Граница Сказки всегда оформляется таким образом, чтобы, с одной стороны, подготовить путешественника к волшебному приключению, а с другой — не дать ему понять раньше времени, что такая подготовка уже давно началась. В Русский сектор обычно ведёт пыльная дорога, убегающая в лес или в степь, — даже троллейбус, пущенный давным-давно в Китежград, сворачивает с асфальта на наезженную в траве колею, отчего каждой осенью возникает оказия, когда очередной рогач вязнет в грязи. Ещё один вход декорирован под обычную дырку в заборе — это почему-то особенно нравится иностранцам, в один голос называющим путь через неё русским экстримом.
Перевалочный пункт «Клыки вервольфа», куда я прибыл на следующее утро, оказался каменным зданием, выстроенным в готическом стиле — даже фокусировочные колонны оказались замаскированы под детали орнамента. Получилось, на мой взгляд, недурственно — я даже ощутил гордость за то, что в моём городе и в моей Сказке, пусть даже и в чужом секторе, есть такие красивые вещи. Здание было обширным — кроме пункта перевоплощения, в нём размещались бригады техников, реквизиторы, декораторы, группа быстрого реагирования и даже кто-то из волшебной администрации. Какое-то время я стоял, читая вывески на дверях и таким образом стараясь унять волнение, потом, наконец, взял себя в руки, положил пальцы на хромированную холодную ручку и потянул тяжёлую дверь на себя.
Сказка меняет людей — Аполлон Артамонович напоминает об этом так часто, что я иной раз просыпаюсь посреди ночи и подолгу пытаюсь понять, а не изменился ли я часом. Впрочем, до посещения фэнтези-сектора мне ни разу не доводилось видеть, как это происходит прямо на глазах — профессионально и с холодной расчётливостью. Без восьми минут семь в перевалочный пункт «Клыки Вервольфа» вошёл сотрудник Сказки, член Опергруппы, волшебник Максим Коробейников, а в семь одиннадцать из него вышел некто по имени Даффи Оулдсен, охотник из Лотра (направляется в сторону Вебезеккеля).
За эти девятнадцать минут изменилось всё. Я лишился регистрационной формы, в миг погашенной синей печатью, засвидетельствовавшей, что отныне всё, что я в ней понаписал, становится сущей правдой и будет впредь властвовать над моею судьбой. Я стал ниже ростом, но значительно шире в плечах. Мои глаза вдруг сделались карими, а волосы приняли не слишком далёкий от исходного, но всё же новый оттенок. Удобные в любую погоду кроссовки на толстой подошве с хлопком дверцы шкафчика отправились в небытие, оставив меня перед выбором: примерить кожаные сапоги, в которых я наверняка взмокну, или идти босиком, чтобы за несколько вёрст — простите, миль — гарантированно сбить в кровь ноги. На плечах моих оказалась потёртая куртка из толстой кожи, а дорожная сумка, которую я взял из дома, сменилась вместительным рюкзаком — довольно удобным, но несколько непривычным. Застегнув последнюю пуговицу, я взглянул на малознакомого человека по ту сторону зеркала, которого мне отныне предстояло играть, и, вздохнув, помахал рукой всему, что считал в нём своим. Чужая ладонь легла в незнакомый карман, в котором все вещи были уложены не так, как я привык, но разбираться с этим не было времени. Я поправил на плече лук, взвесил в руке непривычно короткий меч, нагнулся, чтобы не зацепиться за притолоку колчаном со стрелами, и сделал свой первый шаг в новый мир. Дверь за моей спиной тонко скрипнула — отступать было некуда.
***
Вебезеккель был чёртовой глушью, это делалось ясно с первого взгляда. Две кривые улицы, бывшие некогда просёлочными дорогами, три десятка низких деревянных домов, окружённых номинальным — в человеческий рост — частоколом, сто человек постоянного населения — вот вам и весь «город».
