Маг и нимфа, или неправильное фэнтези

Глава пятнадцатая, в которой Максим сражается с папкой с завязками и встречается со старым знакомым

Как это часто бывает, отчаяние схлынуло, стоило только дать ему волю, и вскоре я снова начал ощущать внешний мир — холодный и пустой мир, и от одного этого уже куда более неприятный, чем само отчаяние. Мир этот словно давал понять, что, сколько б я ни казнил себя, это, в сущности, ничего не изменит, и жизнь продолжит катиться по своим несгибаемым рельсам, а я опять буду бессилен что-либо с этим поделать. Осознание этого факта было даже больнее, чем предвкушение того безумия, которое собирались учинить в Сивелькирии маги. Впрочем, на первое место выступал ещё один, гораздо более печальный, факт: Димеону я потерял навсегда.

Я потряс головой, гоня тяжёлые мысли, и рассеянно огляделся. Комната, которую мне выделили под кабинет, даже после моего двухнедельного в ней отсутствия умудрялась выглядеть как обычно. И ещё через две недели, когда я вернусь из навязанного мне отпуска, она будет выглядеть как обычно, и через месяц, и через год: точно так же будет лежать по этажеркам пыль, и точно так же будут издевательски смотреть на меня с полок книги, которые я никогда не смогу прочитать, и точно так же в глубинах стола будут копиться бумаги, являющие собой одновременно могилы и некрологи моим светлым идеям, и всё так же я буду ходить в Управление, не зная зачем, что-то здесь делать, с кем-то советоваться, и мне будут даже иногда говорить, будто у меня есть способности, но все мои попытки найти тему для диссертации так и будут заканчиваться неудачей. И ведь дело даже не в том, чтобы я был непроходимо туп или так уж откровенно бездарен: кое-что у меня получается, даже Пек иногда называет меня головой, вот только всё, на что я способен, уже проделано сотню раз до меня, а когда я пробую ухватиться за что-либо новое, это всегда оказывается либо чересчур сложно, либо настолько тоскливо, что я сам, в конце концов, отступаюсь. Как ни печально, но всё, что меня ждёт, — это справка о прослушанным полном курсе аспирантуры, не нужная никому за пределами Сказки, и возвращение туда, откуда я с такой радостью сбежал за несколько лет до этого.

Или нет, подумал я в приступе мазохизма, самым страшным будет даже не это. Самым страшным окажется то, что, промучившись ещё пару лет, я с грехом пополам защищу диссертацию, описав форму каких-нибудь особенных пузырей, оставляемых на подкладке реальности не нужным никому заклинанием, а потом продолжу так же из года в год ходить в Управление и заниматься ничем, равнодушно выслушивая иногда снисходительные сентенции на тему того, что я-де уже делаю всамделишные успехи и что годика так через три...

Господи, подумал я с болью в сердце, за что мне всё это? Что за жизнь меня ждёт?

Я ещё раз обвёл взглядом унылую комнату, в которой даже сам свет был безжизненно-серым, ещё на подходе к окну нарезанным на квадраты решёткой сетки-камнеуловителя[1]. На глаза мне попалась лежавшая на столе папка с надписью «Димеона Миянская», и сердце у меня в груди ёкнуло. Аполлон Артамонович говорил, уже можно? Ну, что ж...

