Наши уже не придут 3

Глава тринадцатая Шанс, выпадающий один раз в истории

*22 апреля 1921 года*

— … делать-то тут должен? — спросил Аркадий.

— Просто будь там, товарищ Немиров, — ответил Ленин. — Это очень важно для ряда политических процессов.

— Меня поставят о них в известность? — уточнил Аркадий.

Он снова в Брестской крепости, но в гостиничном номере. В гостиницу превратили казарму — разбили её на отдельные комнаты, которые огородили межкомнатными стенами. Строители работали аккуратно, поэтому даже не скажешь, что тут раньше спали тысячи солдат гарнизона крепости…

В качестве оборонительного комплекса эта крепость уже не используется, несмотря на то, что её поддерживают в образцовом состоянии — сейчас она что-то вроде политического центра города.

Тут заседает Совет рабочих и крестьянских депутатов, точнее, как говорят белорусы, «Савет працоўных і сялянскіх дэпутатау», здесь находится городской исполнительный комитет и ряд других государственных структур.

— Позже, — ответил Ленин. — Не по телефону.

— Понял вас, Владимир Ильич, — вздохнул Аркадий. — Но впредь прошу, нет, умоляю, не вмешивать меня в эту ненужную политику — у меня нарушаются планы. А вы не хуже меня знаете, как важна моя работа.

— Знаю, — ответил Ленин. — В следующий раз предупрежу заблаговременно. До встречи, Аркадий Петрович.

— До встречи.

Немиров положил трубку и прошёл к окну.

Главный недостаток этой гостиницы — окна очень маленькие и света из них поступает мало.

«Это какая-то политическая игра», — подумал Аркадий. — «Есть какие-то процессы, происходящие внутри партии, которые Ленин отслеживает и контролирует. И я как-то связан с его интригой. Эх, а я надеялся, что удастся избежать внутрипартийной борьбы…»

Увы, но ни одно его действие не предполагало, что внутрипартийная борьба хоть сколько-нибудь уменьшится. Это политика и политическая борьба между фракциями в рамках любого государства не прекращается ни на секунду.

И у англичан идёт внутренняя борьба, и у французов, и даже у немцев. У всех.

Просто это атрибут системы управления, что кто-то знает или ему кажется, что он знает, как сделать лучше, а кто-то знает, что можно удовлетворить свои нужды и запросы за счёт восхождения по ступеням власти.

Главная проблема — как отличить тех, кто что-то знает, от тех, кто хочет нажиться.

За себя Аркадий точно знал — он давно мог жить где-нибудь в Америке, с кучей денег, которые бы легко мог превратить в ещё большую кучу денег, чтобы хватило до конца жизни. И в ус не дуть.

Но он остался, ради высшей цели. Ведь если и здесь всё закончится точно так же, как в его прошлой жизни, то ради чего вообще это всё?

В дверь номера постучали.

— Войдите!

— Аркадий Петрович, вас зовут, — заглянул в дверь какой-то майор.

«За генералом отправили целого майора», — подумал Немиров. — «И здесь какое-то новое чинопочитание начало формироваться…»

Он надел свой китель, на котором были закреплены Ордена Святого Георгия III-й и IV-й степени, застегнул пуговицы, после чего подпоясался поясным ремнём с наградной шашкой.

Вопрос с ношением старорежимных боевых наград решился ещё в конце 1917 года — разрешили офицерские и солдатские ордена и медали. Разрешались боевые награды за Империалистическую, Русско-японскую, даже Русско-турецкую войну, но исключительно боевые, а всякие «150 лет беспорочной службы» и «В память о коронации Петра I» — исключены, в официальных реестрах не значатся, поэтому официально носить их нельзя.

Немиров настаивал на преемственности армии, чтобы не потерять офицеров и не утратить знания, которые они в себе несут — плавно, постепенно, армия избавится от благородий, просто потому, что большая часть благородий сейчас либо в Европе, либо в Америке, и их численность в Советской России не восстанавливается.

В РККА скоро ожидается количественное преобладание офицеров из рабочих и крестьян. В июле этого года ожидается первый выпуск офицеров 1918 года. До этого выпустили офицеров 1917 года, но там было много юнкеров из высших сословий, которых не исключили, так как было непонятно, что там будет с войной. Офицерский резерв Ленин терять не хотел — тот, кто не был замечен в контрреволюции и не присоединился к мятежникам, продолжил обучение и сейчас находится в действующей армии.

