Когда на следующее утро я вошёл в Управление, в нём царило обычное для этого времени суток оживление: волшебники группами и по одному входили в высокие двери, сновали по лестнице, толпились с исходящими паром чашками возле буфета. Студенты рыскали по фойе и, кажется, кого-то искали. У стойки Яна выстроились сразу четверо посетителей, и все требовали к себе внимания. Я поднялся прямёхонько на второй этаж и направился в то крыло, где располагался кабинет шефа, но дверь, увы, была заперта. В библиотеке старого мага тоже не оказалось. Я спустился снова в фойе, заглянул на всякий случай в буфет и направился к конторке. Ян, когда мне удалось до него докричаться, сообщил, что начальник сейчас на собрании и вот-вот должен освободиться. Я взял ключ от своей комнаты и направился в собственные покои.
Кабинет достался мне в наследство от лаборанта по кличке Спиноза — при переходе в соседний отдел тот в шутку сказал, что завещает помещение мне, и его, как водится, поддержали. К привилегии я относился сдержанно — мало кому из аспирантов выпадает подобная честь, но, с другой стороны, и до конца второго семестра дотягивают не все. Сейчас, по прошествии года, комната была на сто процентов моей — даже студентов, всеми правдами и неправдами пытавшихся увести у меня чайный стол, я кое-как отвадил. Я отпер дверь, бросил заплечную сумку Даффи на гостевой стул, где обычно держал рюкзак, и направился к своему рабочему месту.
Стол был покрыт пылью и завален бумагами. Я уселся в продавленное кресло и взял верхний лист — это оказался черновик моего отчёта об амазонках. Даже удивительно, насколько мелочными показались мне собственные переживания, связанные с этим заданием, сейчас, по прошествии всего-то четырёх дней, в течение которых я успел спровоцировать драку, разворотить таверну, прозевать покушение на туристку, высадить восемь мегакэрроллов за три минуты, угодить с туристкой в тюрьму и потратить пару своих окладов на тряпку. Интересно, подумал я почти с ужасом, неужели мои нынешние приключения тоже покажутся ерундой в сравнении с тем, что ждёт меня, скажем, через неделю? Нет, вряд ли: теперь со мной Василиса, верный гарант контроля над ситуацией, а это значит, что дальше всё пойдёт как по маслу. Я отложил отчёт в сторону и взял из стопки следующий листок.
Ничего интересного — это я пытался разогнуть интеграл Гофмана, используя криволинейные координаты Горшева. Интеграл я, конечно, так и не разогнул — он вообще аналитически не берётся — но зато сам почти поверил в то, что в якобиане ошибка, да ещё и пристал с этим к Пеку, а тот отправил меня искать истины такой дальней дорогой, что я вконец разуверился в комплексном исчислении. Жаль, ведь могла бы быть нобелевка, как любит шутить в таких случаях Крымов. Я отложил интегралы и стал копаться в бумагах дальше.
Больничный, не отданный шефу («Да верю я Вам, верю! Избавьте Вы меня уже от этой своей бюрократии!»). Исследование по Топи — ничего нового, но хотя бы не напортачил. Проект статьи для журнала — писали совместно с Гришиным, он должен теперь переписываться с редакцией. Проект статьи в стенгазету — бездарно, зато, по крайней мере, своё. Пророчество из Исаева. Разгаданное судоку.
Я встал с кресла и подошёл к чайному столику. В цельнометаллическом бойлере, свидетеле сразу нескольких ушедших эпох, ещё оставалось немного воды — я щёлкнул кнопкой и вернулся за стол. Под расчерченным японским кроссвордом обнаружились распечатка статьи (Пек обещал рассказать) и неудачный шарж на Федотова — не умею я рисовать, а жаль. Под всей этой макулатурой обнаружилась книга — монография Штуцера: седьмой раз продляю в библиотеке и всё никак не могу дочитать, потому что тоска смертная. Под талмудом обнаружилась толстая тетрадь в клеточку — я застонал и расплылся в кресле.
...Такие тетради копят всё самое ценное, что мне удаётся извлечь из своего аспирантского прошлого. Сначала я было записывал вообще всё, но быстро понял, что это — путь в никуда, поскольку крупицы нужной информации совершенно терялись среди диких бессмысленных выкладок. Тогда я начал, как все, работать преимущественно на бумажках, переписывая в тетрадь только то, в чём был абсолютно уверен. Это помогло. Получилось нечто вроде аспирантского дневника — полевые заметки в нём лихо перемежались какими-то формулами и цитатами из популярных источников, но с ним, по крайней мере, можно было работать. Что мне не нравилось в новом формате — так это то, что он со всей очевидностью показывал, что я не справляюсь.
