Глава тридцать восьмая, в которой ситуация разрешается

Крымов откашлялся.

— Я тут посчитал... — заговорщицким тоном начал он. — Если в качестве ответа на призыв Фериссии эльфы решат разбудить свою Спящую, то суммарный энергетический выход будет таким, что вероятность инфляции к нормальному состоянию составит менее пяти процентов. Это значит, нам опять придётся перебалансировать Сивелькирию — а может быть, и весь сектор. Ну, или полностью перезагружать — уж как повезёт.

Болотин пожал плечами:

— Если секторное начальство такое умное, пускай само с этим и разбирается.

— Они разберутся, — желчно прокомментировала Осадько. — Вот только расхлёбывать всё опять придётся нам.

Аполлон Артамонович качал головой. Пек посапывал. Василиса курила — дым выходил из её ноздрей, тонкой струйкой поднимался под потолок и вылетал в открытую форточку. Часы показывали начало четвёртого.

***

События в стане друидов развивались вполне ожидаемым образом. Жрецов, названных Сигаулом, привели к богине и допросили, в процессе чего всплыло ещё несколько имён. Фериссия не скупилась на смертные приговоры, и вскоре там, где прежде были распяты трое служителей, набрался десяток. Госпожа строго взирала на еретиков, не выпуская из рук копья.

— Подхалимы, — говорила она. — Изменники. Трусы. Предатели. Мало того, что вы убоялись в шаге от Моей великой победы, — вы, по-видимому, не больно-то представляете, за что именно вам надлежит стоять? Ну, ничего: то, что произойдёт с вами, послужит уроком не только для всех присутствующих, но и для тех, кто будет жить после. Суг, ты принёс то, что следует? Хорошо, очень хорошо. Что же, начнём с верховной жрицы.

Фериссия встала и подошла к Мелиссе — та глядела на неё снизу вверх, без вызова, однако же и без подобострастия. В её жёлтых глазах читалось признание собственного поражения.

— Ну, — спросила богиня, — раскаиваешься ли ты в содеянном?

Верховная жрица вздохнула.

— Смотря в чём, — сказала она.

Воительница прищурилась.

— Если яблоко уродилось с кислинкой, пенять стоит на яблоню, которая его принесла, не так ли? — спросила она. — Что ж, приступим. Суг?..

Тщедушный алхимик поспешно приблизился к госпоже, проскользив по жидкой грязи, и с поклоном передал ей мешочек зелёной материи. Фериссия острым ногтем разрезала ткань и высыпала содержимое себе на ладонь — взору камеры явились крупные тёмные семена с белой прожилкой. Суг попятился, не спуская угодливых глаз с лица аватара и ни на секунду не переставая кланяться. Вид у него был пренеприятный, как у жида-трактирщика в каком-нибудь из гоголевских рассказов.

Воительница зажала одно семечко между пальцами, позволив остальным ссыпаться в топь.

— Ты знаешь, что это такое, ведь верно? — спросила она с улыбкой.

Мелисса кивнула.

— Хорошо, тогда как тебе понравится вот это?

Наклонившись к женщине, богиня провела пальцем по её груди и вдруг вонзила острый ноготь в солнечное сплетение. Мелисса дёрнулась и повисла на удерживавших её жердях. Глаза её чуть не вылезли из орбит, крик застрял в горле. По животу потекла ярко-алая кровь.

Фериссия осторожно поместила семя в рану. Под её пальцами вспыхнула янтарная искра, и кожа затянулась, не оставив и шрама. Мелисса подняла на богиню полные боли глаза.

— Ты, должно быть, торжествовала, отравляя братьев и сестёр своей ложью? — спросила воительница. — Что ж, тем приятнее тебе будет приготовить последние капли яда для своих приспешников прямо в собственном теле.

Рассмеявшись, она повернулась и зашагала назад, к трону. Там, куда упали семена, из воды поднимались первые побеги.

***

— Борец, — произнесла Василиса, задумчиво глядя на фиолетовые цветы, которыми были усыпаны покачивающиеся над топью стебли.

— Что-что?

— Борец, — повторила чародейка чуть громче. — Он же ведьмин цветок. Он же этот, как его, аконит. В Нижних Вязлах такие выращивают — от мышей, говорят, помогает.

— Ядовитый?

— Ты даже не представляешь насколько.

Я посмотрел на экран. Растения, выросшие из обронённых богиней семян, уже доставали Мелиссе до пояса. Ещё один стебель торчал у неё из-под кожи чуть ниже груди. Дыхание жрицы было тяжёлым, лицо — бледным, кулаки крепко сжались. Остальные осуждённые поглядывали на неё с беспокойством.

