Наши уже не придут 3

Глава двадцать шестая Немиров Нуристанский

*23 июля 1923 года*

— Фон Папен — не наш кандидат, — заявил Адольф и поставил пустую пивную кружку на стол. — И голосовать за него мы не будем. Гинденбург…

— В жопу Гинденбурга! — выкрикнул кто-то из присутствующих.

А Адольфу такой поворот не понравился, но он не проявил никаких негативных эмоций. Наоборот — он улыбнулся этому выкрику, как хорошей шутке.

— Ладно, комрады, — поднял он руки в жесте капитуляции. — Но фон Папен — это не наш кандидат! Ни одного голоса фон Папену!

— Да-а-а!!! — заорал тот же крикун.

Адольфу поднесли новую кружку пенного напитка. Пиво он не любил и вообще, негативно относился к алкоголю, но сейчас это нужно — люди не поймут. И вообще, к непьющим в немецком обществе относятся с подозрением…

— И всё-таки Гинденбург! — поднял он кружку. — Да, много кому он не нравится, но программа! У него есть программа, которая очень выгодна для нас, для рабочих! Остальные предлагают полумеры, жалкое соглашательство, посредственные компромиссы, которые не приведут ни к чему! Гинденбург преследует интересы рабочего класса — вот что я заявляю вам, друзья мои!

Правильные знакомства, заведённые в Берлине, привели к очень хорошим последствиям лично для него.

Из-за этих хороших последствий ему пришлось несколько изменить программу Немецкой рабочей партии, которая скоро будет переименована в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию.

Он с готовностью заменил некоторые пункты из своей программы «25 пунктов» — пункт «о нетрудовых доходах и процентном рабстве» был заменён на пункт «о национальном сотрудничестве и социальной справедливости». Это вообще ни к чему не обязывало и это заметили некоторые его политические противники, но, в конечном счёте, общество восприняло это спокойно.

Адольф всё ещё на пике популярности. Он герой Народной войны, в ходе которой они отстояли свою землю, он говорит людям то, что они и так думают, но не могут сформулировать, его поддерживает германская пресса и властные круги, а главное — теперь к нему потекли по-настоящему большие деньги. Не совсем к нему, а к партии, но он, как лидер партии, получил право использовать их на своё усмотрение — никто не против. А если никто не против, то получается, что все за.

Народная война, к его сожалению, закончилась ничем.

Никаких мирных переговоров и договоров — французы снялись с занимаемых территорий и вернулись в свою недострану, доедать последних лягушек.

Адольф бы очень хотел, чтобы были мирные переговоры, которые бы упразднили позорный Версальский договор, но этого, увы, не произошло.

Унизительное поражение вызывало у него праведный гнев, так как он считал, что всё это несправедливо и война должна была заканчиваться совсем не так.

«Мы до конца воевали на землях лягушатников!» — подумал он, выходя из келлера. — «Как так⁈»

Далее он поехал в имение фрау Зайберт — званый ужин, на котором ему придётся выслушивать различные мнения богатеньких сибаритов, которые «искренне переживают за будущее германской нации». А потом, в самом конце, ему дадут слово и он оправдает ожидания — скажет о величии Германии, о поругании её чести и достоинства предателями и ворами, а также промолвит несколько веских слов о том, что надежда ещё есть — НСДАП.

Все эти сибариты — хорошие источники финансирования.

Добровольческий корпус «Паула», после окончания боевых действий, лишился основного финансирования, собираемого неравнодушными горожанами Магдебурга и Франкфурта-на-Майне, но не был расформирован.

Теперь фрайкор, насчитывающий почти пять тысяч человек, кормится на пожертвования разных богатых мужчин и женщин, которые видят в Адольфе человека, имеющего возможность сделать Германию лучше. В их понимании.

«Необязательно ведь исполнять всё, что я говорю?» — подумал он, заходя в холл имения фрау Магды.