В зале, где велись мирные переговоры, было пёстро от обилия формы разных армий — приехали французская и британская военные делегации, есть офицеры Войска польского, а также очень много офицеров РККА.

Аркадий козырнул генерал-полковнику Алексееву, а тот козырнул в ответ.

— Аркадий Петрович, — позвал он его. — Присоединяйтесь к беседе.

Беседовал Верховный Главнокомандующий с самим маршалом Фердинандом Фошем, который козырнул Аркадию, а тот козырнул ему в ответ.

— Теперь мы можем перейти к приватной беседе? — спросил Фош у Алексеева.

— Теперь — можем, — улыбнулся тот. — Аркадий Петрович, у нашего коллеги есть к нам приватный разговор… Следуйте за мной.

Они вышли на улицу и прошли в место, выделенное для курения. Там было три штабных офицера, которые тут же ушли, стоило Николаю Николаевичу указать им взглядом куда-то в сторону.

— Признаться, я удивлён тем, что вас, генерал Немиров, сняли с командования корпусом, — произнёс маршал Фош, доставший свою трубку и начавший набивать её табаком.

— Были более важные дела в тылу, господин маршал, — ответил Аркадий.

— Более важные дела в тылу… — повторил за ним французский маршал, после чего чиркнул спичкой и начал подкуривать трубку.

— К сожалению, мы не можем надеяться на мир, — вздохнул генерал Алексеев, доставший из кармана наградной портсигар. — Не с такими соседями.

Партия, недавно, в честь успешного форсирования Вислы, наградила Николая Николаевича автомобилем Пирс-Эрроу модель 48, заказанным из США, а также подарила ему дачу в Гатчине.

— Это всё политики, — произнёс Фош, почувствовавший, что это камень в его огород. — Когда они это затеяли, меня никто не спрашивал. А если бы спросил, я бы ответил, что всё закончится именно так, как заканчивается сегодня. Они не понимали, с чем имеют дело, и от этого непонимания все наши сегодняшние беды.

— Десятки тысяч погибли, сотни тысяч лишились крова, — вздохнул Немиров. — Мы не хотели этого, но они сами пришли.

— Не хочу никого обвинять, но мне кажется, что если дать вам дополнительное время, это вы придёте к нам, — улыбнулся маршал.

— Возможность есть уже сейчас — но мы не хотим, — парировал генерал Алексеев. — Уж вы-то, наверное, прекрасно понимаете, что мы могли уже давно. Ещё в 1918 году. Тогда вы не были готовы, как не готовы сейчас.

— Да, — вздохнул Фош. — Танки, несмотря на возложенные на них надежды, себя не оправдали. Они отлично показывают себя против кого угодно, кроме вас. Потому что вы очень хорошо знаете, как с ними бороться.

— Вы хотите поговорить об этом? — уточнил Аркадий.

— В том числе, — кивнул Фош. — Ваша доктрина, которую вы почти не скрываете, генерал-полковник Алексеев, нам понятна. Значит, вы будете развивать колёсные бронеавтомобили, ради скорости и манёвренности. Они не в пример дешевле танков, надёжнее, а ещё в них можно везти десант. Мы поняли, к чему вы это всё. Мы поняли.

— Не понимаю, о чём речь, — солгал генерал Алексеев.

Николай Николаевич отлично всё понял — он не дурак. И раз французы до всего догадались, то это очень калорийная пища для размышлений.

— Возможно, не понимаете, — не стал спорить француз.

— Ещё ничего не понятно, — произнёс Аркадий. — Мы не знаем, осуществима ли эта стратегия. Вдруг окажется, что ей очень легко найти противодействие? Она ведь не испытана на практике…

Уж он-то прекрасно знал, что она работает, при должной организационной и технической подготовке, и противодействие ей найти очень тяжело. Совершенно точно одно — в штабных играх этого противодействия не найти.

Кто-то может подумать, что нашёл что-то подходящее, но это ошибка. Противодействие такому вырабатывается через тяжёлые потери. Военный механизм нужно смазать кровью, чтобы он прокрутился и выработал правильное решение.

