*1 июня 1921 года*
— Похоже, что Троцкому конец, — произнёс Аркадий, опуская газету.
— Похоже, — кивнул Сталин. — Но как бы там не началась новая Империалистическая война…
Французская армия, в ответ на диверсию на французской территории, мнимую или действительную, вошла в демилитаризованную зону и начала вести себя очень нагло.
Газеты сообщают, что в ответ на это было убито два французских солдата, что разъярило маршала Фоша и тот приказал провести карательные акции против националистов и коммунистов.
Выяснилось, что в демилитаризованной зоне давно орудуют вооружённые отряды фрайкоров и красногвардейцев, поэтому французов встретили пулями и гранатами, потому что они не считались этими сторонами внутригерманской борьбы за союзников или хотя бы нейтралов.
Всё идёт к тому, что французы, разозлённые злостным нарушением условий мирного договора, пойдут дальше и оккупируют прилегающие к Руру территории. А вот это может иметь совершенно непредсказуемые последствия…
— Даже если начнётся, то пусть проходит без нашего участия, — усмехнулся Аркадий.
— Да, в этот раз без нас, — улыбнулся Иосиф Виссарионович. — Но я не за этим тебя позвал…
— Опять прорыв где-то? — спросил Немиров.
— Никаких прорывов, — ответил Сталин. — Но у нас умер начальник военно-инженерного управления — нужен кто-то на замену… А у тебя есть перспективный кадр, Берия…
— Вот этого ни за что не отдам, — покачал головой Аркадий. — Лаврентий Павлович выполняет важнейшую работу, и я без него, как без рук.
— Ладно, — вздохнул Сталин. — Стоило попробовать…
— Берию вообще нельзя трогать, он неприкасаемый, — покачал головой Аркадий. — Я вижу в нём очень большие перспективы и губить его таланты на военно-инженерных…
— Да я уже понял, — перебил его Иосиф Виссарионович. — Не хочешь отдавать — ладно. Поищу кого-нибудь другого.
— Вообще-то, есть у меня один талантливый организатор… — вспомнил Аркадий. — Аскольдов Яков Лазаревич — проявил себя в Беларуси, во время подготовки к польскому вторжению.
Вторжение так и не состоялось, но зато войска, с точки зрения логистики, были готовы образцово — снаряды, патроны, наличная бронетехника — всё было доставлено в срок, иногда с проявлением чудес эквилибристики…
Немиров подметил перспективного человека и предложил ему поработать на него в Главном управлении химической промышленности. Сейчас есть подходящая кандидатура из партии — Константин Гордеевич Максимов, который неплохо сгодится в роли зама Аркадия по химпрому, а Аскольдов, явно, годится в начальники, а не просто замы.
— Стоящий человек? — уточнил Сталин.
— Очень, — заверил его Аркадий.
— А чего тогда отдаёшь? — нахмурился нарком обороны.
— Он перерос должность моего зама, — пожал плечами Немиров. — А душить его мне не хочется.
— Ладно, — кивнул Сталин. — Пусть твои передадут мне его дело — рассмотрим. Но Берию точно никак?
— Вообще никак, — уверенно заявил Аркадий. — Таких, как Берия, днём с огнём не сыщешь. Аналогов нет.
*7 июня 1921 года*
— Запускайте! — приказал Аркадий.
Несколько секунд ничего не происходило, а затем раздались хлопки, после чего из мортирок на броне вылетели маленькие снаряды.
Эти снаряды пролетели метров пять, после чего взорвались и оставили после себя густую чёрную дымовую завесу. Завеса получается за счёт реакции антрацена, хлористого аммония и бертолетовой соли. Она имеет чёрный цвет и отличается устойчивостью.
Броневик же полностью скрылся за завесой и поехал задним ходом — отрабатывается отступление с применением маскирующих средств.
Получилось отлично, но есть ещё одна перспективная смесь…
Производить такие дымовые шашки очень хлопотно, но дело это стоящее, так как в будущем они спасут не одну сотню жизней.
Всего на броневик предполагается уставить по шесть мортирок, на которые будет двадцать четыре шашки.