О, нет: дело было отнюдь не настолько плохо, чтобы кто-либо предлагал мне сменить сферу деятельности. Скажу больше: у меня уже очень давно не возникало сомнений в том, что я, в конце концов, с грехом пополам защищусь и продолжу работать по специальности — не может не сдать экзамена человек, у которого уже год как свой кабинет в Управлении, которого знает почти весь отдел и который по вечерам пьёт чай с директором заведения. Нет, тут дело было в другом: как бы я ни обманывал себя относительно собственных никудышных способностей, и сколько бы времени ни ушло у меня на написание диссертации, в глубине души я по-прежнему не был уверен, что всё это мне надо.
Внешне это не проявлялось почти никак: с работой, которую мне давали, я справлялся на средненьком уровне, компенсируя отсутствие особых талантов ответственностью и исполнительностью. Но вот если бы кто-то начал смотреть глубже, то оказалось бы, что по-настоящему выдающихся дел у меня за душой как не было, так и нет, и что за два года я не смог даже найти для себя направление, которое мог бы назвать основным. Тетради показывали это со всей очевидностью: за всей работой — впрочем, весьма большой и проделанной весьма добросовестно — не стояло никакой общей идеи, а её результаты — достаточно скромные — могли пойти единственно в диссертацию, которая сначала будет со скрипом защищена, а потом так и уйдёт в архив невостребованной.
Для протокола. Я вовсе не настолько тщеславен, чтоб мучиться из-за того, что мой «кирпич» не окажется гениальным настолько же, как работы создателей Сказки, труды Врума, статьи Гедельштайера или нынешние семинары Осадько. И я давно смирился с тем фактом, что до уровня Гертруды и Василисы мне никогда не подняться. Слух о том, что Пек защитился в шестнадцать лет, тоже уже перестал задевать моё самолюбие. Из-за чего мне действительно бывает обидно — так это из-за того, что у Василисы, у Пека, у Леи и у Аполлона Артамоновича, когда они говорят о работе, горят интересом глаза, в то время как мне остаётся кивать, следя за тем, чтоб выраженье лица не выдало ненароком того, что я обо всём этом думаю.
Я прошёл через комнату и налил себе чаю. Потом я сел и вновь погрузился в самокопание.
...Порой я жалею, что не чертовски бездарен и не непроходимо туп — тогда у меня, по крайней мере, были бы повод и формальное оправдание к тому, чтобы покинуть эту шарашку и начать искать свою долю в чём-то другом. Проблема в том, что сейчас, сидя за этим столом, я совершенно не представляю, что там, за Внешней границей, могло бы меня ждать такого, ради чего стоило бы начинать шевелиться. Управление развращает — мне доводилось работать в коммерческой фирме, и я понимаю, что заниматься абы чем лучше в комфортных условиях: чай в рабочее время, валяние дурака вместе с коллегами и полуприкрытые глаза руководства в наши дни дорогого стоят. Человек менее чистоплотный просто махнул бы рукой и плыл по течению — я знаю таких. И всё-таки я как последний дурак в глубине души продолжаю надеяться, что вдруг распахнутся какие-то двери и жизнь подарит мне шанс, от которого всё изменится — с каждым новым заданием, с каждой новой неделей. Вот только...
Я вздохнул и повернулся к окну. В Сказку я попал не в таком юном возрасте, как некоторые, — мне было двадцать четыре. Я пришёл сюда обычным туристом, но Аполлон Артамонович, который тогда ещё занимался работой в поле и которому волею судеб выпало стать моим сопровождающим, сделал мне предложение, которое я, повинуясь минутному импульсу, принял. Что-то старый волшебник увидел во мне, что-то такое... Знать бы ещё что.
Я допил чай, но продолжал сидеть, держа в пальцах ещё тёплую чашку. История моего вхождения в сказочный мир чем-то напоминала день из жизни бездомного мальчишки, который спустился в метро: какой-то прохожий, пожалев морозным декабрьским вечером беспризорника, вложил в его руку жетон, и вот паренька уже мчит волшебная лестница, и в лицо веет долгожданным теплом, а навстречу уже спешат сотни прохожих, и все они куда-то торопятся, все чем-то возбуждены, все чему-то смеются, и их раз за разом уносят разноцветные поезда, и феи с рекламных плакатов готовы исполнять их желания... Мальчишке уже может казаться, что он сам стал одним из них, из этих радостных и весёлых людей, и лишь с опозданием приходит горькая истина: в отличие от него, остальным пассажирам есть куда ехать.
Я поставил чашку на стол и заставил себя встать с кресла. В теле была тоска, идти никуда не хотелось. «Расчувствовался, — подумал я с деланым неудовольствием. — Проблемы проблемами, ну а работать кто будет?»