Фериссия восседала на троне и глядела на юнца, стоявшего на коленях напротив неё.

— Значит, это и есть тот последователь, которого ты предлагал на роль нового верховного жреца? — спросила она.

Волк почтительно наклонил голову.

— Да, госпожа, — прорычал он.

— Интересно, — воительница закинула ногу на ногу. — Что ж, встань, я хочу посмотреть на тебя.

Юноша встал и приблизился, взирая на богиню с плохо скрываемой опаской.

— Ты обучался у жрецов, верно?

— Да, то есть нет, госпожа, — парень затряс головой.

— Нет? — брови Фериссии приподнялись. — Почему?

— Верховная жрица Мелисса, она... — юноша обернулся на распятую женщину. — Она сказала, что не станет учить меня, что я не готов, и... Запретила другим жрецам... Вот.

— Вот как? — богиня вздохнула. — Что ж... Как твоё имя?

— Линар... Линар Лирский, ваше высо... Госпожа... Лирский — потому что я сам из Лиры, и... Вот...

— Тебе ведома магия леса?

Линар огляделся, ища поддержки. Сидевший по левую руку от аватара волк сдвинул брови.

— Я... Мне... — глаза парня бегали, по его лицу каплями бежал пот. — Меня учил Суг, и ещё потом Ратхе, и...

— Суг, значит? — Фериссия подняла вопросительный взгляд на алхимика — тот закивал, словно китайский болванчик. — Что ж... Покажи мне, что ты умеешь.

Некоторое время юноша стоял неподвижно, напряжённо о чём-то думая. Наконец, он огляделся вокруг и вдруг с радостным выкриком устремился к одному из островков зелёной травы, натоптанных Димеоной. Опустившись на колени, он извлёк из-за пазухи стеклянную баночку и пинцет, сделанный из переломленной веточки, и приблизил лицо к траве, словно принюхиваясь. Стоявшие вокруг жрецы переглядывались, даже на лицах осуждённых на казнь появилось нечто, похожее на интерес.

Издав ещё один торжествующий вопль, Линар пинцетом взял что-то с земли и поместил в банку. Снова вглядевшись в траву, он повторил процедуру несколько раз, потом спрятал пинцет и со всех ног бросился обратно к богине, со счастливой улыбкой показывая сосуд ей. Я вглядывался в экран, но содержимого банки, увы, видно не было.

— Что это? — спросила Фериссия.

— Коричневые жуки, госпожа! — продолжая улыбаться, ответил парень. — С ними можно приготовить отвар, который хорош от простуды, и мазь, которая хороша при...

— Достаточно, — прервала его богиня. — Тебе ведом закон леса?

Линар запрокинул голову, прикрыл глаза и затараторил:

— Да святятся леса, созданные Фериссией, и луга, и реки, и горы, и вся природа святится и полнится силой. Да войдёт человек в леса не как враг, но как друг, и да будет служить он лесу и всему, что ни есть в лесах, так же как лес служит...

Фериссия повернула голову.

— Сигаул! Зачем ты его ко Мне привёл? — спросила она. — Он не знает и сотой доли того, что знают жрецы.

Военачальник почтительно склонил волчью голову.

— Жрецы знают много, но заняты не тем, — сказал он. — Им недостаёт верности и понимания. Научить магии или травничеству нетрудно, научить верности куда сложнее. Верховный жрец должен всегда стоять за тебя, и я уверен, что Линар...

— Верность, значит?.. — богиня прищурилась. — Ты будешь верен мне, а, Линар?

— Да... Да, госпожа! — парень снова бухнулся на колени. — Я... Конечно. Да. Верен. Дикие люди — враги. Предатели — тоже враги. Я никогда не предам вас... Госпожа.

— Что ж, сейчас мы это проверим, — в голосе Фериссии зазвучали весёлые нотки. — Линар!

— Да... Госпожа?

— Линар, ты видишь вон там предателей? — спросила богиня. — Я хочу, чтобы ты занялся ими. У прошлой верховной жрицы на груди растёт фиолетовый цветок. Я хочу, чтобы ты собрал его сок и дал выпить остальным изменникам.

— Да, госпожа! — выкрикнул юноша с неожиданной радостью в голосе и, оскальзываясь, побежал к распятым жрецам.

Суг торопливо снял с плеча суму и передал палачу чашу и короткий костяной нож, похожий на скальпель. Парень принял инструменты и подошёл к Мелиссе.

Верховная жрица дышала хрипло и тяжело, обвиснув на обхвативших её запястья лианах. С её губ капала слюна. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы сфокусировать взгляд на новом человеке. Наконец, её лицо приняло осмысленное выражение.

