Маг и нимфа, или неправильное фэнтези

Глава семнадцатая, в которой Максим прижимает к себе Димеону

На какое-то долгое, долгое время мы остались одни. Не было больше ни Сказки, ни магов, ни долга, ни исковерканного сценария, была только маленькая душная комната, а в ней — два чуть не потерявших друг друга родных человека, которым слишком многое теперь нужно было сказать и сделать. Слова, клятвы, поцелуи, прикосновения — всё это, наверное, продолжалось немногим более получаса, но за это время мы стали близки как никогда прежде. В какую-то минуту мне даже стало казаться, что мир наконец стал таким, каким он и должен быть: добрым и ласковым, таким, каким он был бы, если бы в нём на всех хватало любви, тепла, заботы и понимания.

Увы, идиллии не дано длиться долго: едва подумав о мире, ожидавшем снаружи, я вспомнил и о том, где и, главное, на каком положении мы теперь находились. Я попытался прогнать эту мысль, задавить, спрятать, но Димеона почувствовала её, стоило той попасть в мою голову. Отделившись от меня, друидка откинула со лба прядку волос и, посмотрев на меня исподлобья, спросила:

— Ну, Максим, что мы теперь будем делать?

Я не успел ей ответить — в дверь стучали.

***

— Коробейников! Вы что, издеваетесь?!

Ключ повернулся в замке прежде, чем мы успели привести себя в порядок, и на пороге появилась Осадько — гневная и клокочущая, какой я её в жизни не видел.

— Здравствуйте, Эмма Борисовна!..

Встав с кушетки, я привлёк к себе Димеону, обнял за талию и с вызовом посмотрел на магистра. Так мы и стояли: я — прижимая друидку к себе, словно надеясь таким образом её защитить, Осадько — шумно дыша и переводя налитые кровью глаза с девушки на меня, Димеона — пристально глядя на незнакомую женщину. Взгляд волшебницы методично ощупал нас, комнату, скользнул по мятой одежде, по кушетке, хранившей ещё прикосновения наших тел. Женщину передёрнуло, будто до этой минуты она ещё верила в мою порядочность.

— Коробейников! Вы что, совсем двинутый?! — вскричала Эмма Борисовна, почти с ненавистью глядя мне прямо в глаза. — Вы что, рехнулись? Чем вы тут занимаетесь? Что за цирк вы устроили? Почему вы утащили сюда персонажа? К чему был весь этот спектакль там, в Управлении? Что вам понадобилось в Сивелькирии? О чём вы, чёрт вас возьми, вообще думали?!

Я молчал. Ситуация была патовая, если не сказать больше: ответить по существу мне было нечего, единственный путь к отступлению нам отрезала Осадько, позади которой маячили теперь ещё Ерёмин и Крымов, а о том, чтоб отдать им мою Димеону, не могло быть и речи. Оставалось только ждать, что же будет дальше.

— ...Я сама знаю! — ответила Осадько говорившему ей что-то на ухо Захарченко. Ерёмин хотел было протиснуться в комнату мимо неё, но магистр качнулась в его сторону, и тот поспешил отступить. — Коробейников! У вас вообще совесть есть?!

В коридоре мелькнуло лицо Василисы. В надежде на её помощь я вытянул шею. «Убью!» — говорил взгляд моей напарницы. Я вздохнул и лишь крепче прижал к себе Димеону.

— ...Вам что, мало было затащить в постель ключевой образец уникального эксперимента — вам непременно нужно было ещё и сюжет исковеркать?! — тем временем орала Осадько. — Вам что, обязательно хотелось устроить шоу на весь Магистрат? За такое не выгонять — да за это вешать надо!

По правде сказать, друидка давно уже вела себя беспокойно, но до сих пор я не очень-то обращал на это внимание — было не до того. На последних словах, однако, Димеона вздрогнула, решительно стряхнула с себя мои руки и сделала шаг вперёд, оказавшись лицом к лицу с разъярённой леди.

— Не кричи! — произнесла она тихо, но твёрдо, с незнакомыми мне до сих пор интонациями. — Ты не смеешь кричать на Максима, а тем более — угрожать ему. Максим — мой мужчина, и я буду защищать его — если понадобится — до последнего вздоха.