***
Я закрыл свою комнату и снова отправился искать шефа. Кабинет был по-прежнему заперт. Пожав плечами, я хотел уже было вернуться к себе, но тут двери Малого зала раскрылись, и оттуда высыпала целая группа волшебников во главе с Осадько. Я вытянул шею, желая увидеть, нет ли среди них Аполлона Артамоновича — действительно, старый маг вышел в коридор одним из последних, держа под мышкой папку с бумагами. Я метнулся к нему.
— А, Максим Андреевич? — шеф поднял брови и улыбнулся весьма приветливо. — Рад Вас видеть! Вы-то мне и нужны. Жаль, не знал, что Вы уже в Управлении, а то бы непременно пригласил Вас поприсутствовать... Сюда, прошу Вас!
Заперев двери зала, Аполлон Артамонович ухватил меня под локоть и, не дав мне даже раскланяться с остальными, потащил за собой.
— Располагайтесь, прошу Вас! — раскрыв дверь своего кабинета, старый маг пропустил меня внутрь и сам вошёл следом. — Присаживайтесь... Чаю?
— Спасибо, я... Пил уже.
— Ну да, ну да, — чародей, казалось, думал, о чём-то своём. — Ну-с, как там Ваши дела?
Водрузив папку на положенное ей место, маг опёрся о стол и поднял на меня взгляд внимательных серых глаз. Я вдохнул, собираясь с мыслями.
— Я бы сказал, что у нас всё идёт хорошо, — начал я осторожно. — Спасибо вам большое за Василису — она помогла всё уладить. Я имею в виду: нас выпустили из тюрьмы вчера утром. Рана у друидки поверхностная, за пару дней заживёт.
— Хорошо.
— Да. Вчера день ушёл на общение с магами — Василиса сказала, это должно укрепить отношения с Гильдией.
— Что ж... В чём-то это логично.
— Потом мы переночевали в гостинице — правда, боюсь, слегка вышли из сметы...
— Да, я знаю. Пришлите ко мне Василису Андреевну — я с ней переговорю.
— ...и сегодня с утра мы опять проповедуем. Василиса поговорила с храмовниками и сейчас обеспечивает охрану. Друидка сама тоже учится действовать более осмотрительно, горожане ведут себя довольно спокойно, и новых проблем, я думаю, быть не должно.
Волшебник вздохнул — за то время, пока я делал доклад, улыбка с его лица постепенно сошла, уступив место скуке.
— У меня всё.
— Всё? И это Вы называете «всё идёт хорошо»? — спросил шеф.
Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног.
— Эм-м-м, ну-у-у... Да? — ответил я робко, лихорадочно пытаясь понять, где же я опять напортачил. — Я имею в виду: девочка выздоравливает, охрана поставлена, проблему с тюрьмой мы уладили...
Чародей кивал.
— Вот...
— Вам нравится в Кромвеле? — спросил маг неожиданно.
— Ну... В общем, да, — я пожал плечами. — Я имею в виду: красивый город, тихий, спокойный...
— «Тихий», «спокойный», — Аполлон Артамонович сочувственно покачал головой. — Что ж... В таком случае, боюсь, я расстрою Вас, сообщив, что Магистрат проголосовал за высылку Димеоны в двадцать четыре часа.
У меня к горлу подступил ком.
— За высылку?.. Как? Почему?
— Потому что она опасна для окружающих, — с ехидной улыбкой сообщил маг, явно кого-то передразнивая. — Видите ли, людям свойственно опасаться, даже если эти люди — высокопоставленные волшебники.
— Но сами-то вы так не считаете? — спросил я.
— Ох, Максим Андреевич, — мой начальник покачал головой. — Я Вас умоляю... Скажите, пожалуйста: в чём заключается Ваше задание на этом проекте?
— Обеспечивать безопасность, — ответил я без запинки. — Обеспечивать безопасность друидки, в том числе — её безопасность для окружающих.
— Что ж, Вы с этим справились, — с кислой миной констатировал шеф. — Я Вам даже больше скажу: Вы благополучно завернули свою подопечную в вату и можете теперь быть уверены, что она ненароком не разобьётся.
— Эм-м-м... И в чём здесь противоречие?
— А противоречия нет, — ответил маг резко. — Могу похвалить Вас за прекрасно выполненную работу.
Он повернулся и пошёл к окну. Я молчал.
— Ваша беда, Максим Андреевич, в том, что Вы чересчур дословно следуете приказам, — снова заговорил волшебник, не поворачивая ко мне головы. — Вы почему-то считаете, что этим в нашем деле можно чего-то добиться... Вот скажите мне: по Вашей логике, чем туристка будет заниматься сегодня?