*11 августа 1923 года*

— Какие-нибудь новости? — поинтересовался Аркадий.

— Есть новости, — кивнул Владимир Стырне.

— Что-то плохое или хорошее? — уточнил Немиров.

Оперативный штаб был весь в работе — шифровальщики и радисты трудились в поте лица, принимая и отправляя шифрограммы многочисленным подразделениям, работающим «в поле».

Радиостанции — это самая дорогая часть «Афганской кампании». Громоздкие Р-1 и чуть менее громоздкие Р-2 — это основа связи выделенных для региональной операции сил.

Во все эти подводы можно было поместить дополнительные боеприпасы, но компактных решений ещё нет и, по понятным причинам, не будет в ближайшие 8–10 лет.

— Да, — улыбнулся Стырне. — Есть ещё и третья категория — «непонятные».

— Давай плохие, — вздохнул Немиров и сел за свой рабочий стол.

За время его отсутствия накопилось рапортов и депеш — всё это нужно будет разобрать.

— Потеряли целый взвод диверсантов в ущелье Зульфакар, — ответил Владимир. — Выжило лишь пять бойцов. Командир, старший лейтенант Ковалёв, взорвал себя вместе с минами — даже если врагу достался миномёт, теперь ему придётся искать боеприпасы.

— Труба ему досталась, — кивнул Аркадий, после чего обратился к секретарю. — Всех членов диверсионного отряда к «Красному Знамени». Выживших к «Красной Звезде».

Система воинских орденов и медалей введена в январе 1922 года. Есть высшая степень отличия «Герой Советского Союза», к нему медаль «Золотая Звезда», есть орден «Красного Знамени», орден «Красной Звезды», орден «Славы» трёх степеней, медаль «За Отвагу», медаль «За боевые заслуги», медаль «За отличие в воинской службе», а также медаль «Ветеран РККА».

Аналогично, в январе 1922 года были введены ордена и медали для гражданских лиц. Орден «Герой Социалистического Труда» с медалью «Серп и Молот», орден «Трудового Красного Знамени», орден «Трудовой Славы», медаль «За трудовую доблесть», медаль «За трудовое отличие» и медаль «Ветеран труда».

Первый Герой Советского Союза, конечно же, генерал-полковник Алексеев. Немиров попросил не «светить» его, хотя он уже был назначен вторым.

Списки на награждение орденами и медалями формировались с весны 1918 года, поэтому январь, февраль, март и апрель 1922 года были посвящены государственному награждению. Красноармейцы, сержанты и офицеры, десятки тысяч, получили свои награды — это было самое массовое награждение в истории.

Получилось сумбурно, но зато справедливо — Аркадий считал, что это было правильно.

По итогам этой непрерывной череды конфликтов в СССР стало четыреста шестьдесят семь Героев Советского Союза, четыре тысячи восемьсот тридцать три кавалера ордена «Красного Знамени», восемь тысяч сто восемнадцать кавалеров ордена «Красной Звезды», не менее пятнадцати тысяч кавалеров ордена «Славы» разных степеней, а также не менее пятидесяти тысяч награждённых различными медалями.

Большая часть орденов и медалей досталась кавалеристам — при прорыве вражеской обороны, в его тылу, очень много места и возможности для героизма. Но и ударные подразделения тоже не были обделены — в процентном соотношении у них наград даже больше.

Также это всё стало причиной дополнительных трат для государства — за каждый орден и некоторые старшие медали полагаются выплаты и привилегии. Все риски единовременной выплаты сотен миллионов рублей военнослужащим были «размазаны» во времени — пересчитали жалование награждённым и сделали надбавки с ограниченным сроком.

Героев Советского Союза уже премировали жильём и автомобилями, а также дали социальные привилегии в виде пожизненной государственной пенсии, бесплатного проезда в общественном транспорте, а также ежегодной путёвки в санатории с семьёй, если таковая есть. Список привилегий будут расширять, когда придёт время.