Сказать по правде, я немного офонарел от такого поворота событий. Вид у меня, наверное, стал дурацкий. На других, однако, слова Димеоны не произвели должного впечатления: Ерёмин присвистнул, а Осадько, приподняв брови, оглянулась через плечо, словно не веря своим ушам.

— Нет, вы это слышали?! — спросила она. — Коробейников! Это вы её научили? Это ваших рук дело, да?! Это, наверное, шутка такая? Вы шутите, да? Вам нравится так шутить? Ха, ха! А может быть, это вас Зяблин научил так шутить? Вы всё время будете теперь так шутить? Или вы давно начали? А может, весь этот проект — одна ваша идиотская шутка? Вы вообще соображаете хоть немножечко?!

Магов в коридоре прибавилось — я насчитал уже человек восемь, не меньше. Димеона набрала воздуха в грудь.

— Ты — просто склочная дурная старуха с дрянным характером, — ровным голосом заговорила она. — Ты всё кричишь, кричишь, и поэтому тебя все боятся, но на самом деле в глубине души ты несчастна, потому что тебя никто в целом мире не любит, а не любят тебя потому, что ты сама никогда никого не любила.

До этого маги о чём-то переговаривались, однако сейчас вокруг стало неожиданно тихо. На губах Крымова играла бессознательная улыбка.

— Ты всё время орёшь, доказывая что-то кому-то, — продолжала друидка. — Ты считаешь себя очень умной, думаешь, что ты в праве решать за кого-то, кем ему быть и что делать, а тем временем люди шушукаются у тебя за спиной, и хихикают, и посмеиваются над тобой втихомолку, а сама ты всё время плачешь в глубине души, хотя и стараешься прятать это от всех, и от себя самой даже, потому что вечером, когда ты приходишь домой, тебя не встречает никто, кроме твоего облезлого черепахового кота, да и тот терпит тебя только лишь потому, что ему не к кому больше идти.

Слова юной жрицы теперь падали так, словно она читала раскрытую книгу, сухо и методично. Нимфа стояла, скрестив на груди руки, и просто говорила, что думала. Маги многозначительно переглядывались. Осадько молча ждала продолжения.

— Ты думаешь, ты — светило, но, когда ты умрёшь, твоё место займут другие, и никто ничего не заметит, потому что они ничуть не хуже тебя могут читать цветные картинки, и, хотя они не умеют ещё говорить так весомо, как ты, на их стороне будут сила, молодость и любовь — то, что ты промотала, не умея воспользоваться. Тебе нечего дать другим людям. Тебе не нужен никто. Из-за этого людям плевать на тебя.

Я слушал этот поток, затаив дыхание. В коридоре шушукались, раздавались сдавленные смешки. Осадько, впрочем, была вылеплена не из того теста, что простые смертные, — её лицо выражало лишь скуку.

— Кто-нибудь, заткните, пожалуйста, рот персонажу, — попросила она, убедившись, что девочка замолчала. — Невозможно работать же!.. Коробейников! Либо вы прекращаете свой балаган немедленно, либо...

Никто, впрочем, так и не узнал, какой была для меня альтернатива: рука Димеоны вдруг взметнулась в воздух и прежде, чем кто-либо успел что-то сделать, наотмашь ударила Эмму Борисовну по лицу. Раздался звонкий, смачный шлепок, и в помещении повисла тишина.

Осадько медленно, как во сне, подняла руку и схватилась за щёку. Лицо её моментально сделалось белым, как простыня, и только след от пощёчины пламенел, словно кожа в том месте была раскалена. В глазах магистра, наконец, появилась хоть какая-то человеческая эмоция, и этой эмоцией был страх — откровенный и неприкрытый. Как в замедленном кино, Эмма Борисовна попятилась, запинаясь о высокий порог — к счастью, стоявший за её спиной Крымов успел вовремя подхватить коллегу за плечи. Тем временем в комнату уже протискивался Ерёмин, и лицо его было решительно и сурово.

Димеона ждала. Сложив на груди руки и отставив в сторону ногу, она спокойно взирала на творящееся перед ней представление. Я не видел её лица, но было в том, как она стояла, что-то такое, что заставляло напрячься. Разминувшись с Осадько, Ерёмин, наконец, проник в комнату и сделал решительный шаг в сторону лесной жрицы. Глаза его были налиты кровью.

