Я подошёл к Димеоне. Девушка была в сознании: она сидела на голой брусчатке, опершись локтем о забытый медиками чемоданчик. Медленно, словно не чувствуя боли, она отлепила от ладони пропитанный кровью бинт, потом поднесла к ране палец и стала смотреть, как та затягивается под янтарными искрами. Под босыми ступнями жрицы пробивалась трава. Я подошёл и опустился на землю рядом с ней.
Друидка закончила с раной и подняла на меня взгляд.
— Димеона... Как ты? — спросил я.
Нимфа склонила голову на бок:
— Максим... Теперь ты такой?
Я кивнул.
— Как... Я? Живая, — сказала она. — Наверное, живая. У меня... Снова не получилось, да?
Я не ответил.
— Она опять была мной, да? — снова спросила друидка. — Это же всё я, да?
— Да.
— Понятно... — она вздохнула.
Мы помолчали. Маги развернули аппаратуру и теперь настраивали её — за тарахтением генераторов хора стало почти не слышно. Стражники угрюмо стояли кольцом вокруг здания Префектуры, до них никому не было дела.
— Что это? — спросила друидка.
— Это... Такая магия, — объяснил я. — Они не хотят, чтобы эльфы и лес тратили ещё больше сил. Сейчас они заглушат их магию, вашу магию, потом разведут вас по углам, потом...
— Знаешь, в чём главная ваша проблема? — спросила Димеона.
— А?
— Вы всё время врёте. Все, даже ты... Хотя ты и сам в дураках — тебе наврали, что так будет лучше, а ты и веришь.
Я стушевался.
— Я понимаю, — выдавил я. — Понимаю.
Друидка смотрела на меня пристально.
— А толку? — спросила она.
Я промолчал. Жрица размотала следующую повязку и теперь занималась разбитым коленом. Мимо прошли Ерёмин с каким-то техником — глава Опергруппы внимательно на нас посмотрел, но ничего не сказал.
— Вы всех делите на своих и чужих, — проводив его взглядом, сказала Димеона. — Всегда. Вы порою считаете, что думать вообще не надо — надо только примкнуть к правильной стороне, а потом лишь делать то, что велят. Вы и сами такие, и Мелиссу, я теперь понимаю, смогли сделать такой же, и меня всё пытались заставить в это поверить.
— А ты? — спросил я.
— А я? Я... Устала, — друидка тяжело вздохнула. — Я сама по себе, и это вас беспокоит. И Василису твою беспокоит, и тебя, и Мелиссу... Потому меня все соблазняют: и ты соблазняешь, и маги, и друиды, и эльфы. Вы правда думаете, что мне до всех вас есть дело?
Я молчал. Приближался закат, в его красноватом свете по площади метались тени.
— Вы всё бегаете, суетитесь, — продолжала Димеона. — Всё пытаетесь скрыть, что не знаете, что делать. А мне как с этим быть? Вы думаете, я не знаю, что решать всё снова придётся мне?
Вокруг гудели катушки. Хористы стояли на балконе и молчали — понимали, что теперь петь бессмысленно, что вся их магия просто ухнет в наши резервуары. Техники завершили наладку и теперь о чём-то советовались со стайкой волшебников.
— Видел бы ты рожу префекта, когда он понял, что я могу быть с ними, но не за них, — с усмешкой произнесла Димеона. — Я думала, он или сразу меня прибьёт, или орать начнёт, как обычно... Но он — молодец, сделал вид, что не понял. Но вы почему-то все думаете, что главное — обмануть, увлечь, склонить на свою сторону, и никто не задумывается при этом, чем всё это закончится. Даже сейчас: вы что, правда считаете, что эльфы сидят у себя взаперти и ждут, когда ваш этот, в шляпе, разрешит им опять командовать? Или вы, как обычно, решаете судьбы мира, так что думать вам некогда?
— Димеона, — сказал я со вздохом. — Ты точно сейчас не Мелисса?
Девушка посмотрела на меня с неожиданной злостью.
