Люк держался за борт третьих саней в колонне. Днем он собственноручно прицепил к саням обрывок веревки. Для него оставалось загадкой, как фьордландцы (даже дети!) ухитрялись легко и свободно скользить по льду на своих полозьях из свиных косточек. Он радовался, когда ему удавалось проделать пять шагов и не упасть.
Юноша взглянул в хвост колонны саней, запряженных лошадьми, растянувшейся по Сельдевому каналу. Гисхильда проверила каждые сани. Она настояла на том, чтобы с транспорта сняли бесполезный груз и освободили место для бедняков, у которых не было лошадей. Это вызвало много ссор и ругани среди жителей Альдарвика. Вдоль колонны громоздились сундуки с домашней утварью, мебель, детские пеленки, бочонки с вином и всевозможные вещи, которые Гисхильда решила оставить при эвакуации.
На Люка произвело впечатление то, каким авторитетом она пользовалась и как решительно действовала. Она изменилась за годы разлуки. Стала строже, жестче…
Вот порадуются мародеры, когда будут проходить здесь. На льду осталось целое состояние.
Люк посмотрел на Сигурда. Старый капитан спал. Он лежал на мешке с соломой. Его щеки запали. С тех пор как ему отняли полстопы, он отказывался принимать пищу. Ни словом не обменялся с Гисхильдой. Да и с ним был немногословен, замкнут. Люку было жаль Сигурда. Тем не менее он придерживался мнения, что Гисхильда приняла правильное решение. Старик уже не в состоянии командовать мандридами, но он будет жить!
Мимо юноши промчалась Юливее. По льду босиком! Из всех эльфов, с которыми познакомился Люк, она была самой странной. Казалось, она большая плутовка. Рыцарь чувствовал, что она смеется над ним. На Юливее были широкие штаны из соблазнительно-прозрачной ткани, которой он никогда прежде не видел, тонкая блуза и поверх нее жилет, в общем, эльфийка одевалась словно для летнего вечера. Вокруг бедер она повязала платок, из-за которого торчали ее флейты. Как она может быть настолько бестактной и настолько ясно показывать людям, что холод ничего для нее не значит? Интересно, она вообще думает о том, каково Сигурду сейчас, после того как ему отрезали пальцы, видеть ее бегающей босиком по льду? Люк содрогнулся.
Теперь в конец колонны побежал один из стрелков. Самое время покончить с мелочными спорами. Они должны были выступить еще час назад.
Люк постучал сапогом по льду и едва не растянулся во весь рост. Он совершенно забыл о том, что к подошвам привязаны полозья. Выругавшись, он уцепился за веревку.
Подумал о том, не снять ли кирасу. Он натянул толстый кожух поверх стального нагрудника и спинной пластины. Но металл отбирал тепло его тела. От остальных деталей доспеха он решил отказаться, но в латах чувствовал себя увереннее. Если дело дойдет до стычки с форпостом рыцарей Тьюреда, нагрудник может спасти ему жизнь.
Юноша взглянул на свои сапоги. На коньках в качестве воина он был беспомощен. А холодная сталь может точно так же убить его этой ночью, как и шальная пуля. Может быть…
Кто-то подергал его за рукав. Это была та самая маленькая девочка с косами, за которой он наблюдал во время упражнений. Она смотрела на него большими темными глазами.
— Ты еще не можешь бегать, да?
Люку было слегка неприятно.
— Почему ты так решила?
— Ты все время держишься за санки.
— Это чтобы они не упали.
Девочка покачала головой.
— Нет, неправда!
Он рассмеялся.
— А ты умненькая. Да, я боюсь, что упаду, если отпущу руку.
— Тогда я буду присматривать за тобой, — провозгласила малышка. — Я уже умею очень хорошо кататься. — Она подняла руки и сделала небольшой круг, чтобы придать вес своим словам.
— Выступаем! — крикнула Гисхильда, устремившись вдоль колонны. — Выступаем!
Сани тронулись, и от внезапного движения Люк едва не упал. Малышка, смеясь, поддержала его, не дав снова упасть на лед. Он хотел наклониться и потерял равновесие. Обеими руками ухватился за веревку; теперь можно было ехать.
— А у тебя хорошо получается, — произнесла девочка с искренней серьезностью.
— А как тебя зовут-то?
— Тиндра.
— Какое красивое имя. А ты не думаешь, что родители будут волноваться за тебя? Ты ведь не можешь все время быть рядом со мной.
Она сжала губы и покачала головой. Люк не понял, что это должно означать.
— Может быть, мы вместе доберемся до твоих родителей, если ты мне поможешь. — Он взял ее за руку.
— Мой папа давно уехал. А маме чужие солдаты сделали большой рот. Она теперь ничего больше не говорит. Я всю кровь смыла. Но она все равно не говорит. Я только что была у нее. Она теперь совсем твердая, как лед. Ты можешь сделать так, чтобы она снова стала мягкой? Можешь?
Люк прижал ее к себе.
— Твоя мама ушла к богам. В Златые Чертоги. Сейчас она наверняка на нас смотрит. И она наверняка гордится, что ты мне помогаешь.
Тиндра улыбнулась.
— Да. Мама всегда говорила, что я очень хорошо бегаю на коньках. Пойдем к ней?
— Не получится, Тиндра. Мы должны идти с королевой. Она хочет этого. А ты ведь знаешь, что королеву нужно слушать.
Девочка серьезно кивнула.
— Да, мама тоже всегда это говорила. А рот у нее опять станет маленький? Кровь ведь уже не течет.
Люк не знал, как объяснить Тиндре, что произошло.
— В Златых Чертогах твоя мама наверняка выглядит так как раньше.
Казалось, Тиндра испытывает облегчение. Теперь она крепко держала его за руку. Колонна беженцев выходила из канала в замерзшую гавань.
— Ты друг нашей королевы?
Люк сглотнул. Услышал, как негромко смеется в санях Сигурд.
— Ну, я…
— У моей мамы тоже был друг. Когда мой папа так долго не приезжал, а потом совсем перестал приезжать. Мама говорила, что всегда нужен друг. Иначе очень грустно.
Люк глубоко вздохнул.
— Твоя мама была очень мудрой женщиной. Ты… — Он испуганно замер.
На некотором расстоянии от них Юливее вдруг остановилась. Эльфийка подняла раскинутые руки, и в небо рванулись языки пламени. Они поворачивались и двигались, словно живые. А потом они вместе образовали большую яркую птицу, которая, раскинув крылья, полетела к городу. В то же время под их ногами затрещал лед. И Люк почувствовал, как холод поднимается по полозьям к сапогам.
— Красиво! — сказала Тиндра.
Мгновением позже прогремел первый выстрел.