Производство мортирок уже налаживается в Ижевске, а шашки будут производиться там же, на соседнем предприятии.
— Давайте следующий! — приказал Аркадий.
Сигнальщик махнул красным флагом.
Стоящий в пятидесяти метрах броневик также отстрелил сразу шесть дымовых шашек.
Эти уже были на основе хлорсульфоновой кислоты, которая имеет ограниченное применение, так как содержит в образуемой аэрозоли серную кислоту. Находиться в облаке нельзя, так как последует неминуемое поражение слизистых оболочек, преимущественно, глаз.
Лучше всего её применять в дымовых снарядах, бомбах и гранатах, но для бронетехники тоже сгодится — главное, запретить в неё въезжать…
Облако завесы тут было белым, непроглядным и высоким. Машина была надёжно сокрыта и скрытно отъехала назад.
— Неплохо, — кивнул Аркадий. — Будем думать, что лучше…
Время засекли — завеса на основе антрацена продержалась девяносто три секунды, а завеса на основе хлорсульфоновой кислоты показала рекорд в четыре минуты и девять секунд.
В принципе, девяноста секунд достаточно, чтобы убрать бронемашину за какое-нибудь естественное или искусственное укрытие, но хлорсульфоновая кислота даёт очень неслабую фору. Аркадий склонялся к тому, чтобы принять на вооружение последнюю, несмотря на возможные риски.
Насколько он помнил из теории, даваемой в танковом училище, завеса на основе хлорсульфоновой кислоты также способна сокрыть бронетехнику от тепловизионной аппаратуры — дело в том, что водяной пар сильно ухудшает прохождение инфракрасных лучей, что делает технику едва различимой за завесой.
Только вот первые портативные тепловизоры появятся лишь в середине 70-х. И то, их портативность будет обусловлена лишь тем, что к этой бандуре приделают две большие ручки. А относительно компактные решения появятся лишь к концу 80-х, что слегка изменит войну XXI-го века…
«Если бы не было этой головомойки с механизмом отстрела шашек…» — подумал Аркадий.
А он хотел, чтобы было как лучше, а получилось, «как лучше», но ещё и «как сложнее».
Идея была в том, чтобы разработать универсальную дымовую шашку с латунной гильзой, как на выстреле ВОГ-17. Прицел брался на то, что в тех же размерностях будет разработана противопехотная граната, метаемая из специализированного гранатомёта.
Можно было ограничиться пружинным механизмом в мортирках, но Аркадий захотел, почти полтора года назад, чтобы именно полноценно стреляло и взводило детонирующий механизм в шашке…
Но теперь, вместо того, чтобы производить довольно-таки примитивную дымовую шашку, как нормальные люди, они производят полноценный гранатомётный выстрел, пригодный для стрельбы из ручного гранатомёта. Только вот этого ручного гранатомёта ещё нет, и не будет, в ближайшие несколько лет — точно.
В Туле уже работают над вопросом, но 40-миллиметрового калибра гранатомёт сделать очень непросто.
В дальней перспективе — действия Аркадия замечательны, а вот в ближней перспективе — лишняя нагрузка на, и без того перенапряжённую, промышленность…
А так, идеи для выстрелов он уже накидал. В Туле знают об «интересной идее» зажигательной гранаты, «перспективной идее» осветительной гранаты с парашютиком, «неоднозначной идее» химической гранаты, а также «сумасбродной идее» гранаты с готовой картечью.
Есть ещё одна «перспективная идея» — кумулятивная граната, чтобы было, чем уничтожать лёгкую бронетехнику противника, но её время ещё не пришло.
Ручной гранатомёт будет однозарядным, с переломной рамой и экстрактором, конструкцией чем-то напоминающий американский гранатомёт далёкого будущего М-79, снискавший определённую популярность во время войны во Вьетнаме.
«Однозарядность — это не совсем то…» — подумал Аркадий. — «Впрочем, ничего не мешает сделать револьверный гранатомёт. Можно применить алюминиевый корпус, а револьверные каморы, ствол и УСМ исполнить из стали, что позволит сильно уменьшить вес и сделать этот гранатомёт посильным для переноски».