— Я — это я, — сказала она, тщательно выговаривая каждое слово. — И то, что вы думаете, что я ненастоящая, вовсе не даёт вам права относиться ко мне, как к игрушке.
— Извини...
Друидка смотрела куда-то мимо меня.
— Вы всё суетитесь, — продолжала она. — У вас всё нет времени оглядеться по сторонам. Почему бы не сказать мне прямо: девочка, иди, долг зовёт? Но нет, вы до последнего будете делать вид, будто решите всё сами, а я... Я устала.
Из здания Префектуры вышел эльф. Подойдя к стоявшей в стороне Осадько, он нагнулся и что-то сказал ей. Та посмотрела на него несколько удивлённо, покачала головой и отвернулась. Эльф пожал плечами и скрылся в подъезде.
— Сейчас начнётся, — сказала жрица, поднимаясь.
***
В центре площади что-то бухнуло. Взвыли сирены. Я было подумал, что это, захлебнувшись мощностью, взорвался кольцевой резонатор — теоретически подобное было возможно, хотя на практике столько энергии нужно было ещё поискать. Потом я повернул голову и увидел, что из окон Префектуры летят в сторону разбитого магами лагеря ещё несколько бомб. Из-за тёмного здания выбегали стражники. Маги и оперативники забегали, засуетились, начали судорожно разворачивать барьеры, сбили с траектории одну бомбу, но с самого начала делалось ясно, что остановить регулярную армию они не смогут — не в ограниченном пространстве площади.
Эльфийские маги метали в волшебников Управления стрелы холода и огня. С башен им помогали лучники. Один из стражников сумел прорваться к шкафам с оборудованием и с размаху ударил алебардой по протянутому по земле силовому кабелю — сверкнула короткая вспышка, пахнуло палёным, и целая секция погасла, обесточенная.
— Командный центр! Не дайте им добраться до командного центра! — кричал Аполлон Артамонович.
Над площадью начал медленно разворачиваться, переливаясь, защитный купол, но в этот момент металлический наконечник стрелы угодил в центральный трансформаторный блок. Трансформатор сверкнул, задымился, купол взморгнул и исчез. В какофонию вплелось ещё несколько сирен.
Грянул хор. В центре площади, там, где располагался командный пункт, образовалась воронка: воздух вращался, затягивая в себя людей, кабели и целые шкафы с оборудованием. Словно этого было мало, из-за крыш с рёвом вынырнули два дракона с эльфами на закорках. Спикировав, они дохнули огнём — основной генератор закашлялся и умолк, два резервных пошли вразнос, но ненадолго — к ним уже приближалась эльфийская кавалерия.
Я смотрел на происходящее — и не мог в него поверить: вид закованных в латы стражников, сражающихся с передовой электроникой, был слишком фантасмагоричен. Маги сбились в кучку — вокруг них уже стояли кольцом стражники. Оперативники пытались вырваться из окружения — их отстреливали без всякой жалости. Под обрывом сверкало, бухало и шипело — теперь, когда компенсаторы отключились, лесу противостоял только хор. Певцы слаженно вытягивали ноты, по их напряжённым лицам бежал пот.
— Вот так... — тихо произнесла Димеона. — Даже перед лицом смерти некоторые из вас не способны отвергнуть гордыню.
Я вскочил, беспомощно оглянулся на друидку — та стояла, глядя на поднимающиеся над техникой Опергруппы языки пламени. Простучали металлические сапоги, и семеро стражников выстроились вокруг нас полукольцом, держа луки наизготовку. Я медленно поднял руки, но на меня никто не смотрел — их интересовала лишь Димеона.
— Я... Пойду, — сказала та, словно не видя.
— Стоять! — рявкнул командир взвода. — Стой, стрелять будем!
Словно не слыша, Димеона сделала шаг. Один, второй, третий. Её походка была спокойна и грациозна, платье покачивалось в такт шагам. Она шла с таким видом, словно была здесь полноправной хозяйкой, а весь этот мир вращался вокруг неё одной. Наверное, так должна ходить верховная жрица, ловя на себе восхищённые взгляды толпы. Я изо всех сил надеялся, что она знает, что делает.
