Маг и нимфа, или неправильное фэнтези

Глава тридцать шестая, в которой свершается суд Фериссии

Занавесь откинулась в сторону, и из проёма шагнула рогатая фигура в доспехе. Сначала я было подумал, что это Мелисса, и даже успел подивиться её новому наряду, потом взглянул на столпившихся напротив портала друидов — и понял, что появившаяся женщина была выше любого из них, как минимум, вдвое. Ткань колыхнулась вторично, и над болотом повис надорванный крик верховной жрицы:

— Славьте Фериссию!

Произошло движение: один за другим люди падали ниц перед аватаром. Вышедшая из Врат вслед за богиней первосвященница опустилась на одно колено, демонстрируя одновременно и почтение к своей госпоже, и превосходство над остальными служителями. Повисла благоговейная пауза. Одна только Димеона по-прежнему стояла в стороне от основной группы, сложив руки на груди, и глядела на богиню с лёгким неудовольствием, закусив губу.

Маги впились глазами в когитограмму и сердито цокали языками. Оператор дал увеличение на Фериссию, позволяя рассмотреть её в деталях. Богиня была облачена в изящный узкий доспех, в котором кость сплелась с деревом. Рёбра и выпуклости брони блестели, точно полированные, а углубления оттенялись зелёным мохом. В руке Фериссия держала копьё с каменным наконечником, а на голове её красовался шлем из черепа, увенчанный широкими ветвистыми рогами.

Мелисса тоже приоделась — теперь на ней было церемониальное платье, напоминавшее то, что носила при нашем знакомстве Димеона, но менее открытое. Жёлтые глаза жрицы глядели нехорошо, с прищуром.

Богиня поворачивала голову из стороны в сторону, строго взирая на распластавшихся перед ней в грязной жиже жрецов.

— Подхалимы, — было её первое слово. — Изменники. Трусы. Глупцы. Предатели. Ужели вы думаете, что ваши нелепые позы и наигранное послушание способны задобрить меня после того, что вы сделали? Ты можешь встать.

Последняя фраза была адресована, конечно, Мелиссе — жрица выпрямилась и замерла, излучая покорность, лишь глаза её бегали.

— Взгляните на этого человека, — продолжала Фериссия. Голос её звучал хрипло. — Взгляните на эту чистую душу, не побоявшуюся принести Моё воздаяние в эти греховные земли, туда, куда не ступала нога целомудренного друида, не побоявшуюся прийти сюда со Мною, для Меня и во имя Моё. Посмотрите на ту, которая сплотила вас, жавшихся по углам, во имя великой цели. Посмотрите на ту, которая доказала, что друид, если он крепок в вере, способен тягаться с сильнейшими сего мира, сколько бы преступлений ни было у тех за душой. Посмотрите на сотворившую это — а потом на себя, с раболепием вжавшихся в грязь при Моём появлении, но малодушно предавших Меня и Мою жрицу, позволив себе убояться в шаге от Моей великой победы. Ужель после этого вы надеетесь на Моё снисхождение и покровительство? Ужели я не отличу вероломство от праведности, а измену — от добродетели?

Жрецы по-прежнему лежали, распластавшись в созданной ими же топи, и, казалось, боялись пошевелиться. Даже Мелисса имела вид немного напуганный, хоть и гордый. Про воинов и говорить было нечего: вжавшись в грязь, они в своей маскировке почти слились с фоном — что, наверное, и было для них сейчас желанной целью.

Одна только Димеона стояла по-прежнему чуть поодаль с независимым видом и смотрела на развоевавшуюся богиню с разочарованием, переходящим в презрение. И вот в чём была странность: Фериссия, говорившая громко и грозно, словно избегала поворачивать голову в сторону девушки, ведя себя так, будто той вовсе не было рядом, и лишь Мелисса метала иногда в ученицу встревоженно-грозные взгляды.

— Мой суд на стороне верховной жрицы, — богиня жестом руки вызвала из болота коряги и корни — те сплелись в некое подобие трона, и великанша села, по-прежнему возвышаясь над всеми. — Она хорошо потрудилась, и она должна завершить то, что начато. Ты молодец, продолжай в том же духе, и Моя награда не заставит себя долго ждать.

Мелисса выступила вперёд.

— Спа... Спасибо, Хозяйка лесов! — дрожь в её голосе была вполне искренней. — Я буду стараться.

Фериссия смерила её долгим взглядом.