Линар какое-то время смотрел на растущее из её тела растение, потом осторожно взялся за стебель и перерезал его ножом примерно на середине длины. Жрица поморщилась. Из разреза закапал сок напополам с кровью, и Линар торопливо подставил чашу, собирая жидкость в неё. Мелисса улыбнулась, словно поняла что-то такое, до чего парень пока не додумался.

— Набери полную чашу и нарежь туда мякоти, — командовала воительница. — Дай каждому выпить по глотку. То, что останется, принеси сюда.

Струйка иссякла гораздо раньше, чем чаша заполнилась, и палачу снова пришлось взяться за нож. Глаза Мелиссы несколько раз закрывались, но всякий раз женщина усилием воли возвращалась к происходящему. Закончив собирать сок, Линар отступил на шаг и нерешительно оглянулся на свою госпожу.

— Теперь, — сказала та, — добавь в напиток мякоть, чтобы яд действовал лучше.

Опустившись на корточки, парень поставил чашу перед собой и начал скальпелем отрезать маленькие кусочки стебля и листьев. Капли сока стекали по его пальцам, одна брызнула ему на щёку — юноша растёр её тыльной стороной ладони. Жрецы, стоявшие вокруг трона, хранили гробовое молчание, зато приговорённые переглядывались, улыбаясь всё шире, а мужчина, распятый одним из первых, и вовсе беззвучно смеялся.

Закончив готовить напиток, Линар поднялся и обвёл изменников взглядом. Жрецы смотрели на него, ожидая, что он будет делать дальше. Парень сглотнул и безотчётно почесал руку.

— Смелее, молодой человек! — обратился к нему мужчина, распятый по правую руку от Мелиссы. — Не знаю, как вам, а мне не терпится поскорее с этим покончить.

Линар опасливо приблизился к нему. Жрец был высоким, широкоплечим, на его голых руках и торсе бугрились рельефные мускулы.

— Не бойтесь, молодой человек, я не кусаюсь! — позвал мужчина. — Вы, кажется, собирались мне что-то предложить?

Юноша поднял чашу и медленно поднёс к подбородку жреца.

— От плоти Мелиссы — что угодно, — прокомментировал тот. — Ваше здоровье, жрица!

Приложив губы к чаше, он сделал хороший глоток.

— Недобродило, — сказал он, пробежав языком по губам. — Мелисса, родная, что ж ты недоглядела?

Товарищи по несчастью нервно поглядывали на комика. Линар повернулся к следующему жрецу.

Ещё двое или трое осуждённых добровольно приняли свои порции яда. Мужчина, причастившийся первым, продолжал громко острить, комментируя происходящее, и замолчал лишь после того, как один из воинов подошёл и уставил копьё ему под рёбра.

Следующей в ряду стояла Малиста. При виде молодого палача она брезгливо поморщилась, отвернулась от предложенной чаши и произнесла лишь одно слово:

— Нет.

Парень помедлил и предпринял ещё одну неуверенную попытку поднести чашу к губам женщины — та повернула голову в другую сторону.

— Нет! — повторила она. — Я не стану пить это из твоих рук, сказала же. Не стану.

Линар в растерянности оглянулся на Фериссию и Сигаула. Воительница улыбалась, явно довольная зрелищем.

— Если ты собираешься стать Моим верховным жрецом, ты должен уметь вызывать к себе уважение, как ты считаешь? — спросила она.

Парень думал секунду. Затем он взял чашу в левую руку, а правой с размаху ударил женщину по лицу.

Жрица вскрикнула, кто-то из её соседей присвистнул. Линар замахнулся и ударил снова. Бил он неумело, зато от души — по щеке приговорённой побежала кровь. Поморщившись, парень размял отбитые пальцы и снова сунул сосуд с ядом друидке под нос — та плюнула в ответ, попав на руку, держащую чашу.

— Малиста, будь вежливее! Кое-кому это ещё пить, — подал голос шутник-сосед Мелиссы.

Одна из жриц посмотрела на него с неудовольствием:

— Сверд, не смешно.

— Не смешно, — согласился тот и, поскольку давление копья под рёбра усилилось, добавил: — Всё, всё, молчу.

Оплёванный Линар пришёл в бешенство. Обтерев руку об одежду, он несколько раз крепко приложил Малисту по скуле и по челюсти, а потом, словно этого было мало, добавил несколько ударов по животу. Жрица морщилась, но, когда сосуд снова оказался у неё перед носом, покачала головой из стороны в сторону. Парень бросил беспомощный взгляд на начальство, лицо его побелело. Волк, сидевший подле богини, выразительно сдвинул брови.