Я пожал плечами:
— Она будет проповедовать в городе.
— А чем она будет заниматься завтра?
— Она будет проповедовать в городе... — сказал я несколько неуверенно.
— Вот как? Замечательно! А скажите-ка мне, чем Ваша подопечная будет заниматься через неделю... Нет, через две?
Я молчал.
— Не знаете? А я Вам скажу: она будет проповедовать в городе! — Аполлон Артамонович повернулся ко мне, на его губах играла улыбка.
Я вскинул в голову:
— Что в этом плохого?
— А что в этом хорошего?
Я пожал плечами:
— Она за этим пришла.
— И что? Какое отношение это имеет к развитию сказки? Емеля, если Вы помните, вообще за водой шёл.
— Я думал, у нас свободный сценарий.
— Сценарий? А в чём он здесь? В том, что девчонка и дальше будет долдонить о милости леса, покуда не надорвёт глотку? Весьма увлекательное приключение — Вы не находите? — волшебник перевёл дух. — Ну, ладно, ладно, к чему я клоню: Вы совершенно забыли о том, что непременным условием развития любого сюжета является — что?
— Конфликт, — ответил я мрачно.
— Именно! И до тех пор, пока в Вашем варианте сценария такой конфликт не представлен, я не вижу причины, по которой друидка вообще должна оставаться в Сказке. Приключение — это не срок, который непременно надо отбыть, а развитие. Препирательство с пьяной толпой — это, простите меня, не сценарий, это так — зарисовка...
Я молчал. Волшебник посмотрел на меня чуть добрее.
— Не думайте, я Вас не ругаю, — сказал он уже гораздо мягче. — Просто Вы попросили меня объяснить, что я думаю, и я Вам объяснил. Вы ведь видели свою нимфу, Вы знаете, на что эта девчонка способна. Вспомните сцену на площади — она высадила столько энергии, что едва не дошло до вмешательства местных оперативников! И Вы хотите, чтоб такой человек коротал свои дни за проповедями, к которым — будем честны — никто никогда не прислушается?
— Что вы предлагаете? — спросил я хмуро.
— Да практически ничего, — Аполлон Артамонович пожал плечами. — То же самое, что и в самом начале: пройдитесь по миру, посмотрите вокруг... Можете заглянуть в Сивелькирию — там гадюшник такой, что уж точно скучать не придётся. А «спокойный» и «тихий» Кромвель... Давайте-ка про него просто забудем, ладно?
***
Получив свой разнос, я вернулся в город, разыскал в толпе Василису и передал ей распоряжение шефа явиться к нему. Волшебница восприняла вызов спокойно и, проинструктировав меня на предмет того, кто из сегодняшней публики кажется ей наиболее подозрительным, отбыла в Китежград.
Я окинул глазами площадь — всё было спокойно. Димеона перестала быть новостью, и ажиотаж вокруг неё спал — гогочущие молодчики утратили к ней интерес, и даже набожные старушки смотрели на неё хоть и с неприязнью, однако же без агрессии. Голос юной жрицы разрезал плотный июльский воздух. Солнце поднялось уже высоко, начинало понемножечку припекать. В небе летали чайки.
Я ещё немного покрутил головой и остановился взглядом на проповеднице. То ли Васевна успела преподать ей основы ораторского искусства, то ли сама девочка привыкла к своей новой роли, но только теперь говорила она гораздо спокойнее, без надрыва. Результат был ошеломляющий — два-три человека из нескольких десятков собравшихся её действительно слушали. Горюшко моё луковое, подумал я почти с нежностью, ну и куда же я тебя поведу? Аполлон Артамонович, конечно, прав в том плане, что девочка может больше, чем бестолково чесать языком день за днём, вот только придумать сценарий, в который она бы действительно вписалась, не так-то просто. Взять Вебезеккель: если она каждый раз будет так реагировать, когда что-то идёт не по плану, то, боюсь, очень скоро нас вышлют не только из Кромвеля, но и из фэнтези-сектора, а то и вовсе сотрут с лица Сказки. Ну, ничего, ничего, время есть — у меня ещё почти сутки, а этого с лихвой хватит, чтобы с Василисиной помощью что-нибудь да придумать.
— Господин Даффи?
Я обернулся. Рядом со мной стоял Ларри Гнутт и улыбался одной из самых гадких улыбочек, которые мне доводилось видеть.
— Мистер Гнутт? Чем обязан?
— Что вы! — стражник взмахнул руками. — Что вы! Это я вам премного обязан после всего того, что вы сделали для нашего города.
Я молчал.