А вот такое оружие очень сильно увеличит тактическую гибкость подразделений, так как иногда очень сильно не хватает возможности закинуть противнику в окно дымовую гранату, метров этак с пятидесяти-семидесяти…
В целом, такой гранатомёт может стать неплохим подспорьем, когда нет миномёта.
Только вот технологичность производства подобных изделий находится под большим вопросом.
«Главное — начать и освоить производство…» — подумал Аркадий, наблюдающий за тем, как броневики вернулись на исходные.
Командиры лично заряжали мортирки новыми дымовыми выстрелами. Для этого нужно откинуть «ствол» мортирки, вынуть из него отстрелянную гильзу, после чего зарядить новый выстрел. В дымовые шашки впаяны капсюли, поэтому выстрел производится довольно-таки примитивным пружинным ударником.
Точность метания шашки была не важна, поэтому «ствол» мортирки — это кусок трубы калибром 40 миллиметров.
— Это успех, — произнёс удовлетворённый Аркадий.
— И, всё-таки, мы бы получше сделали, — произнёс присутствующий на испытаниях генерал-майор Фёдоров. — А то ижевчане перемудрили…
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Аркадий. — Но у вас и так работы шквал и маленький дождик. Противотанковое ружьё нуждается в доработке.
— Да доработаем, — вздохнул Владимир Григорьевич. — Дайте только время — всё сделаем лучше, чем вы мечтали.
*10 июня 1921 года*
— Нет, мы уходим, — покачал головой Троцкий. — Если до прихода французов у нас были шансы на победу, то вот после… Нас сомнут. Нужно срочно эвакуироваться из Германии.
— Но куда⁈ — воскликнул Тельман.
Остальные члены Коммунистической партии Германии перевели взгляд на Льва.
— В Россию, — ответил тот. — Мы эвакуируем армию и всех желающих, а затем эвакуируемся сами.
— Но мы сделали так много… — произнесла очень расстроенная Роза.
Лев подошёл к ней и нежно погладил по щеке тыльной стороной ладони.
Так уж получилось, что они с Розой Люксембург очень часто вступали в дебаты о применимости или неприменимости насилия в деле Революции, о Марксе и Энгельсе, в ходе чего между ними вспыхнула искра.
Ничего серьёзного Лев в это не вкладывал, впрочем, как и Роза.
Он давно и глубоко женат, а у неё есть какой-то другой возлюбленный, поэтому у их отношений нет никакого будущего…
— Если мы останемся, то умрём совершенно напрасно, — вздохнул Троцкий. — Нам нужно сохранить остатки армии, спасти как можно больше коммунистов — только тогда у Германии будут шансы. Французы уже штурмуют Хаген…
Фрайкоры, вопреки тому, что они злейшие враги коммунистов, начали приносить пользу — французов на «священной германской земле» они терпеть не стали.
Начались локальные бои против французской армии, зашедшей слишком далеко. А французы, по-видимому, наконец-то начали замечать, что Рейхсвер-то имеет номинальную численность в 100 000, хотя сейчас даже сильно меньше, а вот фрайкоровцев, одетых в военную форму и вооружённых не хуже французов, в Германии очень и очень много…
«Подленько как-то уходим — заварили кашу и быстро в поезд…» — подумал Троцкий.
— Но все семьи — это ведь невозможно организовать быстро… — произнёс Карл Либкнехт.
— Мы справимся, — уверенно улыбнулся Лев. — Уж чего-чего, а поездов у нас много…
Никому и ничего не пришлось объяснять. Все всё сами прекрасно понимают. Все всё сами прекрасно видели.
Против них был объединённый капитал всей Германии, а теперь ещё и дышащие в спину французы, которые были бы не против извести под корень всех коммунистов…
— Товарищи! — воскликнул Троцкий. — Мы вернёмся! Обязательно вернёмся! С новыми силами, с высоким боевым духом! И мы победим! Но сегодня нужно принять тяжёлое решение и отступить…
*14 июня 1921 года*
— Если скажете, чем я могу помочь — я помогу, — пожал плечами Леонид, валяющийся на шезлонге у себя во дворе.
На улице безумная жара, но у бассейна относительно неплохо, особенно со стаканчиком виски с царь-колой…
— Деньги, — произнёс Кирилл Борисович Смутин. — И влияние.