К счастью для юноши и, пожалуй, для Малисты, к месту противостояния уже спешил Суг. Вдвоём они зафиксировали голову строптивой жрицы и, разомкнув ей челюсти, влили в глотку немного напитка. По тому, как ловко Суг зажимал рот женщины, не давая выплюнуть снадобье, по тому, как предупредительно он прокладывал тряпку между её кожей и своей, чувствовалось, что подобное занятие для него не в новинку. Линар смерил Малисту последним ненавидящим взглядом и двинулся дальше.

Из оставшихся жрецов ерепениться не стал никто. Лица принявших яд быстро бледнели, дыхание становилось прерывистым. Многие сплёвывали, словно надеясь так избавиться от растекающейся по венам отравы, некоторых рвало. Мелисса висела, удерживаемая путами, уронив голову на грудь.

Закончив обход, парень вернулся к Фериссии и, шумно дыша, встал напротив её трона, держа в руке чашу с остатками яда.

— Всё сделано, Гос... Госпожа.

— Хорошо, — воительница улыбалась. — Теперь выпей то, что осталось.

Лицо Линара медленно вытянулось. Он посмотрел на чашу и вновь уставился на богиню. На его губах застыла заискивающая улыбка, словно он надеялся, что сказанное было шуткой, которая сейчас разрешится.

— Пей, пей, — сказала Фериссия. Лицо её посерьёзнело. — Устойчивость к яду — лишь немногое из того, чем должен овладеть Мой служитель. Посмотри на бывшую верховную жрицу: в её венах его сейчас столько, что хватило бы всем собравшимся, однако она до сих пор жива.

Парень дрожал и всё тёр тыльную сторону левой ладони о ногу. В лице его не было ни кровинки.

— Посмотри на это вот с какой стороны, — продолжала богиня. — Если в своём сердце ты действительно верен Мне, если твоя клятва не была пустым звуком, то тебе нечего опасаться, потому что ты знаешь, что Я никогда не оставлю того, кто готов стоять за Меня до конца. Если же ты покривил душой, придя сюда ради власти для себя, то, как бы ты ни старался, от Моего гнева тебе не укрыться.

Лицо Линара шло пятнами. Он затравленно оглядывался. Глаза Фериссии были злыми. Сигаул и Суг глядели на парня очень серьёзно.

Медленно, словно не веря в происходящее, юноша поднял чашу и, борясь с собой, сделал три больших глотка. Глаза его закатились, он застонал и повалился на землю, лишившись чувств от напряжения.

— Клоун, — прокомментировала богиня. — Сигаул, не присылай ко Мне больше таких идиотов, не то Я подумаю, что ошиблась в тебе.

— Прошу прощения, госпожа, — белый волк поклонился. — Это больше не повторится.

— Надеюсь на это, — Фериссия встала. — Друиды посёлков, слушайте! — провозгласила она. — Правосудие свершилось, и предатели прямо сейчас умирают на ваших глазах. Мы истребили ересь, поразившую самое сердце Моего народа, однако это только начало. Мы выступим сей же час, сразу, как только последний отступник расстанется с жизнью, ибо там, за границей, собрались дикари, которые заслуживают Моего воздаяния никак не меньше, чем неверные жрецы, уже отведавшие Моего мщения. И Я спрашиваю у вас: готовы ли вы стоять за Меня до конца? Готовы ли вы выиграть эту битву, принеся победу Фериссии в сии дикие земли? Готовы ли вы показать нашим врагам, на что способен друид, если он крепок в вере? Готовы ли вы умереть ради торжества жизни? Готовы ли вы...

Она умолкла на полуслове, прерванная неожиданным звуком. Друиды оборачивались, не понимая, что происходит. Даже распятые жрецы, из последних сил боровшиеся с растекающимся по жилам ядом, поднимали головы.

Рядом прозвучал молодой звонкий смех.

Крымов посмотрел на когитограмму.

— Вот дерьмо! — сказал он.

Судя по выражениям лиц прочих магов, высказанное мнение было общим.

***

Занавес, закрывавший Врата, поднялся сам по себе, и через границу миров шагнули две женщины, обе молодые и весёлые. Первую я узнал сразу — это была Димеона. Её призрачное тело было плотным и ярким настолько, что фон сквозь него едва просматривался. Второй была девушка ростом не выше неё, с приветливым, милым лицом, с вьющимися светлыми волосами. Одеты вошедшие были в простенькие живые платья. Они шли босиком — под их ступнями из топи поднималась трава. На голове у Димеоны был венок из живых цветов, а второй такой же она как раз опускала на темя подруге. Девушки громко смеялись — не для того, чтобы привлечь к себе внимание, а просто потому, что им было весело.