Луки дёрнулись. Один, второй, третий... Седьмой. Семь стрел прошили фигуру друидки. Даже не вскрикнув, девушка упала на землю, будто подкошенная. Ветер подхватил подол эльфийского платья и накрыл её с головой, словно саваном.
Я пребывал в каком-то странном оцепенении. Мозг отказывался воспринимать происходящее всерьёз, отказывался реагировать.
— Не оставлять раненых, добить её! — скомандовал офицер.
Димеона лежала на прежнем месте, скрытая складками платья, но мне вдруг показалось, что там, в глубине, что-то происходит — поверхность ткани ходила едва заметными волнами. Один из стражников обнажил меч и двинулся к нимфе. Внезапно из складок платья появилась когтистая лапа и, не замахиваясь, одним движением сбила храбреца с ног.
— Прикончить её, немедленно!
Ткань отлетела в сторону. На месте друидки сидел, изготовившись для прыжка, зверь, какого я прежде не видел: глаза его горели огнём, шерсть на загривке стояла дыбом, с клыков капало.
— Что вы стоите? Добить!
Несколько стрел вылетели и застряли в толстой шкуре зверя — тот не обратил на них никакого внимания. Один из стражников попытался загородить ему путь — клацнули челюсти, и обезглавленный труп упал на камни. Ещё несколько стрел вошли в спину оборотня — тот огрызнулся, сбил лапой на излёте брошенное в него копьё и, не теряя более времени, прыгнул на ближайший дымящийся шкаф, а с него — на следующий.
— Серебро! Серебро, идиоты!
Димеона бежала легко и изящно — не бежала даже, а перекатывалась, перетекала с одного места на другое, непрерывно меняя направление движения и стремительно сокращая расстояние, отделявшее её от решётки. Новые стрелы — теперь с отливающими серебром наконечниками — уже летели в её направлении, но пока девушке удавалось избегать их. Добравшись до основания чугунной решётки, друидка оттолкнулась от последнего уцелевшего резонатора и, не сбавляя темпа, ринулась вверх. Теперь она была вся на виду, и новые стрелы ложились плотней, ближе к ней. Пока лучники ещё промахивались, но вот один натянул тетиву, и...
— Димеона!
Зверь извернулся в прыжке и поймал древко зубами. Повиснув когтями на изгибах решётки, он повернул голову, и глаза наши встретились.
— Димеона.
На меня смотрело чудовище, машина убийства. Или нет, нет же: это была прелестная девушка, которая держала во рту цветок розы. Глаза её были ясными, губы слегка улыбались.
— Димеона...
Наваждение спало. Клацнули челюсти, и обломки стрелы полетели вниз, в пропасть. Зверь оттолкнулся всеми лапами и побежал дальше, выше, к краю решётки. Мгновением позже в том месте, где он только что был, взорвалось заклинание. В два прыжка оборотень достиг верхней точки и, миновав положение равновесия, начал падать вниз.
— Только не это!
Откуда-то из центра площади, из толпы конников, из скопления дымящихся шкафов, вынырнула Василиса в подранном, тлеющем платье и, легко оттолкнувшись от земли, рванула вверх. За её спиной хлопала пара до неприличия широких крыльев. Руки её, уже не пытавшиеся выглядеть человеческими, сплелись в сложном жесте, между пальцев сверкнул какой-то предмет. Негромкий, но совершенно отчётливый за шумом битвы и рёвом сирен, раздался хруст, как от раздавленной ампулы. Из-под пальцев вампирши во все стороны брызнула паутина трещинок, с неистовой быстротой разбегающихся по всему кристаллу реальности. Вот первые из них достигли земли, и время остановилось.
***
— Отомри!
Пек с видимым удовольствием шлёпнул меня по заднице. Я с трудом повернул голову — шея была словно ватная — и захлопал глазами.
