Маг и нимфа, или неправильное фэнтези

Глава одиннадцатая, в которой Максим рассказывает о себе

Мой рассказ, боюсь, вышел далеко не таким свежим и увлекательным, как жизнеописание лесной нимфы. В своё оправдание могу лишь сказать, что я постарался сделать его максимально правдивым, ни разу не покривив душой. Содержавшаяся в нём биография была, в общем, обычной: родившись в небольшом городке, я пережил детство, оставившее после себя несколько фотокарточек, пару царапин, горстку не вполне приятных воспоминаний и ни одного человека, которого я мог бы назвать своим другом, а затем, как и все вокруг, пошёл чему-то учиться. Овладев без особых успехов технической специальностью, я попал в котёл простой взрослой жизни, где меня прибило к причалу такой же обычной работы со своими минусами и плюсами. Не могу сказать, чтобы в этот период я получал от происходящего такое уж наслаждение, однако концы с концами мне удавалось сводить вполне сносно, да и мыслей о том, на что променять свою неказистую долю, у меня всё равно не было.

Потом со мною случилась Сказка. Она влюбила меня в себя с первого взгляда, решительно, без возврата, заставила приходить сюда снова и снова и, в конце концов, приняла меня в свои любящие объятия, в обмен продемонстрировав всю свою подноготную. Так я стал младшим волшебником Максимом Коробейниковым, оперативным сотрудником и учеником знаменитого в узких кругах Аполлона Артамоновича. Как это часто бывает, эйфория быстро прошла, и тогда оказалось, что работа в Сказке — это, в общем-то, та же рутина, что и работа в миру, разве только раскрашенная в иные цвета, но к этому времени мне уже нужно было писать статью, ловить музыкантов и делать сотню других вещей, которые отнимают всё время, но потом забываются крайне быстро: ты смутно помнишь о том, чем ты занимался, можешь даже назвать несущественные детали, но, когда тебя спрашивают, чем кончилось дело и что ты из этого для себя вынес, ты лишь отвечаешь дежурными фразами, ощущая внутри щемящую пустоту, и спешишь перевести разговор на другие материи. Порою, в бессонные ночи, а в особенности — когда мне на голову сыпалась очередная порция шишек, я думал о том, что с этим пора завязать, наконец взяв себя в руки. Причин, по которым я не сделал этого, было две. Во-первых, мне совсем не хотелось возвращаться туда, откуда я ушёл, когда выбрал Сказку, потому что здесь, как ни крути, было лучше. Во-вторых, к этому времени в мою жизнь вошла Лада.

В мою жизнь вошла Лада — и как-то само собой получилось так, что оплата съёмной квартиры напрямую зависит от того, получит ли маг Максим Коробейников свою зарплату аккурат к сроку, а его занятия за пределами Сказки ограничены крайне скудным набором людей и обрядов — не то чтобы слишком неинтересных, но оставляющих после себя лишь всё ту же щемящую пустоту. Конечно, были в этом союзе и другие аспекты, в том числе и более приятные — но, когда речь заходила о том, почему я работаю в Управлении, первым мне в голову приходил именно такой ответ.

Дальнейшая история читателю уже известна, хотя Димеоне я, разумеется, пересказал её всю: и как мы жили вдвоём с Ладой, коротая морозные вечера, и как потом я вдруг остался один в старом доме с прогнившими стенами, и как мы с Василисой валяли дурака в Управлении, строя рожи за спинами старших волшебников, и как ради неё, Димеоны, я стал охотником Даффи откуда-то из-под Луня, и о том, что в конце концов из всего этого получилось.

Сначала Димеона слушала молча, лишь изредка хмыкая в ключевых местах, но очень скоро начала задавать вопрос за вопросом, поскольку многое из того, что я пытался до неё донести, оказалось ей непонятным. Мне пришлось объяснять ей про школу, про институт, читать краткий курс экономики, хотя разъяснить до конца, чем отличается Сказка от жизни в миру, я так и не смог. Сошлись мы на том, что до прихода сюда я был «совсем диким», ведь лишь вконец одичавший человек может всю жизнь прожить в городе, да ещё и не знать при этом ни одного заклинания. Рассказ про Ладу, который, как я боялся, закончится расспросами о специфике наших с ней отношений, прошёл, напротив, спокойно: нимфа только спросила: «Ты её любишь?» — и с этим вопросом было покончено. К объяснению того, кто такая есть Василиса, девочка отнеслась с пониманием и даже добавила красок к портрету волшебницы. Аполлон Артамонович оказался материей более сложной: объяснить, для чего маги пишут статьи и какая у них иерархия, я, пожалуй, ещё смог, но вопросы о мотивации шефа были для меня самого белыми пятнами, так что здесь нам пришлось ограничиться тезой о том, что он очень умный.

