*10 ноября 1923 года*
«… а это на закупку дополнительных боеприпасов…» — изучал Пётр Аркадьевич сводку по поступившим средствам.
Русская Освободительная Армия имеет некоторый кредит доверия среди антибольшевистски настроенных граждан разных стран, так что финансирование поступает не только от правительств Великобритании и Франции. Поэтому кое-какие средства удаётся выделять и на побочную деятельность — они инвестируются в предприятия США, Великобритании и Франции. Что-то пропадает зря, а что-то даёт очень хороший доход.
Экономика, после Великой войны, переживает бурный рост, поэтому сейчас очень хорошее время, чтобы сколачивать состояние.
Но деньги Столыпину нужны для того, чтобы укрупнять и совершенствовать армию, которая, в нужный час, вернётся и вышибет большевиков из Петрограда.
Большевики, к его большому сожалению, никак не показывают симптомов политического кризиса — наоборот, по косвенным признакам, дела у них идут нездорово хорошо…
«Разбазаривание царских оружейных складов», на поверку, оказалось торговлей продукцией заводов. Британцы уже установили, что если большевики и торговали складским оружием, то только в первый год, а сейчас, в новых международных сделках, они поставляют абсолютно новые винтовки и пушки. То есть, они восстанавливают военную промышленность и используют её для пополнения золотых запасов.
Помимо дешёвых Мосинок, которые теперь можно встретить в любом уголке планеты, они продают и новое оружие — полуавтоматические винтовки АФ-18–5, а также пистолеты-пулемёты ППД-18–5, также полуавтоматические.
Самая известная сделка — они продали 5000 единиц ППД-18–5 Бразилии. Но это только общеизвестная часть. Конфиденциальная же часть — в ближайшие четыре года в Сан-Паулу будет открыт патронный завод, а параллельно с ним и оружейный завод. Строить будут большевики, на деньги Бразилии.
Ноги этого Колосса оказались совсем не глиняными и ожидаемый Петром Аркадьевичем политический кризис всё не наступает и не наступает — больше похоже на то, что большевики исполняют его мечту о превращении России в крепкую индустриальную державу.
«Но какой ценой?..» — спросил себя Столыпин.
Крестьяне, на которых он делал ставку, себя не оправдали. Он полагал, что когда опьяняющий дурман от ощущения свободы спадёт, крестьяне увидят себя закабалёнными и начнут восставать против власти большевиков. Но крестьяне, как говорят эмигранты, продолжающие прибывать из России, не показывают признаков недовольства.
Уезжать из СССР большевики никому не мешают, но есть проблема вернуться назад, если на чужбине что-то не получится — говорят, что таможня очень долго мурыжит на границе, а кого-то и вовсе не пускает обратно. Это осложняет работу агентуры, поэтому о реальном положении вещей в СССР известно очень немного.
Но ясно одно — его прогнозы не сбываются и это деморализует. Солдатам всё равно, они довольны тем, что есть хорошее жалование, которое платят исправно, но вот остальные…
Кто-то уже разочаровался в его деле, поэтому просто уехал в США, где активно действует Общество Спасения России, возглавляемое хорошо известной ему Марией Константиновной Бострем. Эта офицерская вдова, как оказалось, очень вовремя бежала из России и правильно инвестировала деньги — сейчас она считается крайне богатой особой, вокруг которой отчаянно вьются разные бывшие офицеришки, мечтающие разом улучшить своё состояние.
Столыпин изучил историю Бострем и даже выяснил, что послужило причиной её финансового успеха — компании некоего Леонида Курчевского, Марфы Бочкарёвой и Пахома Семёнова. Все трое — эмигранты из России, бежавшие от гнёта большевиков. Первого Пётр Аркадьевич не знал и вообще никогда о нём не слышал, а вот последние двое — это очень известные личности.
Их история уже вошла в анналы ярчайших историй успеха.
«Из грязи в князи», — подумал Столыпин. — «Вот на таких русских людей и нужно опираться — соль земли…»
Но самый большой успех получил Леонид Курчевский. Вот этот, как говорят, взлетел так высоко, что ручкается с бывшим президентом США, Вудро Вильсоном, а также часто бывает в его загородном доме.