— Я слышал, вас и вашу подельницу взяла под своё покровительство Гильдия магов? — продолжал Гнутт после паузы. — Очень разумно! Я имею в виду: учитывая то, что произошло на этом месте два дня назад, очевидно, что молодой леди необходима охрана.
— Вы за этим пришли? — спросил я. — Чтобы поиздеваться?
— Поиздеваться? Ну что вы!.. — любезный оскал командира вебезеккельской стражи начинал действовать мне на нервы. — Я просто хотел увидеться со старым приятелем, да ещё дать один важный совет.
— Я слушаю.
— Мистер Даффи! — полицай взял меня за пуговицу, его глаза лучились любовью. — Я бы рекомендовал вам и вашей подельнице быть крайне осторожными, если по какой-то причине вам вдруг придёт в голову покинуть город.
Я опешил:
— Вы мне угрожаете?!
— Напротив! Я забочусь о тех, кто мне дорог. Я имею в виду: дороги нынче небезопасны, мало ли что может случиться с наивной неопытной девушкой, даже если она путешествует с компаньоном навроде вас. Да и вам, наверное, будет не очень-то просто разобраться с разбойниками, если тех будет достаточно много, как вы считаете? Думаю, самым разумным для вас было бы нанять охрану. И, да: если здесь, в городе, вам что-то покажется подозрительным, немедленно дайте знать командиру Зувру, а лучше — бегите со всех ног в свою гильдию. Вы ведь сами сказали: стража не всегда справляется со своими обязанностями!.. Ну ладно, ладно, — он похлопал меня по руке, будто старого друга. — Я вижу, я вас утомил. Не смею больше задерживать... И — да! — оглядывайтесь: иной раз крайне полезно знать, что находится у вас за спиной.
Бросив на меня ещё один хищный взгляд, мистер Гнутт, наконец, развернулся на каблуках и пошёл прочь, лавируя между прохожими. Я смотрел ему вслед и боролся с искушением прямо сейчас пустить стрелу ему в спину.
Вернулась Васевна — вид у неё был цветущий, словно её вызывали не на ковёр, а, как минимум, на банкет.
— Ну как?
— Замечательно! — волшебница улыбнулась. — Старик оформил нам расширение сметы, так что можем ни в чём себе не отказывать.
Я покачал головой:
— Я даже не буду спрашивать о том, как ты это делаешь...
Василиса показала язык:
— Подход! Подход к людям надо иметь! Могу научить, если хочешь.
— Я весь внимание.
— Значит, так: надеваешь короткую юбку...
— Ой, ну тебя!..
— Да, ещё! Магистрат говорит, чтобы мы убирались из города — я так понимаю, ты в курсе?
Я мрачно кивнул.
— Эй, ты чего будто в воду опущенный?
Я посмотрел на друидку.
— Помнишь стражника, который вчера во время допроса сидел в кабинете у Зувра?
— Это которому вы разворотили форт, дворец и две башни?
— Трактир. Там был просто трактир.
— Угу, помню, и что?
— Он приходил объявить нам вендетту.
— Ну, не принимай близко к сердцу! Ну, умрёшь, ну, родишься...
— Да я за туристку волнуюсь.
— За какую — за эту, что ли? У которой ранение за пару дней заживает и которую тюремщики до полусмерти боятся?
— Василис, не юродствуй!
— Ла-а-адно! Присмотрим за девочкой — чай, не впервой. Ну, так что, ты придумал, куда мы завтра двинем?
— Пока — нет.
— Хорошо, у меня в таком случае есть такой вариант...
Предложения Василисы вертелись, само собой, вокруг посещения тех уголков фэнтези-сектора, которые ей были наиболее интересны: пользуясь пробелами в моём знании местной географии, волшебница пустилась в долгое, красочное описание открывающихся перед нами перспектив. Сначала я слушал скептически, но, в конце концов, махнул рукой: волшебница не хуже меня знала, что главным действующим лицом будущих приключений должна оставаться друидка, и не было большой беды в том, что кто-то из нас оторвётся с ней наравне.
— Короче: если ты сможешь обеспечить её безопасность, я — за, — подытожил я, когда моя напарница, наконец, замолчала.
Василиса вылупилась на меня:
— Безопасность? Макс, ты о чём?! Это — Сказка, она по определению не может быть безопасной, иначе это будет не приключение, а детский утренник.
— Василиса!
— Ой, ла-а-адно!.. — волшебница закатила глаза. — Конечно же, не отдам я твою друидку на съедение оркам — я ведь знаю, что нас тогда отзовут назад в Русский и халява закончится.
— Спасибо на этом... — проворчал я.
Чародейка упёрла руки в бока:
— Так, я не поняла: чего это ты так переживаешь за эту девчонку? Ты в неё не влюбился часом?
— Да нет... С чего ты взяла?