Ощущая благоговейный страх перед готовой открыться мне истиной, я на ватных ногах перебрался за стол и трясущимися руками расположил скоросшиватель напротив себя. От этого тот нисколько не изменился: Димеона по-прежнему была образцом под номером семь тысяч пятьсот тридцать восемь, под которым ей предначертано было закончить своё приключение, пробежать по страницам отчётов, а после уйти в архив, чтобы храниться там ещё двадцать пять лет. Я потянул завязочки — неожиданно легко те поддались. Я торопливо отдёрнул руки, но, к счастью, с папкой ничего более не произошло. Помявшись с минуту, я осмелился прикоснуться к картонной обложке, но раскрыть её не решился — вместо этого я поднялся со стула, прокрался к двери и осторожно повернул ключ в замке на два оборота. Вернувшись к столу (ступал я опасливо, словно папка была диким зверем, готовым в любой момент броситься на меня), я сел и снова уставился на картонку. Шли минуты. Несколько раз я почти собирал волю в кулак и уже готов был прикоснуться к папке, но всякий раз её штурму что-либо мешало: то в комнате вдруг делалось душно, и мне приходилось идти открывать окно, то жажда оказывалась нестерпимой, то книги на этажерке стояли неровно. В конце концов, я разозлился. Что же это получается, в самом-то деле: какая-то картонка с завязочками может иметь власть надо мной, аспирантом второго курса?! Я решительно взялся рукой за обложку, крепко зажмурился и раскрыл папку. Потом я запустил руку внутрь.

Внутри папка была сухой и бумажной. Какие-то документы тихо шуршали, когда я к ним прикасался — их было много, больше, чем я ожидал, хотя, оценив мысленно вес и толщину папки, я вынужденно признал, что где-то столько их и должно было быть. Я погладил ладонью верхний листок — мою руку царапнуло что-то твёрдое, вложенное, видно, под клапан папки. Я осторожно взял странный предмет пальцами — он не сопротивлялся. Я извлёк находку на свет, торопливо захлопнул обложку и осторожно приоткрыл один глаз, а потом, в удивлении, и второй.

Я держал в руке паспорт — толстенькую прошитую книжечку по формату кармана, с гербом и тиснением. Это — я нисколько не сомневался — был паспорт того человека, который сейчас был моей Димеоной. «Который...» Меня передёрнуло. Это мог быть мужчина. Это могла быть старуха. Это мог быть ребёнок. Это мог быть вообще кто угодно... Во всяком случае, у этого «ребёнка» был паспорт, подумал я с облегчением. Раскрывать документ было страшно. Я рассеянно переложил находку в другую руку.

Что-то скользнуло из межстраничья на стол. Я торопливо зажмурился, но глаза успели уже сообщить, что это была фотография, и фотография женская. Нащупав листок на столе, я перевернул его изображением вниз и лишь тогда позволил себе посмотреть.

«Димеона Миянская, — гласил крупный почерк на обороте карточки. — Персонаж». Дата. Номер. Всё просто. Испытав облегчение от того, что прикосновение к неизвестному снова откладывалось, я уже спокойнее перевернул фотографию.

Со снимка на меня смотрела моя Димеона. Это явно было лицо человека, не знающего ещё, как он выглядит: на губах играла деланная улыбка, в глазах застыл вопрос-ожидание. Для меня, впрочем, эта девочка была ангелом в любом виде — неуверенность лишь добавляла ей красоты, придавая лицу очарование искренности. Я долго с улыбкой изучал фотографию, находя в ней тона и детали и не замечая, как летит время. Что-то тёплое разливалось у меня по сосудам и венам. Потом я взглянул на папку, коей, видно, принадлежал этот снимок, но искушение было слишком велико. Я поцеловал фотокарточку и спрятал её в ящик стола, вложив между листами конспекта. Потом я вновь вперился взглядом в паспорт.

В дверь постучали.

— Кто? — крикнул я преувеличенно громко, от неожиданности пряча проклятый документ в карман бывших на мне чьих-то штанов. — Кто там?

— Максим, это я! — раздался из-за двери чуть виноватый голос Яна. — К тебе можно?

— Да, сейчас! — я сообразил, что дверь заперта, и поспешил к ней, чтоб впустить гостя. — Сейчас, открываю!

Ян стоял на пороге с целой стопкой каких-то бумаг.

— Вот, — сказал он, протягивая ворох мне. — Это всё для тебя, а эти подписать нужно.

— Ого!.. — только и сказал я, пропуская его в кабинет.

Сев за стол, я торопливо завязал папку и отложил её в сторону — на столе у меня было много бумаг, и я понадеялся, что Ян не станет читать надписи на обложках. Потом я положил перед собой документы, что требовалось подписать, и вчитался в первый из них.

