Мстислав Дерзкий часть 2

Глава 20

Вега слушала меня, не шелохнувшись. Её лицо было каменным.

— Ты… анахорет? — тихо спросила она. — Заснул героем, чтобы проснуться…

— Чтобы проснуться и увидеть, что ничего не изменилось! — я вскочил с ящика, не в силах сидеть. Гнев, старый, как сама моя смерть, закипал во мне. — Боги всё так же безразличны! Только теперь у них есть такие вот… — я указал на неё, — … сотни! Надсмотрщики! А люди всё так же молятся и гибнут! Твоя сотня защищает не мир! Она защищает тюремщиков! Ту самую Правь, где они сидят на своих золотых тронах и наблюдают, как мы тут, в Яви, исходим кровью!

Я задышал тяжело, в груди всё горело. Я сжал кулаки, чувствуя, как в мой палец впивается холод металла. Я посмотрел на кольцо — массивное, серебряное, с гербом моего рода: мордой волка. Морок, скрывавший его истинную природу, спал — я сам не заметил, когда. Вега, должно быть, увидела это.

— Я ненавижу их, — прошипел я, уже почти не сдерживаясь. — Всей душой. Всей памятью костей, что тысячу лет пролежали в земле. Я видел, как умирали мои дружинники с молитвой на устах, которую никто не услышал. И я поклялся, что если вернусь, я сломлю эту систему. Разорву эти проклятые цепи!

Я остановился перед ней, глядя сверху вниз.

— И ещё я разберусь с тем, кто сейчас сидит на троне в этой… Российской империи. С регентом. Потому что любая власть, что строит свою силу на крови и лжи, достойна только одного — падения.

В подвале воцарилась тишина. Только керосинка по-прежнему потрескивала. Вега медленно поднялась. Её лицо было бледным, но взгляд — твёрдым.

— Ты сумасшедший, — сказала она беззлобно. — Один против богов и империи.

— Я уже один раз убил генерала Нави, — парировал я. — И, как видишь, это сработало. Я вернулся.

— Ты ненавидишь моих… бывших командиров. Почему ты мне это рассказываешь? Почему не убил меня?

— Потому что ты стала жертвой не меньше моих дружинников, — я устало провёл рукой по лицу. — Они отняли у тебя не только память. Они отняли право выбора. Я даю тебе его сейчас. Можешь уйти. Или попытаться убить меня, выполняя последний приказ. Или… — я сделал паузу, — … или понять, что есть другая правда. Не та, что спускается сверху в виде догмы. А та, что рождается здесь, — я ударил себя в грудь. — Из боли. Из потерь. Из желания спасти тех, кто ещё дышит.

Она долго смотрела на меня. В её глазах шла война. Воспитанная годами службы преданность системе сталкивалась с шокирующей откровенностью моего признания и с горькой правдой её собственного предательства.

— Я не знаю, кто ты, Мстислав Инлинг, — наконец, сказала она. — Призрак, пророк или просто безумец. Но… — она перевела взгляд на папку с грифом «ЧЕРТОПОЛОХ», — … но тайны, которые мы здесь ищем, явно не для блага богов. И уж точно не для блага людоловов.

Она сделала шаг ко мне.

— Я остаюсь. Пока. Не из верности тебе. А чтобы понять. Чтобы найти свои собственные ответы. Твое кольцо — на нем знак правящего дома Инлингов. Ты родственник императрицы?

— Очень далекий. Но да, у нас с ней один корень.

— То есть, по праву Древней крови ты наш император⁈

— Нет. Или да. Не знаю. Но на трон садиться точно не хочу. А вот наказать упырей, что, прикрываясь властью, тянут из империи всю силу и кровь, очень даже желаю. Посмотрим. Сейчас надо силы вернуть и разобраться в том, что происходит. А потом уже думать о будущем. И если ты пойдешь со мной, то до конца — предательства я не прощу. Безбожник и Отступница — хорошая пара, как по мне.

Она взглянула мне в глаза, честно и открыто:

— Я приму решение и скажу тебе о нем — без лжи и недомолвок. Но удара в спину от меня можешь не ждать. Я умею быть благодарной.

