не позднее, чем через полгода, мисс Хейл, — ответил Леонид. — Самолёт всё ещё требует некоторых доработок, но то, что я видел на испытаниях, не имеет прецедентов. К-1 по праву считается лучшим в мире истребителем, но К-2 превзойдёт его по всем параметрам. Как по лётным, так и по боевым.

— Есть какие-нибудь конкретные характеристики? — вмешался в их беседу Дон Маркиз, журналист из газеты «The Sun».

— Из того, что уже можно сказать — вооружён он будет четырьмя пулемётами, два из которых имеют калибр 12,7 миллиметров, — кивнул ему Курчевский. — Также он будет способен нести минимум две пятисотфунтовые бомбы и развивать скорость до 250 миль в час.

— Вообще-то, Бернар-Фербуа V.3 поставил мировой рекорд скорости в 293 мили в час, — показала свою осведомлённость Рут Хейл.

История известная — 471 километр в час, на специально разработанном под рекорд самолёте.

— И что? — недоуменно спросил Курчевский.

— Всё американское общество ждёт от вас нового мирового рекорда, — едко ухмыльнулась журналистка.

— Французы сконструировали самолёт специально для побития нашего мирового рекорда, — пожал плечами Леонид. — А вот я не собираюсь так нерационально тратить свои ресурсы. Мой К-2 — это военный самолёт, предназначенный для решения военных задач, а не для установления новых мировых рекордов.

— Почему бы не продемонстрировать превосходство американской авиации — разве это недостаточно значимо? — спросила журналистка.

— Америка — это бизнес, — улыбнулся в ответ на это Курчевский. — А бизнес — это прагматизм. Армия США сказала мне, какой именно самолёт хочет. Я даю ей ровно такой самолёт.

Французы использовали корч-древесину и двенадцатицилиндровый двигатель Hispano-Suiza 12 Gb с водяным охлаждением. Потенциал у двигателя есть, поэтому патент уже куплен, как и несколько десятков образцов для испытаний. Если будет что-то интересное, то это будет взято и реализовано на двигателях компании «K-Aircraft»…

— Но хоть что-то же делается для укрепления международного авторитета Америки? — спросил Дон Маркиз.

— К-1, американские истребители, сражаются за свободу в Маньчжурии — этого разве недостаточно, чтобы весь мир видел, насколько сильна промышленность Соединённых Штатов? — усмехнулся Курчевский. — Не рекордами, о которых все забудут сразу же, как появится более интересная общественности тематика, а реальными делами — победами в небесах.

Гнаться за цифрами, интересными только энтузиастам, Леонид не собирался. Деньги — вот главное. За ними он готов бежать хоть на край света…

— Но они не влияют на ход этой войны — китайские войска проигрывают, — резонно отметила Хейл.

— Что я могу поделать со слабостью их солдат? — развёл руками Курчевский. — К воздушным сражениям ведь у вас вопросов нет? Вражеские разведчики и истребители успешно сбиваются нашими К-1, поэтому превосходство в воздухе уже достигнуто. Нужно пользоваться этим, но китайские военные не могут. Какие претензии к моим самолётам?

— Как вы оцениваете риск падения Пекина? — спросила журналистка.

— Это вопрос не ко мне — я не разбираюсь в стратегии, — пожал плечами Леонид. — Обратитесь лучше к нашим военным — вот они точно полноценно владеют картиной происходящего и могут рассказать вам очень многое. Моё же дело маленькое — я лишь произвожу самолёты… Ещё вопросы?

*24 февраля 1924 года*

— Подожмись правым бортом к камню на два с половиной часа! — приказал Аркадий механику-водителю.

— Принято!

Броневик проехал сотню метров, после чего гвардии старший сержант Антонов аккуратно «притёр» его к полутораметровому базальтовому валуну, торчащему из земли.

Этот бронеавтомобиль является дальнейшим развитием НН-1 — вместо 76,2-миллиметровой полевой пушки на него установлена 5,2-cm-Schnelladekanone L/55, снятая с немецкого торпедного катера класса А.

История с этими катерами была незамысловатая — британцы и французы передали их Польше и Финляндии, так как опасались, что ВМФ РККА станет слишком серьёзным козырем в этой войне.

Катера полякам и финнам так и не понадобились — их захватили в качестве трофеев наступающие войска.