Центральная улица была узкой настолько, что на ней с трудом смогли бы разъехаться две телеги. Я прошёл между приземистыми строениями (стиль был выдержан безупречно, и я даже вспомнил бытовавшие в Управлении слухи о том, сколько денег было потрачено на дизайн при строительстве нового сектора) и оказался на площади, с появлением города возникшей на месте бывшего перекрёстка. Здесь всё было как на ладони: и таверна, и ратуша, и дом Головы — и выглядело точь-в-точь как в путеводителе, разве только церквушка была чуть ниже, чем я ожидал. Почти вся площадь была заставлена столами, телегами и жестяными прилавками — не то ярмарка, не то местечковый торговый центр. У дальних ворот стояло несколько дилижансов. Было тихо — городок ещё спал, лишь на посту возле ратуши скучал стражник в драной кольчуге, да вокруг крыльца храма суетился послушник с метлой. Я ещё раз окинул взглядом неброский пейзаж и устремился к таверне.
Внутрь идти не хотелось — там было темно, сыро и очень душно. Постояв на пороге, я развернулся и направился к ближайшему столику, благо, по случаю раннего утра они все были свободны. Усевшись на лавку, я приготовился ждать, но ждать, к счастью, не понадобилось — скрипнули доски крыльца, и ко мне осторожно приблизилась молодая женщина в фартуке, почти девчонка. Я искоса взглянул на неё — ничего примечательного: щёки впалые, руки-ноги худые, одежда неглаженая, волосы уложены абы как, некрасивое лицо покрыто веснушками. Типичный персонаж класса «дочка трактирщика» — будет до скончания веков приносить пиво, пока заезжий авантюрист, решивший вдруг осесть в этой дыре, не приберёт к рукам и её, и таверну. Даже стояла девочка так, словно боялась, что на неё вот-вот набросятся. Чтобы растопить лёд, я приветливо улыбнулся — потом вспомнил, какое на мне сейчас лицо, и пристыженно отвернулся.
— Что угодно? — нервно переступив с ноги на ногу, спросила дурнушка.
Я решил попробовать ещё раз:
— А что, драконов нынче уже кормили?
— Они не едят-с, — без малейшего намёка на весёлость ответила девушка. — Что угодно-с?
— Супу, — сказал я.
— И понаваристей! — я сперва удивился, когда мой рот произнёс это, и лишь потом понял, что так подал голос Даффи, которого мне теперь надлежало играть.
— Два хлеба, — добавил я.
— Четыре! — развил тему Даффи.
— Хорошо, четыре.
— Пива.
— Бутылку с собой. А здесь — кружку горячего чая...
— И кусок пирога!
— Ладно, и кусок пирога.
Со стороны говорящий с самим собой здоровяк, должно быть, выглядел жутко, но официантка и ухом не повела: Вебезеккель служил точкой входа, и вряд ли вживающиеся в роль туристы были здесь редкостью.
— Что-то ещё?
— Нет, этого будет достаточно, — я выложил на столешницу четыре монеты с портретом незнакомого короля. — Вот, сдачи не надо.
Дурнушка взяла деньги и, удостоив меня боязливым взглядом, скрылась в тёмном чреве таверны. Я вздохнул и стал ждать. Послушник с метлой успел уйти, и теперь на площади остался лишь одинокий стражник — за отсутствием иных развлечений он с неясным выражением глядел в мою сторону. Я попытался придать себе вид максимально благообразный, но это не помогло — стражник что-то обмозговал, чему-то кивнул и, хрустнув суставами, направился в мою сторону.
Подойдя, он с кряхтением опустился за стол напротив меня. Первое, что бросилось мне в глаза, — это то, что он небрит, хотя на подбородке и был виден шрам от былой неудачной попытки. Был этот стражник на вид не старым, однако ж и не молодым — одним из тех, кто рано теряется в глубине средних лет, да так там и остаётся до самой пенсии. Словом, обычный сказочный коп, ничего примечательного.
— Надолго к нам? — откашлявшись, спросил он.
— Да как получится, сэр... — я опустил взгляд к его сверкавшей в дырах кольчуги волосатой груди, словно надеясь найти там значок.
Человек улыбнулся.
— Гнутт, сэр. Ларри Гнутт. Приглядываю здесь за порядком. Могу я узнать, с кем имею честь?
— Даффи Оулдсен, сэр, — сказал Даффи. — Охотник.
— Охотник? — полицай поднял брови. — В самом деле?
— Да, сэр.
— И что же именно, э-э-э?..
— Утки, сэр. Лисы, кролики. Был ещё леопард, сэр, но он убежал.
