Маг и нимфа, или неправильное фэнтези

Глава тридцать третья, в которой Мелисса идёт через город

Я спал, и мне снились сны.

Мне снились друиды, штурмующие город-крепость — молодые и старые, в человеческой и в звериной формах, они шли и шли, и им не было конца. Столичные жители пытались сбежать, но лесное воинство окружало их, теснило, не давало уйти. Когда кто-то из осаждаемых падал, сражённый стрелой, или исчезал под обрывом, опутанный щупальцами хищных лиан, стоявший у меня за плечом Сай простирал руку и рассказывал, какая история стояла за его жизнью.

Мне снилась Мелисса — у неё было лицо Димеоны, но я всё равно знал, что это она, потому что она поила Фериссию ядом, а иногда поворачивалась ко мне и спрашивала: «Ну, как, Максим, ты всё ещё хочешь быть моей вещью?» Почему-то во сне я хотел.

Мне снилось знание — оно было чем-то вроде светящейся горькой патоки, не выпив которую, нельзя было угадать, истинно оно или ложно, а когда выпьешь — было уже слишком поздно.

Мне снилось невежество — оно было серой, живой, шевелящейся массой, принимающей в себя людей, растворяющей их без остатка. Про это все знали, но почему-то продолжали стремиться к нему, и я тоже шёл вместе со всеми, шагал среди серых фигур, а в толпе металась моя Димеона, хватала людей за руки, заглядывала в их лица, но у них не было лиц, и Димеона продолжала метаться, но, когда она подбежала ко мне, я сделал так, что и у меня тоже не стало лица, и она меня не узнала и побежала дальше, маленькая, запыхавшаяся, смятенная, а я всё шёл, шёл, и серые нити коснулись меня, и стало поздно, и девочка поняла, что потеряла меня навсегда, и тогда она закричала...

В этот момент я проснулся.

Болели мышцы — поза, в которой я спал, оказалась не такой уж удобной. Было темно: камин догорел, лампы были потушены, и лишь в приоткрытую дверь лился неяркий свет из коридора. В полумраке надо мной возвышалась чья-то фигура — в её неестественной застывшей позе было нечто тревожащее. Я прищурился, силясь понять, кто это.

— Бу! — сказала фигура.

Я поморщился:

— Вась, чего пугаешь?

Чародейка захихикала.

— Тебя Артамон просил разбудить, — сказала она. — Говорит, ты хотел посмотреть, как твои зазнобы поцапаются.

— Поцапаются? — спросил я, садясь. — Зазнобы? Ты имеешь в виду атаку на Сивелькирию?

— Атаку ты пропустил, — отмахнулась волшебница. — Туда уже жрецы заявились, переводят город в домен Фериссии. Твоя ненаглядная, похоже, решила, что это подходящий момент для выяснения отношений, и на всех парах туда мчится.

— Туда... Можно?

Василиса покачала головой:

— Магистрат в Малом зале, у них есть картинка от наблюдателей. После трансляции тебя там же и расстреляют.

— Вась, старо... — буркнул я, на плохо слушающихся ногах выходя в коридор.

Малый зал был заполнен магистрами и оперативниками. Работали два проектора, свет был притушен. Левый экран разделили напополам, на нём шла трансляция с двух камер сразу. На правом перемигивались когитограммы: зона контакта, несколько планов помельче и общий вид на столицу. Я опустился на свободный стул неподалёку от входа, Василиса присела рядом. Пек оглянулся и тоже перебрался к нам.

Говорили мало и в основном не по делу: люди смотрели кино из столицы и то и дело ходили за кофе. Осадько сидела неподалёку от шефа, Леа вязала, Клязьмин откровенно боролся со сном.

— А где Ерёмин? — спросил я у Василисы чуть громче, чем следовало.

Рядом кто-то закашлялся.

— А он это... Бюллетень взял, — ответил Крымов, давя улыбку.

«Значит, там, — подумал я, устраиваясь поудобнее. — До чего же мы любим спорить с приказами, аж жуть!»

***

Мелисса двигалась через город, как нож сквозь масло. Она была режущей кромкой, остриём бритвы, точкой, где кончается старое и начинается новое, непохожее на него, границей жизни и смерти, линией раздела света и тени. Она шла впереди жрецов, впереди воинов, впереди всего мира, и мир прогибался, мир шёл за ней, мир заискивал, мир становился тем, чем она желала его видеть. От потоков магии на когитограммах рябило в глазах.