Место, оставшееся по ту сторону портала, я мог бы назвать только райским садом: обильная зелень была залита ярким солнечным светом, в потоках которого вели сложный танец бабочки и птички-колибри. Вокруг было столько цветов, что мне на мгновение показалось, будто я ощущаю их аромат даже у себя в Китежграде, сидя в прокуренном и пропахшем кофе здании Управления. Небо за Вратами было ярко-синим, безоблачным. В глубине обширной поляны виднелся пруд, в прозрачной воде которого сновали рыбы и носились, трубя и брызгаясь, слонята.

Девушки вышли из портала и встали, обнявшись, словно сёстры, всё ещё немного хихикая и переводя глаза с одного лица на другое. Потом незнакомка небрежно спросила:

— Что это у вас тут?

Маги впились глазами в когитограмму — картина разводов и впрямь была интересной даже с чисто эстетической точки зрения. Карандаш Крымова плясал по бумаге.

— Что это вы тут устроили? — повторила девушка. — К чему весь этот шум?

Воительница взирала на неё сверху вниз. На лице её, секунду назад излучавшем уверенность, лежала свинцовая тень.

— ...Зачем ты пришла? — переступив с ноги на ногу, спросила она.

План был общим, и я вдруг увидел, что к арке портала от всё ещё лежащего на земле тела Димеоны протянулся стебелёк одного из цветов — из тех, что час назад распустились под её босыми ступнями.

— Пришла и пришла... — пробормотала незнакомка, скользя взглядом по распятым жрецам. — Это ещё что за вздор?

Лицо воительницы задёргалось.

— Уходи, не смей вмешиваться! — потребовала она, повысив голос. — Я караю этих людей за предательство, и, если ты думаешь...

— Да, да, да... — произнесла девушка отстранённо, уже шагая к бьющимся в агонии изменникам. — Дорогая моя, ты совсем не меняешься.

Подойдя, она положила ладонь на лоб ближайшей жрицы — вокруг той занялось свечение приятного янтарного оттенка, и женщину вырвало.

— Тише, тише, — произнесла девушка, оправляя несчастной волосы. — Уже всё.

— Не смей этого делать! — властный голос воительницы перешёл в крик. — Это тебе не игрушки!

— Как скажешь, родная, — кивнула гостья, продолжая двигаться вдоль ряда фигур, касаясь каждой из них. Напротив Мелиссы она задержалась. — Растения и люди хороши по отдельности, ты не находишь?

Её рука засветилась оттенками зелени и янтаря. Девушка осторожно погрузила ладонь в живот верховной жрицы — та висела неподвижно, почти перестав дышать. Аккуратно, стараясь не повредить корни, девушка извлекла то, что осталось от изрезанного Линаром аконита, и так же осторожно опустила растение в жидкую грязь. Ведьмин цветок вздрогнул и начал быстро расти.

— Так-то лучше, — сказала девушка, мимоходом коснулась Мелиссы и пошла дальше.

Сверд, единственный из распятых служителей, оставался в сознании. При виде молодой гостьи его глаза округлились.

— Гос... Пожа? — прошептал он.

— Сестра, — с улыбкой поправила его девушка, коснулась его лба и продолжила обход.

Закончив со жрецами, незнакомка присела рядом с Линаром, лежавшим перед воительницей.

— Уже? — спросила она с тихой грустью. — Ну, что ж...

Она провела рукой по поверхности болота. Там, где её пальцы касались воды, мгновенно поднимались упругие стебли. Изгибаясь, они оплетали тело несостоявшегося жреца, скрывая от глаз. Друиды смотрели на происходящее, затаив дыхание.

Какое-то время трава оставалась неподвижна, потом травинки раздались в стороны. Тела юноши под ними уже не было — только сидел, бестолково глядя вокруг, маленький лягушонок.

— Ух, какой!.. — прокомментировала чудесница, с улыбкой глядя на лица жрецов и воинов, стоявших вокруг Фериссии. Ответом ей было гробовое молчание. Лягушонок квакнул и упрыгал куда-то во тьму. Сигаул смотрел на девушку, не мигая. Кто-то из друидов нервно закашлялся.

Тем временем, распятые жрецы приходили в себя, оглядывались, моргали. Мелисса раскрыла глаза и теперь переводила полный изумления взгляд с незнакомки на свою ученицу и обратно. Димеона подошла к ней.

— Мелисса, ты как, в порядке? — спросила она.

Желтоглазая жрица неуверенно кивнула.

— Ты...

— Обо мне не беспокойся, — отмахнулась друидка. — Я ведь обещала, что не позволю ей срывать на тебе злость понапрасну.

Лианы, удерживавшие запястья и щиколотки изменников, дожидались, когда те снова обретут твёрдость в ногах, и отпускали их. Люди тёрли пережатые суставы, переглядывались, один за другим поворачивались к своей спасительнице. Сай начал было опускаться перед ней на колени, но девушка остановила его, покачав головой.