— При условии, что я не буду замешан в этих делах и их последствиях, — предупредил его Курчевский.
— Не будешь, — заверил его Геннадий Алексеевич Парфёнов. — Мы будем действовать по инструкциям, сам знаешь откуда.
— Если так — то средства будут, — улыбнулся Леонид. — И влияние я вам тоже обеспечу. Вам нужны военные круги?
— Да, — кивнул Парфёнов. — Желательно из отставных.
— У меня есть нужные знакомства, — кивнул Курчевский. — Но что именно вы задумали?
— Пришло время расширить наше частное охранное предприятие, — ответил на это Смутин. — У тебя и твоих друзей ведь есть интересы в Латинской Америке?
— Есть, — подтвердил Леонид.
У его друзей есть интересы во всех уголках мира.
— Когда охранное предприятие будет реформировано, мы сможем представлять интересы твоих друзей хоть в Мексике, хоть в Латинской Америке, — произнёс Парфёнов. — Одновременно с этим мы сможем испытывать новые образцы вооружения, авиации и бронетехники. У тебя же открылись новые конструкторские бюро…
— Ну… — Леонид задумался.
«K-Aircraft» исторически недавно открыло две дочерние компании — «K-Marine» и «K-Ground». Было учреждено по два КБ, которые уже занялись перспективными разработками.
«K-Marine» не занимается кораблестроением, как могло бы показаться, а разрабатывает палубную версию истребителя К-1. Курчевский знал, что вопрос с авианосцами ещё не решён — идёт дискуссия, основные прения которой впереди, но у него есть приказ Центра. Центр хочет, чтобы Леонид разработал первый в истории палубный моноплан.
Курчевский просто начал делать свою работу — его задачами является максимальное сокращение взлётной дистанции, разработка складных крыльев, усиление шасси для более жёсткой посадки на палубу, а также, возможно, разработка катапульты для запуска самолёта. Эти направления получены из Центра, но без дополнительных подробностей.
Если в ближайшие годы выяснится, что нужен нормальный палубный истребитель, способный нести бомбы, то у Курчевского уже будет рабочий прототип. Пока остальные колеблются, нужно ли вкладываться в это, Леонид будет работать…
«K-Ground» — это компания по разработке и производству наземной техники военного назначения и двигателей к ней.
Начать Курчевский решил с гусеничного траншеекопателя, который точно будет интересен Армии США. Нужно было что-то роторное, для чего уже куплена целая серия патентов — конструкторы уже заняты разработкой дизайна будущей бронемашины, которая сможет рыть траншеи хоть под огнём неприятеля.
Помимо траншеекопателя, начата разработка бронированного грузовика, на котором будет закрытая рубка с 40-миллиметрового калибра орудием QF 2-pounder Mark II. Эта пушка также известна в военной среде, как «пом-пом», потому что является слегка увеличенной пушкой QF 1-pounder, сконструированной Хайремом Максимом.
Будущий броневик будет иметь полный привод, три оси подвески, что позволит достичь грузоподъёмности минимум в восемь тонн, а также двигатель Liberty L-12, права на который куплены у Правительства США.
Пусть двигатель авиационный, но это выгодно для Леонида — он может начать конверсию его для наземных целей и производить на своих мощностях, чтобы ставить на свои истребители К-1, пока новый двигатель ещё не готов.
Кёртисс К-12, несмотря на то, что в нём применены инновационные технологии, не может похвастаться надёжностью, а вот Либерти L-12, из-за простоты, очень надёжен и выдаёт всё, что от него требуется.
Истребитель сможет летать с любым из этих двигателей, но когда, наконец-то, доделают Кёртисс D-12, оба этих двигателя останутся в прошлом. И в этот момент Леонид полностью переключится на производство «приземлённой» версии L-12, для броневиков.
В итоге, Армия США получит передовые самолёты с надёжными двигателями, а затем, как только завершатся конструкторские работы, ещё и передовой броневик, в чём-то лучше, чем у остальных.
— Тогда мы начинаем подготовительные мероприятия, — встал Парфёнов с шезлонга. — А ты не спи — скоро потребуется твоя помощь.