Это было моё заявление на отпуск — машинописное, с проставленной уже датой, ещё без моей подписи, но уже с визами шефа и бухгалтерии. Вздохнув, я поставил свою закорючку в отведённое место и тупо уставился на испорченный документ.

— Что-то не так? — спросил Ян, стоявший рядом.

— Ян, я расписался как Даффи... — пробормотал я виновато. — Понимаешь, я механически...

— Дай мне, я выведу!

Склонившись к столу, Ян принялся колдовать. Пока он вычищал мою подпись, я уже осторожнее расписался в оставшихся документах — здесь были самоотвод из проекта, написанный моим почерком (я покосился на Яна, но тот словно бы ничего не заметил), пара приказов, с которыми я был ознакомлен, запрос на развоплощение (а я-то и забыл уже, что бегаю в чужом теле) и форма сдачи индекса экстренного возвращения. Вздохнув, я покрутил рукой в воздухе и положил возникшую из ниоткуда безделушку на стол — когда работаешь в поле, возможность быстро попасть в Управление и обратно нужна как воздух, но в обычные дни пользоваться такой привилегией, увы, не дозволяется. Последним я подписал вычищенное секретарём заявление — красиво, каллиграфическим почерком, только хвост у «б» съехал чуть вниз. Затем я торопливо просмотрел вторую порцию документов — из действительно важного здесь был лишь квиток на получение вещей в «Клыках вервольфа», — после чего передал готовые бланки Яну. Секретарь сверил номер на маркере с проставленным в форме, кивнул и, не оборачиваясь, пошёл к выходу. Я смотрел ему вслед. Хлопнула дверь, и я снова остался один.

***

Когда услужливый Ян ушёл, я на цыпочках подкрался к двери и вновь запер замок на два оборота. Потом я так же крадучись вернулся за стол и снова понуро воззрился на папку. Изучать её дальше мне не хотелось. Вздохнув, я медленно опустил подбородок на сложенные одна на другую ладони, упершись грудью в кромку столешницы, и закрыл глаза. Отправляться в «Клыки» и развоплощаться желания не было. Идти домой — тоже. Уходить в отпуск — и подавно. Хотелось забыться — и чтобы, проснувшись, узнать, что всё случившееся было сном, но главное — хотелось вновь оказаться рядом со своей Димеоной. Кажется, я застонал.

Ключ в замке, звякнув, повернулся два раза, и в комнату вошла Василиса. Притворив аккуратно за собой дверь, она извлекла ключ из скважины и взвесила его на ладони. Я наблюдал за её манипуляциями с обречённостью приговорённого к виселице.

— Казалось, что тяжелее, — задумчиво произнесла волшебница, вставляя ключ обратно в замок и запирая дверь на два оборота. — Смазать надо, а то заедает.

— Угу... — откликнулся я. На душе скреблись кошки.

Чародейка, наконец, прекратила возиться с замком и, выпрямившись, пошла ко мне.

— Что ж ты, Максим?.. — печально протянула она, приближаясь.

— Действительно, чего это я... — проворчал я. — На меня выливают ведро помоев, а я должен радоваться.

— Да при чём тут это? — отмахнулась волшебница. — Хотя твой намёк, будто это я во всём виновата, я уловила.

— Хорошо, хорошо, — я поднял руки. — Это я во всём виноват, довольна? Ты за этим пришла?

Василиса оперлась о стол, уставившись мне прямо в глаза. Я смотрел на неё снизу вверх.

— Все надеялись, что ты не подпишешь, Макс, — тихо сказала она. — Даже Крымов.

— Угу, — кивнул я. — И откажусь идти в отпуск, в который шеф отправил меня с таким видом, будто бы ставил в угол.

— И остался бы в должности руководителя проекта, — нараспев произнесла чародейка. — Магистры бы повозбухали, конечно, но только они всегда чем-нибудь недовольны, а без твоей закорючки весь этот спектакль остался бы пшиком на пустом месте.