Сами торпедные катера, в количестве четырнадцати штук, теперь служат в ВМФ СССР, но только с 47-миллиметровыми пушками Гочкиса, которые установили ради единообразия калибра с остальными катерами, а 52,8-миллиметровые пушки передали заводам.

Бронепробитие стального каморного снаряда этой пушки составляет 43 миллиметра гомогенной стали на дистанции до 500 метров, что чуть более чем вдвое превышает возможности 76,2-миллиметровой пушки, поэтому под новое орудие быстро спроектировали новую башню и установили её на броневик.

Получилось компактнее, удобнее и скорострельнее. Новый броневик нарекли НН-2 и сразу же отправили в Маньчжурию.

— Танк, одиннадцать часов! — выкрикнул наблюдатель на месте командира броневика. — Дистанция — четыреста семьдесят метров!

Оценка дистанции сугубо примерная, но и этого достаточно.

Аркадий быстро повернул башню в нужном направлении и сразу же нашёл цель. Противником выступил Рено ФТ 1922 — новая версия французского танка, оснащённая 37-миллиметровой пушкой с длиной ствола в 45 калибров. Эта штука пробивает всё, что ездит на колёсах или гусеницах.

Вражеский танк произвёл выстрел. Сплошной стальной снаряд врезался в валун и поднял в воздух каменную пыль.

Немиров уже навёл орудие, поэтому пыль не стала помехой — он выстрелил.

Когда пыль осела, он увидел, что вражеский танк подбит в нижнюю часть корпуса, но башня не пострадала и ещё может представлять угрозу.

Заряжающий, сержант Колокольцев, дослал новый снаряд в горизонтальный полуавтоматический затвор орудия. У немцев эти затворы практически на каждом орудии, где их вообще можно установить.

Противник снова выстрелил. Снаряд вновь попал в валун, скрывавший корпус броневика где-то на 60–70%.

Третьего выстрела ему Немиров не дал. Он всадил 1,75-килограммовый каморный снаряд в верхнюю лобовую деталь французского танка — внутри произошёл взрыв, но детонации боекомплекта не произошло. Можно быть уверенным, что в танке не осталось живых.

Немецкое орудие показывало себя хорошо и это неудивительно — ещё сами немцы, в ходе морских боёв, отметили ошеломительное бронепробитие этой пушки и перевооружили на неё все свои корабли и катера. До этого у них стояли 50-миллиметровые скорострельные пушки, но их быстро отправили на свалку истории…

— Никого! — сообщил наблюдатель.

Аркадий бы и сам посидел на месте командира, но их наводчик погиб в ходе артобстрела, а нового ждать слишком долго — идёт наступление. Так что пришлось ему вспомнить свои старые навыки.

— Вперёд! — скомандовал он.

Механик-водитель аккуратно выехал из-за валуна и повёз их дальше.

Их цель — плавно выдавить противника с его оборонительных позиций прямо в реку Юндинхэ, чтобы он там утонул или умер как-то иначе.

На этой реке они и встанут, так как дальше идти нет никакого смысла.

Пекин в полукольце и противник спешно отводит из него свои силы — перспектива окружения не нравилась никому, причём в обоих штабах.

Василевский не хочет тратить время и силы на выкуривание милитаристов из города, а милитаристы не захотели стать этим предметом выкуривания.

Поэтому, при молчаливом согласии сторон, милитаристы оставляют Пекин, плохо пригодный для толковой обороны, а НОАК не спешит бросаться в ожесточённый натиск.

Они теперь в равнинном Китае, без гор и холмов, поэтому наступление идёт быстро, каждый день берётся по несколько населённых пунктов, а милитаристы не находят в себе решимости дать последний бой — чаще отступают или сдаются.

Боевой дух солдат милитаристов оставляет желать лучшего, причём так было изначально, ещё до того, как начались по-настоящему серьёзные боевые действия в Маньчжурии.

Сейчас, с нарастающим дефицитом не только оружия и боеприпасов к нему, но и банальной провизии, боевой дух вражеских солдат достиг исторического дна — нередко происходит сдача в плен целыми подразделениями.

На подконтрольных Фэнтяньской клике территориях воцарилось беззаконие, сам Чжан Цзолинь сейчас находится в городе Цанчжоу, подконтрольном Чжилийской клике.