Вокруг были серые очертания — не тени предметов, а, скорее, нечёткие воспоминания. Я попытался понять, где я, но не смог. Ощущение было странным: словно переход от тягучего сна к такой же неповоротливой яви.
— Земля, как слышно?
Я с огромным трудом заставил себя сфокусироваться на фигуре волшебника.
— О! Очухался наконец-то, — бодро отметил тот. — Ничего-ничего, сейчас привыкнешь.
— Где мы? — спросил я, озираясь.
Глаза постепенно привыкали к искажённой перспективе. Вокруг была площадь, хоть и в весьма странном, словно бы схематичном, виде. Почти вся картина была статична: кое-кто двигался, но то всё были наши, а эльфы и стражники застыли, объятые сказочным сном. Перед громадиной Префектуры завис в воздухе огромный дракон.
— С изнанки, — ответил Пек. — Зона Шаха — Гельмгольца. Теоретически описана из рук вон плохо, пространство и время здесь специфические, но жить, как видишь, можно. В экстренных ситуациях штука незаменимая.
Я вздохнул:
— Пек, скажи проще: вы что, заморозили время?
— Частично, — раздался ещё один голос. Я повернул голову и увидел Василису — та опускалась на землю, крылья за её спиной медленно складывались. — Теперь, по крайней мере, можем спокойно решить, что делать дальше... Кстати, тебе удобно?
— Да... Вроде, — я попробовал повернулся туда-сюда, тело более-менее слушалось.
— Василиса имеет в виду, что тебе не обязательно сейчас быть... Эльфийской девой, — перевёл Пек. — То есть, разумеется, если тебе это нравится, то никаких расовых предрассудков и гендерной дискриминации, но...
— Чего?..
— Максим, ты с изнанки, — с нажимом произнесла Василиса. — Просто представь картинку...
— Спасибо, — кивнул я, отмечая, что действительно становлюсь ниже ростом. — Так лучше?
— Намного, — кивнула волшебница. — Только... Пек, ты не помнишь, у Макса нос всегда такой был?
Пек скорчил важную мину, вглядываясь в мою физиономию:
— Хороший нос. Тоже такой хочу.
— Да я не про это. Он такой или нет?
— Да вроде такой...
— Да? Ну, значит, это у меня глюки.
— Вы меня для этого разбудили? — спросил я. — Чтоб мой нос обсуждать?
— Макс, не юродствуй, — Василиса улыбнулась. — С тобой люди поважней нашего хотели поговорить.
— А?
— Добрый вечер, Максим Андреевич, — раздался рядом знакомый бархатный баритон. — Извините, что прервал Ваш отдых, но у меня появилось дело, требующее Вашего самого пристального внимания.
В горле у меня в момент пересохло.
— Я слушаю.
— Максим Андреевич, — волшебник приближался, умудряясь даже здесь, в мире серых нечётких силуэтов, выглядеть безукоризненно. — Как Вы, наверное, понимаете, в настоящий момент проходит экстренное совещание, на котором вовлечённые в этот цирк стороны пытаются прийти к какому-либо компромиссу. И вот одна из них попросила, чтобы Вы поприсутствовали на нашем диспуте в качестве нейтральной стороны.
— Димеона?
— Не совсем.
— А я... Нейтрален?
— Безусловно, — старый маг улыбнулся. — Мы ведь получили от Вас заявление, помните?
Я затравленно огляделся. Василиса и Пек стояли неподалёку и слушали наш разговор.
— И где же, э-м-м?..
— В соседнем секторе.
— Далековато...
— Не бойтесь, я дам Вам маркер.
Я вздохнул:
— Не мытьём, так катаньем, да?
Старый волшебник молча развёл руками.
— Аполлон Артамонович...
— Да-да?
— Я... Можно, спрошу?
Маг выразительно посмотрел на часы.
— Коли уж вы всё равно остановили время, — попробовал я ещё раз. — Коли уж вы всё равно руками Фериссии отправили меня сюда. Коли уж я всё равно по уши влип в эту сказку. Мне кажется, или я заслужил хоть чуток информации о происходящем?
Аполлон Артамонович покачал головой.