— Что ж, это законно, — словно бы с неохотой, признал мистер Гнутт. — Но иной раз лучше спросить, не так ли?
Он самодовольно улыбнулся и посмотрел на меня, словно пытаясь понять, оценил ли я всю его полицейскую мудрость. Дождавшись, как видно, удовлетворительного результата, он изменил тон:
— Работёнка нужна?
— Никак нет, сэр.
— А что так?
— Я здесь по части охоты, сэр, — я наклонился к нему через стол и сказал доверительно: — Хочу попробовать с кабанами.
Стражник кивал, улыбаясь.
— Что ж, дело нужное. Когда преуспеете, угостите копытцем?
— Всенепременно, — ответил я, с неудовольствием отмечая, что взяточничество поставлено среди местных стражников ничуть не хуже, чем в моём родном секторе.
— Что же, не смею задерживать! — Гнутт поднялся из-за стола и сделал рукой движение, будто бы собирался отсалютовать, но в последний момент лишь запустил пальцы в бороду, с нескрываемой уже издёвкой во взгляде наблюдая за моей реакцией. — Счастливой охоты, сэр! Ваш завтрак, сэр! — он кивнул в сторону приближающейся официантки, а после наклонился ко мне и добавил: — Но, если работать всё же надумаете, поспрашивайте у кузнеца или у торговцев — им постоянно такие люди нужны.
***
Когда я закончил есть, городишко уже оживал. Отпирались закрытые на ночь лавки по периметру площади, и лоточники раскладывали на столах свои товары. Современные реалии таковы, что в сказочных городах зачастую работает куда больше людей, чем живёт, так что большинство торговцев приходили со стороны «Клыков вервольфа». Оттуда же прибыло несколько явных туристов: один бард сразу скрылся во тьме таверны, двое важного вида персон направились к дилижансам, группа магов заняла стол со мной по соседству, а прочие растеклись по площади, где сказочные дельцы уже вовсю пытались завязать торговлю. Один из вновь прибывших хлопнул по плечу Ларри Гнутта и, громогласно пообещав сменить его через час, скрылся за постоялым двором, где, видимо, располагались казармы.
Когда часы на здании ратуши пробили восемь, жизнь на площади уже кипела вовсю: одни продавали, другие покупали, третьи вертелись рядом, раздумывая, что бы украсть у тех и других, четвёртые чинно прогуливались — словом, начинался обычный день провинциального городка. Над площадью повис плотный гул множества голосов, перемежаемый иногда звоном колоколов, уханьем кузнечного молота, стуком копыт и храпом коней. Все столы у таверны давно были заняты, и официантка метала в мою сторону всё более недружелюбные взгляды, а когда это не возымело действия, из дверей выглянул сам трактирщик — поглядев на его внушительную фигуру, я рассудил, что влезать в спор мне незачем, и отправился прогуляться.
Невнятный характер задания начинал всё более действовать мне на нервы. Я ожидал, что в дыре, какой описывал это место путеводитель, я смогу без труда опознать туриста, с которым будут проблемы. Между тем на площади было уже больше ста человек, а я ни на йоту не приблизился к пониманию того, кого я, собственно, был должен искать. Может быть, подумал я вдруг со страхом, само задание было злой шуткой и Аполлон Артамонович отправил меня сюда только затем, чтобы потом посмеяться? От этих мыслей у меня внутри всё похолодело, но тут неподалёку послышались крики — кажется, там поймали воришку. Забыв о своих опасениях, я двинул туда.
Воровкой оказалась девочка-полукровка: нос вздёрнутый, скулы узкие, и лишь торчащие над вихрами остроконечные уши указывают на дальнее родство с гордыми властителями столицы. Людьми и эльфами дело, похоже, не ограничилось — в тяжёлом взгляде внимательных острых глазок сквозило нечто звериное. Я понятия не имею, как проявляются возрастные различия при смешении рас, но по человеческим меркам неудачливой преступнице было лет десять. Одета она была как типичная беспризорница.