— Пшиком... — я с деланым равнодушием отвернулся.

— Максим, — Василиса вздохнула, наклоняясь ближе ко мне — стол протестующе затрещал. — Я ж помочь вам хочу. Пока ещё можно что-то исправить.

— Нам?.. — я в удивлении поднял голову.

Лицо Василисы было прямо перед моим.

— Вам, — повторила она. — Даже если один из вас — идиот, каких поискать, а другая — большой ребёнок, который так и норовит сунуть руку в огонь. Того, что сделано, не исправишь, но можно хоть не портить всё ещё больше.

— Что... — от нахлынувших эмоций у меня поперёк горла встал ком — я судорожно сглотнул. — Что ты предлагаешь?

Продолжая смотреть мне прямо в глаза, Василиса медленно покачала головой из стороны в сторону, словно бы про себя удивляясь тому, какой я дурак.

— Приезжай в Сивелькирию, — сказала она. — За главную там теперь будет Осадько, но ей вечно некогда, и когда её унесёт, то...

Она заговорщицки подмигнула мне, оставив незаконченную фразу висеть в воздухе.

— То?.. — спросил я жалобно.

Видимо, вид у меня был действительно жалкий, потому что волшебница вдруг рассмеялась и щёлкнула меня по носу.

— То я вас сведу, — сказала она, выпрямляясь. — И ты с ней объяснишься! — добавила она уже совсем другим тоном. — Доволен?

Я прижал руки к груди:

— Не то слово! Василиса, ты — прелесть!

Василиса, уже шедшая к выходу, обернулась через плечо.

— А ты — дурашка, — сказала она. — Как свистну — мухой дуй в Сивелькирию.

— Обязательно... — сказал я растерянно: девушка уже вышла прямо сквозь закрытую дверь.

***

Порою бывает так, что глубокое отчаяние сменяется вдруг полнейшей уверенностью в том, что всё теперь непременно сложится хорошо, — уверенностью столь же глубокой, но решительно ни на чём не основанной. Так случилось и в этот раз.

Василиса ушла, оставив меня в состоянии эйфории: пять минут назад я страдал от ощущения своей полнейшей беспомощности, однако теперь мне казалось, что всё самое страшное уже позади и что впереди меня ждёт одна только беззаботная жизнь с моей Димеоной. Я поднялся из-за стола и гоголем прошёлся по комнате, задевая предметы. Книжный шкаф я по-дружески ткнул кулаком в стенку — он радостно звякнул стеклом мне в ответ. Потом я попрыгал на месте — фонтан переполнявшей меня энергии ничуть не ослаб, а, напротив, забил с новой силой. Тогда я расхохотался — искренне, громко, радуясь тому, насколько замечательно всё получается. Я пробежался от шкафа к двери, ища, какому ещё предмету обстановки бросить вызов, но комната вдруг сделалась чересчур тесной, да и пыльное запустение, царившее в ней, не очень-то соответствовало моему изменившемуся настроению. Я вернулся к окну и, наконец, задумался о том, что мне делать дальше.

Заглавным пунктом моих планов было встретиться с Димеоной, но эта затея пока откладывалась, ибо сперва нужно было дождаться звонка Василисы. Правильнее всего было бы отправиться в «Клыки вервольфа» на развоплощение, но об этом я не хотел даже думать, прекрасно осознавая, что как мужчина Даффи гораздо привлекательнее Максима, а в ту минуту мне непременно хотелось быть не просто мужчиной, а, скажем прямо, самцом. Поэтому вместо того, чтобы соблюсти последнюю сказочную формальность, я на цыпочках вышел из комнаты, спустился на первый этаж и тихой мышкой прошмыгнул на склад реквизита. На счастье, там никого не было. Воровато озираясь, я выудил из кучи тряпья то, что могло бы заменить оставшийся в Тёмной столице костюм Даффи, и неброскую сумку из кожзаменителя. Всё так же крадучись я вернулся к себе в кабинет и переоделся, сгрузив свой прежний наряд в наплечную сумку в надежде вернуть его законным владельцам сразу после того, как с конспиративной квартиры будет снят колпак наблюдения. Придирчиво оглядев себя со всех сторон, я пришёл к выводу, что все приготовления завершены и что теперь мне остаётся лишь убить время до сигнала Василисы. Спустившись по лестнице в дальнем крыле, я с чёрного хода вышел из Управления и отправился бродить по городу.