Компания «K-Aircraft», в которой «K» — это, скорее всего, «Курчевский», уже залезла даже в Парагвай. Власти закупают двадцать пять самолётов К-1 для вооружённых сил, но это вообще ерунда, если смотреть на другие громкие сделки.
Курчевский — это прирождённый делец, гений от промышленности и изобретательства. Его идеи, в самом начале, казались разбирающимся людям нелепыми и смешными, но теперь это называют новаторством и визионерством. Последнее понятие ввёл сам Курчевский. Его называли визионером в контексте «фантазёр», «мечтатель», «прожектёр», но теперь этот термин, применительно к нему, используется в значении «провидец», «стратег», «реформатор».
Вот это, по мнению Столыпина, и называется масштабом личности — чтобы насмешка превратилась в новый термин, лишённый какой-либо шутливости.
Сам он невольно вспомнил о «обер-вешателе» и «столыпинских вагонах» — не о такой славе он мечтал, совсем не о такой.
Но своё дело он делает не ради славы. Россию нужно спасать от большевиков.
«Нужно инвестировать в Курчевского», — подумал Пётр Аркадьевич. — «Его предприятия на высоте и, пока что, стоят не так дорого, как гиганты иных отраслей. Пять-шесть миллионов можно и вложить…»
Только вот просто так акции его компаний не купить, ведь там желающих уже давно полно, поэтому нужен подход.
«Мария Константиновна как-то связана с ним — он же в её обществе…» — вспомнил Столыпин. — «Нужно заходить через неё, по-свойски…»
*5 декабря 1923 года*
— Да я-то тут причём⁈ — спросил начинающий раздражаться Немиров. — Тут это в порядке вещей! Родо-племенной строй! Я не могу напрямую запретить что-либо кому-то из старейшин — это не так работает! Наши взаимоотношения не предусматривают какого-либо прямого контроля!
— Тем не менее, партия требует подробного разбирательства, — ответил на это Ленин. — 7 января состоится расширенное заседание Политбюро — приказываю передать дела Стырне и прибыть к назначенному сроку.
Лоуренс Аравийский (1) сделал свой ход, причём такой, что Аркадий сначала удивился, а потом, в какой-то степени, восхитился.
В Афганистане началась Большая кровная вражда — так Немиров называл местную Гражданскую войну. Здесь нет никаких граждан, а войной происходящее не назвать, поэтому «Большая кровная вражда» — это наиболее исчерпывающе описывающий происходящее термин.
Конфедерация Гильзаи собрала большую джиргу, в ходе которой все участвующие в ней роды объявили всем жителям Нуристана войну.
Это, естественно, очень серьёзно сказалось на всех политических раскладах в регионе — боевые действия интенсифицировались до максимума, а всяческая торговля прекратилась.
Джелалабад, взятый почти без боя, за несколько недель умылся кровью — прибывавшие неделями пуштунские караваны, как оказалось, привозили с собой воинов, которые, в назначенный момент, начали резню всех и вся.
Город выстоял, но безвозвратно потерял около четырёх тысяч жителей и 719 солдат городского гарнизона.
Совет испугался — в течение следующих трёх месяцев он собирался полностью перебраться в Джелалабад, чтобы из него проводить свою власть над Нуристаном.
Совет отреагировал — на территории родов конфедерации Гильзаи были посланы «эскадроны смерти», то есть отряды воинов, которым было приказано уничтожить всех, кого они только встретят.
И вот на этом сыграл Лоуренс Аравийский — он заслал в Кабул несколько групп журналистов, которые засняли три разорённых пуштунских кишлака.
Заголовки европейских газет запестрели шокирующими фотографиями с зарезанными и застреленными детьми, лежащими рядами, из-за чего всей Европе резко стало не всё равно.
В статьях, естественно, дали исчерпывающую информацию о «главном виновнике всех бед, обрушившихся на этот некогда мирный край» — генерал-майоре Аркадии Петровиче Немирове. Мясник, палач, душегуб, кровавый душевнобольной — на эпитеты они не поскупились…
Успокаивало Аркадия только то, что недолго осталось Лоуренсу Аравийскому наслаждаться своей победой.
— У меня всё, — сказал Ленин и положил трубку.
Немиров бросил трубку в гнездо, после чего вышел из пункта связи.
Ушей его сразу коснулась палитра звуков — отбойные молотки, скрип металла, рёв двигателей.