Я не очень люблю говорить о себе — человек я достаточно скучный — однако друидка была благодарным слушателем, и к концу своего рассказа я почувствовал даже некоторую гордость за то, к какой славной профессии принадлежу. Описание моей работы было для Димеоны большим откровением, а когда я сказал, что почти все маги диких людей занимаются тем же, чем я, она едва могла мне поверить. Вообще, очень скоро я понял, что рассказ этот оказался куда интереснее для меня самого, чем для друидки: за последние несколько лет у меня как-то не было случая серьёзно задуматься обо всём, что со мною происходило, не считая нескольких вечеров, когда я засиживался допоздна в Управлении, но тогда всё представлялось мне в основном в чёрном цвете, тогда как сейчас, рассказав о своей жизни, я начал понимать, что многое у меня шло очень даже неплохо, а кое-что даже могло стать предметом зависти окружающих. Приободрилась и Димеона: если в начале моего рассказа она была погружена в свои грустные воспоминания, то ближе к его концу начала забывать о них, уделив всё внимание нашей беседе.

Наконец, иссякнув, я замолчал с чувством глубокого внутреннего удовлетворения: не каждый день случается возможность выговориться, и даже перспектива строжайших мер, применённых ко мне руководством, в тот момент меня не очень-то беспокоила. Кроме того, я вдруг со всей ясностью осознал: продолжаться так, как она продолжается, моя жизнь не должна, а раз так, то не всё ли равно, что подумают наши магистры?..

Какое-то время мы оба молчали, каждый думая о своём. Наконец, нимфа сказала с несвойственной ей серьёзностью:

— Знаешь, а я ведь не так себе это представляла.

— Что? — переспросил я, возвращаясь в реальность.

— Я думала, вы такие же, как мы, только сидите по городам и творите не пойми что, а вы... Вы другие, и у вас всё сложнее.

— Да, — кивнул я, оценив эту мысль и найдя её более чем справедливой. — У нас и вправду всё намного сложнее — ты даже не представляешь насколько.

— А что ты теперь будешь делать? — спросила девочка. — Ты будешь ходить со мной, как и раньше?

— Вряд ли, — сказал я скептически. — Видишь ли, мне нельзя было рассказывать тебе того, что я рассказал. Сейчас я пойду и признаюсь во всём Аполлону Артамоновичу. Меня наверняка отстранят от проекта, а скорее всего, даже уволят и вышлют из Сказки в пятьдесят девять минут.

Димеона задумалась.

— Я могу сказать ему, что ты ничего мне не говорил, — предложила она. — Хочешь?

Я улыбнулся печальной улыбкой:

— Вряд ли это поможет.

— Он — как Мелисса? — спросила девочка.

— Он просто очень умный волшебник, — сказал я.

Мы помолчали.

— Значит, ты не хочешь остаться? — спросила друидка.

— Пойми меня правильно, Димеона, — начал я осторожно. — Мне здесь очень нравится, правда. Если бы речь шла о том, чтобы проводить время так, как мы сегодня его проводим с тобой, я бы ни минуты не стал над этим раздумывать. Но бегать всю жизнь за туристами, врать честным людям вроде тебя, писать статьи и отчёты, следить за сценарием и делать всё то, в чём я мало что понимаю, — это, знаешь ли, не так уж и здорово. Вряд ли я пропаду, да и намного хуже, чем здесь — я имею в виду, что здесь, разумеется, хорошо, но вся эта волокита и прочее — так вот, намного хуже не будет.

Нимфа сопела.

— Я думала, ты поможешь мне посмотреть диких людей, — сказала она.

— Мне хотелось бы, — кивнул я. — Мне правда хотелось бы, но тогда мне пришлось бы либо всё время врать шефу, а это не может продолжаться долго, либо начать опять врать тебе, а этого я совсем не хочу. А дикие люди... Диких людей ты посмотришь и без меня.

Димеона кивнула.

— Что ж... Спасибо, — сказала она.

— И тебе большое спасибо, — сказал я, поднимаясь. — Я очень рад, что мы познакомились. И да, я очень рад, что мы вот так просто поговорили — это было действительно здорово.