— Ты будешь, — наконец, сказала она. — О, ты будешь!.. Теперь к остальному.

Мелисса поспешно отошла в сторону. Богиня простёрла руку. Повинуясь её жесту, занавес поднялся, и из Врат вышел Сай. Его мантия свисала лохмотьями, на лбу и руках красовались свежие царапины, в очках недоставало одного стекла. Лицо жреца было испачкано грязью, глаза смотрели понуро. Димеона приветливо улыбнулась — долговязый скользнул по лицам собравшихся равнодушным взглядом.

— Молодой жрец Мною найден виновным, — сказала женщина в шлеме. — Маловерие и сомнение не пристали служителю его ранга. Я лишаю его сана, а его наказание состоит в том, чтобы отправиться в далёкие земли, где его никто не знает ни в лицо, ни по имени и где ему во веки вечные будет запрещено служить Мне.

Сай коротко кивнул и, не оглядываясь, побрёл прочь. Димеона шумно вздохнула, и я почувствовал укол ревности. Богиня продолжала:

— Те, кто был на его стороне... Поднимитесь! Я хочу посмотреть в ваши лица.

Саки робко поднялся, Малиста и остальные жрецы-предатели последовали его примеру. Вид их был жалок, как был бы жалок вид любого человека, провалявшегося какое-то время в болоте: по лицам служителей стекала вода с грязью, к одежде пристала тина.

— Предатели, — со смаком повторила Фериссия, переводя взгляд с одного жреца на другого. — Подхалимы. Изменники... Что Мне сделать с вами? С вами, жрецами-трусами, жрецами-отступниками? Ваше малодушие заслуживает урока — плох тот жрец, что недостаточно крепок в своей вере. Вопрос только в том, насколько глубоко вы позволили себе усомниться — от этого зависит, насколько сурова Я буду с вами, и поверьте, Я могу быть суровой настолько, насколько потребуется.

Встав с трона, богиня сделала несколько шагов в сторону проштрафившихся священников — те отводили глаза, опускали головы.

— Я могу отлучить вас от Храма и изгнать в далёкие земли, как молодого жреца, — продолжала воительница, словно рассуждая вслух. — Я могу заклеймить вас позором, лишив всех регалий и снова сделав простыми служителями. Я могу пощадить вас, оставив при Храме. Я могу лишить вас ваших жизней.

Остановившись, Фериссия ещё раз обвела взглядом своё непокорное воинство.

— Всё это кажется Мне неправильным, — продолжала она. — Пожалуй, Я поступлю с вами так...

— А как ты поступишь со мной? — раздался рядом молодой, звонкий голос.

***

— А что будет со мной? — звонким голосом осведомилась Димеона, и всё вокруг замерло: и богиня, и жрецы, и воины, и даже, кажется, сам воздух над топью.

Фериссия медленно обернулась и уставилась на нахальную проповедницу, словно бы в самом деле увидела её только сейчас. Её грозный взгляд и поза, наверное, должны были внушать страх, но Димеона, широко улыбающаяся и едва не приплясывающая, всем своим видом выражала живой, искренний интерес, радость и нетерпение, будто не принимала происходящее всерьёз.

Какое-то время продолжалась война нервов. Наконец, Фериссия переменила позу.

— Кто это? — ровным тоном осведомилась она.

— Это моя ученица, Хозяйка лесов, — затараторила Мелисса, словно боясь, что её перебьют. — Я всегда старалась воспитать её доброй девочкой, но, к сожалению, в последнее время у меня ни на что не хватает рук, и по моей непростительной оплошности она оказалась с теми, кто...

— У меня есть язык, и я могу ответить сама! — отчеканила Димеона, вновь вызывая всеобщее внимание на себя. — Да, это верно: я действительно была её ученицей, хотя ныне и собираюсь сама принять сан. Меня зовут Димеона — Димеона Миянская. Я в самом деле была с теми, кто бросил вызов верховной жрице Мелиссе — более того, именно я и была той, кто бросил ей этот вызов.

— Вот как? — спросила Фериссия.

— Ага! — девочка часто затрясла головой. — Вышло так, что, кроме меня, сделать этого было некому, а поскольку Мелисса сама нарушила все писаные и неписаные законы...

— Придержи язык! — резко выкрикнула Мелисса. — Суд богини свершился, и, если ты думаешь, что твоя болтовня способна что-либо изменить...

Фериссия чуть повела головой — движение было едва уловимым, но его оказалось достаточно, чтобы жрица умолкла на полуслове.