— Возможно, — кивнул маршал. — Но у вас уже фора.

— А у вас превосходство в военной и гражданской промышленности, — ответил на это Аркадий. — Так что имейся у нас планы вторжения в Европу, с непонятными целями, мы бы полноценно воспользовались преимуществом инновационности. Германия не сумела приспособиться к нам, и была разбита в прямых боях — а это ведь была лучшая армия Европы. Ваши танки показали свою малую эффективность ещё в ходе Гражданской войны — они никак не помогли корниловцам. Вот и получается, что у нас нет к вам враждебных намерений. А вот у вас к нам…

Слова Немирова заставили маршала крепко задуматься. Француз интенсивно смолил свою трубку и размышлял, ища контраргументы.

Видно, что ему нечем крыть — поход на Европу наиболее выгодно было устроить в 1918 году, до того, как ударили поляки. Там даже была мотивация — участие солдат Антанты в боях против Красной Армии на Дальнем Востоке.

Армии Антанты страдали от слишком долгой войны, моральный дух их был очень низок, а ещё в окопах зверствовали испанка и брюшной тиф. Идеальное время, чтобы напасть и захватить. Шанс, выпадающий один раз в истории.

— Ваши механизированные корпуса — это оружие нападения, — нашёлся Фердинанд Фош.

— Да, — не стал спорить Аркадий. — Поэтому любой агрессор может быть уверен, что всё не закончится после пересечения границы. Польские националисты будут помнить об этом ещё очень долго.

— Хм, — хмыкнул француз и заулыбался. — Очень хорошо сказано.

— Благодарю вас, — улыбнулся ему Немиров.

— Теперь по поводу Германии, — посерьёзнел Фош. — Генерал-полковник, я считаю, что как бы ни закончилась их Гражданская война, Германия должна быть расчленена на части. На независимые и ненавидящие друг друга герцогства и малые королевства. Иначе нас всех ждёт новая Великая война, которая начнётся через пятнадцать-двадцать лет.

— Не думаю, что это как-то поможет, — вздохнул генерал Алексеев.

— Я приложу все усилия, чтобы её начали не мы, — пообещал Фош.

«И это не поможет», — подумал Аркадий.

Он очень хорошо изучил причины начала Второй мировой войны и главная причина — мировой экономике было очень плохо. Кто-то фокусируется на деталях, на Третьем Рейхе, на политических противоречий, но Гитлер пришёл к власти с обещаниями вывести страну из экономического кризиса, а политические противоречия возникают не столько из-за идеологических разногласий, а сколько из-за экономических проблем.

Великая депрессия, как началась в 1929 году, так и не собиралась заканчиваться даже в начале 39 года — мировую экономику продолжало трясти и война была идеальным выходом. И историки, изучавшие этот мировой экономический кризис, пришли к выводу, что закончила Великую депрессию именно Вторая мировая война, иначе кризис бы так и продолжался непонятно сколько.

Во всяком случае, такие сведения читал Аркадий, когда готовился к написанию своего романа.

Если сведения верны, то война неизбежна. Развалит Фош Германию на куски или нет — от этого зависит только точное количество участников…

*28 апреля 1921 года*

— Здравствуйте, товарищи! — с улыбкой помахал Лев рабочим.

Перемещался он при поддержке трости, потому что ранение, полученное от фрайкоровского штурмовика, до сих пор давало о себе знать.

Рабочие Рура рукоплескали ему и приветственно кричали.

Они сделали это — они добрались до Рура и снесли по пути остатки Рейхсвера. Последние солдаты Веймарского режима дрались стойко, но были сокрушены. Это обошлось Народной Армии очень дорого, но оно того стоило. Теперь в распоряжении Льва есть примерно тридцать тысяч красногвардейцев Рура.

Правда, воевало на фронте из них меньшинство — у большинства была «бронь» из-за занятости на критически важном производстве или добыче.

— Мы проделали огромную работу, чтобы сломить кровавых промышленников, решивших утопить Германию в крови, но не потерять свою власть! — начал Троцкий свою речь. — Но теперь они почти повержены, а наша победа близка! Торжество Революции наступит очень скоро! В ближайшие месяцы! Победа близко!

Его слова вызвали восторженный рёв рабочих.