— Тебе проще, — сказала девочка. — Тебе есть куда идти... И ты понимаешь диких людей — ты сам почти дикий.

— Иной раз мне кажется, что я сам себя не до конца понимаю, — признался я. — Ну, ладно, удачи тебе, Димеона! Думаю, больше мы не увидимся, так что — прощай.

— Прощай, — откликнулась девушка. Голос её прозвучал глухо.

Я поспешил отвернуться, чтобы не видеть выражения её лица, и, зажмурившись, нажал на гашетку — волшебный вихрь подхватил меня, и через секунду вокруг уже были стены Управления. Я вздохнул — как-никак сейчас меня будут отчитывать — но тянуть было нечего, так что я взял себя в руки, включил в голове бодрый мотивчик и строевым шагом отправился погибать.

***

— А, Максим Андреевич! — шеф стоял у окна, изучая какую-то книгу, и лишь бегло кивнул мне в знак приветствия. — Заходите, присаживайтесь.

— Аполлон Артамонович, — я вошёл и прикрыл за собой дверь, в глубине души радуясь тому, что, кроме начальника, в кабинете никого больше нет. — По-моему, я запорол задание.

— Вот как? — маг отложил книгу и взял со стола чашку чая. — Рассказывайте... Да, и садитесь же Вы, садитесь! Не могу я, когда Вы стоите и вот так на меня смотрите. Хотите, я тоже сяду?

Я присел на край кресла, маг остался стоять.

— Итак?..

У меня в горле стоял комок.

— Аполлон Артамонович, я полностью раскрыл антураж, — сказал я деревянным голосом. — Я рассказал Димеоне всё — и про себя, и про вас, и про Василису, и про задание. Я понимаю, что так делать нельзя, но я сделал это осознанно, без какого бы то ни было принуждения. Всю ответственность, — добавил я быстро, — я беру на себя.

Я умолк. Маг помешивал в чашке и смотрел на меня.

— Продолжайте, — сказал он.

Я развёл руками:

— Собственно, это всё. Разумеется, я понимаю, что последуют самые жёсткие санкции, и заранее согласен с тем, что...

— Да подождите Вы, — перебил меня шеф, откладывая ложечку и делая свободной рукой нетерпеливый жест. — Это что — всё, в чём Вы хотели признаться?

Я осёкся:

— Ну... В общем... Да.

— Что ж, замечательно, — волшебник кивнул. — Думаю, с тем, чтоб замять инцидент, проблем не возникнет.

Наверное, я выглядел очень глупо, поскольку уголки губ чародея, наконец, приподнялись.

— Да не волнуйтесь Вы так! — сказал он успокаивающе. — Всё хорошо, все совершают ошибки... И потом, Вы ведь раскаиваетесь?

— Нет, — выдавил я.

— Что ж, в таком случае, тем более не вижу причин дальше обсуждать это, — кивнул маг. — Кстати, как там дела с Вашей нимфой?

— Дела... — в голове у меня была каша, так что я предпочёл на всякий случай покрепче держаться за подлокотники. — Ну... Как я вам уже говорил, вчера вечером у нас случился новый контакт с Мелиссой, после которого друидка сбежала. Сегодня с утра мне удалось её разыскать — после некоторого объяснения она, в общем, не возражает против того, чтобы я занимался ею и дальше.

Шеф улыбнулся:

— Вот видите? Всё совсем не так плохо, как Вам кажется.

— Да, но... Туристка ранена...

— Опять?

— Да... Ещё вчера... Один из наёмников успел всадить ей в спину стрелу.

— Простите, — Аполлон Артамонович поставил чашку на блюдечко. — Но Вы мне, кажется, говорили, что вчера она от Вас убежала?

— Да, — кивнул я.

— Со стрелой в спине?

— Да.

— Почему Вы не сообщили?

— Потому что вчера я думал, что с ней всё в порядке, — признался я. — Она говорила настолько уверенно и спокойно... Разумеется, я признаю, что свалял дурака, что не оказал своей подопечной первую помощь, что действовал неуклюже и так далее...

Чародей поднял руку.

— Подождите, — прервал он меня. — Давайте вернёмся к истории со стрелой. Вы хотите сказать, что в замкнутом помещении в неё попадают из лука...

— Из арбалета.

— ...из арбалета, а она после этого как ни в чём не бывало с Вами общается и убегает, а сегодня Вы находите её живую, в сознании и, в общем, готовую к приключениям?

— Я понимаю, что это звучит немножко нелепо, но...