Когда я впоследствии вспоминал эту сцену, первым всегда приходило твёрдое убеждение: Мелисса была прекрасна. Грохот зданий, рушившихся по обе стороны от проспекта, хлюпанье биомассы, шлейфом тянувшейся у неё за спиной, с голодным чавканьем разраставшейся вширь и вглубь, крики несчастных, не сумевших вовремя убраться с дороги, стоны трясины, шорохи далёкого леса — всё это было лишь фоном. Лишь верховная жрица имела здесь власть и значение, лишь её слово становилось законом, лишь взгляд её жёлтых глаз выбирал, что оставить, а что убрать из этой реальности.

Единственную одежду жрицы составляли ритуальные знаки, татуировки, отметины и амулеты: магическая буря, бушевавшая вокруг, не оставила бы материи платья ни малейшего шанса. Лицо Мелиссы было, впрочем, спокойно, веки — полуопущены, а жёлтый огонь под ними пылал с такой силой, словно я глядел в раскалённую печь или в жерло вулкана.

Верховная жрица ступала по жидкой грязи, окружённая янтарным сиянием, и с каждым её шагом граница миров подавалась, сдвигалась, забирала ещё по полметра-по метру. Подошвы женщины оставались сухими. Она словно бы танцевала вдоль по проспекту, по центральной артерии волшебного города — не быстро, однако же и не медленно, прямая, как статуя, точная в движениях, безукоризненная во всём. Всем своим видом она давала понять, что могла бы с той же грацией двинуться напрямую через кварталы, и ничто не посмело бы ей помешать. Так приходит неотвратимое. Так приходит стихия. Так пришло исполнение воли самой Фериссии.

Маги о чём-то спорили, Пек что-то говорил мне, указывая на когитограммы — я не слушал, я глядел лишь на Мелиссу. На неё — не на друидов у неё за спиной, бывших людьми и в то же время бывших животными, не на стражников, выпускавших бесполезные стрелы по белёсой мерцающей границе между мирами, не на эльфийских магов, пробовавших её всё новыми заклинаниями, не на то, как закованный в камень город на глазах превращался в гнилое болото, не на брошенные здесь и там в спешке пожитки, не на пустую улицу, в глубине которой давилась тупая толпа — ни на что это я не смотрел. Я смотрел только лишь на Мелиссу.

— ...Сейчас они уже успокоились, — продолжал бубнить Пек. — Видел бы ты, что тут началось, когда она только появилась!.. Горящие брёвна, бочки с кипящей смолой, катапульты, драконы... Сейчас они выдохлись и пока отступают, собираются с силами для контратаки, а тогда...

Наблюдателей было двое: один шёл среди друидов, за спиной у жреца, в котором я узнал Сая, второй отступал вместе с защитниками города. Один смотрел вперёд, второй — назад. И тот, и другой показывали границу миров.

Болото от города отделяла прозрачная, чуть выгнутая стена, состоявшая, казалось, из множества светляков, в беспорядочном танце вившихся в узком пространстве толщиной в несколько сантиметров. Стена уходила далеко наверх и там загибалась, защищая лесных жителей от атак с воздуха. Оценить её высоту было трудно. Я посмотрел на когитограммы — и наконец увидел гигантский пузырь, раздувавшийся от утёса и уже отхвативший добрую осьмушку города.

— Это друиды такое устроили? — спросил я с удивлением.

Василиса усмехнулась, Пек с кислой миной развёл руками. Я повернулся обратно к экранам.

На границе миров реальность плавилась и дрожала, меняла форму, выворачивалась наизнанку: ярко вспыхнув, обращались уродливыми корягами фонари, уходили беззвучно под воду булыжники мостовой, с чавканьем оседали заборы и монументы, со стоном проваливались в трясину дома из тёмного камня. Когда очередной кусочек города-крепости исчезал, по поверхности болота какое-то время шла рябь. Потом она утихала, и тогда не оставалось вообще ничего. Это было страшно: многоэтажные столетние особняки, а с ними и весь тысячелетний город рушились, оплывали, таяли под натиском кучки дикарей. Судя по цифрам, мелькавшим на правом экране, напряжённости поля давно были в красной зоне, но продолжали упорно расти.