Душанбе, куда его выдернули срочным приказом, переживал период невиданного доселе расцвета: одновременно строятся многие десятки зданий, преимущественно, жилых, приезжает много людей со всего Союза, а также завозится много грузов, преимущественно, мирного назначения.
Когда Аркадий приехал сюда в свою первую командировку в Афганистан, тут было то же самое — стройки не прекращаются ни на день.
Дюшамбе, который Немиров привычно для себя называл Душанбе, что вызывало некоторое недоумение у местных, уже стал небольшим логистическим узлом, связующим остальной Союз с Нуристаном.
Скоро, примерно в конце следующего года, завершат строительство асфальтированной автодороги, которая напрямую соединит Ташкент и Душанбе — тогда логистика станет масштабнее.
Сейчас всё везут сюда окольными путями, с крюком примерно в 400 километров, что очень расточительно. А всё Гиссарский хребет, лежащий между Душанбе и Ташкентом — уже обнаружены ущелья, через которые можно будет провести прямой путь, но вложения потребуются очень серьёзные.
Уже говорят о необходимости минимум пятикилометровой длины тоннеля, без которого будет вообще никак. Это будет очень тяжело, но зато, в отдалённой перспективе, от этого выиграет весь регион.
Немиров настоял на железной дороге, пусть не сразу, но с заблаговременным планированием — как минимум, тоннель будут пробивать с прицелом на железнодорожное полотно по соседству с автодорогой.
«Долбаные англичане…» — посетовал Аркадий и направился в военную часть, через которую нужно будет наладить связь с ретрансляционной радиостанцией.
Нужно передать инструкции Стырне и описать суть проблемы, чтобы не было ненужных вопросов.
То, что газетная утка вызовет реакцию — это, наверное, можно было предвидеть. Но Аркадий не предвидел.
«Хотя, что я мог?» — подумал он. — «Британцы планировали это месяцами и с блеском провернули. Тут, в их лучших традициях, как ни извернись, всё равно будет плохо. Неказистый, уродливый, но зато безотказный приём…»
Какие могут быть последствия у всего этого? Да какие угодно.
Троцкий, как известно Аркадию, уже давно ищет в его делах что-нибудь, за что можно зацепиться и раскрутить это в большую историю.
Увы-увы, но Немиров привык работать чисто, поэтому в его документации очень сложно, без натягивания совы на глобус, найти что-то порочащее. А натягивать сову на глобус Троцкому нельзя.
Но тут британцы подсуетились и подкинули великолепный повод его потрепать — Аркадий даже не сомневался, что самым главным и самым ярым инициатором разбирательств выступил именно Лев Давыдович.
Гражданская война в Германии принесла ему очень большой политический вес, из-за чего его внимательно слушают очень многие. И эти очень многие — это не только специалисты Немирова…
Ленина подбить нельзя, это просто невозможно в нынешних реалиях, но ведь можно попробовать сбить его «преемника» — что, собственно, и происходит сейчас.
В Петрограде его ждут очень неприятные дни…
*7 января 1924 года*
— … запятнана! — вдохновенно вещал и обличал Троцкий. — Честь мундиров красных офицеров попрана! Эта кровавая и позорная история требует скорейшего разбирательства! Позор, обрушившийся на доблестную Красную Армию, должен быть смыт!
Его слегка беспокоило то, что Немиров, его главная цель, сидит спокойно и вообще не выражает никаких эмоций в ответ на его обличительные слова.
Лев прекрасно понимает, что Немиров знает, против кого всё это затеяно, но продолжает сидеть спокойно.
— Те бедные жители кишлаков — кто ответит за их гибель⁈ — набрав побольше воздуха, продолжил Троцкий. — Кто понесёт наказание за произошедшие преступления⁈
Таким образом он пытался вывести Немирова на хоть какую-то реакцию, но тот выглядел так, будто ему плевать.
Льву известно, что генерал приехал неделю назад, после чего сразу же засел в Смольном, где занялся своей текучкой, а также поучаствовал в пяти заседаниях в кабинете Ленина и трёх заседаниях в кабинете у Сталина.
О чём велись разговоры — доподлинно неизвестно. Но Лев догадывался, что всё время этих заседаний они отчаянно пытались выработать план, как спасти преемника Ленина.