— Да подождите Вы! Да или нет?

— Ну... Да.

— Каковы Ваши мысли на этот счёт?

Я растерялся.

— Аполлон Артамонович, я постараюсь впредь вести себя более осмотрительно. Мне очень жаль, что так получилось, и...

— Да Господь с Вами! Что Вы думаете о самой Вашей нимфе в контексте произошедшего?

— О нимфе? Очень живучая. Я, конечно же, понимаю, что это опять какой-то эксперимент, и мне очень жаль, что меня не посвящают в детали...

— Эксперимент? — волшебник усмехнулся. — Что ж... Допустим.

— А что? — спросил я. — Это не так?

— В неё стреляли из арбалета, — Аполлон Артамонович улыбался. — В помещении. В упор, можно сказать... Вы видели болт?

Я кивнул.

— Из чего он был сделан?

— Металлический...

— Железо, сталь? Ещё что-то?

— Откуда я знаю? — я пожал плечами. — На нём была кровь, и... Ржавый немножечко. Наверное, сталь.

— И на какие мысли Вас это наводит?

Я молчал.

— Ох! Ладно, — чародей покачал головой — он явно получал удовольствие от допроса. — Ладно, извините, я Вас перебил. О чём Вы ещё хотели мне рассказать?

— В общем-то, это всё, — я развёл руками. — После того, как мы... Э-м-м... Уладили недоразумение, Димеона пересказала мне свою биографию.

— Сказочную?

— Исключительно.

— Что ж, интересно... — рассеянно кивнул чудотворец. — Ну, что же... Если это действительно всё, то я не вижу причин Вас задерживать.

Я не двинулся с места. Маг поднял глаза:

— Что-то ещё?

— Меня что — не уволят? — спросил я.

Волшебник открыл было рот, чтобы ответить, но в последний момент передумал. Вместо этого он поднял чашечку с блюдца, сделал глоток и нажал кнопку селектора.

— Варвара?

— Да?

— Варвара, будьте добры, принесите мне, пожалуйста, личное дело аспиранта Коробейникова, — бархатным голосом попросил шеф.

Во рту у меня пересохло, я встал. Маг успокаивающе помахал мне рукой.

— Сидите, сидите! — сказал он. — Сейчас разберёмся.

Я сел. Под ложечкой сосало. Простучали шаги, скрипнула дверь, и запыхавшаяся Варвара передала начальнику толстую папку с моим именем на обложке. Аполлон Артамонович предостерегающе поднял палец, чтобы секретарша сразу не уходила, — та в нерешительности остановилась.

— Варвара Алексеевна! — промурлыкал шеф, с папкой в руках обходя вокруг заваленного бумагами стола и усаживаясь в своё глубокое кресло. — А скажите, пожалуйста: на аспиранта Коробейникова у нас положительная характеристика или отрицательная?

Варвара бросила на меня быстрый взгляд, лицо её зарумянилось.

— Ну, вообще-то, положительная, — сказала она.

— Правда? — шеф старался казаться серьёзным, но видно было, что ему становилось всё сложнее сдерживать улыбку. — А дисциплинарных взысканий за ним не числится?

— Пока что ни одного, — бросив на меня ещё один обеспокоенный взгляд, ответила секретарша.

Аполлон Артамонович покачал головой.

— Ну, может быть, он работу прогуливает? — предположил он. — Коллегам грубит? Ещё как-нибудь безобразничает?

Весёлое настроение шефа начало понемногу передаваться Варваре — покачав головой, та с улыбкой ответила:

— Нет.

— Вот как? — старый маг поднял брови. — И в милицию он ни разу не попадал?

Секретарша пожала плечами.

— Что ж... — мой руководитель, наконец, раскрыл папку. — Что ж, очень жаль. Спасибо Вам, Варвара Лексеевна, Вы можете быть свободны.

Варвара ушла. Шеф всё пытался придать себе серьёзный вид, копаясь в бумагах. Мне по-прежнему было ничуть не смешно.

— Так, что тут у нас? Личная карточка, заключение медкомиссии, заявление на отпуск... Вы давно были в отпуске?

— В апреле, — сказал я слабым голосом.

— ...в самом деле, в апреле, — волшебник помахал какой-то бумажкой. — Но всего четырнадцать дней?

Я пожал плечами.

— Кхм, кхм... Что ж, ладно, — начальник продолжал перекладывать документы. — Хм... Пока ничего криминального... Извините, а где же... Ах, да, вот он! План аспиранта.