Жрецы и воины шли, растянувшись цепью, находясь словно бы в пятне света. Топь не принимала их. В затылок Мелиссе дышали телохранители — серьёзные молодые люди с оружием в руках, они шагали за женщиной с таким видом, словно та действительно нуждалась в защите. Городская стража медленно отступала, держась в паре метров от прозрачной стены и прикрывая эльфов-магов, эльфов-жрецов, эльфов-лучников, эльфов-певцов и даже нескольких эльфов дипломатического корпуса. Лица осаждаемых были сосредоточены и безрадостны.

Я смотрел на Мелиссу, возможно, излишне пристально, и даже вздрогнул, когда веки её вдруг поднялись. (Вспоминая её покрытое рисунком глубоких морщин лицо, я не могу назвать его даже красивым, но в ту минуту оно казалось мне просто прекрасным.) Жрица огляделась, словно ища кого-то глазами. Потом она посмотрела прямо в камеру, отчего у меня создалось впечатление, что она глядит на меня в упор. В этом было что-то странное — сначала я не сообразил, что же именно, и лишь потом понял: камеры снимали её с разных сторон, но на обоих ракурсах она сейчас была анфас. Я огляделся, но никто из присутствующих, казалось, ничего не заметил.

Мелисса смотрела на меня, улыбаясь. Ты даже не представляешь, насколько я рада тебя сейчас видеть, услышал я у себя в голове её голос. Настала пора отмерить конец... Всему этому цирку.

Жрица остановилась. Это было так неожиданно, что вокруг все замерли. Защитники Сивелькирии запереглядывались, сразу несколько стрел и заклинаний вошли в прозрачную стену — с прежним эффектом. Взгляд Мелиссы по-прежнему был направлен на меня. Сейчас ты увидишь, как я совершу самую большую ошибку всей своей жизни, сказала она, не размыкая губ.

— Жители Сивелькирии! — возведя руки к небу, вскричала она. — И вы, друиды посёлка! Слушайте, слушайте, слушайте!..

***

Мелисса остановилась. Остановились жрецы и охотники, шедшие за ней по пятам. Остановились, сделав лишний шаг, защитники города, пятившиеся от незримой стены. Остановились маги и стражники, распорядители и певцы — песнь, захлебнувшись, угасла, попыталась начаться снова и не смогла. Повисла напряжённая тишина — люди и эльфы переглядывались, обменивались односложными репликами и вновь устремляли взоры на верховную жрицу. Потом дом, стоявший по правой стороне проспекта, застонал, затрещал, покосился и с тихим всплеском ухнул в разверзшуюся под ним пучину. Та приняла его с напускным равнодушием: по поверхности буро-зелёной жижи прошла рябь, и сделалось совсем тихо.

Мелисса медленно поворачивала голову из стороны в сторону.

— Жители Сивелькирии! — провозгласила она. — Защитники города-крепости! Слушайте и внимайте, ибо сейчас с вами буду говорить я, Мелисса Миянская, верховная жрица Фериссии, признанная в поселениях от Лиры на западе до Ады на восточных границах и от Сумалы на юге до Геккея на севере. Слушайте, ибо сейчас я буду говорить об условиях, на которых мы будем жить с вами в мире. Слушайте, ибо сегодня я расскажу вам о том, что будут отныне представлять для вас наши посёлки и чем станут для нас ваши города. Слушайте, ибо сегодня, если вы пожелаете, мы сможем договориться о мире. Если вы не пожелаете, вы будете уничтожены. Выбор невелик, но я полностью признаю ваше право сделать его.

Она опустила руки и, облизав пересохшие губы, прошлась вправо и влево за прозрачной стеной.

— Мы будем говорить об условиях, — повторила она. — Мы будем говорить с вами о мире. Поэтому, если вы не хотите, чтобы я сейчас двинулась дальше, ступайте и приведите префекта. Скажите, что я, Мелисса Миянская, хочу разговаривать с ним здесь и сейчас. Идите же! Ну?!

Эльфы молча переглядывались. Наконец, один из них, одетый в синюю дипломатическую форму, повернулся и, не теряя достоинства, медленно пошёл прочь.

— Хорошо, — сказала Мелисса. Голос её был уже не столь пронзителен, как раньше, однако тщательно подобранные интонации продолжали приковывать к себе внимание. — Я рада, что вы показали свою добрую волю. В таком случае я тоже покажу вам нашу волю к сотрудничеству. Говорить через стену неприятно. Мы приоткроем барьер, но сначала вам придётся сложить оружие.