И на этом строился план Троцкого.
Через Немирова можно достать Ленина — это единственный способ добраться до него. Владимир Ильич, благодаря статусу Великого Кормчего Революции, неприкасаем, любое его решение не предусматривает обсуждения, а ещё он очень умён, поэтому не подставляется. Но вот он, уникальный случай, когда можно достать его — через генерала Немирова, которого обыграли англичане.
— Товарищи, предлагаю выставить на повестку вопрос… — вновь заговорил Лев.
— Достаточно, — прервал его Ленин.
Это вызвало у Троцкого почти прорвавшееся наружу удовлетворение. Вот оно, всё идёт так, как и задумано.
— Товарищ Троцкий, по каким-то одному ему видимым причинам, избегал имён, фамилий и званий, — изрёк посреди повисшей тишины Владимир Ильич. — Но мы с вами прекрасно знаем, о ком иносказательно ведётся речь. Речь ведётся о генерал-майоре Немирове. Товарищ Немиров, судя по тому, что доносит до нас зарубежная пресса, совершил проступок. Возможно, это была халатность, а возможно, что злой умысел — гадать мы об этом не будем. Пусть этим вопросом займётся специальная комиссия, которую я предлагаю избрать здесь и сейчас.
У Троцкого чуть не выпала челюсть.
Такого варианта он не предусмотрел и это был очень серьёзный просчёт.
Ленин просто не мог так легко отказаться от своего преемника, это невозможно. Как минимум потому, что было очевидно, что больше никто не подходит. Политический курс Ленина, как известно, направлен на Восток именно из-за Немирова — это его идея.
Поэтому-то все и делали вид, будто Немирова отправили в Афганистан не совсем по его воле. Он рвался туда, ведь это исполнение его плана — выход на Индию…
Происходило что-то неправильное.
«Он списывает его», — констатировал обескураженный Троцкий. — «Этого не может быть».
— … и если будет установлено, что в произошедшем есть вина генерал-майора Немирова, то он будет наказан по всей строгости советских законов, — продолжал Ленин. — Товарищи, начинаем голосование.
Лев перевёл взгляд на Немирова. Этот всё так же держался внешне спокойно, но вот его глаза…
«Он зол», — верно распознал Троцкий это выражение. — «И немного ошеломлён».
Физиономист из него был не очень, но понять, когда человек с трудом сдерживает гнев, он мог довольно-таки легко. Годы дискуссий хорошо научили его «читать» людей. Немиров злится и справляется с удивлением.
«Значит, неожиданно», — сдержал Троцкий довольную улыбку. — «Значит, не всё ты предусмотрел, гражданин Немиров, ха-ха-ха…»
Голосование проходило медленно, так как стало полнейшим сюрпризом почти для всех присутствующих. Не было выработано единого мнения, генеральных идей, никто заранее не знал, кого включать в специальную комиссию, поэтому партийцы копошились и колебались.
Происходила настоящая стихийная демократия, как в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов, до тех пор, пока в нём большинство не заняли большевики…
Через час с лишним дебатов и голосования, был учреждён состав специальной комиссии, в который Троцкому удалось протиснуть целых троих своих людей.
Он планировал всё совсем не так. Ленин должен был защищаться, Троцкий должен был парировать все его мыслимые способы защиты Немирова заранее подготовленными контраргументами, а уже после этого, когда Ленин поймёт, что дело гиблое, Лев должен был предложить сформировать специальную комиссию…
Увы, план приходится менять на ходу, при этом ещё и пытаясь понять, что именно задумал Ленин.
«Не пойму», — с отчаянием признался себе Лев Давидович.
Его удар по Ленину строился на том, что всё происходящее нельзя было предвидеть заранее. Но у Ленина, скорее всего, давно уже была заготовка на случай, если кто-то попытается свалить его протеже.
«Его невозможно переиграть», — промелькнула в голове Троцкого паническая мысль. — «Возможно, я участвую в его долгоиграющей комбинации, которая направлена даже не на моё уничтожение, как политика, а на что-то ещё…»
Сейчас он корил себя за то, что вообще ввязался в это. До расширенного заседания ему казалось, что он может бороться с Лениным на равных, но, увы, первые же десять минут показали, что Владимир Ильич всегда готов к бою.