Этого было достаточно. Большего я пока и не хотел услышать. Лишь кивнул и потушил керосинку. В подвале стало темно, и только слабый лучик лунного света пробивался сверху, от приоткрытого люка.

— Тогда пошли, — сказал я. — Нам нужно вскрыть эту папку. И узнать, что же такое «ЧЕРТОПОЛОХ». Может, это и есть начало конца для всех них.

Мы поднялись наверх, в наш барак. И впервые за долгое время я почувствовал не тяжесть одиночества, а странную лёгкость. Говорить правду, даже такую — невероятную для нее и горькую для меня, оказалось освобождением. А в лице Веги я приобрёл не союзника, но пока что — очень внимательного слушателя. И в войне, которую я затеял, даже это уже было большой победой…

Воздух на залитой лунным светом поляне был густым и упругим, как натянутая тетива. Мы стояли друг напротив друга, и в этой тишине слышалось лишь ровное биение моего сердца — уже не прерывистый стук смертного, а мощный, размеренный гул живого монолита. Я чувствовал каждую мышцу, каждое сухожилие, каждый нерв, оплетающий кость. Они были прочней стали и быстрее мысли. Поглощение сил трех Высших — Упыря, Кикиморы, Ведьмы — изменило саму плоть мою. Я был не просто сильнее. Я был иным.

И передо мной стояло тому подтверждение — Вега.

Она дышала ровно, спокойно, и в ее глазах горел тот же холодный, испытующий огонь, что и в моих. Память о том дне, когда Высший Упырь едва не разорвал ее в клочья, была свежа, как шрам. Но теперь этот шрам был не уязвимостью, а напоминанием. Горнилом, в котором ее воля и ее дар переплавились во что-то несгибаемое. Она окрепла. Возмужала. И сейчас нам обоим нужно было понять, на что мы способны. Слова были лишними. Лучший язык для таких разговоров — язык стали.

Мой меч, верный спутник, чья рукоять давно стала продолжением ладони, лежал в ножнах с безмолвной угрозой. Вега же не носила оружия на виду. Но я видел, как пространство вокруг ее рук задрожало, иссиня-серебристая дымка сгустилась, и через мгновение в ее сжатых кулаках вспыхнули два клинка. Не длинные и не короткие, идеальные для ее стремительного, смертоносного танца. Они были лишены украшений, лишь тонкие гарды защищали пальцы. Оружие убийцы. Оружие выжившей. Да, она теперь снова могла их призвать, и это хорошо. Значит, силы к ней вернулись. Я пока, увы, не был способен на такое — мое тело все еще не соответствует душе. Но ничего, и мне недолго ждать осталось.

Мы замерли. Лунный свет лежал на лезвиях холодными бликами. Вокруг ни ветерка, ни шепота травы. Мир словно затаил дыхание, ожидая первой ноты той симфонии, что мы должны были сыграть.

И вот эта нота прозвучала.

Не с криком, не с рыком. С тихим выдохом и взрывом мышц. Мы ринулись навстречу одновременно, будто управляемые одной волей. Расстояние в два десятка шагов исчезло за долю сердцебиения.

Пространство взорвалось звуком поющей стали.

Ее первый удар — двойной, молниеносный, паутина из света и смерти. Правый клинок — в горло, левый — под ребра. Я едва успел вынести меч в защиту, и звон, оглушительный и высокий, пронзил тишину. Искры, яркие, как звезды, вспыхнули в точке соприкосновения. Я почувствовал не вес, а скорость. Ураган, бьющий в щит.

Отбросив ее клинки скользящим движением, я перешел в контратаку. Мой меч описал широкую дугу, не быструю, но неотвратимую, как удар судьбы. Я не целился в уязвимые точки — это был удар на подавление, проверка прочности.

Вега не стала принимать его. Она была тенью, порывом ветра. Резкий кувырок в сторону, и мой клинок с свистом рассек воздух в сантиметрах от ее плеча, не встретив ничего.

Но я уже был в движении. Инстинкты, позаимствованные у мертвых владык, сработали быстрее сознания. Медведь дал мне чудовищную физическую мощь, Орел — обостренное восприятие, позволяющее читать мельчайшие напряжения мышц противника еще до начала движения. Нет, это были еще не образы, а лишь намек на них. Но и этого было достаточно. Я видел, как смещается центр тяжести Веги, как напрягается нога для толчка.