Повисла пауза. Никто из присутствующих не издал ни звука.

— Повторяю: я требую, чтобы вы сложили оружие! — голос Мелиссы зазвучал на полтона выше. — После этого мы откроем окно. Я не стану разговаривать через стену. Проведение переговоров в ваших интересах. Сложите оружие!

Защитники Сивелькирии переглядывались. Никто не торопился стать первым, кто выполнит просьбу.

— Если вы сейчас сложите своё оружие, мы будем вести с вами переговоры, — глаза Мелиссы пылали золотым светом. — Если вы этого не сделаете, мы просто пойдём дальше и не остановимся, пока не достигнем самих Южных врат. Решайте быстрее.

У края улицы одиноко звякнул брошенный на булыжники меч. Мелисса ждала. Ещё два или три стражника сложили оружие, но оставшиеся по-прежнему чего-то ждали.

— Люди города, — нотки в голосе верховной жрицы вдруг стали заискивающими, почти ласковыми. — Я знаю, о чём вы думаете. Вы думаете, у нас не хватит сил дойти до конца. Вы думаете, нам неведомо, почему вас здесь так мало. Вы думаете, мы не знаем, какой приём вы готовите нам в то время, пока я здесь занята разговорами. Позвольте же, я вам расскажу.

Жрица медленно опустила веки и развела руки в стороны. Среди сплетённых в причудливые мудры пальцев зажглись янтарные искорки.

— Одну засаду вы подготовили... За двести шагов до дворца, — заговорила она чужим голосом. — Там... Сто семьдесят магов, певцы и стража с тяжёлым оружием. Вторые... Они за казармами... Орудия смерти... Создания тьмы... Огонь... Хаос... Боль.

Она раскрыла глаза и со злобой посмотрела на эльфов.

— Мы сметём ваше первое укрепление, слышите?! — закричала она. — Я даже не остановлюсь, да, но зато потом я лично вырву сердце префекта, который велел запереть детский хор в кельях, чтобы дети не могли убежать, но молились бы вашим лживым богам! Со вторым укреплением будет трудно, но с нами Фериссия, и мы сделаем всё, чтобы победить! Я не знаю, получится ли это у нас, но я попытаюсь. Вы правда хотите, чтобы я это проверила?

Жрица шагнула вперёд, на стражу. Граница миров колыхнулась, болото плеснуло вперёд и радостно заурчало, поглощая новую порцию чужой территории.

— Вы правда хотите, чтобы я пошла дальше?!

Она топнула ногой, и дом на левой стороне проспекта застонал.

Один из эльфийских магов торопливо развязал пояс и демонстративно бросил на землю свой скипетр. Другие последовали его примеру. Стража бросала на мостовую мечи, арбалеты и сумки с болтами, хористы спешили расстаться с партитурами, похожими на молитвенники. Через минуту с разоружением было покончено, и лишь капитан городской стражи, стоявший у самой прозрачной стены, продолжал держать руку на рукояти меча. Мелисса подошла ближе к нему и встала, глядя на него сквозь барьер.

— О, вояка!.. — заговорила она тихо, но так, чтобы все слышали. — Я чувствую твою боль. Я чувствую твою гордость. Я чувствую твоё унижение. Я чувствую гнев, и обиду, и мужество... Скажи-ка мне вот что. Сейчас я пойду дальше — ты же видишь, я правда пойду. Скажи: что ты сделаешь своим глупым оружием, чтобы остановить меня? Что ты сможешь сделать своим мечом, кинжалом, своим арбалетом? Чего стоит твой дурацкий металл против того, что есть у меня? Что ты можешь?..

Какое-то время командир стоял неподвижно, затем одним гневным движением он расстегнул ножны и, взвесив их на руке, бросил на землю. Мелисса улыбнулась.

— Умный малый! — сказала она, возвращаясь на своё место. — Всем жрецам, приготовиться! На счёт «три» мы открываем окно. Надеюсь, все понимают, что, если после этого кому-либо придёт в голову напасть на нас, никакие переговоры не состоятся, и мы просто двинемся дальше? Обещаю: мы не успокоимся, пока не достигнем Южных ворот. Вопросы?