— Ходатайство напишу, — кивнул Митрофан.

— Это все плохие новости? — уточнил Аркадий.

— К сожалению, нет, — покачал головой Стырне. — Активизировались гуркхи — они предприняли рейд с территории Кабула, но были обнаружены нашей авиаразведкой. Два взвода гуркхов попали в засаду, устроенную нашими союзниками.

Может показаться, что это хорошая новость, но это не так. Этот инцидент обязательно послужит поводом для расширения участия британских сил в этом конфликте. А расширенное британское участие точно спровоцирует рост интенсивности боевых действий — как минимум, враждебные пуштунские роды почувствуют поддержку и осмелеют. В таком случае, эскалация попросту неизбежна.

— Мы готовы к этому, — произнёс Аркадий. — Это все плохие новости?

— На данный момент, — кивнул Владимир. — Теперь к хорошим новостям. Род Алихель очень серьёзно повздорил с родом Хотак — старейшине Нусатрулле, возглавляющему совет рода Алихель, показалось, что род Хотак получил больше британских винтовок. Старейшина Гулям, возглавляющий совет рода Хотак, высказался об этом пренебрежительно.

— Зря, — позволил себе улыбку Немиров.

— Да, — усмехнулся Владимир. — Состоялась стычка в нейтральном кишлаке Гандамак, что унесло жизни не менее семнадцати воинов с обеих сторон. Объявлено о собрании джигры, которая должна отложить кровную месть до конца «смутного времени». Но в кишлаках говорят, что это не поможет.

— Не поможет, — согласился Аркадий.

— Мы тоже так считаем, — кивнул Стырне. — Поэтому Совет уже сделал предложение роду Алихель — почёт и уважение, равные права на «вечной джигре». Старейшина Нусатрулла предложение получил, но ещё не ответил.

«Вечная джигра» — это и есть Совет племенных жителей и дехкан. Джигра — это что-то вроде съезда, действующего ограниченное время и решающего только самые наболевшие вопросы, а вот Совет — это нечто иное и новое. Совет — это путь к изживанию некоторых атрибутов родо-племенного строя, так как решает проблемы общности ежедневно, постепенно включая в поле своих полномочий всё больше и больше вопросов, которые раньше решали отдельные старейшины и вожди. (1)

Есть сопротивление отдельных вождей, которым не нашлось места в рядах иррегулярного войска, но старейшины Совета, получившие разом очень много власти, уже не хотят мириться с ролью «гражданских управителей». Теперь они хотят решать вопросы мира и войны, что горячо поддерживает Аркадий. Он мягко выставил перед ними главное условие продолжения ручейка оружия и боеприпасов из СССР: старейшины должны взять всю полноту власти над Нуристаном и тогда у них всё точно будет хорошо.

Институт вождей должен быть уничтожен и тогда старейшины станут получать все эти ковры, дорогую, по их меркам, мебель и прочие предметы роскоши, единолично, без необходимости делиться с вождями.

Ленин и остальные отнеслись к предложению Аркадия неоднозначно, но «махнули рукой» — непонятно, как правильно обращаться с родо-племенным строем, так как он уникален и самобытен, а последствия любого вмешательства непредсказуемы. Немиров выступает в роли экспериментатора, который пытается двигать эти племена к прогрессу. Что из этого получится — покажет только время.

Но он уже ощущает, что движется в верном направлении. Все эти «роскошные» подачки в виде недорогой мебели, металлических предметов обихода и фабричных ковров, не стоящие Союзу почти ничего, примиряют старейшин с мыслью, что надо меняться. Они смягчают в их глазах эти резкие, по каким угодно меркам, общественные метаморфозы. А если старейшины довольны, то и племенные жители не посмеют возмущаться.