— Впереди нас ждёт светлое будущее! — продолжил Троцкий. — Мы построим новое общество! Лучшее общество! Общество, в котором человек будет человеку другом и братом, а не враждебно настроенным волком! Мы будем строить коммунизм! Товарищи, Германию ждёт великое будущее! Она станет локомотивом, который поведёт человечество к коммунизму! Мы объединим человечество в один народ, который больше не будет знать неравенства, голода, а также ужасов и жестокости войн! Это построим МЫ! Вы, вы, вы, я! МЫ ВСЕ!

*30 апреля 1921 года*

— … неприемлемо, — отрицательно дёрнул головой Керзон.

— Что ж, тогда мне придётся сообщить в генеральный штаб, что эта робкая попытка дипломатии потерпела провал, — вздохнул Чичерин.

За беседой этих двоих было просто интересно наблюдать.

По лицу барона Керзона видно, что он уже очень давно хочет ругаться матом, а по лицу Чичерина нельзя было сказать ничего.

Но образ поведения советского посла показывал, что Чичерин чувствует своё превосходство, словно человек, держащий голову Керзона прямо в унитазе.

Немиров наслаждался зрелищем — британский посол просто не имел больше доводов, почему именно новые условия советской стороны не могут быть приняты.

Совет народных комиссаров, после консультации с ВЦИК и Политбюро ЦК ВКП (б), выработал новые требования, в качестве ответа на действия Антанты.

Новые границы не сдвинулись ни на метр, но теперь требованием было признать Советскую Россию в желаемых ею границах.

Да, после того, как корниловцы и японцы проиграли, вопрос с признанием Советской России был «зарыт», потому что дипломаты Антанты просто не хотели его обсуждать, но теперь он «вырыт» и поставлен на повестку мирных переговоров.

Условия, для Антанты, очень плохие: теперь ей придётся признать Советскую Россию не только в фактически контролируемых ею территориях, но ещё и включить в эти территории Синьцзян и Маньчжурию.

В последней уже начались боевые действия, которые должны были начаться уже очень давно. Но объективные причины помешали, поэтому получилось почти красиво.

В Синьцзяне уже установлена власть Советов, о чём позаботился лично Жуков, который отлично справился с поставленной задачей и может собою гордиться.

Не очень важно, признают или не признают новые территории в Антанте, да и само признание не очень важно, но, всё же, хотелось бы наладить торговлю.

— Вы не контролируете Маньчжурию и есть основания считать, что вас оттуда скоро выбьют, — произнёс Керзон. — Так что, мы не можем даже рассматривать признание за вами фактически не подконтрольной вам территории. Вам придётся убрать этот пункт.

— По остальным пунктам у вас вопросов нет? — уточнил Чичерин.

Барон Керзон не сдержался и очень недовольно поморщился.

— Нет, по остальным пунктам мы вопросов не имеем, — неохотно произнёс он.

После форсирования Вислы, захват всей Польши — лишь вопрос времени. Все это понимают и британцы, наверное, очень удивлены, что большевики вновь согласились на мирные переговоры.

А большевики, на самом деле, очень устали от всех этих войн и хотят заняться мирным строительством. Все эти боевые действия — это очень дорого и ведёт к невосполнимым потерям, не только людским, но и материальным. Ленин считает, что лучше обойтись без этого. А раз так считает Ленин, то так считают все большевики.

— Тогда мы вернёмся к обсуждению итогового договора завтра, в девять часов утра, — улыбнулся Чичерин.

*5 мая 1921 года*

Леонид вышел на лужайку и лёг на шезлонг. Пахом и Марфа заняли шезлонги по соседству. Прислуга принесла напитки и закуски, после чего удалилась в дом.

— Что выходил? — сразу же спросил Пахом.

— У вас всё будет хорошо, — ответил Курчевский усталым голосом. — Контракт на поставку железных пайков будет вашим, это гарантируется.

— Ты молодец, Лёня, — довольно улыбнулась Марфа Кирилловна.

— Я знаю, — улыбнулся ей Курчевский. — Дополнительно — нам выделяют пошив новой военной формы. Нужно позаботиться об открытии новой фабрики под это дело. Они видят новую фабрику в городе Литл-Рок, что в Арканзасе. Сорок процентов будет принадлежать их человеку, а шестьдесят делите между собой — всё уже решено, и торга не будет.