Ответом ей было молчание. Стражники нерешительно переглядывались, эльфы отворачивались и всё о чём-то шептались.

— Не попробуешь — не узнаешь! — в голосе жрицы зазвучали шальные нотки. — Всем жрецам, приготовиться! На счёт «три» мы открываем окно в центре улицы. Раз!

— Мелисса, подожди! — окликнул её Сай, стоявший во втором ряду. — Скажи, ты... Ты уверена?

Мелисса смерила его тяжёлым взглядом.

— Два, — сказала она.

Сай со вздохом развёл руками.

— Три! Открываем!

Янтарное свечение, которым были окутаны все жрецы, мигнуло и словно бы стало ярче. Танец светляков изменился — за хаосом их движений теперь угадывался некий порядок: если раньше они равномерно заполняли всю видимую поверхность купола, то теперь, казалось, начали избегать пространства напротив верховной жрицы. На губах Мелиссы играла улыбка, её руки совершали медленные пасы. Свободная от светляков область становилась всё обширнее, прозрачная плёнка в этом месте истончалась, натягивалась всё сильнее. Наконец, с громким звоном она лопнула на уровне лица жрицы, и дыра начала медленно разрастаться. Вот нижний её край коснулся земли, вот её ширина достигла двух метров...

Спела коротко тетива. На ладонях двух эльфийских магов зажёгся огонь. Рука дирижёра взметнулась, и хор взял первую ноту.

Дальнейшее произошло очень быстро. Мелисса приняла боевую стойку — перед её лицом в воздухе висела стрела, словно вмороженная в пространство. Телохранители выступили вперёд с оружием наизготовку.

Эльфийские маги выпустили два огненных шара — великолепно исполненные, они должны были оставить от жрицы не более чем горстку пепла. Один из друидов успел метнуть в просвет свой посох — встретившись с ним в полёте, первый шар разорвался, на мгновение ослепив всех присутствующих. Сразу за первым взрывом последовал второй.

Болото разверзлось. Появившееся из пучин сочащееся слизью нечто обрушилось на торопливо вкладывавшего в паз новую стрелу стражника, стиснуло, оплело щупальцами и рванулось обратно — бедняга исчез в тёмной воде, не успев даже вскрикнуть. Жрецы, стоявшие ближе других к разрезу, ударили в жижу посохами — та вскипела и упругой струёй хлынула на нарушителей перемирия. Боевые маги успели прикрыть хор, но их товарищи, занятые подготовкой новой атаки, уже оседали на землю месивом слизняков и червей. Прореха в границе миров спешно затягивалась, и вскоре купол принял прежнюю форму. Заклинание, брошенное кем-то из эльфов, впиталось в него и угасло, хор стих, и наступила абсолютная тишина.

Когда камера, ослеплённая взрывом, снова адаптировалась к полутьме, стало видно Мелиссу. Жрица стояла в нескольких метрах от прежнего места, её мышцы были напряжены. Из трёх телохранителей на ногах остался один — второй сидел на земле, закрыв руками обожжённое лицо, третьего нигде не было видно. Оглядевшись, Мелисса медленно выпрямилась и демонстративно сжала руку в кулак — стрела, всё ещё висевшая на прежнем месте, распалась на фрагменты и ссыпалась в топь.

— Так-так... — нарочито спокойно произнесла жрица. — Выходит, вести себя прилично вы не умеете.

Она с видимым усилием расслабилась и сделала несколько шагов в сторону. Взгляд её был опущен, словно она высматривала что-то у себя под ногами. Наконец, наклонившись, женщина подняла из грязи клинок погибшего воина. Оставшиеся телохранители пришли в себя и теперь снова стояли по сторонам от жрицы.

— Его звали Ируз, — сказала Мелисса, ни к кому в особенности не обращаясь. Глаза её изучали изгиб кинжала. — Он поклялся защищать меня в этот вечер, даже ценой собственной жизни, и он выполнил обещание. Когда мы вернёмся — а мы непременно вернёмся — семья Ируза узнает, каким тот был храбрым парнем. Мы позаботимся о его жене и дочери, они ни в чём не будут нуждаться. Что касается вас...

Оторвавшись от созерцания клинка, она обвела взглядом людей и эльфов, столпившихся у белёсой черты.