Единственное, муллы…

Религиозный вопрос, при подобных вмешательствах, всегда становится остро. Муллы, как правило, консервативны, поэтому стремятся сохранить устоявшееся положение вещей, безотносительно прогрессивности или регрессивности изменений. Это один из столпов региональной стабильности, поэтому Аркадий считал очень важным поддерживать с ними очень хорошие отношения.

Муллы получили моральную поддержку Немирова в вопросе учреждения Нуристанского имамата.

Вот здесь он ступил на густо усеянное минами поле.

В его видении имамат должен заведовать только духовными и моральными вопросами, а муллы хотят, чтобы им дали ещё и светские полномочия. Вопрос, кто именно должен стать имамом — это очень интересно и, потенциально, кровопролитно.

Давать даже намёк на светскую власть муллам — это очень плохо, но, в то же время, очень хорошо, так как отдалённые горные регионы на границах Нуристана, где тоже живут люди, следуют законам шариата и даже свои старейшины им не указ. Их поддержка — это очень важно. И чем дальше будет проходить экспансия Нуристана, тем важнее будет эта поддержка.

Но если не разграничить власть мулл и старейшин, это гарантирует очень много пролитой крови в самом ближайшем будущем. Если старейшины почувствуют угрозу своей власти, они будут бороться против мулл и непонятно, кто победит в этом случае.

Победят муллы — будет учреждён полноценный имамат, у которого сразу же возникнет «глубокое недопонимание» с нуристанскими кафирами, то есть, неверными, что расколет страну. Несмотря на то, что термины «старейшины» и «прогрессивность» — это практически антонимы, «муллы» и «прогрессивность» — это эталон из палаты мер и весов, который достают только тогда, когда надо провести поверку термина «антоним».

Победят старейшины — религиозный вопрос будет закрыт навсегда, но это усилит старейшин за счёт «карманных» мулл, что законсервирует положение вещей на десятилетия, так как у старейшин не будет вообще никакого противовеса. Муллы нужны Немирову, чтобы была хоть какая-то противоборствующая сила. Нет борьбы — нет развития.

«Какими же идиотами были младоафганцы, когда полезли в это дело с шашкой наголо…» — подумал Аркадий, наливая себе «Марфа-Колы» в стакан. — «Какой же идиот я, что вообще в это полез…»

Младоафганцы ещё брыкаются и пытаются что-то построить при поддержке эмира, де-факто контролирующего только Кабул и его окрестности, (2), но уже видно, что у них ничего не получится. Эмир, из-за его слишком смелых либеральных взглядов и настроя реформатора, уже очень сильно не нравится роду Сулейманхель, неформально возглавляющему конфедерацию Гильзаи.

Есть риск, что племенные жители, по условному сигналу от главного старейшины рода Сулейманхель, тоже, кстати, неформального, свергнут эмира, из-за чего ему придётся бежать из Кабула в эмиграцию.

«Будет слушать „Гори, гори, моя звезда“ и жалостно стенать об Афганистане, который мы потеряли…» (3) — усмехнулся своей мысли Немиров.

Так или иначе, но Сулейманхель — это не друзья Нуристану и его населению. Если Амануллу-хана свергнут, то на некоторое время поднимется хаос, так как он, всё-таки, законная власть. Но это усилит позиции рода Сулейманхель, который точно поставит в Кабул своего эмира. Легитимность у такого эмира будет так себе, но это маловажная деталь — так Сулейманхель могут завязать все поставки британского оружия на себя.

Впрочем, это маловероятное событие, так как конфедерация Дурани не будет смотреть на это с закрытыми глазами. Вполне возможна полноценная Гражданская война, это понимают почти все старейшины, поэтому Амануллу-хана будут свергать только в случае достижения консенсуса между обеими конфедерациями. Но главный вопрос — а это вообще возможно?

Нужна феноменальная гибкость, чтобы обойти все острые углы местной реальной политики, поэтому Аркадий тщательно обдумывает каждый свой шаг.