— «Руками Фериссии...» — пробормотал он. — Молодой человек, у Фериссии не руки — у неё эти, как их, лапы... У Бутко есть превосходная иллюстрация, я Вам обязательно покажу.
Я вздохнул.
— Впрочем, Вы правы, — шеф жестом отпустил Василису с Пеком и повернулся ко мне. — Полагаю, я действительно... Уделял Вам недостаточно внимания. Вы уж простите старому магу его вечную занятость! Коли уж мы всё равно имеем некоторый кредит времени... Итак, о чём бы Вы хотели узнать?
— Обо всём, если можно, — попросил я. — И желательно с самого начала.
— Спрашивайте.
— Димеона, — сказал я. — Что она такое?
Шеф взялся за подбородок:
— Димеона? Димеона — это туристка, по паспорту её зовут...
— Аполлон Артамонович, я не это имел в виду, — прервал его я. — Мирская её биография меня сейчас не интересует.
— В таком случае, что?
— Аполлон Артамонович, — я вздохнул. — Я не первый год здесь работаю, и хоть немного, но представляю, какие бывают туристки и с чем их едят. Но Димеона... — я покачал головой. — Не станет же весь Магистрат стоять на ушах из-за обычной девчонки, верно?
Шеф молчал.
— Это какой-то эксперимент, да? — снова попробовал я.
— И да, и нет, — задумчиво произнёс волшебник. — Видите ли... Проблема с Вашей друидкой состоит в том, что, в отличие от тех персонажей, с которыми обычно приходят в Фэнтези-сектор, он проработан значительно глубже, поскольку является актуализацией того перманентного образа, что сложился в сознании нашей туристки, став, так сказать, квинтэссенцией её самости, самоотождествлением... — он посмотрел на меня и осёкся. — Хорошо, пойдём от простого. В чём разница между сектором Фэнтези и, скажем, Русским?
— В антураже?
— А ещё?
— В сценарии, в сюжетах...
Старый маг покачал головой:
— Я имел в виду нечто другое... Что происходит с туристами, когда они попадают в наш сектор?
— Приключения, — сказал я наобум. — Сказочные истории...
— Да, но... С кем именно они происходят? Я имею в виду: кем ощущает себя человек, попавший в нашу «традиционную» Сказку?
— Не знаю, — сказал я. — По-моему, никем он себя не ощущает. Как был самим собой, так и остаётся.
— Совершенно верно! — воскликнул волшебник с таким видом, словно я только что уловил суть. — Попав в Русский сектор, человек продолжает играть самого себя. О, он по-прежнему может принять участие в событиях сказочных и захватывающих, однако самосознание его не претерпевает значительных изменений: он помнит, кем он был до визита, он знает, кем он будет, когда вернётся, так что всё приключение превращается, в общем, в увеселительную прогулку.
— Хорошо, — кивнул я. — Это я понимаю.
— Отлично. Но что представляет собой фэнтези-сектор? Его вводили позднее, когда уже стало понятно, что простая прогулка по волшебной земле ещё не делает сказки, что турист при всём внешнем великолепии зачастую ощущает себя обманутым... Знаете, какие отзывы оставляли первые посетители? Вот, дескать, если б мы сами могли побыть магами или, скажем, богатырями, вот тогда бы уж мы... И так далее. И вот вырастает фэнтези-сектор. Как Вы видите, чтобы попасть сюда, уже недостаточно быть собой: Вы создаёте персонажа — неважно какого, практически без ограничений — и дальше события разворачиваются уже не для Вас, а вокруг него... Такова была первая цель. Вы следите?
— Слежу, — кивнул я. — Пока вроде понятно.
— Хорошо. Но тогда... Как Вы думаете, это сработало?
— По-моему, да. Быть Даффи у меня вполне получалось, да и потом, в образе примы...