— Что касается вас, то я по-прежнему намерена пытаться вести с вами переговоры, — продолжала она. — Пусть нам и приходится говорить через эту нелепую стену, но, как ни крути, и вам, и нам нужен мир. Более того: поскольку свой шанс завоевать наше доверие вы упустили, мне придётся самой сделать первый шаг и продемонстрировать, что наши намерения остаются самыми чистыми. Трое за одного — это несколько несправедливо, ведь верно? Ну, так я готова уравнять счёт.

Прежде, чем кто-либо успел понять смысл этих слов, женщина повернулась к стоявшему за её левым плечом телохранителю и воткнула кинжал ему в солнечное сплетение. Парень поднял на неё взгляд, полный изумления, и начал медленно падать.

Второй воин вскинул оружие и молниеносным движением вонзил его жрице ниже рёбер. По крайней мере, так это выглядело. Металл, впрочем, прошёл через пустоту, поскольку тело Мелиссы уже распадалось на множество пчёл — жужжа, рой окутал паренька и принялся жалить. Друид замахал руками, закричал, выронил кинжал и бросился бежать, но топь под ним забурлила, из неё поднялись гибкие корни, оплели его ноги и потащили вглубь. Парень истошно вопил, покуда его крик не захлебнулся в зловонной жиже. Мелисса уже опять стояла над ним — её взгляд был грозен, плечи тряслись, а с клинка, что она всё ещё сжимала в руке, срывались алые капли.

— Прихвостни Сигаула! — выкрикнула она голосом горьким и беспощадным. — Холуи! Думаете, я не знаю, что вам троим был дан приказ убить меня, как только Сивелькирия будет взята? Меня и ещё трёх высших жрецов, а после рассказать всем, что это сделали дикие люди. О, порождения тьмы!.. Слушайте же моё слово: если кто-либо из оставшихся сейчас же не поклянётся хранить верность Фериссии и не преклонит колени передо мною, если хоть один жрец будет убит своим братом — этому брату не сносить головы, и я сама прослежу за тем, чтобы так было во веки веков!

Она тряхнула левой рукой — сорвавшийся с запястья браслет упал на поверхность болота, обернулся змеёй, задвигался, поднял голову с раздутым капюшоном. Она топнула правой ногой — амулет, закреплённый под коленом, закачался, соскочил с подвеса, завертелся в воздухе и упал на четыре лапы, оскалившись волком. Стоявшие во втором ряду воины — бледные юноши — смотрели на жрицу глазами, полными ужаса.

— На колени! — выкрикнула Мелисса.

Произошло движение. Один за другим друиды исполняли приказ.

— Хорошо, — сказала Мелисса. Она сложила на груди руки и теперь прохаживалась перед строем вправо и влево, словно генерал перед армией. Фамильяры следовали за ней. — Отныне все приказы вам отдаю я, и только я. Отныне вы не подчиняетесь Сигаулу — ни ему, ни его приспешнику Сугу, ни лживому Ратхе. Вы теперь слушаете меня, и только меня. Что касается Сигаула... А-а-а, вот и он!

Защитники города закончили собирать брошенное оружие и теперь наблюдали за происходящим, о чём-то тихо переговариваясь между собой. Пробовать прозрачную стену новыми заклинаниями никто не спешил.

— Сигаул, — на лице Мелиссы цвела разлюбезнейшая улыбка. — Так и думала, что рассказы о том, будто ты пребываешь на южных фронтах, всего лишь уловка, а сам ты из страха и ненависти идёшь за мной по пятам. Подходи же, не бойся!

— Мелисса! — седой военачальник медленно вышел в залитую янтарным свечением область и встал, тяжело опершись на здоровую ногу. — Что происходит?!

Мелисса развела руками, не выпуская, впрочем, кинжала.

— Ты отлично знаешь, что происходит! — пропела она. — Происходит твой худший кошмар, то, чего ты боялся с тех пор, как стал нашим вождём.

Сигаул огляделся, потом, свирепо дыша, приблизился к жрице ещё на несколько шагов.

— Мелисса, ты не можешь говорить за посёлок, — сказал он злобно. — Ты не можешь отдавать здесь приказы — это делаю я.

— Делал, — равнодушно кивнула Мелисса. — Видишь ли, я говорю за жрецов, а жрецы говорят за Фериссию, коей вы все служите. Стало быть, милостью Фериссии я-таки могу говорить за посёлок.