Она атаковала с фланга, ее клинки запели свою яростную песню — короткие, отрывистые звуки, сливающиеся в сплошной гул. Удар, еще удар, третий. Она пыталась пробить мою защиту не силой, а частотой. Стальной град обрушился на мой меч. Я стоял, как скала, парируя, отклоняя, принимая удары на прочную гарду. Каждый звон отдавался в руке приятной тяжестью, напоминая о моей несокрушимости.

Но Вега не была глупа. Она поняла, что лобовая атака бесполезна, и ее стиль изменился. Она начала свой танец. Движения стали плавными, обманчивыми. Она кружила вокруг меня, словно хищная птица, выискивая брешь в обороне. Ее клинки выписывали сложные узоры, отвлекающие глаз. Финт в голову — настоящий удар в бедро. Обманное движение левой рукой — молниеносный выпад правой.

Как-то раз она прорвалась. Правый ее клинок скользнул по лезвию моего меча, а левый, изогнувшись по немыслимой траектории, брызнул в сторону моего предплечья. Я почувствовал резкий укол — не боль, а скорее сигнал опасности. Лезвие лишь чиркнуло по руке, оставив тонкую красную линию на темной коже. Но это было попадание. Первая кровь, пусть и символическая.

В ее глазах на миг вспыхнуло торжество. И это была ее ошибка.

Пока она наслаждалась мигом победы, я совершил то, на что не был способен раньше. Используя не только силу мышц, но и некий внутренний импульс, доставшийся мне от змеи — существа, чья природа была иной, нежели у орла или медведя, — я изменил направление движения в середине атаки. Мой меч, который только что парировал удар справа, резко пошел вниз и влево, не по инерции, а вопреки ей.

Сталь взвыла. Я не рубил, я сделал подбив, точный и резкий, основанием клинка по ее левому запястью.

Вега ахнула от неожиданности, и ее клинок, выбитый из ослабевшей хватки, описал в воздухе блестящую дугу и воткнулся в землю в паре метров от нас.

На миг воцарилась тишина. Она отскочила на пять шагов, держа оставшееся оружие наготове. Ее глаза сузились, в них не было ни страха, ни злости — лишь чистая, холодная концентрация. Я не стал давить. Это был поединок, а не бойня. Я ждал.

Она медленно выпрямилась, и я увидел, как по ее пальцам пробежала легкая дрожь. Но это была не дрожь усталости. Пространство вокруг ее пустой ладони снова исказилось, и через секунду второй клинок материализовался в ее хватке, словно и не покидал ее. Новый? Или тот же самый, призванный обратно? Неважно.

Мы снова смотрели друг на друга. Грудь слегка вздымалась, но дыхание было ровным. Наши взгляды встретились, и в них читалось взаимное уважение. Сталь сказала свое слово. Мы проверили скорость, силу, технику. Я — свою непробиваемую мощь, она — свою неуловимую стремительность. Мы были равны. Но это был лишь первый акт.

— Неплохо для такого древнего старика, — донесся до меня ее голос, немного хриплый от напряжения. В нем звучала улыбка.

— Отлично дерешься… Для уровня подростка, — парировал я, и уголок моих губ дрогнул.

Этот короткий обмен словами был ритуалом. Переходом. Стальная песня спета. Мы узнали друг о друге все, что могли узнать без смертельного риска. Но внутри нас бушевали иные силы. Океаны энергии, вырванные у поверженных владык тьмы. Магия Ведьмы еще клокотала в моих жилах, чужая, но покоренная. Я чувствовал, как от Веги исходит волнами ее собственная, врожденная сила — та, что спасла ее тогда от смерти и что теперь вышла на новый уровень.

Мы молча договорились. Пора.

Я воткнул меч в землю перед собой. Лезвие вошло в почву без усилия, как в масло. Я распрямился, чувствуя, как энергия внутри меня пробуждается, сбрасывая оковы плоти. Передо мной Вега скрестила клинки на груди, и они начали светиться изнутри мягким серебристым сиянием. Воздух затрепетал, наполнился запахом озона и дикой магии.

