Мстислав Дерзкий часть 2

Глава 27

Мир сузился до точки. До двух фигур, встающих между мной и пульсирующим сердцем этого ада — разрывом, ведущим в Навь.

Некромант, которого я сразил первым яростным ударом, лежал, распавшись на черные хлопья, но его смерть лишь развязала руки остальным. Мясник, этот ходячий курган из плоти и злобы, испустил рев, от которого задрожала земля, и ринулся на меня, раскачивая свои обсидиановые топоры. А Тень, та самая, что вела переговоры с предателями, следила за работающими мертвяками, растворилась в воздухе, чтобы нанести удар из темноты.

Но я был не один.

Краем глаза я видел, как Вега творила свое огненное чудо на периметре. Она была подобна падающей звезде, врезавшейся в болото. Волна света ослепила орду, а ее пылающие клинки выкашивали ряды мертвецов с безжалостной эффективностью. Скелеты рассыпались в раскаленный прах, гули горели, как факелы, издавая тошнотворный треск. Она создавала нам пространство, сдерживая всю эту мертвую армию, чтобы я мог сосредоточиться на главном. И я чувствовал ее присутствие — не физически, а как горячую точку ярости и веры у меня за спиной. Это придавало сил.

Мясник навалился на меня. Его удар топором был простым, как удар молота, но невероятно мощным. Я не стал принимать его на меч — его могло просто раздавить. Вместо этого я использовал дарованную предками гибкость. Резкий, почти неестественный бросок в сторону — и топор с оглушительным грохотом врезался в землю, оставив глубокую борозду. Камни и обломки костей брызнули во все стороны.

Пока он пытался вырвать свое оружие, я атаковал. Мой меч, все еще пылающий зеленоватым светом, вонзился ему в бок. Но это было как тыкать швейной иглой в дубовый ствол. Кожа, похожая на потрескавшуюся глину, оказалась невероятно прочной. Клинок вошел лишь на несколько дюймов, и из раны хлынула черная вонючая жижа. Мясник даже не дрогнул. Он просто развернулся и ударил меня второй рукой, вернее, массивной, как бревно, рукоятью второго топора.

Удар пришелся по ребрам, и я почувствовал, как с жалобным хрустом поддается броня. Меня отбросило на несколько шагов, и я едва удержался на ногах. Воздух вырвался из легких с хрипом. Это было больно. По-настоящему.

И в этот миг из сумрака за моей спиной вынырнула Тень. Ее длинные, шипастые конечности, острые как бритва, устремились к моей шее. Но ярость волка, что кипела во мне, сделала меня быстрее. Я успел пригнуться, и лезвия лишь оставили глубокие царапины на наплечнике. Резко развернувшись, я нанес ответный удар мечом, но рассек лишь воздух — Тень снова растворилась, чтобы атаковать с другой стороны.

Это был изматывающий танец. Мясник — непробиваемая стена, медленная, но сокрушительная. Тень — смертоносная игла, быстрая и ядовитая. Они работали в паре, и я понимал, что долго так не продержусь. Нужно было менять тактику. Разделить их.

Я ринулся на Мясника, но не для атаки, а для провокации. Притворным выпадом я заставил его поднять топор для удара, а сам, используя стремительность орла, рванул не вперед, а в сторону — прямо к груде ящиков с рудой. Тень, как я и надеялся, последовала за мной, вынырнув из пустоты для удара в спину.

Но я был к этому готов.

Вращаясь на пятке, я встретил ее не мечом, а левой рукой, из которой выбросил сгусток магии леса — не разрушительный, а связывающий. Липкие зеленые нити, словно паутина, опутали Тень, на миг замедлив ее. И этого мига мне хватило.

Я проигнорировал ее и с ревом, в который вложил всю мощь медведя, обрушился на Мясника. На этот раз я не целился в его бронированное тело. Я прыгнул, оттолкнувшись от воздуха самой магией, и мой меч, ведомый яростью и силой, описал мертвую петлю, обойдя топор, и вонзился Мяснику в шею.