Китежград встретил меня солнцем, чириканьем воробьёв и кудахтаньем повысыпавших кое-где со дворов куриц. Люблю этот город: за время моей волшебной карьеры он успел вырасти в восемь раз, но остался при этом всё той же деревней, какой был в начале. Я прошёл Зубристым бульваром, миновал Драконьи конюшни, разминулся с толпой мальчишек, спешивших на Тульскую площадь, где как раз в это время должны были менять статую Пряника, и Ушастыми тупиками вышел на набережную. Люнда, как и всегда в это время дня, являла собой зрелище дивное и умиротворяющее, так что легко можно было поверить, будто в ней не может водиться ничего опаснее гуппи, а весь отчёт ночной стражи — небылицы и выдумки. Какое-то время я смотрел на блики солнца на поверхности воды, затем пересёк мост и вознамерился было пойти на Дворцовую площадь, но на полпути передумал и свернул на Михеевскую. Пройдя её почти всю и побродив по Судейкам, я уж совсем было решил идти на Косматую, но тут ноги сами вынесли меня к Казённым отрогам.

По правде сказать, в голове у меня давно уже билась беспокойная мысль о том, что ожидание приглашения Василисы чересчур затянулось. В самом деле: после заседания Магистрата прошёл уже час, Димеону должны были десять раз разбудить и пустить по исковерканному сценарию, Осадько не могла не отправиться в Управление по своим неотложным делам, а между тем молодая волшебница всё никак не давала о себе знать. Могло, конечно, случиться так, что чародейка решила сперва подготовить друидку к моему воскрешению, но, сказать честно, я полагал, что с подобной задачей я сам бы справился куда лучше, да и бездеятельное томление делалось всё более невыносимым.

Погружённый в подобные размышления, я сам не заметил, как оказался перед расположенной здесь же, в Отрогах, конторой «Хромая собака». Фирма эта, как и множество ей подобных, предлагала услуги по перемещению туристов в пределах Сказки. «Для "Хромой собаки" тридевять верст — не крюк!» — гласила кричащая вывеска на фасаде здания. Я остановился.

До сих пор мне не доводилось пользоваться услугами подобного рода контор, ведь для нужд Управления существовал специальный отдел Лаборатории пространства и времени, после множества жалоб обособленный-таки в самостоятельное подразделение. Работавший и, говаривали, живший там лаборант по кличке Спиноза готов был по первому требованию отправить вас хоть на рога к чёрту. Официальный путь для меня сейчас, однако, был закрыт — все перемещения регистрировались, а я вовсе не горел желанием объяснять потом шефу, что отпускнику вдруг понадобилось в фэнтези-секторе. В этом смысле обнаруженная мной «Хромая собака» была как раз тем, что нужно.

Оглядевшись вокруг и удостоверившись, что, кроме голубя на кресте случившейся по соседству церквушки, меня не видит никто, я быстрым шагом пересёк улицу и вошёл в сени «Хромой»: мне не терпелось узнать, оказываются ли здесь услуги по отправке в фэнтези-сектор. Услуги оказывались, цена также выходила вполне приемлемой. Для человека с улицы дело бы стало за документами, но, по счастью, на Даффи уже были оформлены все необходимые пропуска. Я спросил о часах работы «Собаки» — с этим тоже был полный порядок. Помявшись немного и задав ещё два или три незначащих вопроса, я уже совсем собрался уходить, как вдруг мне пришло в голову, что будет гораздо удобней купить билет прямо сейчас, пока в конторе нет посетителей, чем потом стоять в очереди. Сделав и это и заверив себя, что теперь-то уж точно всё, я решил посмотреть напоследок, как выглядит их транспортная кабина. Я правда хотел посмотреть — только глянуть, и ничего более.