Песнь стали умолкла. Теперь должна была зазвучать песнь стихий. Настоящая проверка только начиналась. И горе тому, кто посмел бы встать у нас на пути в этот миг — будь то человек, чудовище или сам бог. Ибо мы были силой. Мы были жизнью, что торжествовала над смертью. И этот поединок был лишь началом нашего пути.

Воздух, только что звеневший от ударов стали, замер вновь, но теперь в этой тишине было не напряжение лука, а зловещее, густое спокойствие перед бурей. Мы стояли, не сводя глаз, и между нами уже висела невидимая стена из сгустившейся воли. Я отпустил рукоять меча, воткнутого в землю. Сталь была лишь инструментом, удобным и привычным, но сейчас наступал час иного языка. Языка самой плоти мира.

Я закрыл глаза, но видел лучше, чем с открытыми. Не глазами, а кожей, нервами, каждой клеткой, в которую вплелась сила Ведьмы, знавшей тайные тропы мироздания. Я ощутил под босыми ногами не просто траву и почву. Я почувствовал пульс. Глубокий, мерный, неспешный гул, идущий из самых недр. Это билось сердце земли. А вокруг, в каждом дереве на опушке, в каждой травинке, в каждом пробивающемся к свету ростке, струилась жизнь — древняя, мудрая, неспешная.

Мне не нужен был огонь, чтобы жечь, или вода, чтобы топить. Это были яркие, но поверхностные игрушки. Я обращался к первоистоку, к той силе, что была до разделения на стихии. К силе самого мира, природы, что способна и лелеять, и карать с равной, безличной мощью.

Передо мной Вега уже преобразилась. От нее исходило сияние, видимое лишь моему внутреннему взору. Она была как алмаз, каждая грань которого — отдельная стихия. Я чувствовал знойный жар пламени у ее правой ладони, леденящий холод льда у левой, змеиное шевеление воздуха вокруг ног и твердую, неумолимую мощь камня в ее осанке. Маг четвертого ранга, владеющий всеми стихиями наравне. Грозная сила.

Она начала осторожно, словно пробуя воду. Свистнул ветер, и с десяток невесомых, но острых, как бритва, лезвий из сжатого воздуха помчались ко мне.

Один взмах моей руки — и из земли передо мной взметнулась стена из переплетенных корней и уплотненной почвы. Воздушные клинки вонзились в нее с глухим шуршанием и рассыпались прахом. Я не создавал щит — я обратился с просьбой защитить меня к земле, и она с готовностью откликнулась.

Вега нахмурилась. Ее пальцы сплелись в новом, более сложном жесте. Пламя. Не просто шар, а кнут из раскаленной добела плазмы, с треском рассекающий пространство. Он обжег воздух, протягиваясь ко мне. Но я тоже не стоял на месте. Сделал шаг, и земля под моими ногами будто поплыла. Показавшиеся на поверхности корни, подобные щупальцам, подхватили меня и отбросили в сторону с плавностью и скоростью, которых нельзя было достичь мускульной силой. Огненный бич хлестнул по пустому месту, оставив на траве черную, дымящуюся полосу.

Я видел в глазах девушки сначала недоумение, затем разгорающийся азарт. И тень беспокойства. Она боялась меня серьезно ранить, но понимала, что все ее атаки уходят в пустоту. А значит, можно бить сильнее.

— Не сдерживайся, Вега! — прорычал я, приземляясь на мягко поданную мне землей кочку. — Покажи, на что способна!

Это был вызов. И она его приняла.

Ее глаза вспыхнули. Прежняя осторожность испарилась, уступив место ярости творца, чье мастерство ставят под сомнение. Над поляной взвился вихрь. Но это был не просто ветер. Великолепная в своей необузданной мощи буря, в клочья рвущая воздух. В нее волей Веги искусно вплелись осколки льда, острые, как иглы дикобраза, и плюющиеся огнем сгустки магмы. И это небывалое, невероятное буйство стихий лавиной обрушилось на меня. Это было уже не паркетное дуэльное фехтование со взаимными поклонами, а настоящая попытка сокрушить противника, стереть его с лица земли.

И вот тут я перестал уворачиваться, не стал даже атаковать в ответ. Зачем? Ведь все можно сделать намного проще и эффективней. Наконец-то пришло время показать ей истинную магию этого мира…