Непонятно, чем закончится история с мягкими реформами в Нуристане, неизвестно, что будут предпринимать лидеры двух конфедераций, только бог знает, что будет делать Аманулла-хан, самоубийственно радикализующий свои прогрессивные реформы.

Полная неизвестность чем-то пугает, но Аркадий, начавший неплохо разбираться в тонкостях племенной политики, которая для него гораздо доступнее в понимании, чем политика внутри ВКП (б), видит в происходящем большие перспективы.

«Главное — не просрать имеющееся у меня политическое влияние чередой неверных решений…» — подумал Аркадий, глядя в окно на вечерний Камдеш.

Городов в Нуристане нет, поэтому вся политическая жизнь происходит в кишлаках. Один из таких «политических» кишлаков — Камдеш. Он в двухстах километрах от Кабула, что на равнине смешная дистанция, а в местных горах считается серьёзным вызовом для путешественника.

Отсюда же, из Камдеша, сотня километров до первых равнин и сто пятьдесят километров до Мардана, города Британской Индии.

Железную дорогу из Таджикистана, через Нуристан к Мардану не проложишь — это почти невозможно не только сейчас, но и даже через сто лет. Рельеф очень сложный, частые оползни и прочие неурядицы…

А вот асфальтированные дороги — вполне возможно. Это тоже будет дорого, но перспектива приставить нож к горлу Великобритании, по мнению Аркадия, стоит почти любых затрат.

Даже если весь регион ополчится на Нуристан и придётся держать здесь группировку в миллион красноармейцев, с танками и самолётами, это всё ещё будет оправданно.

В прошлой жизни Аркадия колониальная империя Британии рушилась постепенно и Индия откололась одной из последних. А вот если жемчужина выпадет из короны сразу…

— Ещё какие-нибудь хорошие новости? — спросил Аркадий.

— Совет принял, наконец-то, проект закона об обязательном нархе, — ответил Владимир. — Одновременно с этим он принял закон об учреждении лашкара Совета.

Нарх — это что-то вроде виры или куна, то есть, денежная компенсация за преступление. Несмотря на то, что эта практика есть в пуштунвали, то есть, кодексе чести пуштунов, применяют её крайне редко. Местные жители, с какой стороны на них ни посмотри, слишком нищие, чтобы быть способными оплатить нарх, поэтому он применяется только в случае с богачами.

Проект закона, поданный Аркадием ещё в первую свою командировку в Афганистан, предусматривал передачу ответственности за проведение судов Совету, а ответственность за убийство или иное преступление будет нестись именно перед Советом — он станет последней инстанцией по уголовным процессам.

Для проведения новых полномочий Совета также вводится постоянное войско — лашкар. Это военно-полицейское формирование, которое будет проходить подготовку в СССР — Аркадий собирался внедрить в Нуристане сразу качественные правоохранительные органы, с местной спецификой…

Да, для местных он чужак, но кредит доверия к нему есть, поэтому Совет прислушивается к нему и принимает выгодные для себя законы. Нарх и лашкар — это усиление централизации Нуристана, то есть, усиление власти Совета.

— Это не хорошие новости, — произнёс Аркадий. — А очень хорошие. Как это получилось? Уезжая, я был почти уверен, что старейшины не примут эти законы.

Старейшины сразу же захотели отвергнуть эти законы, по понятным причинам, но вольные племенные жители тоже имеют право голоса — Немиров считал, что старейшины убоятся громкого и колюще-режущего vox populi.

— Бесплатная раздача хлеба и безделушек из Союза, — усмехнулся Стырне. — Старейшины очень благодарны нам за такой щедрый жест. Кое-кто даже заверил меня в своей лояльности к тебе. А эти люди не бросают слов на ветер.

— Это значит очень много, — кивнул Аркадий. — Кто?