— Смотри у меня!
— Тебе-то что?
— Мне, может, завидно! Я, может, ревную!
— А есть повод?
— Конечно! Я, может, тоже хочу выгуливать какого-нибудь Шварценеггера, а вместо этого ошиваюсь тут с твоей барышней.
— А я-то надеялся...
— Не ревнуй! Ты у нас тоже мачо!
Так, за обменом любезностями, мы набросали примерный сценарий — путешествие вглубь сектора Фэнтези с посещением интереснейших его мест. Я боялся, что самым трудным будет заставить нимфу выйти из города, но у Василисы и на это был заготовлен железобетонный ответ: будучи натурой отзывчивой, наша друидка вряд ли откажется помочь страждущему — в особенности ребёнку — а, раз выманив её за городские ворота, нам останется только подливать масла в огонь, следя за тем, чтобы кривая тропа приключений уводила туристку всё дальше и дальше от Кромвеля. Это было в некотором роде нечестно по отношению к девочке, но практика была, в общем, стандартной, так что, скрепя сердце, я согласился. Чародейка была полна решимости отправиться в путь немедленно, но я решил отложить исход до завтрашнего утра — совесть не позволяла мне вот так взять и оторвать нимфу от любимого дела, не дав даже закончить проповедь. Василиса надулась, но спорить не стала.
***
Мы возвращались в гостиницу. Вечерело. День выдался жаркий и длинный, и мы с Василисой, даром что весь его пробездельничали, чувствовали себя довольно измученными, а Димеона, у которой и маковой росинки с утра во рту не было, и вовсе, казалось, клевала на ходу носом. «Поужинаем — и спать, — думал я, устало переставляя ноги. — А ведь завтра с утра в такую даль переться!..» Я скосил взгляд на друидку — та шла, уставившись себе под ноги, и понятия не имела о водовороте ярких событий, который должен завертеть её завтра утром. «Прости меня, девочка, — подумал я, отчего-то вздыхая. — Я не хотел тебе мешать, это всё они придумали... Прости».
— Госпожа Димеона!
Неожиданный возглас заставил нас всех обернуться. Из боковой улицы к нам бежал толстенький человечек в остроконечной шляпе и балахоне, какие носят местные маги.
— Госпожа Димеона! — позвал он ещё раз, подбегая.
Мы остановились. Приблизившись, человечек упёр руки в колени и какое-то время тяжело дышал, хватая раскрытым ртом воздух, а после стал сбивчиво объяснять, что он-де собрал какой-то эксперимент, который у него не работает, и что если б друидка могла посмотреть — одним глазком, всего на одну минуточку! — то его признательность бы не имела границ. Наклонившись к моему уху, Василиса поведала, что это — один из тех клоунов, которые давеча уговаривали её привести нимфу в Гильдию. Я вздохнул — похоже, ужин откладывался.
Димеона смотрела на волшебника без энтузиазма, но привычка всем помогать и за всё быть в ответе возобладала, так что в конце концов девочка наклонила голову:
— Хорошо, но только не очень надолго, ладно?
Просияв, маг рассыпался в благодарностях и клятвенно заверил друидку, что всё предприятие займёт не больше минуты её драгоценного времени и что ей нужно будет лишь посмотреть, что же именно он сделал не так, а уж дальше он сам как-нибудь разберётся.
— Только взгляните, только посмотрите! Одну лишь минуточку! Всё сделал, как вы рассказывали, а оно не работает, хоть ты тресни! Сюда, пожалуйста!
Продолжая болтать, он сцапал юную жрицу за руку и, забыв про свою одышку, потащил за собой, так что нам с Василисой пришлось припустить со всех ног, чтобы не отстать от них.
— Я уже и так с ним, и этак — а оно не работает, и всё тут... Сюда, пожалуйста — здесь короче! Вот так...
Волшебник свернул в переулок, увлекая девушку за собой. Мы поспешали за ними шагах в десяти.
— Предупреждаю: если это затянется дольше, чем на десять минут, я пойду за сосисками, — сказал я чародейке. — Тебе что купить?
— Мне? — Василиса задумалась. — Мы сейчас куда, в Гильдию? Там неподалёку есть такой миленький скверик, в котором продают... ...МАТЬ!!!
Последнее восклицание было адресовано не мне. Волшебница рванулась вперёд, и я припустил за ней следом, потому что толстенький маг, трусивший впереди, вдруг резко втолкнул тщедушную девушку в проём в стене одного из домов и сам проворно нырнул за ней следом. Василиса в два прыжка достигла места событий, но тяжёлая дверь к тому времени уже успела захлопнуться. Отчётливо лязгнул засов. Чародейка толкнула обитую металлом створку — разумеется, безрезультатно.