— Когда? — спросил Пахом.

— Форма должна начать поступать на склады через два года, — ответил Леонид. — На строительство фабрики и разработку подходящих образцов выделяется очень мало времени, поэтому нужно будет торопиться. Но я думаю, что вы справитесь.

— Справимся, — кивнула Марфа. — А кто это «они»?

— Это очень важные люди, близкие к правительственным кругам, — ответил Курчевский. — Они будут очень близки к власть имущим при любом президенте, при любой партии и так далее. Они — это очень большие деньги. Они — это очень старые деньги. (1)

— Чем ты их привлёк? — поинтересовался Пахом. — Не за блестящую лысину же твою они тебя полюбили?

— Обидные слова говоришь, Пахом Александрович… — притворно расстроился Курчевский. — А полюбили меня они за то, что я — истинный американец. Говорят, что во мне есть все качества настоящего американца, предприимчивого дельца, какие и двигают эту страну вперёд.

— Болтовня, — поморщилась Марфа.

— Знаю, — вздохнул Леонид. — На самом деле, им интересно наблюдать за тем, как я копошусь на рынке авиации и создаю новый истребитель, подобных которому ни у кого не будет ещё несколько лет. Все отстают, а я впереди. Они такое любят и хотят, чтобы я продолжал в том же духе. И, клянусь богом, я буду!

Недавно он послал отчёт в Центр. Он просто написал зашифрованное письмо, которое положил под матрас, а утром оно исчезло. Нет, это была не волшебная фея, а Парфёнов или Смутин. Дальше они передадут отчёт куда надо, после чего он окажется на столе у, скорее всего, Немирова.

И сведения там…

Центр ещё не знает, какого прогресса добился Курчевский.

В охотничьем домике тогда ещё действующего президента США он поговорил с рядом очень влиятельных людей, представителей истинной власти Штатов. Они владеют деньгами, а это значит, что они властвуют в этой стране.

Там был даже сам Джон Рокфеллер — это уже говорит о том, что встреча была крайне серьёзной.

На самом деле, обсуждали там не его, он был просто частью программы. Там решалось и решилось очень много вопросов, большую часть которых Леонид даже не понял. Именно там он осознал, насколько мелкой был сошкой в американском бизнесе.

Но самое главное — его приняли за своего. Там всем плевать, какой ты национальности. А вот на что всем не плевать — это на то, как хорошо ты умеешь зарабатывать деньги.

Курчевский, что общепризнанно, деньги зарабатывать умеет, поэтому его удостоили становления членом этой неформальной группы никак не связанных лиц…

И сразу же появились совместные проекты, в которых ему надо участвовать.

Его повязали акциями его компаний — крупные игроки вливают свои инвестиции, огромные. Он делится долями, но имеет с этого гораздо больше, чем теряет.

Марфу и Пахома за бизнесменов они не считают, но трогать их никто не будет — считается, что теперь эти двое являются людьми Леонида.

Крупные контракты, огромные деньги, десятки миллионов долларов, а, в перспективе, сотни миллионов долларов — всё это впереди и точно будет.

Но Леонида больше всего грела мысль, что он перевыполнил план Немирова. Тот, наверное, потеряет дар речи, когда узнает…

*13 мая 1921 года*

«Да что творит этот безумец?» — спросил себя поражённый Аркадий.

До этого он даже не думал, что вообще существует некое неформальное объединение больших денег США.

А Курчевский, на которого у Аркадия, конечно, были определённые надежды, ворвался в этот клуб с пинком двери.

Похоже, что они приняли его за визионера и хваткого дельца, который очень хорошо осознаёт свои возможности.

«Нет, я изначально знал, что у него есть очень хорошие организационные способности», — подумал Немиров. — «А ещё он очень „пробивной“ — это отмечалось практически во всех статьях на тему его персоны. Но вот настолько… Слов больше нет».

Возможно, тех очень богатых американцев купило то, что Леонид «изобрёл» лапшу быстрого приготовления, которая оккупировала низший пищевой сегмент и диктует там свои драконовские условия.

Лапша, для приготовления которой нужно налить кипяток и подождать пять-семь минут — это ноу-хау, поразивший всех, но Курчевский отнёсся к этому очень прохладно, о чём он и доложил — он старательно создавал мнение, будто его вся эта лапша не интересует, а у него есть мечта о небе.