Волшебник поморщился:
— Жаль, что Вы не были на тестировании, когда всё это лишь запускалось... Попробуйте на минуту отвлечься от того, что Вы видели, и представьте такую картину: наш турист является в Сказку и говорит: хочу быть широкоплечим охотником. Нет проблем, отвечают ему, вот Вам широкие плечи, вот Вам лук, вот Вам стрелы, идите охотьтесь. Понимаете, что произойдёт дальше?
— Нарушение правил техники безопасности, — кивнул я. — Повлёкшее по неосторожности...
— Ну, это отдельный случай, — отмахнулся маг. — Гораздо чаще всё происходит так: наш герой отправляется в лес, находит там куропатку, и вот, когда надо стрелять, он вдруг понимает, что не представляет себе, как это делать. Конечно, его можно учить, но, видите ли, отправляясь в Сказочку на три дня, не всякий согласен тратить месяц на то, чтобы научиться стрельбе из лука. Да и это ведь лишь один из аспектов: ему нужно уметь разводить костёр, выживать на подножном корму, спать на траве, читать следы — а без этого сюжет не срастается. И ладно бы с ней, с охотой, есть много других, куда более мирных профессий: все эти принцессы-трактирщики-барды. Проблема в том, что человеку без подготовки ни за что не суметь продержаться в своей новой роли и пары часов — принцесса по старой привычке отправится покурить, бард наш вдруг вспомнит, что не умеет знакомиться с девушками, а трактирщик поторчит пару часов за прилавком, ему это надоест, он уйдёт и начнёт скандалить, что сказку ему подсунули никудышную... Понимаете?
Я кивал.
— Нет, ладно, есть люди талантливые, я не спорю, — продолжал маг. — К примеру, Василиса Андреевна: её можно куда угодно заслать практически без подготовки, и роль свою она отыграет. А остальные? Вы, я, наконец? Вы вспомните, сколько времени нужно артистам, чтобы вжиться в роль, хотя та играется, казалось бы, по заученному сценарию, с заранее известным исходом, да и люди на сцене гораздо талантливее тех, что собрались в зале. Заметьте: на то, чтоб поставить спектакль, нужно время, время, целая куча времени! А времени у тех, кто отправляется в Сказку, как раз-таки нет — им нужно всё и немедленно. И вот здесь-то на сцену является... Что?
— Понятия не имею, — признался я.
— На сцену является то, что и стало отличительной особенностью фэнтези-сектора при его запуске, — маг поднял палец. — Система поддержания персонажей. Вы пишете на бумажечке всё о том, кем хотели бы быть, и вдруг обнаруживаете, что неведомым образом всё это сбылось. О, Вы по-прежнему можете думать, что Вы — это Вы, вот только в Ваш образ впечатываются рефлексы, повадки, знания — всё то, без чего отыграть свою роль у Вас попросту не получится. Как Вы понимаете, здесь замешана магия, и в огромных количествах. Технически это всё тоже весьма сложно, но в целом реализуемо... Вы ведь были охотником Даффи — помните ощущения?
— Угу, — кивнул я. — У меня, правда, не было времени, чтоб как следует подумать над тем, откуда всё это взялось...
— А времени ни у кого нет! — улыбнулся волшебник. — На этом-то всё и построено: ни у кого нету времени разобраться, и всё происходит естественно, без эксцессов: охотник охотится, сапожник сапожничает, принцесса... Устраивает балы, или что они там делают? И, главное, все ведь счастливы, никому не приходится месяц вживаться в роль, никому не приходится учиться эльфийскому языку или бою на шпагах — всё даётся само, гармонично и почти даром. Такой вот обман. Теперь понимаете?
— Понимаю, — кивнул я. — Теперь, когда вы объяснили, это кажется очевидным... Потому наши Гильдии и не доверяют, что там туристы одни?
— Разумеется! Стража, Гильдия, Храм, Префектура... Целый мир, сыгранный людьми с улицы, представляете? В случае с Префектурой это было, наверное, перебором... — маг огляделся вокруг и поморщился. — Но идею Вы поняли. Разумеется, аниматоры есть и здесь, и много, но в сравнении с тем, что творится у нас, в Русском, их здесь — так, с гулькин нос.