Великанша в рогатом шлеме сурово взирала на незваную гостью, сжимая в руке копьё, возвышаясь над всеми.

— Ты закончила? — спросила она холодно. — Что ж, если они тебе так нужны, так и быть: можешь забирать этот сброд и проваливать.

Девушка засмеялась, и смех её по-прежнему был весёлым.

— Родная, ты, как всегда, неприветлива, — сказала она. — Мы с сестрой пришли вовсе не затем, чтобы сразу же уходить.

Воительница шумно выдохнула.

— Ты опоздала, — сказала она. — Остальные уже присягнули Мне. Ты не можешь этого изменить.

Её собеседница склонила голову набок:

— И поэтому ты так боишься?

— Они — Мои, слышишь?! — прорычала великанша, будто не слыша. — Так и быть, ты можешь забрать этих — Мне они всё равно не нужны, но все прочие — Мои!

Девушка рассмеялась.

— Да ведь они твои только потому, что сами для себя так решили, — сказала она.

Воительница шагнула вперёд.

— Молчи, — приказала она. — Молчи!

Девушка продолжала смеяться. Дама в шлеме оглянулась на волка — тот поднялся и медленно приблизился к спорщице, глядя на неё сверху вниз. Его походка, его гордый вид вызывали одновременно страх и желание любоваться: под белоснежной шкурой перекатывались мышцы, в движениях сквозила сила, мощные лапы ступали легко и бесшумно, глаза сверкали.

Незнакомка подняла удивлённые глаза на великаншу.

— Ты правда думаешь, что он способен мне навредить?

— Тебе, пожалуй, и нет, — ответила та, неприязненно улыбаясь. — А вот им — вполне. Так что забирай своих людей и уходи, коли не хочешь, чтобы Я приказала ему...

Димеона подошла к подруге и тронула её за локоть.

— Ты не возражаешь, если я?.. — спросила она.

Девушка улыбнулась и отступила на шаг.

Димеона приблизилась к волку и встала у него на пути. Сигаул смотрел на неё со спокойной решимостью. Несколько секунд ничего не происходило.

Внезапно вид друидки изменился. Только что на траве стояла девушка — и вдруг одним неуловимым движением она превратилась в зверя, которого я уже видел однажды, во время её боя с наставницей. Конечности монстра были покрыты серой шерстью и состояли, казалось, сплошь из многочисленных сочленений.

Издав звук, похожий на вздох, животное начало выпрямляться, разгибая свои суставы и каким-то образом всё увеличиваясь в размерах. Как и в прошлый раз, казалось, что этому не будет конца: девушка сначала переросла самых высоких друидов, потом — волка-военачальника, и остановилась, лишь когда её голова оказалась почти на уровне глаз богини-воительницы.

Сигаул смотрел на неё спокойно, не мигая. Убедившись, что друидка закончила представление, он покачал головой и двинулся дальше, в обход неё. Монстр сдвинулся, вновь преградив ему путь. Волк оскалился, обнажив длинные клыки.

— Тебе не остановить меня, — прорычал он. — У тебя нет тела. Ты можешь напугать юнцов, но я...

Он не договорил. Димеона вытянула одну из конечностей и с громким «Чпок!» щёлкнула зверя по носу. Сигаул отпрянул, не удержал равновесия и сел.

Девушка, стоявшая рядом с Димеоной, рассмеялась. По щеке воительницы прошёл нервный тик.

— Тело — это просто сосуд для жизни, — сказала незнакомка. — Важно не тело, а жизнь, что содержится в нём. И я уверяю тебя, что жизненной энергии у моей подруги хоть отбавляй.

Богиня погрозила ей пальцем.

— Это против правил! — прогремела она.

Гостья усмехнулась и обвела рукой трон, жрецов, построение воинов, место несостоявшейся казни и тело Димеоны, всё ещё лежавшее на траве.

— Это тоже. Собственно, из-за этого я и здесь.

Волк вновь поднялся на лапы и теперь стоял неподвижно, глядя на зверя, в которого превратилась Димеона. Та улыбалась ему, обнажив несколько рядов острых, как у акулы, зубов. Я думал, что Сигаул в конце концов бросится на неё, но тот лишь поднял шерсть на загривке и всё смотрел на противницу гипнотизирующе-пристальным взглядом. Кончилось тем, что воительница похлопала раскрытыми пальцами по ноге, и волк, разом утратив интерес к друидке, послушно затрусил к госпоже. Стоило ему отвернуться, Димеона вновь приняла человеческий облик.

Богиня вернулась к трону и села, по-прежнему держа руку на древке копья.