— Отойди! — прохрипел я.
В переулке практически не было места, чтобы разбежаться. Я оттолкнулся от противоположной стены и со всей дури обрушился на дверь — та даже не вздрогнула. Я завыл, потирая ушибленное плечо.
— В сторону! — волшебница буквально отшвырнула меня из проёма и принялась лихорадочно шарить у себя в сумочке. — К чертям дверь!
Выхватив розовый мелок, она взглянула на небо и, быстро сориентировавшись по сторонам света, принялась рисовать на двери замысловатую руну. Я смотрел на её творчество с уважением.
— Это из какого аркана?
— Макс, отойди, кому говорят! — прорычала чародейка, отталкивая меня в сторону. — Долбанёт — мало не покажется!
Гоня меня перед собой, она отошла на несколько шагов и медленно подняла руку, прицеливаясь волшебной палочкой в центр фигуры.
— Энтро...
Завершить заклинание она не успела: внутри кто-то вскрикнул, снова брякнул засов, и дверь медленно, со скрипом, начала открываться. Чертыхнувшись, Василиса опустила руку.
Створка приоткрылась чуть-чуть, и в щель протиснулась Димеона. Руки она держала сцепленными за спиной, глаза — опущенными к земле. Оказавшись напротив нас, друидка прикрыла дверь и стала покачиваться из стороны в сторону, словно примерная ученица. На её губах играла улыбка. У меня отлегло от сердца.
— Димеона, с тобой всё в порядке? — спросил я.
Девочка не ответила — только заулыбалась сильнее, обнажив зубы, и захихикала как-то странно. Глаз её я, как и прежде, не видел.
— Мы волновались, — сказал я укоризненно.
— Вы волновались, — с непонятной интонацией пробурчала друидка себе под нос и вновь захихикала — теперь уже откровенно по-издевательски.
Я почувствовал себя уязвлённым.
— Что...
Я хотел сделать шаг вперёд, но рука Василисы упёрлась мне в грудь.
— Максим, — произнесла волшебница, направляя палочку на вышедшую из двери. — Это не она.
— Но это она! — возразила лесная жрица, вскидывая голову. — Это я, Димеона!
Она подняла веки — глаза её вспыхнули жёлтым огнём. Рука Василисы, всё ещё удерживавшая меня позади, напряглась.
— Неправда! — ровным тоном произнесла чародейка. — Мы знаем, кто ты такая!
«Правда?» — подумал я. Димеона склонила голову набок.
— Я знаю, кто вы такие, — сказала она. Голос у неё был чужой.
Она сделала два лёгких шага в сторону и, проскользнув мимо нас, оказалась на середине переулка. Василиса подняла руку с палочкой чуть выше:
— Стоять!
— Ты боишься меня? — спросила желтоглазая проповедница с удивлением. — Ты думаешь, я собираюсь сделать с тобой то же, что с этими? Ну же, не стоит! Если бы я хотела, я бы сделала это, пока вы спали.
— «С этими?» — подумал я и только потом понял, что произнёс это вслух.
Друидка равнодушно кивнула на дверь.
— Там четыре трупа, — сказала она, разведя руками — стало видно, что ладони её испачканы в чём-то буром.
— Что... — чародейка откашлялась. — Что ты хочешь?
Женщина пожала плечами.
— Чтобы вы отвязались от моей девочки, — сказала она. — Чтобы вы не мешали ей ходить, где ей вздумается, и нести слово Леса. Чтобы перестали рассказывать о том, что можно, а что нельзя. Думаешь, я не знаю, зачем вы здесь?
— Иначе? — спросила Васевна.
Жёлтые глаза жрицы смотрели на неё неотрывно.
— Ах, вот, что вы задумали!.. — произнесла она словно в задумчивости. — Её присутствие для вас неудобно, и потому Вы решили уводить ребёнка всё дальше и дальше от города? Какие же вы трусы!..
— Что ты сделаешь, если мы не отступимся? — повторила волшебница.
— Я сделаю так, что вы пожалеете, — неожиданно резким голосом ответила завладевшая телом друидки. — Вам придётся иметь дело со мной — и, поверьте, это не будет легко. Ясно тебе?
— Всё сказала? — Василиса выступила вперёд. — А теперь ты послушай меня. Уходи отсюда. Убирайся туда, откуда пришла. Не смей больше мучить девочку — отпусти её, слышишь?!
— Иначе?
— Иначе я сделаю так, что она не сможет больше приблизиться ни к одному поселению диких людей, а этого ты не хочешь.
Проповедница покачала головой.
— Так наивно, — сказала она, улыбаясь. — Ты думаешь, если я отпущу её, ты сможешь вечно кормить её своей ложью?