Девчонка попалась по глупости: вместо того чтобы обчистить кого-нибудь из приезжих, она позарилась на лежавшие на прилавке янтарные бусы, и теперь торговец — смуглый мужик, внешность которого напоминала арабскую, — держал её за руку и звал стражу. Вокруг уже начинала собираться толпа — публика любит подобные развлечения. «Пусти, пусти!» — вырываясь, кричала воришка, но пальцы продавца сувениров мёртвой хваткой сошлись у неё на запястье. Зеваки подначивали пострадавшего, свистели, кривлялись — я глядел на этот балаган и пытался понять, не его ли имел в виду шеф, говоря «вы поймёте». Типаж явно вписывался в шаблон «обеспечьте её безопасность», но сама мысль о том, что мне придётся плутать с трудным ребёнком по незнакомому сектору, внушала ужас — это казалось слишком жестоким даже для наказания за упущенную амазонку.
Подошёл Ларри Гнутт — толпа неохотно раздалась, пропуская его к месту действия. Араб сразу принялся ему что-то доказывать, тряся бусами и ни на секунду не выпуская запястье девчонки, — полицай сперва молча слушал, а потом вдруг рявкнул, приказав пострадавшему замолчать, и обратился к свидетелям. Свидетелей, как водится, не было: в момент совершения преступления нищенку видел только торговец, а большинство людей подошли уже позже, как и я. Впрочем, и без свидетелей дело было чересчур ясным: не знаю, была ли малышка моей подопечной, но её приключение явно заканчивалось здесь и сейчас. Я уже повернулся, чтобы начать протискиваться прочь из торгового ряда, как вдруг почувствовал какое-то движение в нескольких метрах от себя и молодой звонкий голос воззвал:
— Дикие жители Вебезеккеля!
Ларри Гнутт повернул голову.
— О, чёрт!.. — только и сказал он. Я проследил направление его взгляда.
Поверх прилавка торговки рыбой мне была прекрасно видна часть площади с коновязью и дилижансами. Сейчас напротив прилавков стояла молоденькая девчонка со светлыми волосами и наслаждалась произведённым эффектом. Сперва я было решил, что она голая, но это было, впрочем, не так. Всё равно, отметил я с неодобрением, разгуливать в таком виде по Сказке было слишком даже по меркам закрытых зон, а Вебезеккель в их число никак не входил. Люди ошалело вертели головами, словно ища подтверждение, что все вокруг видят то же, что и они, а юная бесстыдница набрала воздуха в грудь, возвела руки к небу и продолжила:
— Дикие жители Вебезеккеля! Грехи ваши да будут отпущены! Злодеяния ваши да будут вам прощены! Жизни ваши да будут исправлены! Я, Димеона Миянская, пришла в этот город, чтобы наставить вас на путь Богини и Матери нашей Фериссии, Хозяйки лесов и Властительницы природы!!!
Люди, оторопевшие при появлении проповедницы, уже возвращались на грешную землю. На девочку уже вовсю пялились, кое-кто отпускал сальные шуточки, а кто-то начинал истерически хохотать. Послышался шум, что-то упало — оглянувшись, я увидел, что прилавок торговца бусами опрокинут, товар катится по земле, а сам араб, вопя, корчится у людей под ногами, зажав руки между коленей. Воришка тем временем проворно проскользнула мимо него, проползла под столом торговца фруктами, протиснулась между ногами у кого-то из зевак и, разминувшись с посланницей леса, вихрем взлетела на шею стоявшей неподалёку лошади, чей всадник спешился и теперь, раскрыв рот, глядел на жрицу. Босые пятки девчонки ударили коня по бокам.
— Но!
— Эй, эй!..
У нищенки был явно счастливый день: то ли она умела обходиться со скакунами, то ли животному передался азарт погони, но только конь вдруг заржал, поднялся на дыбы и рванул прочь от своего хозяина — к дилижансам, прочь с площади. «Держите, держите её!» — раздались запоздалые крики. Незадачливый всадник припустил вслед за своим скакуном, но невесомая девочка распласталась на спине у лошади и гнала её всё вперёд — в городские ворота. Сэр Ларри протиснулся мимо меня и, расталкивая людей, бросился за воровкой — это было не так-то просто, ведь мы находились в самом центре толпы. Наконец, стражник достиг стоянки дилижансов, где к поилке был привязан другой конь, торопливо распутал поводья, влез в седло и пустил животное вскачь — пыль на дороге к тому времени уже успела осесть, и шансов поймать кого-то у него было немного.