— Конечно, — ответил Леонид.
Двое якобы офицеров бывшей Русской Императорской Армии покинул задний двор Курчевского, а тот лишь устало вздохнул и приложился к стакану с ледяным напитком.
— Господин, через полтора часа у вас встреча с французским послом, — сообщила вышедшая из дома Консуэло. — Вы велели напомнить.
— Да-да, спасибо тебе, — поблагодарил её Леонид. — Приготовьте мой костюм. Синий, с белой рубашкой.
Ему очень неприятно эксплуатировать людей на таких унизительных для человеческого достоинства работах, но он компенсировал это тем, что платит им пятикратную ставку.
Для него это копейки, а зато как спокойно на душе — вроде как эксплуатирует, но за очень большие деньги, которые должны компенсировать ущерб гордости его сотрудников.
Им он ничего такого не говорит, а такие зарплаты всех своих сотрудников, от горничной и садовника до дворецкого и личного сомелье, мотивирует тем, что он не хочет, чтобы его обслуживали нищие люди. А приятелям и приятельницам, знающим о состоянии его прислуги, он говорит, что не любит воровство, поэтому минимизирует риски подобных происшествий.
Леонид провалялся у бассейна ещё минут десять, после чего сходил в душ, а уже оттуда направился в свой гардероб.
Облачившись в свой любимый костюм, он позволил Консуэло пройтись по костюму паровым утюгом, после чего сел в свой Роллс-Ройс и поехал в Лэнгхем-Хантингтон, что в Пасадене.
Французский посол в США, Жан Жюль Жюссеран, приехал сюда из Вашингтона, ради этой встречи с Курчевским. У него к нему что-то важное. И, судя по всему, посол будет предлагать, раз он не поленился лично приехать в Лос-Анджелес.
Генри Эдвардс Хантингтон, владеющий отелем, Леонидом не забыт — Курчевский не забывает друзей. С помощью своих новых связей, Леонид организовал для родственника Генри, Арчера Милтона Хантингтона, частное финансирование его проекта музея американских индейцев, что должен будет построен в Нью-Йорке.
Сам Генри в помощи не нуждался, так как уже отошёл от дел и жил на накопленное состояние, поэтому Леонид искал способы, как помочь его родственникам — никто не может сказать, что Курчевский был неблагодарным человеком.
— Мистер Курчевский! — улыбнулся французский посол, с которым они встретились в лобби отеля. — Рад встрече с вами!
— Взаимно, мсье Жюссеран, — вежливо улыбнулся Леонид. — Прошу за мной — в ресторане забронирован столик.
Они вошли в отельный ресторан, где их проводили за столик. Леонид заказал «как обычно», то есть, стейк с кровью и тёмное пиво, а француз заказал себе круассан и кофе.
— Слышал, что в Европе снова неспокойно… — заговорил Курчевский.
— Да, к сожалению, — вздохнул Жюссеран. — И наша встреча, косвенно, связана именно с происходящими событиями.
— Так, — кивнул Леонид, после чего приложился к холодному пиву.
— Ваш новый самолёт уже признан лучшим, — произнёс французский посол. — В связи с этим мы хотели бы предложить вам контракт на поставку пятидесяти самолётов К-1 Французской армии.
— Это интересно, — улыбнулся Курчевский. — Это официальное предложение?
— Разумеется, — кивнул Жюссеран. — Суммарно моё правительство хочет закупить не менее тысячи истребителей К-1, но сначала ему необходимо окончательно удостовериться, что эксперты не ошибаются. Пробной партии в пятьдесят единиц будет достаточно.
— Принципиальных возражений по этому поводу не имею, — ответил Леонид. — Пошлите в главный офис моей компании официальный запрос и позвольте бюрократии сделать свою работу. Наверное, вы уже знаете, что Армия США готова закупать К-1 по 15 000 долларов за единицу. Для Армии Франции цена будет аналогичной.
— Это приемлемо, — кивнул посол. — Детали будут обговорены юристами.
— Именно, — улыбнулся Леонид.
Сделка на пятнадцать миллионов долларов — это неплохо. Но только лишь неплохо. На лапше он делает многократно больше.