А потом корч-древесина, а затем истребитель-моноплан, поставивший новый рекорд скорости вообще по всем типам самолётов — он должен был привлечь внимание очень богатых дядь и тёть.

«Наверное, они считают его гением», — подумал Аркадий. — «Не наверное, а точно считают. Они просто уверены, что этот парень — это гений, которого заслужила Америка. И теперь хотят, чтобы он работал в рамках их парадигмы, а не „губил талант зазря“, как он точно бы сделал, без них, конечно же».

Это создаёт новые возможности и новые опасности. Если станет известно, что Курчевский — это агент влияния…

«А ведь я хотел так мало…» — Аркадий подошёл к окну своей квартиры и посмотрел на улицу. — «Он должен был постараться полностью захватить авиационный рынок Штатов, вышибив из него всех конкурентов. И всю Вторую мировую он должен был создавать непререкаемую репутацию патриота США, новатора и визионера. А потом, после того, как война закончится, он бы начал вредить по-крупному…»

Реактивную авиацию он бы не остановил, но в СССР бы всегда знали, как у США обстоят дела в этой отрасли. Новое изобретение — оно бы оперативно оказывалось у советских учёных, если не копией образца, так хотя бы чертежами.

Такой агент стал бы сверхценным активом, который позволял бы побеждать всегда. Агент 007 отечественного разлива.

Он бы не смог вернуться на Родину, но в этом и состоит его главная жертва. Жизнь на чужбине, во имя Родины…

— Ты чего такой? — подошла к нему Людмила.

Аркадий не отвечал, а продолжал смотреть в окно невидящим взглядом.

Теперь же всё радикально иначе.

Теперь Курчевский получил возможность аккумулировать по-настоящему огромные деньги. А огромные деньги требуют приложения.

«Мексика», — подумал Аркадий.

— С тобой всё в порядке? — спросила обеспокоившаяся Людмила.

Немиров повернулся к ней, посмотрел в её глаза и коротко кивнул.

Примечания:

1 — Старые деньги — англ. Old money — унаследованное богатство устоявшихся семей высшего класса — этим термином обозначают социальный класс богатых, которые являются богатыми во многих поколениях. Людей, которые завладели богатством в первом поколении, называют нуворишами, от фр. nouveau riche «новый богач», причём представители олд мани считают нуворишей необоснованно разбогатевшим быдлом, лишённым аристократического лоска и не знающим такта. Только вот олд мани — это, как правило, не аристократы, которые берут свои корни от феодальной знати, а точно такие же сиволапые плебеи, которые стали богатыми на пару-тройку поколений раньше. В общем, ситуация как в том бородатом анекдоте… и его не слышал, да? Эх… Ладно, слушай. Два китайца, Ву и Канг, решают нелегально пересечь границу России, ну, чтобы устроиться там и зажить нормально (был период в 00-е годы, когда такое явление имело место). Ну и добрались они до пограничной реки. Ву говорит: «Давай, я быстро переплыву, посмотрю, что да как, а потом вернусь за тобой». Канг согласился и разбил лагерь в укромном месте. День прошёл, два, три дня, неделя… На вторую неделю Канг не выдержал и пошёл к реке, где начал звать: «Ву, ты где? Ву, это Канг! Когда уже можно переходить? Ву!». И тогда Ву отвечает ему с того берега: «А ну пошёл отсюда, китайская морда!» Вот, примерно так выглядит презрение олд мани к нуворишам. Термин «олд мани» применим ко всем представителям богатейших социальных слоёв, унаследовавших богатство от предков, в любой стране, но в США олд мани — это, своего рода, аналог аристократии. Своей аристократии в США нет и быть не могло, так как эти ребята начали сразу с республики, пусть и весьма своеобразной. У нас, кстати, тоже больше нет своей аристократии, но и олд мани тоже нет — слишком мало времени прошло. И попомни мои слова, уважаемый читатель, когда все эти держатели неправедно нажитых средств консолидируются точно так же, как в США. И когда у них на уровне поколений держателей «старого бабла» установится чёткое разделение на «мы» и «они», «мы» хлебнём их горюшка, а «они» хлебнут нашей кровушки…