— Димеона, нет! — крикнул я.

Рука оперативника легла на плечо друидки.

Я ожидал, что Димеона успеет выскользнуть, или что она прикончит Ерёмина, как Юрия, или даже что она перекинет его через себя — несмотря на очевидную диспропорцию масс и размеров, в тот момент я готов был поверить во что угодно. Ничего из этого, впрочем, не произошло. Внешне не случилось вообще ничего: Димеона всё так же стояла на месте и даже не шелохнулась, когда рука мага коснулась её плеча. Что изменилось — так это положение Ерёмина: только что глава Опергруппы был готов браво схватить нарушительницу спокойствия — и вот он уже оказался в дверях, согнувшийся пополам и кричащий от боли, прижимающий к себе обожжённую руку.

— ...Не сметь, — возвышавшаяся теперь над ним Димеона говорила размеренным, незнакомым мне до сих пор голосом. — Ты не смеешь ко мне прикасаться. Вы не смеете делать со мной что-либо, чего я не хочу. Вы все — низкие, никчёмные личности...

— Димеона, берегись! — выкрикнул я мгновением позже, чем следовало.

— Фи, как это предсказуемо!.. Василиса, ты ничуть не меняешься, — юная жрица, погасив в воздухе выпущенное моей напарницей заклинание, осталась совершенно спокойной. — Кто следующий?

Ещё две или три формулы были брошены в мятежную нимфу, но пальцы той оказались вдруг сплетены в затейливые мудры, каких я не знал, и невидимая стена равнодушно всосала заряды с едва различимым свистом. Ерёмин выпрямился и теперь дул на ладонь — похоже, ему досталось меньше, чем мне показалось вначале.

— Вы слепы, как и боги, которым вы поклоняетесь, — ровным голосом продолжала вещать друидка. — Вы мелочны, как и все ваши помыслы и фантазии, ваши деяния и мечты. Вы слабы, хотя думаете, что сильные. Вы бредёте во мраке, который считаете светом. Вы — жалкие, недостойные, вы...

— Димеона?.. — я осторожно тронул девушку за плечо, боясь тоже обжечься, хотя, разумеется, этого не произошло. — С тобой всё в порядке?

Нимфа повернулась ко мне. Глаза её не были янтарного цвета, как я боялся, но не были они больше и серыми — скорее, у них был цвет блекнущей позолоты, уже не серый, но ещё не жёлтый. На губах жрицы играла маниакальная полуулыбка.

— Со мной всё в порядке, Максим, — произнесла она голосом ровным и чистым, словно бы даже весёлым, но от этого куда более страшным. — Я в полном порядке, просто моё терпение тоже не безгранично. На тебя рассердиться я не смогу при всём желании, но они, — она кивнула в сторону магов, — они заслужили моего воздаяния.

Я поднял глаза на волшебников — перехватив мой взгляд, пришедший в себя Ерёмин сделал жест пальцами, словно бы переламывая невидимую веточку. Я отрицательно покачал головой. Димеона расхохоталась. Этот смех был вполне искренним, но именно поэтому у меня по спине побежали мурашки.

— Он не будет больше играть в ваши игры! — громко объявила друидка. — Он уже убедился, чего вы все стоите, — именно потому он теперь со мной, а не с вами.

Я вновь взглянул в лица коллег по Управлению. Волшебство момента спало, маги переглядывались и перешёптывались. Я стоял, переводя взгляд с них на повзрослевшую девочку, и пытался понять, что же мне теперь делать. Сейчас они примут решение, и тогда...

— Предлагаю погасить персонажа как представляющего угрозу для стабильности сектора, — ровным голосом сказала Осадько. — Кто за? Кто-то против? Одобрено координационным советом, отлично. Магистрат выдаст санкцию задним числом. Каково мнение Опергруппы — можем мы приступать?

Сделалось тихо — даже Димеона умолкла, почуяв неладное. Один за другим волшебники повернулись к Ерёмину. Оперативник старательно бинтовал кисть узкой марлей. Потом он поднял взгляд и посмотрел мимо юной жрицы мне прямо в глаза.

— Да, конечно, — сказал он, неприязненно улыбаясь. — Заблокируйте эту комнату — в «Клыках» должны быть свои компенсаторы. Пришлите Матвея со второй базы и можете начинать.