«Но зачем он списывает Немирова?» — терзала Троцкого мысль. — «Зачем?»
*8 января 1924 года*
— Как это понимать? — спросил до этого молча смотревший на Ленина генерал-полковник Алексеев. — Объясните мне происходящее, товарищ Ленин, а то я не понимаю.
— Товарищ генерал-полковник, сейчас не самое лучшее время… — посмотрел Владимир Ильич на часы. — Через тридцать семь минут у меня состоится встреча с представителями Народного Хурала Монголии, так что не могли бы мы перенести этот разговор?
— Для вас это шутка какая-то? — нахмурился Верховный Главнокомандующий РККА.
— Лучше побеседуйте об этом с товарищем Немировым, он найдёт время для объяснения ситуации, — вздохнул Ленин. — И почему все сразу же идут ко мне?
К нему забегали Микоян, Орджоникидзе, оба дважды, Гамалея, Преображенский, Ворошилов, также забегавший дважды, Калинин, Киров, Назаретян и Сергеев. Фёдор Сергеев, более известный всем, как товарищ Артём, и вовсе забегал четырежды. Все просили за Аркадия Немирова, которого осуждают несправедливо и всё это партийное разбирательство — профанация и дискредитация.
«Эх, будто бы я не знаю…» — подумал Владимир Ильич.
— Что вы собираетесь предпринимать? — спросил очень недовольный генерал.
— Я? — переспросил Ленин. — Ничего. Специальная комиссия решит, что делать.
— Вы же даёте себе отчёт, что не сидели бы сейчас в этом кабинете, если бы не он? — спросил побагровевший Николай Николаевич.
— Я прекрасно всё понимаю, — вздохнул Ленин. — И я советую вам не переживать.
— Моего друга собираются клеймить, как преступника, а вы говорите мне не переживать⁈ — возмущённо воскликнул Алексеев.
Владимир Ильич нахмурился и задумался.
— Садитесь, — указал он на стул.
Генерал-полковник промедлил несколько секунд, после чего сел на предложенное место.
— Что происходит? — спросил он.
— Ни одно услышанное слово не должно покинуть этот кабинет — вы это прекрасно понимаете? — задал Ленин вопрос.
Генерал Алексеев удивился, но кивнул.
— Итак, слушайте внимательно… — начал Владимир Ильич.
*11 января 1924 года*
— … и по толуолу — ситуацию с коксохимическими заводами держать под пристальным контролем, — продолжал наставлять своего бывшего подчинённого Аркадий.
Дело уже решённое — не быть ему начальником двух главных управлений.
Специальная комиссия продолжает своё расследование, в ходе которого всплывают всё новые и новые подробности произошедших в Нуристане инцидентов.
Выяснилось, что Немиров «лично передавал оружие бандам, учинившим геноцид мирных кишлаков, поэтому ответственность за произошедшее у него не просто моральная».
— Мне объяснять не надо, я всё полноценно осознал ещё при первом разговоре, — кивнул Лаврентий.
— Лишним не будет, — покачал головой Аркадий, после чего подвинул к нему папку. — И, кстати, новую «неразглашайку» подпиши.
Берия раскрыл её и внимательно прочитал очередную подписку о неразглашении. Она повышала его допуск к государственным секретам до уровня на ступень ниже, чем у Немирова.
— Зачем? — спросил Лаврентий, поставив все необходимые подписи.
— Вон тот сейф — там сконцентрирована вся необходимая тебе информация, все мои проекты на десять лет вперёд, — сообщил ему Аркадий. — Ленин знает, Сталин знает, а вот остальные… Пусть больше не знает никто.
Он открыл сейф и вытащил из него толстую папку, полную листов с печатным текстом.
— Вот, например, мои прогнозы развития танкостроения, — произнёс Немиров, показывая свои иллюстрации и блоки текста, исчерпывающе описывающие изображённые детали и изделия. — Не нужно предупреждать тебя, как сильно всё изменится, попади что-то из этого в руки иностранных разведок?
— Не нужно, — покачал головой Берия, вчитываясь в предисловие. — Но я думал, что бронеавтомобили — это и есть будущее…
— До какой-то поры, — улыбнулся Аркадий. — Кое-кто ударяется в крайности и полностью отказывается от танков, как таковых, а кто-то понимает концепцию неверно, но мы не будем. Вот эта папка.