Это был удар, против которого не устояла бы даже скала. Лезвие с хрустом прошило плотную плоть и мышцы, почти отсекая массивную голову. Черная кровь хлынула фонтаном. Мясник замер, его маленькие, свиные глазки полыхнули фиолетовым огнем недоумения и боли, а затем его огромное тело, как подкошенное, рухнуло на землю, заставив ее содрогнуться.

Но победа далась дорогой ценой. В тот миг, когда я наносил удар, Тень разорвала мои путы, и ее шипастая конечность, как копье, вонзилась мне в бедро. Агония, острая и жгучая, пронзила все тело. Я закричал, но не от боли, а от ярости. Хватка на мече не ослабла.

Я обернулся, вырывая из раны окровавленный шип. Тень уже отступила, ее зеленые глаза горели торжеством. Она думала, что я обездвижен, что стал легкой добычей. Но она недооценила силу, что питала меня.

Снова шепча молитву предкам, я почувствовал, как рана на бедре начинает жечь — не болью, а странным жаром. Сила водной змеи, отвечающая еще и за лечение, работала — плоть стягивалась, кровотечение замедлялось. Это было не полное исцеление, но его оказалось достаточно, чтобы продолжить бой.

— Вега! — рявкнул я. — Тень! Не дай ей ускользнуть!

Я видел, как на другом конце карьера девушка, вся в дыму и крови, взметнула голову. Она была окружена, но мой крик заставил ее действовать. Она не стала пробиваться ко мне, а сделала ровно то, на что я и надеялся. Взмахнув руками, она создала между нами и Тенью стену чистого, ослепительного пламени. Огненный барьер отрезал Высшую нежить от остальной орды и не давал ей раствориться в тенях.

Та зашипела, отступая от жара. Ее пути к бегству были отрезаны. Теперь она оказалась одна против раненого, но полного ярости волка.

Я не стал медлить. Боль в ноге была лишь фоном, белым шумом. Я приближался к ней, и каждый мой шаг отдавался в земле глухим стуком. Она металась, пытаясь найти лазейку в огненной стене, но Вега держала ее прочно.

— Кончено, тварь, — проскрежетал я.

Она бросилась на меня в отчаянии, ее конечности закружились, создавая смертоносный вихрь. Но я был готов. Я прочитал ее движение, как открытую книгу — образ орла давал мне такую возможность. Я не стал уворачиваться. Я пошел напролом.

Вложив всю оставшуюся силу в удар, я проткнул этот вихрь своим мечом. Сталь встретилась с чем-то твердым, костяным. Раздался звук, похожий на треск ломающейся керамики. Тень замерла, ее глаза, светящиеся болотным огнем, вспыхнули и погасли. Ее тело, лишенное воли, державшей его вместе, начало рассыпаться потоком черного песка, который тут же развеялся в воздухе.

Тишина.

Она длилась всего одно сердцебиение. Потом я услышал крик Веги. Огненная стена пала, и на нас снова хлынула обезумевшая от ярости орда. Но без Высших, направляющих их, они были просто стаей.

Я, хромая, встал рядом с ней. Мы спинами прижались друг к другу — я, истекающий кровью, но не сломленный, она — закопченная, с обгоревшими волосами, но с горящими, как угли, глазами.

— Разрыв, — хрипло сказал я. — Нужно закрыть его.

Мы ринулись вперед, к тому пульсирующему фиолетовому пятну. Это был наш последний рывок. Мы бились, шаг за шагом приближаясь к главной цели. Мой меч и ее клинки работали без устали, рубя, сжигая, отбрасывая. Каждый пройденный метр давался с боем. Моя рана ныла, силы были на исходе. Я чувствовал, как тело наливается тяжестью, как начинают дрожать руки, держащие меч, как горят каналы от того огромного количества эфира, что я прокачивал по ним.

Наконец, мы достигли его. Разрыв висел в воздухе, испуская мертвящий холод. Из него все еще пытались выползти новые твари.

— Как? — крикнула Вега, отсекая голову скелету.

— Очищающим огнем! — проревел я. — Всем, что есть!

Я вонзил свой меч в землю прямо под разрывом и, собрав всю магию, что оставалась во мне — силу леса, ярость волка, мощь медведя, — выпустил ее в виде мощного зеленого столба энергии, который ударил прямо в сердцевину портала.