В целом, у клик происходит какая-то непонятная дипломатия — сначала Цзолинь дружил против Чжилийской клики с Гоминьданом, а теперь, когда стало ясно, что НОАК не остановить, вдруг начал дружить с Чжили и Гоминьданом одновременно, напрочь забыв о том, что было совсем недавно.

Цао Кунь, лидер Чжилийской клики, тоже забыл о былом, так как полноценно осознал масштаб возникшей проблемы — НОАК выглядит так, будто решительно настроена освободить от клик милитаристов и националистов весь Китай…

Аркадию всё это напоминало период падения Временного правительства. Львов, Керенский и Родзянко тоже дружили с кем попало, лишь бы сохранить свою «власть без силы», но потерпели крах.

Тот же Корнилов их за серьёзных людей не считал, а тут в роли Корнилова выступает Чан Кайши — этот тоже ярый националист, который уж точно знает, как надо правильно «брать страну твёрдой рукой»…

Сунь Ятсен ещё возглавляет Гоминьдан, но дела у него не очень — он уже давно страдает от рака печени, который, судя по всему, уже вывел его на финишную прямую. В делах партии и подконтрольных территорий Ятсен не участвует, так как критически ослаблен болезнью, а реально всем управляет Чан Кайши.

Как только Сунь Ятсен умрёт, а это может произойти в самое ближайшее время, Чан Кайши получит официальную власть и развернётся полноценно.

Весь мир снабжает Гоминьдан винтовками, пулемётами, танками и артиллерией, тогда как клики милитаристов уже почти забыты. Только французы не теряют надежды, что случится чудо — они присылают Фэнтяньской клике танки и самолёты. И если танки имеют обученные во Франции китайские экипажи, то вот на самолётах летают французские пилоты, которых у Василевского накопилось уже восемь голов — когда придёт время, их придётся отдать французским представителям…

«Курчевский сделал слишком хорошие самолёты», — подумал Аркадий, расстреливая огневую точку из пулемёта. — «Впрочем, это тоже хорошо, по-своему — никто даже не усомнится в том, что он действует во благо США…»

Механизированная рота подползала к полевым укреплениям милитаристов, что происходило медленно, но неотвратимо.

Стрекотали пулемёты, громыхали пушки — противотанковая оборона противника была подавлена интенсивным артиллерийским обстрелом, а вражеские танки присутствовали в недостаточном количестве.

Противник не знал, где именно будет начато наступление, а что делать в таких случаях, генералы Чжана Цзолиня не представляют — у них совсем другой боевой опыт, против таких же, как они.

Аркадий бы, на месте фэнтяньцев, начал повторять за противником — разведка, разведка и ещё раз разведка.

Ещё бы он организовал манёвренные резервы, преимущественно из механизированных подразделений, но для китайцев подобное просто нереализуемо — Чжан Цзолинь показал неспособность добиться выполнения приказа о контрнаступлении, которое готовил в течение двух месяцев, под пристальным надзором Василевского.

Дело у Фэнтяньской клики гиблое, Цзолинь не протянет и пары месяцев после того, как его армия будет окончательно разгромлена.

«Я бы, на его месте, убирался в Европу или Штаты, чтобы дожить там остаток жизни, в сожалениях», — подумал Аркадий.

— Броневик, на один час! — предупредил наблюдатель.

Бой продолжался, но чувство близости финала уже витало в воздухе.

Примечания:

1 — Рут Хейл — в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» — в общем-то, тут сразу всё понятно — это ранняя феминистка, из тех времён, когда женщины реально были сильно ущемлены в правах. Например, они получили право голосовать на выборах только в 1920 году, когда была принята двадцатая поправка к Конституции США. Кстати, индейцы стали гражданами США и получили формальное право голосовать на выборах только в 1924 году, поэтому можно утверждать, что в США индейцы считались кем-то хуже женщин — настолько сильно их дискриминировали. Вот в такую эпоху и орудовала журналистка Рут Хейл. Она писала во многих газетах, а потом даже попробовала себя в спортивной журналистике, но это, почему-то, не выстрелило. Впрочем, у неё очень много общего с современными феминистками — КПД был примерно такой же. Например, она запомнилась американскому обществу не тем, что была очень смелой и эмансипированной женщиной, а участием в акции «факелы свободы». История была следующая. Профессиональный пропагандист Эдвард Бернейс был нанят «American Tobacco Company», которая вдруг обнаружила, что «золотая жила находилась прямо у неё во дворе», то есть, целая половина страны всё ещё не курит их сигареты и это, почему-то, до сих пор в порядке вещей. Бернейс, племяш Зигмунда Фрейда, того самого Фрейда, который известен тем, что всё член, решил использовать психологию — он пообщался с учеником Зигги, психоаналитиком Абрахамом Бриллом, который и подкинул ему идею, что сигареты — это «факелы свободы» для женщин. На тот момент это выглядело как идея, которую можно и нужно отлично продать, потому что тогда считалось, что сигареты — это атрибут путан и прочих падших женщин. Впрочем, кое-где так считается до сих пор. А Бернейс приложил усилия, чтобы сломать стереотип и пропустить женщин к «мужскому» атрибуту, ведь это несправедливо, когда примерно 50% рынка совершенно не освоено. В 1929 году Эдик Бернейс призвал женщин, которые пойдут на Пасхальный парад, курить сигареты. И Рут Хейл, которая была за любой кипеш, кроме голодовки, призвала всех женщин мчать на парад и смолить там сигареты. Она заявила во всеуслышание: «Женщины! Зажгите еще один факел свободы! Боритесь с еще одним половым табу!» И чтобы ты знал, Рут Хейл тогда была не просто погулять вышел, а уважаемая в феминистическом движении персона. Уже тогда социологи активно собирали разную интересную статистику, поэтому у нас есть сведения, что в 1923 году из всех проданных в США табачных изделий только 5% купили женщины, в 1929 году уже 12%, в 1935 году уже 18,1%, а в 1965 году аж 33,3%. Поэтому, уважаемый читатель, если кто-то будет вскукарекивать в твоём присутствии на тему того, что «это просто сейчас в мире, в частности в США и в России, построили какой-то неправильный капитализм, а раньше он был нормальным, ламповым», то вот тебе контраргумент. Он всегда был таким, ведь в этом его суть. Надо будет использовать феминизм в целях увеличения продаж — он будет использован. Надо будет с потрохами купить врачей, чтобы они говорили о том, что курение — это, вообще-то, очень полезная штука, то они будут куплены вместе со своими потрошками. По поводу же феминизма и его полезности для человечества: стиральная машина и микроволновая печь сделали для освобождения женщин гораздо больше, чем всё феминистическое общество за всё время своего существования. И, кстати, иронично, что право голосовать женщинам в США дали ровно с той же мотивацией, что и у «American Tobacco Company» — нужно было больше покупателей/избирателей. Партиям это было нужно, чтобы изменить баланс сил и пошелестеть бюллетенями в надежде, что удастся «перевернуть игру» в хаосе, возникшем от притока новых избирателей. А до этого суфражистки десятилетиями безуспешно вопили о необходимости дать женщинам право голосовать на выборах, но их никто не слушал. Справедливости ради, следует сказать, что в 1920-м году голосовать женщинам разрешили на конституционном уровне, а до этого голосовать им разрешалось только в зависимости от политики конкретного штата. Так что, кое-чего суфражистки, всё-таки, добились, но вот в государстве в целом, чтобы это было обязательно, им никто права голоса не давал. Но, в общем, феминистки — это уже давно и хорошо известный полезный инструмент для правящих кругов, так как оказалось, что их очень легко использовать для отвлечения внимания от реальных проблем. Например, главный аргумент современных феминисток — это всё маскулинные мужики учинили тут свой патриархат, жмут женщин, строят стеклянные потолки и так далее, поэтому виноват каждый мужик. Есть фраза на латыни — «divide et impera», то есть, «разделяй и властвуй». Раздели людей на расы и нации, сделай так, чтобы они делились даже внутри этих искусственных формирований — так победим, хе-хе… Какие, нахрен, классовые противоречия? Это мужики всё запатриархатили, а теперь наслаждаются абьюзингом и газлайтингом или это бабы все охамели в конец, и требуют всё больше и больше! Такая риторика отлично зашоривает глаза электорату, который лишь щурится, когда ему ссут в лицо представители таких корпораций, как «American Tobacco Company» и прочих подобных. Но феминистки уже давно окончательно всех задрали, поэтому повестка сейчас новая — все эти нездоровые движения, имеющие широкое распространение в Европе и США, щедро спонсируемые такой корпорацией как «BlackRock». Зачем? Почему? Да всё потому же — «divide et impera».