Он вытащил из сейфа ещё одну очень толстую папку.
— «Танкоград»? — нахмурился Берия. — Не слишком ли претенциозно?
— О, нет, — покачал головой Немиров. — Название исчерпывающе раскрывает суть явления. Это будет массив заводов, единственной задачей которого будет разработка, производство и дальнейшее совершенствование самой современной бронетехники. Почитаешь потом и сам всё поймёшь. Я постарался не оставить пространства для иных трактовок и двусмысленностей.
— Я не хотел, чтобы так получилось, Аркадий Петрович, — вдруг сменил тему Лаврентий.
— А ты-то тут причём? — усмехнулся Немиров. — Это временное явление, очень нужное для страны. Возможность, которую товарищ Ленин может и должен использовать. Поэтому не советую тебе переживать о вещах, на которые ты не в состоянии повлиять. Но на один вопрос ответь — ты готов тащить на себе всё это?
— Да, — после недолгой паузы, ответил Берия. — Я готов.
*19 января 1924 года*
— На основании вышеизложенного, товарища Немирова разжаловать на три ступени, отстранить от должностей начальника Главного управления промышленности вооружений и боеприпасов и начальника Главного управления химической промышленности, — продолжал зачитывать Каменев.
Троцкий сидел довольный, как лис, устроивший кровавую резню в курятнике.
А Аркадий сидел с каменным лицом, не выражающим вообще ничего, так как ему было всё равно, но нужно было показать, будто бы он пытается скрыть неравнодушие к происходящему «наказанию».
Актёр из него так себе, он никогда не умел играть, но тем и хороша реальная жизнь, что неподдельные обстоятельства сами «доигрывают» за «актёров». Поэтому и ценится мастерство театральных профессионалов — у них обстоятельства не настоящие, им нужно поверить в них и отыграть на этой основе настоящие эмоции и реакции.
Немирова же окружали вполне настоящие обстоятельства и разжалуют в майоры его по-настоящему.
Троцкий ратует за то, чтобы Аркадия отправили в войска, «искупить проступок беспримерной службой», только вот у Ленина на этот счёт совсем другие планы…
«Пусть радуется», — подумал Немиров. — «Но время покажет».
Специальная комиссия, которая подтвердила, что проступок, повлёкший трагедию, имел место и теперь Аркадия надо убирать, содержала в себе целых троих людей, которые точно являются сторонниками Троцкого. Это доказательство, что группа «словочётов», как их прозвал Сталин, эффективна.
Сравнительный анализ речей изначально указывал на этих троих — Гавриила Ильича Мясникова, отметившегося ещё в «рабочей оппозиции», но сейчас занимающего должность председателя ВСНХ РСФСР. Тимофея Владимировича Сапронова, секретаря ВЦИК, а также Льва Борисовича Каменева, председателя ВЦИК. Дальнейшие события со специальной комиссией всё подтвердили — лояльные Ленину члены комиссии получили приказ не мешать этим троим, но не допустить, чтобы они договорились до расстрела или тюремного срока для Немирова.
По сути, сторонники Троцкого уже глубоко в правительстве. Их много, но надёжно известно только о «говорящих», то есть тех, кого пускают на трибуну. ОГПУ собирает сведения, картотека наполняется, но масштаб ещё неясен, поэтому нужно ждать и играть по правилам партии.