Аполлон Артамонович выудил из большой папки папку поменьше — всего несколько бумажных листов, скреплённых между собой, — и взвесил её на ладони.

— Итак?..

Я молчал, ожидая продолжения. Чародей положил документ прямо перед собой и прокашлялся.

— Как Вам должно быть известно, эта папка содержит в себе Ваш план на три года, — начал он. — То, чем Вы собираетесь заниматься, специальность, тему предполагаемой диссертации...

Я кивнул.

— Хорошо, — серые глаза мага смотрели на меня неотрывно. — В таком случае, скажите, пожалуйста: исходя из Вашего опыта, кем Вы себя видите в нашей организации через пять-десять лет?

— Ну... — я судорожно вздохнул. — Вы имеете в виду — если меня не уволят? Ну, в таком случае, я думаю, что... Сказочным сотрудником? Я имею в виду: сразу старшего мне не дадут, и тогда остаётся...

— Максим Андреевич, — волшебник вздохнул. — Боюсь, Вы меня неправильно поняли. Я Вас спрашиваю не о должности — Бог с Вами, должность — это дело десятое! Я Вас спрашиваю о том, какой Вы видите свою роль в нашей общей структуре, свой вклад в наше общее дело.

— Вклад в общее дело?..

— Скажем, я, — продолжал чародей. — Я, как Вы знаете, очень мало работаю — вместо этого я забочусь о том, чтобы другие люди, которыми я руковожу, работали много. Очень несправедливо, Вы не находите? Но я считаю, что так от меня куда больше пользы, чем если бы я был на любом другом месте. Нет, я мог бы, конечно, уткнуться в теоретические изыскания, как Эмма Борисовна, но тогда руководство организацией должен был бы принять на себя кто-то другой... Вы улавливаете?

Я снова кивнул.

— Или Марк Моисеевич, — продолжал старый волшебник. — Он занимается исключительно своей теорией. Пек что-то мастерит. Василиса Андреевна работает в поле. Пепи торгует сосисками. Ян хранит у себя ключи от всех наших кабинетов — согласитесь, большая ответственность! Борис Эдуардович стережёт нас от прорыва. Эмма Борисовна... Да Вы и сами всё знаете! Скажите, чем Вы собираетесь заниматься по окончании аспирантуры? В чём Вы себя видите?

— Я? Да я как-то...

— Почему я Вас спрашиваю, — шефа было не остановить. — Дело в том, что вот этот вот документ, — он опять помахал в воздухе планом. — Он определяет не только то, чем мы с Вами сейчас занимаемся, но и тот задел, который мы сделаем на будущее. Вам же самому потом проще будет, если мы сейчас сделаем правильный выбор: кому-то хочется идти в теоретики, а кто-то не мыслит себя без ежедневных полёвок. Или, опять же, сосиски... Вы-то к какой когорте себя относите?

— Я? Да я, право, не...

— Я почему ещё именно сейчас у Вас это спрашиваю, — продолжал Аполлон Артамонович. — Вы сказали, что всё рассказали туристке. Вот я и думаю: а «всё» — это что? Вряд ли Вы ей стали врать, как Вам нравится то, чем Вы занимаетесь — я по Вашим глазам вижу, что это не так! Стало быть, Вы ей рассказали о чём-то помимо этого? Стало быть, Вы сами задумались наконец-то о главном, о том, что Вам нравится, а что — нет? Вот я Вас и спрашиваю: для Вас главное — это что? Зачем-то же Вы пришли в Сказку? Что-то Вы ведь тут искали? Вот я и хочу знать: что именно?

«Теперь ведь он не отвяжется», — подумал я со ставшей уже привычной тоской. Потом взгляд мой упал на раскрытое личное дело. «Что... Да какого чёрта?! — подумал я вдруг. — Меня всё равно увольняют — уж теперь-то, наверное, можно?..»

— Понимаете, Аполлон Артамонович, — как сквозь сон, услышал я чей-то голос, и лишь потом понял, что это говорю я сам. — Сказка... Когда я пришёл в неё, волшебники мне казались хранителями этого волшебного места. Сейчас-то я понимаю, что мы всё же больше учёные, но тогда...

Начальник кивал.

— Я думал, я стану добрым волшебником, — продолжал я. — Буду... Ну, помогать или просто жить в этом мире, смотреть на него изнутри и как будто со стороны. Понимаете, это... Это как в детстве: когда двор становится волшебным лесом, и для того, чтобы быть в нём хозяином, ничего особенного не нужно делать — нужно просто ходить по нему, смотреть вокруг и помнить, что ты — хозяин...