— Что ты собираешься делать? — спросила она с напускным равнодушием.

— Ничего, — девушка покачала головой. — Это не мой план действия. Всё, что я могу, — это напоминать им о том, на что они способны сами. Но делать что-либо должны они.

Воительница сдвинула брови.

— А если не захотят?

Собеседница лишь улыбнулась в ответ. Повисло молчание. Наконец, в воцарившейся тишине прозвучал робкий голос:

— Я, конечно, прошу прощения, но не мог бы кто-нибудь объяснить, что, Фериссия подери, здесь происходит?

Головы многих присутствующих повернулись к говорившей, которой оказалась Малиста. Одни смотрели на жрицу с улыбками, другие — гневно, третьи — с благодарностью. Никто не спешил брать на себя смелость ответить первым.

— Видишь ли, обряд призыва Фериссии был совершён дважды, — наконец, подала голос Димеона. — Оказавшись в Буреломе, я молилась, и моя молитва достигла ушей Фериссии. Та согласилась прийти со мной сюда, чтобы поддержать братьев и сестёр в трудный час. Таким образом, сейчас здесь присутствуют сразу два Её воплощения.

— Святотатство! — воскликнул Саки, стоявший с другими жрецами на стороне богини-воительницы. — Девчонке, не принявшей сан, никогда не вызвать Богиню, а эта... Женщина никак не может быть Её воплощением!

— Почему нет? — быстро спросила Димеона. — Ты не видел чудес, которые она сотворила?

— Просто магия, — отмахнулся служитель. — Я имею в виду, любой из наших жрецов...

— Да нет, Саки, брось!.. — перебил его Сверд. — Ты же сам всё видел: обычной служительнице ни за что не провести обряд реинкарнации вне святой рощи, без всякой подготовки. И потом, — он кивнул на сидящую на троне воительницу. — Если б она могла, она давно бы забрала у этой «сестры» всякую силу. Так что всё сходится.

Саки шумно вдохнул.

— Лично я отказываюсь верить в это, — сказал он.

— Можешь не верить, — кивнула Димеона. — Ещё можешь закрыть глаза и заткнуть уши. А лучше — попробуй спросить у своей госпожи, что она думает по этому поводу.

Взоры обратились на воительницу. Та сидела, опустив глаза, и внимательно изучала наконечник копья, лежащего у неё на коленях.

— Тогда... — начала Малиста и закашлялась. — Тогда почему они разные?

Сверд хмыкнул.

— Да с этим-то как раз всё просто, — сказал он. — Кто-то верит в госпожу с копьём. Кто-то — в сестру, которая приходит и лечит. И тот, кто совершает призыв... — он прищурился. — Ты за этим туда и ходила, верно?

Димеона с улыбкой кивнула. Сверд сделал шаг к Мелиссе и дружески ткнул её кулаком в плечо.

— А ты-то хороша, — сказал он. — Нашла ведь, кому доверить...

Жрица улыбнулась самой острой из своих улыбок. Её глаза ярко вспыхнули жёлтым светом.

— Ты предпочёл бы, чтобы я вызвала ту, которая погонит нас глубже в лес? — спросила она.

— Я — нет, — Сверд демонстративно потёр запястья. — Но чуть больше любви мне бы не помешало.

Малиста переводила взгляд с одного аватара на другого. Похоже, мысль о существовании двух богинь давалась ей с трудом.

— Получается... — начала она и замолчала. — Получается...

Димеона подошла к ней и встала за её левым плечом.

— В любом человеке намешано много всякого, — сказала она тихо. — В любом. Во мне, в тебе, в ней... Ты можешь быть наивной дурочкой, а можешь — носителем света.

— Ты можешь быть пугалом и тираном, а можешь — помощницей и опорой, — сказала Мелисса.

— Ты можешь быть госпожой и судьёй, а можешь — сестрой и целительницей, — сказала Фериссия-чудесница.

— И зачастую всё это одновременно... — пробормотал Сай.

Малиста шумно вздохнула. Глаза её лучились, по щекам бежали слёзы.

— И боги...

— В которых мы привыкли видеть людей, — подмигнул Сверд.

Воительница покачала головой и, отбросив копьё, сняла тяжёлый шлем, открыв взорам короткие тёмные волосы.

— Добилась-таки своего, — сказала она сварливо. — Теперь они начали думать. Они начали размышлять, и анализировать, и... Я уже чувствую, как меняюсь. У нас с тобой мало времени. Скоро нас выкинет прочь, туда, где, как они думают, мы обитаем.

— Я знаю, — кивнула девушка. — Пусть. Но прежде, чем мы уйдём, мне хотелось бы уладить одно небольшое дело... Димеона, подруга, подойди сюда.