Вега, не колеблясь ни секунды, присоединилась ко мне. Она вскинула руки, и из ее ладоней хлынул поток ослепительного бело-золотого пламени. Наши силы — темная, древняя, дарованная землей, и светлая, яркая, рожденная ее непонятной сущностью — слились воедино.

Разрыв взревел. Фиолетовый свет замигал, побежденный союзом жизни и воли. Он сжимался, корчась в агонии, из него доносились вопли того мира, что терял свои ворота к нам. И с оглушительным, будто лопнувшим барабанные перепонки, хлопком — он закрылся.

Фиолетовый свет погас. Давящая магия Нави исчезла. Наступила тишина, нарушаемая лишь треском догорающих останков мертвяков и нашим тяжелым дыханием.

Это было сделано. Мы стояли среди руин и пепла, едва держась на ногах. Я посмотрел на Вегу. Она смотрела на меня. И мы оба, одновременно, улыбнулись. Устало, по-стариковски, но искренне.

Мы победили. Ценой крови, боли и почти что жизни. Но победили. И теперь можно было подумать и о будущем. О том, что будет на этих руинах.

Тишина, наступившая после схлопывания разрыва, была оглушительной. Она давила на уши громче, чем грохот битвы. Стоял лишь треск догорающих останков, шипение остывающего камня и наш с Вегой тяжелый, прерывистый хрип дыхания. Воздух, еще недавно отравленный смрадом Нави, медленно очищался, наполняясь знакомым запахом дыма, крови и… жизни. Простой, земной жизни, которая с трудом, но возвращалась в это проклятое место.

Я стоял, опираясь на меч, и чувствовал, как каждая клетка моего тела ноет от нечеловеческого напряжения. Боль в бедре была живой, раскаленной кочергой, вонзенной в плоть. Голова кружилась от истощения, и я готов был рухнуть на землю и провалиться в беспамятство.

Но тут началось это.

Сначала от тела поверженного Мясника, от того места, где испарялась Тень, и даже от развеявшегося праха Некроманта потянулись невидимые щупальца. Потоки чистой, нефильтрованной энергии. Темной, чужой, но невероятно мощной. Это был не тот точечный, жадный глоток, что я чувствовал раньше. Это был сплошной, бурлящий поток, водопад силы, что обрушился на меня, вливаясь в каждую пору, каждую жилу, каждую царапину моей души.

Я застонал, не в силах сдержать этот странный звук, смесь боли и блаженства. Мое тело стало эпицентром бури. Кости, казалось, плавились и заново отливались, становясь прочнее. Мышцы наливались новой, незнакомой доселе силой, расправляясь, как стальные пружины. Кожа под доспехами горела, и я чувствовал, как с нее буквально сползает старость, усталость, все следы времени и битв.

Я посмотрел на свои руки, все еще сжимающие рукоять меча. И замер. Это были не мои руки. Вернее, это были они. Те самые. Руки двадцатипятилетнего Мстислава Инлинга, какими они были в день моего восхождения в звание сотника витязей-волхвов. И в день моей смерти. Кожа была гладкой и упругой, шрамы остались, но будто бы затянулись новой, молодой тканью, став лишь серебристыми напоминаниями о прошлом, а не свежими ранами. Пальцы, длинные и сильные, легко сжимались в кулак, и в них не было ни намека на старческую дрожь или скованность.

И тогда, глубоко внутри, в самой сердцевине моего существа, что-то щелкнуло. Слово сломанный замок на потаенной двери. Дверь распахнулась.

Я мысленно, почти неосознанно, позвал их. Не просил, не молил, а именно позвал, как хозяин зовет своих верных псов. И они откликнулись.

Вспышка света, ослепительная, как полдень, и одновременно с ней — волна тьмы, густой, как смоль, и не менее плотной. Два потока энергии вырвались из самой моей груди и сгустились в моих ладонях. Вес, знакомый до слез. Форма, которую мои пальцы помнили даже в беспамятстве.

В правой руке — Свет. Прямой, изящный клинок, от которого исходило мягкое, но несгибаемое сияние. Он был похож на выкованный луч закатного солнца, теплый и живой.

В левой — Тьма. Меч с чуть изогнутым лезвием, поглощавший все освещение вокруг. Он был холодным, безмолвным и смертоносным, как сама вечная ночь.