Огромный заводской комплекс изготавливает лапшу, которая разъезжается по всем Штатам. Спрос до сих пор не удовлетворён, потому что лапша быстрого приготовления — это уже самый дешёвый способ быстро и относительно вкусно поесть. Низший сегмент рынка пищевой продукции давно уже за Леонидом и он внимательно следит за тем, чтобы никто не лез на его суверенную территорию.
Его лапшу назвали «трёхцентовой», а всего год назад она называлась «пятицентовой». Понижение цены на два цента было вызвано тем, что появились конкуренты, пытающиеся потеснить его лапшу в низшем сегменте. И Курчевский решительно прикончил их — покупатели ищут, где подешевле…
Открываются новые цеха на Восточном побережье, в Конкорде и Джексонвилле, чтобы сэкономить на логистике, поэтому осталось лишь несколько лет, прежде чем лапша Курчевского появится на прилавках каждого магазина в США.
«Люди всегда будут хотеть есть…» — подумал Леонид.
Принесли его стейк, а также круассан француза.
— Бон апети, — улыбнулся Курчевский.
— Приятоу апети-та, — пожелал ему Жюссеран на русском.
*26 июля 1921 года*
— Когда мы сможем вернуться? — спросила Роза, повернув голову ко Льву.
Они стояли в конце последнего вагона поезда, едущего в Чехословакию. Лев прижимал к себе Розу, и они вместе смотрели на то, как удаляется от них Германия.
— Не знаю, — ответил Троцкий. — Мы не знаем, чем завершится противостояние французов и националистов, поэтому возможно, что мы вернёмся гораздо раньше, чем думаем…
Весь запад Германии пылает огнём — фрайкоры консолидировались вокруг Веймарского правительства, которое узнало, что коммунисты начали исход из страны, из-за чего начало проявлять нездоровую активность.
Ненависть к французам, которых ненавидят за несправедливые условия мирного договора, ну и за то, что «это же проклятые лягушатники», объединила все до этого разобщённые банды фрайкоровцев, поэтому под Дортмундом начались настоящие боевые действия.
Со всей Германии стягиваются вооружённые отряды, спонсируемые промышленниками и неравнодушными, поэтому всем не до коммунистов.
А коммунисты грузят свои семьи и близких на поезда, идущие в Чехословакию, которая согласилась пропустить всех желающих на территорию Советской Польши.
Троцкому известно о минимум тридцати девяти тысячах коммунистов и им сочувствующих, которые собрали свои вещи и поехали прочь из Германии, с обещанием когда-нибудь вернуться…
Все понимают, что вне зависимости от того, кто именно победит в новом конфликте, коммунистов будут беспощадно вырезать. Французы или фрайкоровцы это будут — так или иначе, но коммунистическому движению в Германии придёт конец.
Лучшим вариантом будет просто уйти в Советскую Россию, которая согласна принять хоть сотни тысяч беженцев. Ленин телеграфировал, что в Нижнем Поволжье уже всё готово, поэтому немецкие коммунисты могут рассчитывать на новый дом, в практически родной среде — в Поволжье уже живёт триста двадцать тысяч этнических немцев, которые будут рады встретить германских беженцев с хлебом и солью.
А тем, кто не желает селиться в Поволжье, будет предоставлено место в Восточной Пруссии, которую скоро превратят в толи Советскую Пруссию, то ли сразу в Советскую Германию…
Там, пока что, неспокойно, но какую-то часть беженцев местная администрация принять готова.
Беженцы уходят не в никуда — это было для Льва самое главное. Он чувствовал ответственность за этих людей, за солдат и рабочих, с которыми он сражался плечом к плечу, поэтому ему было очень приятно, что партия с пониманием отнеслась к этой проблеме.
Членов Коммунистической Партии Германии, выкованной в горниле войны, согласны включить в состав ВКП (б), на правах рядовых членов.
«Поражение в Германии тяжело, но не смертельно», — попытался взбодрить себя Лев. — «Народная Армия почти победила, и ей не хватило лишь чуть-чуть. Но мы восстановим армию и вернёмся, чтобы победить…»