Девушка приблизилась к богине. Её тело, прежде ярко очерченное, на глазах теряло светимость, становясь прозрачным и зыбким. Фериссия развернула её лицом к толпе, а сама встала у неё за спиной, положив ладони ей на плечи.

— Нам осталось решить, что станет с этой сестрой, — сказала она. — Я благодарна ей за служение, но она не может оставаться здесь в таком виде. Это было бы против правил.

Богиня вздохнула.

— Я также не могу воскресить её прежнюю оболочку, — продолжала она. — Это нарушит естественный порядок вещей. Скорее всего, я просто заберу эту чистую душу с собой, оставив вас помнить, если никто из вас только не...

Мелисса шагнула вперёд и опустилась перед ней на колени.

— Я готова, — сказала она.

Девушка смотрела на неё, склонив голову.

— Встань.

Жрица выпрямилась. В её глазах горел ровный янтарный свет.

— Я готова, — повторила она.

— Ты ведь понимаешь, что от этого изменится всё? — спросила богиня.

Мелисса кивнула.

— И для тебя, и для остальных...

— Да, Фериссия.

— Кто-нибудь против? — девушка обвела взглядом друидов, но те глядели на неё молча, словно не вполне понимали, о чём идёт речь. — Сестра, ты согласна?

Димеона, коротко взглянув на неё, сбросила с плеч её руки и побежала вперёд, к Мелиссе. Та раскрыла объятия, и ученица прижалась к ней, начав плакать ещё на бегу. Верховная жрица заморгала, по её щекам тоже катились солёные капли.

— Ну, Димеона...

Они стояли, обнявшись, и плакали у всех на виду: Мелисса утирала редкие слёзы пальцами, Димеона ревела навзрыд, никого не стесняясь.

— Димеона, ну что ты...

Наставница успокаивающе похлопала ученицу по спине — её рука прошла сквозь фигуру, ставшую уже совсем эфемерной. Венок соскользнул с головы Димеоны и упал к её ногам. Фериссия подошла и мягко потрогала девушку за плечо.

— Сестра, пора, — сказала она.

Несколько раз всхлипнув, Димеона в последний раз провела призрачной ладонью по щеке наставницы и отошла на три шага. Люди смотрели на неё, затаив дыхание.

Друидка медленно развела руки в стороны и запрокинула голову. Глаза её закрылись, по прозрачному телу пробежала рябь. Вокруг неё зажглись, сплетаясь, потоки янтарного света. Опершись на них, девушка приняла странную позу, в которой напряжение чудным образом сочеталось с расслабленностью. Её ступни оторвались от земли — прямо как тогда, на перевалочном пункте, когда я висел у неё на спине. В теле нимфы нарастала вибрация. Друиды смотрели на происходящее во все глаза.

Напряжение всё усиливалось, кулаки девушки сжимались и разжимались, тело тряслось всё сильнее. Наконец, достигнув, видимо, какого-то пика, Димеона издала громкий полувскрик-полустон и рассыпалась в яркой вспышке, на мгновение ослепив всех присутствующих. Когда камера вновь адаптировалась к полумраку, я увидел, что платье нимфы лежит на земле, а над ним парит в воздухе яркая искра, окружённая янтарным сиянием.

Фериссия подошла и подвела под искру раскрытые ладони — та плавно опустилась к ней в руки. Повернувшись, богиня бережно понесла сгусток энергии назад, к Мелиссе. Та стояла, уже тоже разведя руки в стороны, и смотрела на аватара с беспокойством на лице.

— Расслабься, — сказала Фериссия, приблизившись. — Просто позволь ей войти.

Кивнув, Мелисса закрыла глаза и запрокинула голову. Богиня медленно провела ладонью по её животу, а потом с большой осторожностью поместила сияющий сгусток ей в солнечное сплетение.

Мелисса издала слабый стон. Вокруг вспыхнул янтарный свет, впился в её тело, окутал его, поднял в воздух. Лицо жрицы задёргалось — потоки энергии, бушующей вокруг, лизали его, то позволяя мышцам расслабиться, то заставляя их напрячься до дрожи, а то формируя из них лицо Димеоны. Контур тела двоился — мне казалось, я вижу обеих жриц сразу, наложенных одна на другую, как если бы они каким-то чудом заняли общее место в пространстве. Магический шторм набирал силу, и вскоре Мелиссу — по крайней мере, ту, что состояла из плоти, — не стало видно за яркими всполохами, сливающимися в сплошное сияние. Какое-то время не было видно ничего, кроме сферы бушующего огня. Наконец, Фериссия ударила в ладоши, и всё разом стихло.

Когда камера сфокусировалась, перед аватаром стояла лишь одна жрица.

Загрузка...