В целом, теперь и Ленину, и Сталину, отчётливо видно, к чему всё это идёт. Особенно после того, как эта группа «беспокоящихся за дело Революции» сделала свой первый решительный шаг…
Примечания:
1 — Лоуренс Аравийский — в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» — это Томас Эдвард Лоуренс, археолог, шпион, путешественник, дипломат, военный и писатель. Он был одним из организаторов антитурецкого восстания арабов, которые во время Первой мировой находились «под непосильным игом османского султана». На самом деле, арабское восстание произошло бы и без него, ведь ещё в 1900-е годы начал формироваться арабский национализм, а султаны и сменившие их младотурки совсем не помогали делу сохранения стабильности и благочиния — у этих тоже был свой национализм, которым они гнобили покорённые их предками народы. В 1916-м году арабский шериф (это не как шериф Ноттингема, а от арабского «шариф» — что-то вроде «благородного» или «знатного») Хусейн бен Али поднял восстание. С октября 1915 года Хусейна окучивали британцы, обещавшие ему, что как только, так он сразу же станет королём всех земель арабской Азии, кроме Ливана, запада Сирии, юга и востока Аравии. Хусейн предвкушал дивиденды, поэтому благосклонно воспринял появление у себя Лоуренса, который начал помогать ему организовывать восстание. Турки в те времена переживали период очень глубокого упадка, реформаторы из младотурков провели половинчатые реформы, которые не привели ни к чему, поэтому это был тот же самый «больной человек Европы», только с махровым национализмом у верхушки. Справедливости ради, следует сказать, что младотурки поначалу пытались наладить религиозное равноправие, гласность, демократию и всё такое, но стоило им занять посты, как они сразу же превратились в реакционеров, местами пожёстче, чем свергнутый ими султан. Как так? А вот так бывает. Ещё младотурки провели геноцид армян, который сейчас отчаянно отрицает современная Турция — не было, говорят, никакого геноцида. Но это ладно — это для того, чтобы понять, в какой обстановке находилась Османская империя. Собственно, Хусейну бен Али сказали «оставайся, мальчик, с нами — будешь нашим королём», то есть, посулили власть, которая и не снилась его отцу, а чтобы всё прошло более гладко, приставили к нему капитана Лоуренса. Тот развёл бурную активность — договаривался с бедуинами, подкупал, покупал, продавал, выкупал, участвовал в планировании атак… В общем, они испортили Хиджазскую железную дорогу, взяли Эль-Ваджх, потом Акабу, а затем сыграли ключевую роль в битве при Мегиддо. Как только османские войска были разбиты, Хусейн сразу же объявил себя королём всех арабов бывшей Османской империи и ожидал, что его западные друзья выполнят свои обещания, но оказалось, что на колу они его вертели. Бывшие османские провинции были разделены между Францией и Великобританией, а Хусейну дали маленькое королевство Хиджаз. Лоуренс к тому моменту уже свалил — мавр сделал своё дело. Так-то Аравийский говорил всем, что вообще-то хотел, чтобы арабы объединились и всё такое, но он уехал, поэтому сейчас это просто слова. А Хусейн, бедолага, расстроился от того, что его ки-ну-ли, как школьника, поэтому начал собирать армию, чтобы забрать «своё». Его западные друзья пошли на уступки — его сына Фейсала назначили королём Ирака, а сына Абдаллу назначили эмиром Трансиордании. Но этого было мало. В 1924 году Хусейн настолько обнаглел, что объявил себя халифом, взамен выбывшего османского султана. Это очень сильно не понравилось султану Неджда, Абдуль-Азизу ибн Сауду, который до этого годами бился, чтобы объединить арабский полуостров. Начавшуюся войну британцы и французы восприняли равнодушно — подумали, что поделом. В итоге Абдуль-Азиз разбил Хусейна и вынудил его к отречению в пользу Али ибн Хусейна, который сын Хусейна. Тот порулил где-то год, после чего Абдуль-Азиз окончательно снюхался с британцами и те признали аннексию Хиджаза Недждом. В итоге Абдуль-Азиз де-факто учредил Королевство Неджд и Хиджаз, но рулил им как двумя отдельными административными единицами, а Неджд сделал королевством только в 1927 году. В 1933 году Абдуль-Азиз объявил себя королём Саудовской Аравии — собственно, она существует непрерывно по сей день. В общем, Лоуренса Аравийского там помнят до сих пор — при его помощи нынешние правящие династии и стали править. А в ОАЭ я слышал охренительную историю, распространяемую местными, о том, что малолетнего Заида ибн Султана Аль Нахайяна, первого президента ОАЭ, якобы держал в руках сам Лоуренс Аравийский и говорил, что вот оно, будущее Аравии или что-то в этом духе. История охренительна тем, что в той части Аравии Лоуренсом даже не пахло — никто же не знал, что там дофига нефти… Ну и этот Заид ибн Султан Аль Нахайян родился в мае 1918-го года, тогда как Лоуренс уже свалил в Британию, писать свои «Семь столпов мудрости» и говорить всем, как он разочаровался в политике Великобритании.