...Сивелькирия встретила меня пустотой и прохладой: переполненные после заката, сейчас её улицы словно были отданы мне в безраздельное пользование. Я специально назвал адрес, как можно более удалённый от центра, чтобы вероятность встретить здесь кого-то из магов была минимальной. Так даже лучше, думал я, идя вдоль по неприветливым переулкам Тёмной столицы: не придётся никуда ехать, когда можно будет, наконец, показаться, да и тем, чтобы шляться без всякой цели по Китежграду, я и так уже сыт по горло. Так даже лучше. Так лучше...

***

— Господин Даффи Оулдсен!

Голос прозвучал настолько близко и неожиданно, что я вздрогнул.

— Повернитесь... Медленно. И не забудьте поднять руки так, чтобы я их видел.

Я медленно поднял обе руки и так же медленно повернулся, кляня целый свет за то, что из сонма знакомых меня угораздило встретить именно этого персонажа.

— Вот так, — офицер Ларри Гнутт стоял посреди переулка в десяти шагах от меня и улыбался своей фирменной гадкой улыбочкой. В руках он держал арбалет, болт которого был нацелен мне между глаз. — Теперь — стоять и не двигаться!

«Сценарий! — подумал я, холодея. — Они изменили сценарий! Почему, Господи, почему я отправился сюда Даффи, а не Максимом?..»

— Господин Оулдсен, вы мне надоели, — безжалостно улыбаясь, продолжал мистер Гнутт.

Положение было дрянь, это я понял сразу. Улочка была глухой, узкой и в довершенье всего заворачивала — слишком медленно, чтоб у меня были шансы в ней скрыться, но слишком быстро, чтобы я мог увидеть следующий перекрёсток. Я попробовал вспомнить, как давно свернул на неё, и не смог.

— Господин Оулдсен, вы мне надоели, — говорил мистер Гнутт. — Вы и ваша ненормальная спутница... Где она, кстати?

Я облизал пересохшие губы:

— Её здесь нет.

— Жаль, — улыбка на хищном лице померкла.

Я прикидывал шансы. Негодяй стоял чересчур далеко, не оставляя мне возможности напасть первым. Кроме того, я был безоружен и лишён даже той невеликой защиты, которую давала мне раньше моя верная кожанка.

— Я надеялся решить две проблемы за раз... — кажется, разочарование мистера Гнутта было вполне искренним. — Придётся, как видно, и за ней поохотиться.

За моей спиной улица тоже была глухой. Единственное окно, выходившее на неё, располагалось на уровне третьего этажа. Конечно, в кармане у меня лежал телефон, но нечего было и думать пытаться им воспользоваться.

— Мистер Ларри, — я почувствовал, что начинаю всерьёз заикаться: стрела смотрела в упор на меня, не качаясь. — Я готов вместе с вами идти в Префектуру; я во всём им признаюсь...

— Поздно, — отмахнулся стражник. — Поздно и слишком долго. Правосудие эльфов способно затянуться на месяцы, а мой суд займёт не больше минуты. К утру от вашего трупа не останется и следа. Вам от меня не уйти — это последнее, что я хотел вам сказать. Прощайте!

Всё это время я, не мигая, смотрел на болт, чтобы прыгнуть, когда тот вылетит, или пригнуться, или, хотя бы, услышать, как споёт тетива, но вместо этого лишь почувствовал — не увидел, а именно почувствовал — яркую вспышку где-то между бровей... «И всё?» — скользнула по краю сознания последняя мысль.

Я хотел жить. Правда, очень хотел. Вместо этого я осел на брусчатку и совсем не по-героически умер. Где-то далеко било полдень.

[1] Управление заняло это здание уже после того, как район потерял репутацию неспокойного, вот только о внешнем облике здания с тех пор никто так и не позаботился.