Лейб-гвардеец

Брандакс с силой провел камнем по слишком короткому клинку. Он делал это по меньшей мере в тысячный раз. Лезвие пересекали острые зубцы. Они должны были стать такими, как у пилы. Но клинок был слишком коротким. Кобольд выругался. Почему никто из остальных не сделает этого? Даже будь она тысячу раз королевой! Она уже не ведает, что творит!

Теперь она устроила привал. Наконец-то! Несколько часов не присела. Ее шатающаяся, непрочная походка была сама по себе знаком. Это было не только истощение! Почему никто ничего не предпримет? Хотят просто посмотреть, как она умрет?

Брандакс бросил взгляд на горизонт. Еще час дневного света, может быть, немногим больше. В темноте он этого сделать не сможет.

Он проклял богов детей человеческих. Зачем нужно было это делать? Почему пошел град? А потом — ледяная ночь с метелью? Никто из маленьких детей не пережил той ночи. Холод вытянул из них свет жизни. То же самое было со стариками и больными. На следующее утро треть беженцев не поднялась со снега. С тех пор не проходило и часа, чтобы по меньшей мере кто-то один не упал без сил. У живых уже не оставалось сил помогать. Да и что они могли сделать? Нести умирающих? Большинство сами с трудом держались на ногах. У них не было сил даже на то, чтобы плакать. Они просто продолжали идти дальше, тупо глядя вперед.

Брандакс взобрался на обломок скалы, на который опустилась королева. Он заглянул ей через плечо, бросив взгляд в лицо маленького Снорри. Его губы были темно-синими, почти черными, лицо — ужасно бледным. С неба сыпался мелкий, словно порох, снег. Он собирался в широко распахнутых глазах и складочке приоткрытого ротика. Иногда Гисхильда склонялась к нему и нежно сдувала снег.

У Брандакса едва не разорвалось сердце. Вот уже три дня несет она на руках мертвого ребенка. Почему никто ничего не предпримет? Неужели все сошли с ума? И ему теперь приходится принимать решения.

Он заглянул в ее горящие лихорадкой глаза. Лоб был покрыт испариной. Все признаки налицо! Но нужно было последнее доказательство.

Брандакс снова слез со скалы. Королева даже не обратила на него внимания. Он встал рядом с ней, чтобы никто не видел, что он делает. Ему очень хотелось ошибиться.

Кобольд посмотрел на зазубренный клинок. Если он ошибается, это может стоить ему головы. И тем не менее ему хотелось, чтобы получилось именно так. Он вонзил клинок ей в ногу. Женщина не издала ни звука. Даже не вздрогнула. Она больше не чувствовала ног.

Он вынул нож и пошел к Беорну. Знаменосец королевы был очень высоким мужчиной. Одним из немногих, кто еще хорошо держался на ногах.

— Ты ее лейб-гвардеец, не так ли?

Беорн окинул его злобным взглядом. Глаза его налились кровью.

— Я не заберу у нее ребенка! И мне все равно, что ты скажешь.

— О, мы заберем у нее кое-что побольше. — Он сказал человеку о том, чего опасался, и гигант заплакал.

— Я не могу этого сделать! — всхлипывал он. — Я не могу этого сделать!

— Ты, черт побери, ее лейб-гвардеец! Так и следи за ее телом. Если ты не поможешь мне, то живой в Альвенмарк она не попадет. Ты посмотри на нее! У нее лихорадка. Мертвые ноги отравляют ее тело.

— Я не могу сделать этого! — лепетал воин.

— Значит, ты приносишь ее в жертву собственной слабости. Лучшего лейб-гвардейца и желать не нужно!

— Но ведь я не могу…

— Хорошо, ты будешь держать ее. И держать, черт тебя подери, очень крепко! Я срежу ей сапоги и осмотрю ноги. И если нужно, то позабочусь о них. Но тебе придется закопать их, вместе с мертвым ребенком. Я не стану делать все за тебя! А теперь идем.

Загрузка...