— Нет, отчего же, — в голосе богини сквозили весёлые нотки. — Пусть выскажется. Мне даже любопытно послушать, что ещё придёт в голову этой... Самоуверенной ученице.

Мелисса потупилась.

— Да, Фериссия, — сказала она, пятясь.

Голова воительницы вновь повернулась к лесной нимфе — та в ответ развела руками:

— Я уже почти всё сказала. Мелисса взяла на себя слишком много, и мне пришлось настоять на явлении воли Фериссии, чтобы Та поставила её на место. Раньше я, может быть, и стерпела бы, но сейчас, когда я ощущаю себя готовой к тому, чтобы стать полноправной жрицей, мне небезразлична судьба людей, которых я должна буду повести за собой. Я...

— Девчонка! — Мелисса уже опять стояла рядом с Фериссией с перекошенным от гнева лицом, а кулаки её были сжаты так, что костяшки пальцев побелели. — Ты смеешь стоять здесь перед самой Богиней и открыто перечить Её словам? Ужели ты совсем ничего не понимаешь?! Я думала, что научила тебя быть хоть немного благоразумной, но ты...

— Жрица Моя, успокойся, — голос аватара был ласков, но под внешней мягкостью в нём сквозили стальные нотки. — Пускай еретичка выговорится до конца — так Мне проще будет определить её наказание.

Димеона приблизилась, остановившись в двух шагах напротив Фериссии.

— Никакого наказания не будет, и ты это знаешь, — сказала она тихо, но в сгустившейся тишине её слова прозвучали как гром среди ясного неба. — Хочется тебе или нет, но я нынче же приму сан и положу конец тому безумию, которое вы здесь развели. Ты...

— Довольно!

Окрик богини заставил её замолчать. Копьё воительницы ударило тупым концом в землю, подняв тучу брызг.

— Довольно, — повторила Фериссия, перехватывая оружие поудобнее. — Твои жрецы — идиоты, — продолжала она, обернувшись к Мелиссе, с испуганным лицом отступившей на пару шагов. — Так и быть, я прощаю их, но позор за то, что они послушали эту умалишённую, будет на них всю жизнь.

По рядам жрецов-мятежников прошёл вздох облегчения.

— Тебя я тоже прощаю, но лишь потому, что иначе получится, будто ты проиграла спор с собственной ученицей, — продолжала воительница. — Ты останешься верховной жрицей и продолжишь что начато, но тебе запрещено брать новую ученицу, поскольку с воспитанием этой ты явно не справилась.

Мелисса поклонилась, бледная, как смерть.

— Да, Фериссия, — сказала она чуть слышно.

— Кроме того, когда последний город дикарей падёт и мы победим, тебе придётся оставить свой пост, уступив его тому, кого выберут твои жрецы, но не ты. Ты сможешь оставаться в советниках, но, когда кризис закончится и придёт Моя эра, все решения будет принимать уже другой человек. В этом — твоё наказание за Моё оскорбление.

Мелисса склонила голову ещё ниже.

— Да, Фериссия... — прошептала она.

Богиня вновь повернулась к жрецам.

— Молодого жреца Я тоже прощаю, — продолжала она. — Он может возвратиться в посёлок, но ему по-прежнему будет отказано в праве служения, если только он не пожелает снова пройти весь путь от начала. Что до тебя, — она повернулась к Димеоне. — Что до тебя...

Нимфа тряхнула волосами.

— Ты что, не слышала? Ты ничего мне не сделаешь! — ровным голосом повторила она.

Великанша хотела ответить, но потом передумала. Её копьё поднялось. Старшая жрица превратилась в тугой комок нервов — она стояла, согнув ноги, словно бы для прыжка, и смотрела на ученицу во все глаза, видимо, ожидая, когда та отскочит. В глазах её читалась паника. Димеона стояла спокойно, скрестив на груди руки, не делая попыток сбежать или уклониться. Наконец, когда стало ясно, что удара не избежать, Мелисса, забыв про всё, бросилась вперёд, в пространство между названной дочерью и разгневанной богиней — но поздно. С неприятным хрустом воительница опустила оружие на голову непокорной нимфы, а древком толкнула её наставницу, отбросив в сторону, будто куклу. По губам жрецов пробежал вздох ужаса. Фериссия медленно повернула голову.

— Никто не смеет прекословить Мне, — произнесла она грозно. — Никто не смеет стоять у Меня на пути.