— Джестак, старейшина рода Испата, Муса, старейшина рода Куштец, а также Абдурахман, старейшина рода Гурмхель, что из Момандов, — перечислил Владимир. — Последний принёс тебе в дар сотню овец, а также попросил пятьдесят винтовок — я выдал сто, от твоего имени.

— И правильно сделал, — улыбнулся Немиров. — А остальным?

— Джестаку и Мусе также, по сто винтовок, — кивнул Владимир. — Я же не дурак. А они тоже не дураки — пригнали двести овец. Для этого пришлось дать им на время весы и пустить к сотне овец от Абдурахмана. Так что, теперь ты почётный скотовод — получил сотню голов, а потом, даже не приезжая на место, за какие-то жалкие сутки, утроил их количество. Надо бы походатайствовать, чтобы тебя наградили «Героем Социалистического Труда» за такое знаковое для народного хозяйства достижение…

— Юмори-юмори… — вздохнул Аркадий. — Но трое лояльных старейшин — это очень хорошо. Один из калашей, один из пуштунов, а Муса чьих будет?

— Из катиров, — ответил Стырне. — Это существенное усиление наших позиций. И остальные тоже задумались. Совет советом, а своя рубаха — сам понимаешь…

— Ты говорил что-то о «непонятных» новостях, — вспомнил Аркадий.

— В Мардане, меньше трёх дней назад, появился новый британский агент — некто Лоуренс Аравийский, — ответил Владимир. — Мы уже отправили запрос в Центр, чтобы на него накопали хоть какую-то информацию. Я слышал, что он организовывал арабские восстания на Ближнем Востоке, против канувшей в Лету Османской империи, но что он может или чего не может — вот это предстоит выяснить.

— Я знаю, кто это, — произнёс сильно напрягшийся Аркадий. — Это громкий сигнал для нас с тобой. Британия восприняла нас как очень серьёзную угрозу. И это не «непонятная» и даже не «плохая» новость. Это новая категория — «прескверная».

Примечания:

1 — О старейшинах и вождях — вечер перестаёт быть томным, так как у нас снова рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» — любопытно, что куда ни посмотри, но у народов, которые по самые уши в родо-племенных отношениях, всегда есть связка вожди-старейшины. Самое очевидное — индейцы. Когда я писал своего стародавнего «Гайавату», мне пришлось изучить общественное устройство ирокезов, у которых наблюдалась эта связка, с разделением полномочий между вождями и старейшинами. Когда я писал своего относительно недавнего «Чингисхана», мне пришлось изучить общественное устройство древних германцев, у которых точно так же, наблюдалось ровно то же разделение, будто ирокезы у них внаглую списывали. Аналогично, я пишу эти главы, изучаю вопрос общественного устройства пуштунов и калашей — один в один, как у ирокезов и древних германцев. Я это всё к чему? Похоже, что в родо-племенном строе есть только один рабочий рецепт общественного устройства, при котором племя способно устойчиво существовать столетиями или даже тысячелетиями. И если не будет происходить никаких эллинских или римских аномалий, оставляющих неизгладимый отпечаток на историческом процессе, то причин меняться у такого племени не будет — оно уже нащупало устойчивый баланс. А если добавить сюда «естественные факторы контроля численности», то есть общую воинственность этого племени, направленную в том числе и внутрь, а также суровые климатические условия, то даже наличие сравнительно высокоразвитых соседей не изменит ровным счётом ничего.