Я стоял и никак не решался поверить в то, что произошло. Они решили убить мою Димеону за простую пощёчину и делали это так, словно бы такой шаг был единственно верным и само собой разумеющимся. Я ожидал, что они начнут спорить или, по крайней мере, заговорят в более обтекаемых выражениях. Вместо этого они вели себя так, словно речь шла всего лишь о том, чтобы поставить на место зарвавшегося подростка.

— «Заблокируйте комнату!» — вывел меня из транса изменившийся вдруг до неузнаваемости голос нимфы. Повернув голову, я увидел, что девочка дрожит мелкой дрожью. — «Можете продолжать!» ...Ну, держитесь!

«Димеона, не бойся...» — вот что готово было сорваться с моего языка. Потом девочка обернулась ко мне, и я подавился несказанной фразой. Димеона не была ни капли напугана — напротив, она тряслась от ярости.

— Максим, встань у меня за спиной, — сказала она резко.

— Димеона, я, правда, не думаю... — начал я осторожно.

— Встань у меня за спиной! — повторила она, и я послушался: это был не тот приказ, с которым я осмелился бы спорить.

Кто-то из магов присвистнул.

— Обхвати меня поверх плеч, как если бы ты висел у меня на спине, и держись, не выпуская, что бы ни происходило. Чуть шире. Крепче. Вот так.

— Максим, если ты сейчас же... — начал было Ерёмин, но его перебила Осадько:

— Максим, делай как она скажет! Борис Эдуардович, вы ведь не хотите иметь мёртвого Коробейникова?

— Приготовься!

Димеона запрокинула голову, насколько это было возможно при том, что я стоял у неё за спиной, и, нараспев выкрикнув несколько слогов заклинания, медленно развела руки в стороны. Фигуры, в какие были сложены её пальцы, стали совсем уж причудливыми. Ерёмин что-то шепнул на ухо Крымову — тот кивнул и скрылся из виду. Осадько тоже больше не было в поле зрения. Взгляд Василисы был пристальным и тяжёлым. Друидка пока что не двигалась. Было тихо.

Старший оперативник достал из кармана огрызок карандаша и осторожно коснулся им невидимой преграды, отделявшей нас от коридора. Карандаш задымился. Ерёмин проворно разжал пальцы и чему-то кивнул.

— Все назад, — произнёс он негромко. — Через минуту прибудут гасители, и тогда всё будет у меня под контролем, но до тех пор...

— Маги диких людей!

Голос нимфы прозвучал так пронзительно, что я вздрогнул. В нём были и задор, и сила, и шальное веселье, но не было решительно ничего от той робкой девочки, которая только вчера жадно внимала моим поучениям и плакала оттого, что её не слушали. В ту же секунду я почувствовал, как тело её напряглось и задрожало едва уловимой вибрацией, словно бы вдоль позвоночника нимфы пустили ток.

— Маги диких людей! Ваши преступления против Леса огромны, — начала вещать жрица. — Вы наступаете на леса своими безжизненными городами, лишая птиц и зверей дома, что принадлежит им по праву. Вы истребляете угодные природе растения и сеете на их месте жалких уродцев, каких только и способны взрастить...

— Вытащить бы его... — вернувшийся Крымов с тоской смотрел в мою сторону, пока Ерёмин объяснялся с кем-то по рации. — Тогда её можно было б накрыть, что называется, одним выстрелом...

Заляпин кивал. Василиса смотрела мне прямо в глаза.

— Он не пойдёт, — сказала она тихо. — Он не оставит её, потому что он — идиот!

— Два и восемь, два и девять, три-два... — нёсся откуда-то из глубины коридора размеренный голос. — Пять-восемь до зелёной черты.

«Накачивают», — отметил я с ужасом.

— ...Ваши речи лукавы. Вы обманом пытались отнять у меня моего жениха, а со мной обращаетесь так, словно бы я — пустое место! — продолжала говорить Димеона. Дрожь, в начале тирады едва различимая, теперь заметно усилилась: девочку, а с ней и меня, прямо-таки колотило. С пальцев разгневанной жрицы летели янтарные искры. Оставшиеся в коридоре волшебники с опаской поглядывали на приборы. — Все эти деяния есть преступления в глазах Фериссии. За это я, Димеона Миянская, накажу вас. Данной мне властью я возвращаю это место в домен Хозяйки лесов!