Маг что-то быстро писал.

— Такое, знаете, мимолётное ощущение... Очень тяжело объяснить... Я имею в виду: сейчас у меня это тоже есть — ну, бывает — так, изредка... Когда я оказываюсь... Сам по себе, что ли. Но когда я прихожу в кабинет и мне нужно писать статьи и читать монографию Штуцера... И сдавать отчёт по русалкам... А Ерёмин опять с меня требует данные... И всё это — изо дня в день... Я не хочу сказать, что всё это плохо или не нужно, просто... Очень изматывает... Я... Я понимаю, что хочу невозможного, и я б никогда не сказал, если б вы...

Под пристальным взглядом шефа я скис. Старый маг покачал головой и вздохнул.

— Так вот у кого Штуцер, оказывается... — пробормотал он.

— Простите?

— Штуцера Вы взяли? Библиотечного?

— ...да.

— Когда продляли в последний раз?

Я сдвинул брови, стараясь припомнить:

— Кажется... В сентябре...

— Как дети малые... — пробурчал чародей. — Сегодня же верните книгу на место — на неё уже очередь! Вы всё равно, я гляжу, не горите желанием её дочитать.

Я почувствовал, что краснею.

— Что же до остального... — продолжал маг. — Стало быть, Вы хотели бы быть, как Вы выразились, хранителем Сказки?

Я кивнул:

— Да, если можно так сказать, но я понимаю, конечно, что это всё только мечта и что я не...

— Стоп-стоп-стоп! — Аполлон Артамонович поднял руки. — Давайте без этих «но». Я услышал то, что хотел услышать. Я-то думал, с Вами всё совсем плохо, а Вы, оказывается, ещё можете побарахтаться! Прямо гора с плеч, честное слово... Кстати, как у нас со временем? — он вдруг посмотрел на часы. — Я так понимаю, я Вас чудовищно задержал? Извините, Ваша леди, боюсь, Вас уже заждалась.

— Моя леди?..

— Димеона.

— Простите, — я сел прямо. — Простите — меня что, не уволят?

— За что? За то, что Вы откровенничаете с туристами? Бог с Вами, откровенничайте Вы с кем пожелаете! — шеф покачал головой. — Понимаете, для увольнения нужны основания, и притом — веские: скажем, систематические нарушения трудовой дисциплины. Вот если бы Вы мне принесли заявление...

— Заявление я не принёс, — развёл я руками.

— Вот видите? В таком случае, всего доброго.

— Что ж... До свидания, — пробормотал я, поднимаясь. — Я книгу верну, вы не думайте...

Маг, близоруко сощурясь, смотрел, как я иду к двери.

— И не волнуйтесь Вы так, — сказал он, когда я взялся за ручку. — В конце концов, у Вас свободный сценарий, а это значит, что все без исключения действия остаются целиком на Ваше усмотрение... Надеюсь, Вам это понятно? Кстати, как там Димеона, что она намерена делать дальше?

— Она хотела, чтобы я показал ей диких людей, — ответил я просто.

— Вот и замечательно! Я вижу, Вы хорошо ладите. Сводите её в Сивелькирию или куда-то ещё — в конце концов, Вы ведь можете сделать это не потому, что так надо или я Вам приказал, а потому, что она сама Вас попросила об этом, если Вы, конечно, не против.

В который раз за время нашего разговора я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног.

— В Сивелькирию?

— Вы что-то имеете против столицы? Ну, хорошо, возьмите город попроще, скажем...

— Но когда мы были в Кромвеле... — начал я.

— Максим Андреевич, я ведь Вам объяснял: Кромвелю не нужны проповедники точно так же, как Вашей уважаемой подопечной не нужны стёртые ноги и надорванная зазря глотка. Я убедил Магистрат, что наша нимфа опасна, из этих только соображений — не больше, не меньше. Пока целью Вашего посещения будет осмотр достопримечательностей, двери больших городов открыты для Вас, хотя за Вебезеккель, как Вы понимаете, я и не могу поручиться.

— А... — я осёкся.

— Что-то ещё? — спросил маг.

— Нет, м-м-м, ничего... Всего доброго...

Я поспешил выбраться в коридор. В теле была пустота — ощущение было такое, словно меня выжали, а потом вывернули наизнанку. «Хранитель Сказки? — подумал я с неодобрением. — Надо же... Он ещё издевается!»