Вместо ответа волшебница чуть качнула палочкой, над кончиком которой зажглась ярко-алая точка.
— Всё, что мне нужно сделать, — не обращая на неё никакого внимания, жрица снова двинулась в сторону, и под давлением руки Василисы мне пришлось отступить на два шага. — Всё, что мне нужно сделать, — это открыть девчонке глаза на то, кто вы есть. Она думает, вы — друзья? Уверяю тебя: после того, что я ей покажу, она и думать забудет о том, чтобы быть с вами рядом. Не веришь? Сейчас я уйду, и ты сама всё увидишь.
Чародейка сделала мне рукой знак, которого я не понял. На всякий случай я отступил ещё на полшага. Друидка медленно развела руки в стороны и запрокинула голову. Ладони её окутало янтарное сияние. Палочка плясала в руке Василисы.
Несколько секунд проповедница была неподвижна. Наконец, свет вокруг её рук стал меркнуть, и, опустив голову, она подняла веки. Было уже довольно темно, но я мог отчётливо видеть и её лицо, и привычно серую радужку глаз. Мгновение нимфа смотрела на нас будто спросонок — затуманенным, неосмысленным взором. Затем что-то в ней вдруг переменилось, затронув её сразу всю: выражение лица, позу, взгляд. Димеона посмотрела мне прямо в глаза — этот взгляд полоснул меня, словно бритва. Затем она перевела взгляд на Васевну — в глазах её закипали горечь и злость. В какой-то момент мне даже казалось, что сейчас друидка ударит волшебницу, но вместо этого девушка вдруг зашмыгала носом — глаза её оказались сразу на мокром месте — а затем обхватила лицо руками, развернулась и бросилась бежать прочь, на ходу начиная реветь. Спина её была перепачкана в чём-то тёмном. Василиса напряглась, словно собиралась ринуться следом, но я придержал её за запястье. Волшебница посмотрела на меня удивлённо:
— Макс, я...
— Спокойно, — сказал я. — Объект не преследовать.
— Но...
— Это не бешеная русалка, — продолжал я с нажимом. — Это всего лишь маленькая перепуганная девчонка, которая на нас очень сильно обиделась. Давай посидим.
Я отпустил чародейкину руку. Васевна всё ещё смотрела на меня неуверенно:
— Но если она...
— Если набедокурит, всю ответственность я беру на себя.
Волшебница смотрела на меня со странным выражением.
— О’кей, господин руководитель проекта, давай посидим, — наконец согласилась она.
Мы сели прямо на пыльные плитки брусчатки, прислонившись спинами к стене дома напротив дверного проёма, чуть не ставшего роковым для нашей туристки. Повисло молчание. Я ткнул волшебницу кулаком в плечо:
— Хороши же мы с тобой, а?
— Угу... — чародейка, казалось, думала о чём-то своём. — Ты не против, если я посмотрю?
Я пожал плечами:
— Смотри.
Васевна поднялась и, сделав два осторожных шага, скрылась за незапертой дверью. Я ждал. Переулок был идеальной засадой: пустой, узкий, кривой — даже выходы из него не просматривались. Наконец, снова скрипнула дверь, и Василиса вернулась — её костюм привидением белел в наступающей темноте.
— Ну?
— Четыре трупа, как она и сказала, — ответила чародейка, вновь усаживаясь рядом со мной. — Двое магов и два по виду наёмники: один с тростью, второй с арбалетом. Твоего Гнутта среди них нет.
— «С тростью?..»
— Кинжал-трость.
— А.
— И знаешь, что странно? — волшебница придвинулась ко мне ближе.
— М-м?
— Тетива спущена, но болта нигде нет.
— Может быть, он и не был заряжен?
— Её поджидали с разряженным арбалетом?
— Ну, может быть, закатился куда-нибудь? Не с болтом же в спине она от нас убежала.
— Правда что.
Мы помолчали.
— Что теперь? — наконец, спросила волшебница.
— Сейчас будем выбираться из города, — сказал я со вздохом. — Пока на нас жмуриков не повесили. Встаём в лесу и спим. Охота — не раньше утра: вряд ли она в городе или у моря.
— Хм.
— Да, спим. Только на доклад в Управление надо кому-то сгонять... Хочешь, ты лети? Скажешь, что ситуация под контролем и что действовать будем по обстоятельствам. Заодно отменишь, чего ты там заготовила, только это... Поесть чего-нибудь захвати.
Я встал и подал руку своей напарнице.
— В Управление езжай сам, — сказала та, принимая мою помощь и поднимаясь. — Сам оправдывайся. И знаешь, что? Раз уж у нас тут такие дела, я даже соглашусь на сосиски!