Тем временем лесная жрица продолжала о чём-то вещать с таким видом, словно всё, что происходило вокруг, не имело к ней ни малейшего отношения. Запрокинув голову, девчонка говорила всё громче, распалялась, кричала что-то о милости леса, о щедрых дарах и о возвращении в лоно природы, явно намереваясь переорать раззадоренную толпу. Люди собрались вокруг неё полукругом, радуясь новому развлечению. Про бусы из янтаря все забыли. Я стоял, как дурак, и не знал, что мне делать: невозможный побег нищенки ясно давал понять, что Сказка на её стороне, а это делало её наиболее вероятным кандидатом в мои подопечные. Между тем, пускаться в погоню сейчас было бессмысленно, а чтобы найти новую точку встречи, мне нужно было хоть одним глазком увидеть сценарий.
Я беспомощно огляделся. Полуголую проповедницу, или кем она себя там считала, толпа уже вела к дверям таверны, и не нужно было обладать даром пророка, чтобы предсказать, как будут развиваться дальше события. Не знаю, почему это меня так задело, — самым правильным с моей стороны было бы сейчас же отправиться в Управление. Вероятней всего, мне просто не хотелось спешить опять на ковёр к шефу — приняв самый невозмутимый вид и уговаривая себя, что я просто решил в свободное время немного познакомиться с обычаями дружественного нам сектора, я вышел из торгового ряда и направился в ту же сторону, что и все.
***
Люди меж тем вливались в таверну и собирались в круг возле стойки, к которой прижали дитя леса. То, казалось, ещё не осознало всей нависшей над ним опасности, поскольку по-прежнему простирало руки, крича что-то о милости своего божества, о грехах и прощении, иногда с видимым отвращением касаясь досок пола, стульев и стойки, словно этим что-то доказывая, и в такие моменты под его пальцами проскакивали янтарные искорки. Я поймал за локоть уже знакомую официантку и, пока та в немом испуге пыталась вырваться, опустил к ней в карман передника пару монет, после чего прошипел ей в лицо:
— Чтоб через пару минут самый резвый конь на конюшне стоял возле этих дверей, поняла?
Девчушка затравленно затрясла головой, и я отпустил её. Бормоча извинения, она скрылась в толпе. Я начал неспешно продвигаться вперёд, к стойке.
Люди были пока на той стадии веселья, когда новоявленной прелестнице ласково предлагают выпить. Это меня не тревожило — по виду девицы было сразу понятно, что она пить не будет, а вместо этого прочтёт нудную лекцию о вреде пьянства; так и случилось. Под дружный смех хозяин заведения уже вовсю разливал пиво, а бедная девочка, ещё совершенно не понимая, во что она вляпалась, заливалась соловьём, опьянённая звуками собственного голоса — и ещё, пришло мне в голову, осознанием того факта, что она, одинокая отважная праведница, не убоялась пробраться в самое средоточие сил врага, чтоб одержать решительную победу. Это всех веселило, это всем нравилось, и с этим вряд ли были проблемы.
Я выдохнул с облегчением. Пока что всё шло гладко, и мне, коль скоро я уж решил в выдавшуюся свободную минуту сыграть в ангела-хранителя для этой чокнутой, делать было нечего. Я даже позволил Даффи подхватить со стойки одну из заполненных кружек, а когда заплативший за неё обыватель с вызовом обернулся — улыбнуться той обезоруживающей улыбкой, которая в его исполнении должна отбивать у людей желание спорить. Стоя в толпе с кружкой наперевес и изредка для проформы поднося её ко рту, я мог чувствовать себя невидимкой, внимательно наблюдая за всеми.
Проблема была в том, что рано или поздно у кого-то из них сдаст чувство юмора, и вот тогда всё будет зависеть от того, что я предприму. О том, чтоб подобраться к девочке и попробовать шепнуть на ушко пару ласковых, нечего было и думать: проповедница всё равно не слышала никого, кроме себя, да и толпа вокруг не оставляла никакой возможности остаться с нерадивым созданием с глазу на глаз. Вот с тем, чтобы вытащить лесную жрицу наружу, проблем явно не будет — девчонка, похоже, совсем ничего не понимает и позволит вести себя куда угодно... Чёрт!