Мои мечи. Привязанные не к ножнам, а к самой душе. Орудия, данные мне при рождении и скрытые много лет назад, когда я надел маску стареющего отшельника, чтобы выжить. Они вернулись. Значит, и я вернулся.

Я поднял голову к небу, где уже начали проглядывать первые звезды, и из моей груди вырвался вопль. Не крик, не рык, а именно вопль торжества, в котором смешалось все. Рев медведя, чьей мощью я ломал хребты врагам. Рык волка, чьей яростью я рвал их горла. Шипение змеи, чьей гибкостью я ускользал от смерти. И пронзительный крик орла, чьей стремительностью я обрушивался на них с небес.

Мои четыре образа. Моя истинная сила. Все вернулось на круги своя. Поглощенные силы Высших стали тем катализатором, который не просто омолодил мое тело, но и разбудил уснувшую на долгие годы душу воина. Я снова был целым. Мстиславом Инлингом. Сотником. Наследником. Правителем. Тем, чье имя было почитаемо людьми и ненавидимо богами.

Эхо моего торжествующего крика раскатилось по опустевшему карьеру, и в наступившей затем тишине прозвучал тихий, немного осипший голос:

— И что дальше, Мстислав?

Я опустил взгляд. Вега стояла передо мной. Ее одежда была в клочьях, лицо закопчено, в волосах — пепел и кровь. Но глаза… ее глаза сияли таким живым, таким ярким огнем, что затмевали даже Свет в моей руке. В них читалась усталость, но не сломленность. И вопрос. Вопрос о будущем.

Я повертел в пальцах рукояти мечей, ощущая их идеальный баланс. Сила бушевала во мне, требуя выхода, цели для применения. И я знал, куда ее направить.

— Мы возвращаемся в столицу, — ответил я, и мой голос звучал по-новому. Глубоко, уверенно, без старческой хрипоты, но и без юношеской запальчивости. Это был голос мужчины, знающего свою дорогу. — Пришло время разобраться с этим бардаком, что устроили Шуйские и их прихлебатели. Вернуть то, что принадлежит мне по праву. И положить конец этой игре в тени, пока «Чертополох» не пророс на нашей земле.

Она кивнула, как будто ждала именно этого ответа. Но в ее глазах промелькнуло что-то еще. Что-то, что ждало своего часа с той самой ночи, с того самого дурацкого договора на руинах.

— А сейчас… — сказал я и сделал шаг к ней.

— Сейчас… — она сделала ответный шаг, ее взгляд не опускался.

— Мы сделаем то, о чем договаривались.

Боль, усталость, планы на будущее, вся тяжесть битвы и радость победы — все это разом улетучилось, сгорело в пламени того немого согласия, что витало между нами. Мир сузился до нее. До ее запаха — дыма, пота и чего-то неуловимого, но своего. До ее глаз, в которых я видел отражение не звезд, а себя — молодого, могучего, вернувшегося.

Я не помню, кто из нас первым сделал следующее движение. Кажется, мы оба. В один миг она оказалась в моих объятьях. Я отпустил мечи, и они исчезли так же бесшумно, как и появились, вернувшись в глубины души. Мои руки обвили ее талию, прижимая к себе, а ее руки требовательно впились в мои плечи, цепко, почти больно.

И мир замер. Боясь нарушить хрупкий момент единения двух тел, двух душ, нашедших друг друга среди хаоса и смерти. Ее губы были прохладными, с привкусом дыма и крови, но в них была вся жизнь, вся надежда, все будущее, за которое я был готов сражаться.

Мы стояли так, слившись в поцелуе среди пепла и руин поверженного ада, и в этом поцелуе было больше силы, чем во всей моей возвращенной магии. Это была не страсть отчаяния. Это было обещание. Начало новой битвы. И новой жизни.

И когда тишину разорвал первый стон боли, быстро сменившийся стонами наслаждения, время будто остановило свой ход, подарив двум глупым людям возможность впервые никуда не спешить…

Вот и закончилась очередная книга о Мстиславе Дерзком. Что будет дальше — покажет время. А пока не будем им мешать. Ведь они заслужили немного счастья…