Не могу сказать точно, в какой момент в руке жрицы появился вдруг посох, но только на этих словах его конец ударил в пол. Из жезла струёй вырвался жёлтый огонь, то же свечение пронзило воздух над головой жрицы. Я рефлекторно втянул голову в плечи.

— Фериссия... Ведёт... Нас! — слова давались теперь Димеоне с трудом. — Грехи ваши... Да будут... Наказаны!..

Потоки энергии, скручиваясь, сплелись между собой и замкнулись в сферу, окружившую меня и друидку. Я почувствовал, как пол уходит у меня из-под ног — нас приподнимало в воздух на столбах янтарного света. Пришлось повиснуть на спине у друидки. Пластиковая дверь плавилась, стена слева от нас прогнулась внутрь. Крымов стоял впереди и держал портативный си-компенсатор так, чтобы прикрыть отступавших. На глаза мне попалось лицо Василисы. «Ничего себе!» — говорило его выражение.

— Двадцать секунд до зарядки, — продолжал вещать голос неведомого мне Матвея со второй базы. — Значение — пять-один...

— Вы можете пальнуть до полной зарядки? Хоть чем-нибудь? — осведомился Ерёмин — и тут же, Крымову: — Саня, в режиме инвертора, чёрт!

— Димеона!.. — глядя на то, как огненный шар вокруг нас всё ширится, взмолился я. — Что ты делаешь?..

— Я... Я справлюсь.

Друидку трясло. Сфера всё расширялась, только это был не огонь, как я подумал сначала: неживая материя выгорала, уступая место лившейся с краёв купола биомассе. Пахло водорослью и перегретыми щами.

— Пять-и-восемь, пять-девять...

— Я справлюсь.

Энергетические потоки гудели. От рук Димеоны шёл пар, её плечи под моими руками словно делались тоньше.

— Димеона, стой! — чуть не плача, закричал я. — Стой, ты же таешь! Тебя высасывает!

Подалось перекрытие сверху — по жёлтой сияющей сфере что-то с грохотом покатилось. Взорвалась с треском перегородка позади нас.

— Десять секунд до зарядки, — продолжал вещать голос Матвея. — Девять...

— Мне некогда, — отозвалась Димеона. Голос её был теперь слабым, едва различимым на фоне магической бури, которую девочка сама же и вызвала. — Я справлюсь. Гнев Фериссии...

— Максим, дыши глубже! — услышал я окрик Крымова. — Пройдёшь под барьером, прости!

— Семь... Шесть... Пять...

Я мысленно взвыл, закатывая глаза.

***

Бывают в жизни моменты, когда думать особенно некогда. Если бы я в ту минуту начал о чём-то задумываться, то неизбежно засомневался бы в правильности принятого решения, а главное — упустил бы драгоценное время. Боюсь, в этом случае моя сказка закончилась бы быстрее, проще и куда как более бестолково. Да и не придумал бы я ничего лучше того, что я тогда сделал. Это всё, что я могу сказать в своё оправдание. Поэтому вместо того, чтобы думать, я начал действовать.

Сомкнув пальцы левой руки на запястье правой, я высвободил кисть и произвёл ею вращательное движение, словно желая извлечь из воздуха пропуск Управления, вот только пальцы мои в этот раз были сложены в пси-зэт мудру, а не в «омегу». Это сработало, и тяжёлый цилиндр лёг в мою ладонь, сразу наполнив руку металлическим холодом. Я пробежал мизинцем вдоль торцевой кромки — прибор ответил одной короткой вибрацией: «Заряжен, готов к работе». Я положил палец на кнопку спуска и замер в нерешительности.

Вокруг по-прежнему ревела сырая энергия. При такой концентрации магии было больно дышать.

— Три, две секунды... — продолжал считать таинственный Матвей. — Приготовиться!

— Силой... Данною мне... Фериссией... — хрипела друидка.

Я стиснул зубы, что было сил прижал к себе Димеону и нажал на гашетку. Раздался негромкий щелчок, мир на мгновение стал зеркальным и в следующую секунду исчез.