Я похлопал глазами, возвращаясь в «здесь и сейчас». Возле Димеоны уже крутились двое самых наглых представителей местной тусовки: один откровенно грубо навязывал девушке пиво, а второй, обнимая её за талию, что, похоже, нисколько не беспокоило юное прекрасное создание (чёрт возьми, да откуда такие берутся?!), что-то шептал ей на ухо, недвусмысленно поглядывая в сторону двери. Что ж, делать было нечего — приходилось идти напролом.
— Эй, ты! — крикнул я, делая шаг в сторону первого ухажёра — шум голосов стих, и толпа расступилась. Теперь я был центром внимания, и волей-неволей приходилось импровизировать. — Она не хочет пить, ясно тебе?
— Это она тебе сказать, да? — спросил наш герой, осклабясь.
— Это я так сказал, — отрезал я, в упор глядя ему в глаза, пока обострённые чувства Даффи регистрировали изменения в обстановке.
Смолк даже последний голос — глас проповедницы, и теперь уже все смотрели исключительно на меня. Заводила молчал, подпуская меня поближе, так что приходилось продолжать что-то говорить.
— А ну, отойди от неё! — гаркнул я и поспешно добавил в сторону второго героя-любовника, заметив, как рука, до того обнимавшая девушку, беззвучно скользнула в карман: — А ты даже не думай!
— Смелый, да? — спросил он, извлекая кастет, — эх, лучше бы это был нож, который можно в случае чего выбить одним движением.
— Да, не в пример тебе, — я демонстративно сплюнул на пол и с глухим стуком поставил кружку на стойку. Это сработало: народ, предчувствуя драку, подался назад, освобождая немного пространства вокруг. Для закрепления эффекта я хрустнул суставами.
Первый из ухажёров, по лицу которого было видно, что он уже начинает жалеть о том, что влез в эту затею, вдруг заюлил:
— Слушай, какие проблемы? Мы здесь стоять, мы выпивать, ты тоже стоять-выпивать, всё хорошо, да? Девчонку обидеть кто, нет, да? Хоть пальцем тронуть кто, да?
— Ещё не хватало, чтоб ты её своими погаными пальцами трогал! — ответил Даффи прежде, чем я успел прикусить язык.
— Погаными пальцами, да?! Сам чистый, да?! — получив такое очевидное оскорбление, наш герой прямо-таки просиял и от души замахнулся по мне своей кружкой.
Вопреки моим помыслам, этот удар Даффи проигнорировал, предпочтя уйти от второго, кастетом, — схватив противника за выброшенную вперёд руку, я заломил её по окружности, заставив нападавшего заскулить, и, не глядя, пнул его дружка в пах — тот согнулся и, отлетев под ноги зрителям, на какое-то время выбыл из игры. Владелец кастета попытался достать меня свободной рукой, и мне пришлось разомкнуть захват. Кусок металла упал на пол. Мы встали друг против друга, готовые снова сцепиться. Одновременно с тем я отметил, что рука трактирщика потянулась под стойку, а сквозь толпу ко мне пробираются ещё двое любителей угощать девочек пивом.
— Чистоплюй, стало быть? — спросил мой противник, делая пробный выпад. Я отступил назад, а когда толпа расступилась — толкнул Димеону в сторону выхода. — Или сам просто на девку запал, захотелось крутым показаться? Эй-эй, не так быстро!
Трактирщик уже выходил из-за стойки, а один из друзей сбитого алкоголика, который ещё только поднимался на ноги, направлялся прямиком к проповеднице. «Чёрт, не все сразу! — думал я. — Не все сразу! Если шеф узнает — а он непременно узнает — что я упустил свою пациентку, а сразу же после этого из-за развратной чокнутой проповедницы устроил в таверне драку, выпутаться из которой не смог, и всё это — находясь при исполнении, — да ведь он с меня шкуру спустит!»
Мой противник снова полез в карман — на этот раз за ножом. Его друг атаковал со спины — я нырнул, не оборачиваясь, и перебросил его через стойку. Зазвенело стекло. В это же время в воздухе надо мной просвистела дубинка хозяина заведения, и по тому, как легко она оказалась вдруг в дюйме от моей головы, я понял, что во второй раз он вряд ли промахнётся. Я крутанулся на месте, ища, у кого бы проскользнуть под ногами, но люди стояли чересчур плотно. Трактирщик уже заносил дубинку, готовя новый удар, а мой друг с ножом наперевес нёсся прямо на меня. Я схватил стул, отмахнулся им от дубинки и сам прыгнул за стойку, не видя, что там. Одна нога поскользнулась на чём-то липком, вторая запнулась о павшего соперника, и я влетел в бар, только чудом увернувшись от секции со стеклом, но зато вызвав дождь из осколков глиняной посуды.