2 — Кабул и окрестности — вспомнилась мне забавная вещь. Когда-то давно, в 00-е годы, я слышал пренебрежительное высказывание, дескать, ОКСВА фактически контролировало лишь Кабул и его окрестности, а в остальных местах была прежняя тысячелетняя дичь. Потом я слышал не менее пренебрежительное высказывание, дескать, НАТО фактически контролирует лишь Кабул и его окрестности, а в остальных местах царит прежняя тысячелетняя дичь. И тут я изучил вопрос по поводу всех этих эмиров, «руливших» Афганистаном сотни лет. А они тоже реально чем-то управляли только в Кабуле и его окрестностях, но не потому, что были какие-то ленивые, а просто в Афганистане реально есть чем управлять только в… Кабуле и его окрестностях. На оставшихся территориях этой страны управлять практически нечем, так как в каждом кишлаке за всё отвечают старейшины и вожди, которые охотно пояснят любому столичному ревизору, почему именно этот приезд был главной ошибкой, которую не следовало допускать никогда в жизни. Когда повсюду родо-племенной строй, нет возможности организовать централизованную власть. Кстати, русские цари очень хорошо решили эту проблему в Сибири и Поволжье — они благоразумно не стали лезть в дела местных племён, а просто назначили сумму, после выплаты которой царю становится неинтересно, что там происходит на уровне микроменеджмента. Да, это ясак. Ничего нового — это натуральный налог времён Золотой Орды, внедрённый Чингисханом, в рамках его Ясы, то есть, Закона. Централизация при таком подходе не нужна, более того, она вредна, так как приезжие чиновники будут лезть под каждый камень, чтобы уточнить, а точно ли им отдали всё, что законно принадлежит царю, это вызовет реакцию в стиле «здесь вам не тут», колюще-режущее недопонимание и всё такое… Но это ладно. Главная мысль сноски состоит в том, что Афганистан никто не контролировал не потому, что там живут охренительно гордые и вообще непобедимые афганцы, и не потому, что он просто нахрен никому не нужен, а потому, что чтобы обеспечить контроль, надо создать хоть какую-то централизацию. А как, когда там в каждом кишлаке все при деле и все административные вакансии закрыты навсегда?

3 — Об эмире Аманулле-хане — вы-таки будете смеяться, но… так и получилось в нашей истории — в ноябре 1928 года началось восстание пуштунских племён против законного эмира, который быстро смылся в Кандагар, чтобы ему не нашли специальный фонарь, на котором его повесят. В 1929 году за него вписался СССР, начавший совершенно не знаменитый Афганский поход РККА. Операция проводилась в строжайшей секретности — РККА поддерживало свергнутого монарха, а это, вообще-то, моветон. Я думаю, Аманулла-хан, в тот момент, был готов отдать СССР хоть свою жопу, лишь бы восстановиться на очень ответственном посту эмира. РККА свою задачу выполнил — провинция Балх была взята под контроль, но подкачал бывший эмир, отряд которого был разбит, а сам он окончательно смылся из страны. Кто-то говорит, что это всё империалистические замашки СССР, но правда в том, что в ходе этого легитимизированного ввода войск РККА устроила очень неприятный сюрприз басмачам, которые до этого были уверены, что в Афганистане они в безопасности и можно играть в одни ворота. Нет, нельзя. Басмачей тогда покрошили так, что их ещё долго преследовали панические атаки и они окончательно стали совсем не теми, что раньше. Два отряда РККА, потерявшие безвозвратными 120 человек, суммарно за поход уничтожили около 8000 басмачей. В ходе одного боя против отряда из 400 красноармейцев выступили 3000 басмачей Ибрагим-бека и 1500 всадников нацгвардии под командованием военного министра Сеид Хусейна. За полтора часа трёхтысячный отряд басмачей был пущен по кругу ветру — примерно 300 сбежали, а 176 попали в плен, но троих умышленно отпустили. Эти трое поведали полуторатысячному отряду нацгвардии, не успевшему вовремя, что стало с трёхтысячным отрядом за неполные два часа — нацгвардейцы откровенно побоялись связываться. Сеид Хусейн и вовсе бросил вверенные ему войска и бежал. В принципе, побочную задачу отряды РККА тогда выполнили — басмачи с тех пор сильно потухли. А то, что эмирчик смылся с госказной в Индию, а оттуда в Европу — не печаль красноармейцев.