— Ты не можешь этого делать! — глаза Сигаула налились кровью, щёки дрожали, а рука уже тянулась к поясу. — Ты не можешь...

— Кто мне помешает? — перебила Мелисса. — Ты? О, Сигаул, Сигаул!.. Если ты не заметил, мы сейчас не в посёлке, а в Сивелькирии, и за спиной у меня не друиды, а дикие жители. Если ты меня сейчас убьёшь, защитный купол развеется и у тебя, да и у всех остальных, не будет ни единого шанса выбраться отсюда живыми. Это значит, вы будете делать так, как я скажу.

Сигаул молча обнажил свой клинок. Мелисса улыбнулась и, поманив фамильяров, двинулась по мизансцене, демонстративно повернувшись к вождю спиной.

— Ты хочешь меня убить, — утвердительно сказала она. — О, как ты этого хочешь! Но никто из них, — она жестом руки обвела воинов и жрецов, — никто из них не позволит тебе сделать этого, ибо все они хотят жить.

— Сейчас — может быть, — Сигаул говорил медленно, словно все силы его уходили на то, чтоб держать себя в руках. — Но что будет потом?

Мелисса остановилась и, повернувшись, взглянула ему прямо в глаза.

— У тебя никакого «потом» не будет, — отчеканила она. — Твоя власть кончается здесь и сейчас. Мне уже присягнули на верность. Ты опоздал, Сигаул. Опоздал.

Какое-то время военачальник стоял, тяжело дыша, и сверлил жрицу ненавидящим взглядом, потом зарычал и бросился на неё. Его кожа пошла буграми, на ходу покрываясь шерстью. Наруч, надетый на левое запястье, упал в грязь, разорванный вздувшейся мышцей. Воины и жрецы напряглись, многие подались вперёд.

Мелисса стояла на месте и спокойно ждала приближающееся чудовище. Зверь бежал уже на четырёх лапах — на его клыках была пена, глаза горели ненавистью. Волк напрягся, оскалился, приготовился к прыжку, змея раздула капюшон и пригнулась к земле. Один из охотников рванул гиганту наперерез — тот отбросил его в сторону ударом лапы, изготовился и прыгнул.

Мелисса улыбалась. Сигаул летел ниже, чем рассчитывал, забирая в сторону, заваливаясь на левый бок. Друиды переглядывались, в их глазах читалось разочарование: вожак, начавший охоту перед всей стаей, промахивался.

Рука жрицы взметнулась — кинжал вошёл в тело зверя на излёте, тот взвыл и тяжело плюхнулся в грязь в паре метров от женщины, попытался вскочить — и не смог, потому что задняя лапа, повреждённая при прыжке, совсем отказала. Змея метнулась к нему и зашипела, волк поднял шесть на загривке и зарычал. Мелисса ударила в ладоши.

— Кус, Ядхе! — позвала она.

Названные жрецы приблизились. Вид у них был недовольный.

— Отвечаете мне за него головой, в случае чего... — жрица подошла к военачальнику, медленно принимавшему человеческий облик, резким движением выдернула из его плеча клинок и протянула его Кусу рукоятью вперёд. — В случае чего, перережьте ему глотку, но ни в коем случае не выпускайте. Не бойтесь, эти лезвия зачарованы против ликантропов, до утра он точно не попрыгает. Если этого будет мало, у Суга заготовлено столько зелий и ядов, что хватило бы на всех нас.

Кус со вздохом взял нож и знаками подозвал к себе ещё двух жрецов и трёх воинов. Зажимая раненое плечо, бывший вождь с трудом поднялся, смерил Мелиссу ненавидящим взглядом и, ничего более не сказав, первым зашагал прочь. Кус со свитой устремились за ним.

— Не забудьте обыскать его! — крикнула Мелисса им вдогонку.

Змея обвилась вокруг ноги жрицы, быстро поднялась до бедра и, перескочив на запястье, снова свернулась на нём неброским плетёным браслетом. Волк заскулил, подобрался, подпрыгнул — и талисманом лёг женщине в руку.

— Так, с этим покончено... — жрица ладонью утёрла со лба пот и повернулась к городу. — А, господин префект! Очень рада вас видеть. Простите, что заставила ждать — столько дел, столько дел. Сейчас я хотела бы...

— Мелисса! — раздался откуда-то слева молодой звонкий голос. — Мне очень жаль, но ты не можешь говорить за посёлок!