Мне удалось встать и даже как-то уклониться от брошенного в меня предмета мебели, вызвавшего новую тучу брызг. Кто-то — я понял, кто именно, когда увидел в его руке ставшую знакомой дубинку, — вновь оказался подле меня. Ещё один — видно, тот, с которым я сцепился в самом начале, — взобрался на стойку и собирался не то прыгать, не то бить ногами, — в ограниченном пространстве меня не радовал ни один из вариантов. Наконец, третий, путавшийся сейчас у меня под ногами, тоже смекнул, что к чему, и силился встать, опрокинув меня. Повернув голову, я увидел, что Димеону держат уже двое: отправившийся на перехват друг владельца кастета и поднявшийся любитель поить девушек пивом — которые, видно, решили, что наблюдать с безопасного расстояния лучше. Попав в переделку, мозг Даффи работал как бешеный, но это всё равно не спасало: дубинка и нож, возня у меня в ногах и на стойке — всё сплелось в тугой узел, готовый сомкнуться на моей шее. Деваться мне было некуда — я инстинктивно закрыл голову руками и приготовился падать.
***
Я ждал удара — его всё не было. Я в нерешительности раскрыл глаза — как раз вовремя, чтобы увидеть, как мой недавний противник картинно падает спиной вперёд с барной стойки, а та вздувается под ним, как морская волна. Я посмотрел в другую сторону — трактирщик, потеряв ко мне интерес, отбивался от своей палки, на манер змеи обвившейся вокруг пальцев и уже пустившей побеги, по руке подбирающиеся к лицу. Бандит, секунду назад выкручивавший руки девице, пятился в угол, непрерывно вопя и закрываясь от чего-то руками, словно перепуганный ребёнок, а его друг — ценитель напитков словно бы прирос к месту и лишь неподвижными глазами смотрел в пространство перед собой. «Это не я! — подумал я обалдело. — Что, вообще, происходит?..»
Что стало с последним противником, извивавшимся у меня под ногами, разбираться я, впрочем, не стал — проскользнув мимо хозяина заведения, я схватил за руку Димеону и почти бегом потащил её к выходу. Позади занимался какой-то шум, в него вплеталось всё больше вопящих глоток, но я не стал оборачиваться, а силой вытолкнул девушку на улицу и пинком захлопнул за собой дверь.
Слава богу, конь был на месте — не сказать, чтобы породистый жеребец, однако вполне резвая молодая лошадка, способная, без сомнения, сдюжить двух седоков. Думая, скорее, спинным мозгом, нежели головой, я обхватил девушку за талию и толкнул вверх и вперёд. Проповедница оказалась весьма лёгкой даже по меркам Максима, а уж Даффи и вовсе подумал что-то насчёт того, что кормить надо девок, чтоб на них хоть немножко мяса росло. Мы с охотником подняли девушку в воздух — та проворно вскарабкалась на спину лошади и вдруг, вопреки всякому здравому смыслу, выпрямилась у той на хребте в полный рост, словно циркачка. Лошадь сделала несколько неуверенных шагов назад, вздёрнув голову, чтобы видеть, что происходит. Девушка стояла прямо и озиралась, словно пытаясь понять, что же ей делать дальше.
— Садись, дура! — крикнул Даффи и, не дожидаясь меня, первым прыгнул в седло. Я высвободил поводья, поймал Димеону, ссыпавшуюся на лошадиную спину прямо передо мной, ударил коня каблуками в бока, и мы поскакали — по площади, мимо торговцев, мимо обывателей, мимо стражников — пока те не поняли, что произошло. Шум позади стал ещё громче — было похоже, будто уже сам трактир трещит по швам, — так что мы с Даффи, не сговариваясь, стали подгонять лошадь и, лишь когда та миновала городские ворота и первые чахлые деревца остались у нас за спиной, перевели дух.