Задумавшись, Аполлон Артамонович замолчал. Я ждал продолжения.
— Теперь — Димеона, — после паузы продолжил он. — Скажите, пожалуйста: когда человек на коленке вечером от балды, извиняюсь, придумывает персонажа и на следующий день чувствует себя так, словно всегда им был, — это чудо?
— Вполне себе, — кивнул я.
— На него надо много энергии?
— Да уж, представляю...
— Отлично. А теперь представьте себе на мгновение, что другой человек с богатой фантазией придумывает себе образ — не для Сказки, нет, чисто от озорства — и начинает сам этим образом жить, вживаться в него, лелеять... Он, конечно, по-прежнему ходит там на работу или в университет на занятия, но внутри себе крутит картинку и на всё вокруг смотрит такими глазами, словно он, скажем, эльф, или стражник, или принцесса...
— Или друидка, — слабым голосом подсказал я.
— Или друидка, — кивнул волшебник. — Причём даже не так важно, насколько близок такой образ к самому человеку, надевшему маску, — гораздо важнее, что человек сам со временем начинает этому верить и реагировать соответственно... Со стороны это будет выглядеть как маленькое чудачество — ну привыкла леди корчить из себя нимфу, ну что поделать — да, в принципе, всё этим и ограничится. Но вот что будет, когда такой человек попадёт в Сказку, причём выберет идти сюда как раз тем персонажем, к которому за всю свою жизнь успел основательно прикипеть?
— Представляю, — со вздохом ответил я. — Представляю...
— Дело даже не в том, что это будет профессионал среди любителей. Не в том даже, что настолько чисто, как он, свою роль здесь никто не сыграет. Дело в том, что основная энергия Сказки, которая обычно расходуется на снятие ментальных зажимов, в случае с Вашей друидкой — с нашей друидкой — начисто блокирует всё, что ещё остаётся у неё в голове от её прежней личности, а остаток идёт на реализацию её личных сценариев, что вкупе с безынициативностью большинства туристов приводит к нежелательным перекосам.
— Ясно, — кивнул я. — Поэтому её хотели погасить? Потому что у неё слишком много энергии?
Маг кисло ухмыльнулся:
— Кое-кто и вправду хотел. Но, простите меня, что мы будем делать, когда таких, как она, начнёт появляться всё больше? Мы ведь не сможем останавливать систему для каждого... Поведение Сказки нужно исследовать, а не лупить по ней сразу резонаторами только потому, что нам что-то не нравится.
— М-да, — сказал я. — Стало быть, Димеона в миру и Димеона здесь, в Сказке — почти что одно и то же?
— С чего Вы взяли? — удивился Аполлон Артамонович. — Вполне может быть, что это не основной её образ, а, скажем, вымышленная подруга, персонаж романа или, например, девочка, от лица которой она пишет дневник. Вариантов здесь масса, главное — в том, что у человека нет ни малейших проблем с тем, чтобы быть Димеоной.
— Ладно, — я кивнул. — С Димеоной разобрались. А кто тогда такая Мелисса? Воображаемая подруга воображаемой подруги?
Шеф протянул мне маркер:
— Хотите узнать?
Я со вздохом принял прибор:
— А всё-таки?
— У каждого свои тараканы, — сказал Аполлон Артамонович. — Если это часть представлений туриста о своём персонаже, она реализуется так же, как его собственные переживания. Такое вот раздвоение личности — почему, по-Вашему, обычные люди не могут выходить, не потеряв антуража?
— М-да, — сказал я. Других слов у меня не было.
— Я ответил на Ваши вопросы?
— Да, более-менее.
— В таком случае, кгм-кгм...
— Да-да, понимаю. Мне... Уже отправляться?
Шеф снова посмотрел на часы:
— Да, желательно. Мы поставили фэнтези-сектор на паузу, но над остальной частью Сказки уже закат.
— Ладно... Спасибо вам!
Маг молча развёл руками. Я кивнул и нажал на гашетку. Серый мир превратился в зеркальный и в следующую секунду исчез.