Лекарь-палач

Глава 8. Роковой повтор

– Господин лекарь, боярин, – услышал я сквозь сон грубый голос Федора, младшего брата Петра. – Надобно, чтобы ты пришел.

Врач, наверное, чисто инстинктивно реагирует на подобные возгласы. Быстро вскочив и надев нелепое одеяния, я открыл дверь и пошел на голос.

Ожидая самого худшего, я последовал за Федором, почти забежал в горницу и остановился. Выдохнул и невольно улыбнулся.

На кровати опираясь на высокие подушки сидел бледный подросток, рядом хлопотала Агафья, наливая травяной чай в чашку. У изголовья кровати стоял Петр, на лице которого была тревога. Вдруг рано еще радоваться?

Я снова отметил, что подросток, невероятно красив, выточенные черты лица, почти прозрачные бездонные глаза и белокурые, перламутровые, кудри до плеч. Как будто сошел с полотна талантливого художника.

– Здравствуй, Елисей, – спокойно сказал я, подходя к кровати

– Здравствуйте, господин лекарь, – тихо сказал подросток и я удивился необычно приятному мелодичному голосу.

Проводить специальные исследования ни времени, ни возможности не был, но было очевидно, что Елисей сильно отличался от всей своей родни.

– Как ты себя чувствуешь? – вслух сказал я, послушав пульс и пощупав лоб отрока. – Что беспокоит?

– Благодарствую, что исцелили господин лекарь, – посмотрел прямо на меня подросток.

– До полного выздоровления еще далеко, Елисей, – строго сказал я, зная, как пациенты спешат встать на ноги, когда нужно еще лечиться.

– Недуг отступил, – не выдержал Петр. – Сын мой придет во здравие?

– Да, все хорошо, успокойтесь, – посмотрел я на купца. – Елисей выздоравливает, но нужно продолжать пить раствор. Еще несколько дней нужно пить по четыре раза в день, травяные чаи и полный покой.

Облегчение, появившееся на лице обеспокоенного отца, сложно с чем-то перепутать. Федор улыбнулся, Агафья повеселела.

Никогда не испытывал подобного… Спасение жизни… Странно, но тот факт, что вылечил я подростка подручными средствами – хлебной плесенью и спиртом – принесло мне, наверное, еще большую радость, чем родным. Выписать пациенту препарат, который он купит в аптеке, совсем другое.

Здесь же я словно снова вернулся к истокам, собственными руками спас человека от верной смерти. Лекарь. Я впервые за всю жизнь со всеми своими учеными степенями ощутил себя истинным целителем.

Я мог спасать жизни. И радость от осознания подобной возможности захлестывала огромной волной перекрывала все остальное.

– Федор, зови остальных, будем завтракать, – скомандовал Петр младшему брату. – Агафья, чего стоишь? Беги на кухню, пусть подают.

Кто бы меня предупредил, что приемы пищи в купеческом доме не отличались по количеству еды. Я в принципе не понимал, кто может столько съесть. Отказываться от еды, как я быстро понял, было невежливо.

После плотного довольно завтрака я пошел к себе в комнату. Нужно было привести мысли в порядок, да и разобраться с вещами.

«Я смогу вылечить многие болезни, от которых не было лекарства в шестнадцатом веке, – ощущение божественного призвания исцелять людей становилось все сильнее. – Нужна лаборатория, столько всего можно сделать».

Перед завтраком я наспех одел то, что снял вечером. Решил одеться, как положено. Из всего, что я знал о шестнадцатом веке, здесь все предметы одежды имели значение. Я рассмотрел рубаху, широкий пояс, штаны, кафтан с расширяющимся книзу рукавами, плащ-накидка с капюшоном.

Плащ был темно-зеленого цвета, почти черного. Сделан из плотной, грубой ткани, длинный, почти до пят, с широким капюшоном.

Никаких рисунков на плаще не было, только светло-зеленая тесьма по краю и вышитая на правой стороне вверху звезда, причем семиконечная.

Странно, конечно, но я решил не заострять на этом внимания.

«Надо бы еще наверное одежды купить, – подумал я. – Должна же быть парадная и домашняя? Не могут же они в одном и том же постоянно ходить?».

Я решил позже спросить у Петра, где здесь можно купить одежду. Так, вопрос. За что я собрался покупать вещи, если у меня нет никаких денег. Какие вообще были деньги в это время? И где можно вообще заработать?

Взгляд невольно переместился на небольшой кожаный футляр, который был прикреплен к поясу и к объемной лекарской сумке. Вчера я сильно спешил, и достал только ланцет, чтобы приготовить раствор Елисею.

Интересно, что еще там есть?

Сумка имела прочное основание, и раскрывалась вверху.

«Так ланцеты есть, хорошо», – открыл я еще раз металлический футляр.

Ланцеты имели узкое и острое лезвие, два были с одним лезвием один ланцет имел два лезвия и напоминал кинжал, один имел игольчатое лезвие.

«Ланцеты могли использоваться для кровопускания, вскрытия гнойных наростов, и даже для вскрытия вен при заборе крови», – пронеслось в голове.

Я почти забыл о странной особенности, появившейся, скорее всего, вследствие сильного удара головой. Память была феноменальной, по сравнению с тем, что в обычной жизни я ничего не мог запомнить.

Уже какой раз я понимал, что помню даже то, что не читал.

Ну, когда я мог читать про ланцеты в шестнадцатом веке?

Хотя может, когда-то и пролистывал подобные сведения. Вновь приобретенная память отличалась тем, что помнил я все с точностью до букв и знаков. Пока, правда, я не понимал, зачем мне дар фотографической памяти.

Ладно, потом разберусь, почему я теперь всю помню. Сейчас важнее понять, кто я и что должен делать, как лекарь. В сумке лежали разные травы, предусмотрительно завернутые в ткань. Так, вот это очень интересно.

Откровенно говоря, к медицине я имел косвенное отношение. Как профессор биотехнологии я всю жизнь посвятил смешиванию растворов и созданию новых лекарств. Я начал быстро разворачивать грубые льняные мешочки, пытаясь определить состав. Ну по запаху понятно, травы, коренья, грибы. По запаху определил ромашку, шалфей, мяту. Травы для отваров.

Взгляд переместился на несколько шелковых мешочков. Раскрыл один. Интересно, попробовал крупицу на язык. Судя по всему, опиум или белена Потрясающе. Понятно, обезболивающих в это время не было и тем более наркоза. Значит при сильной боли и необходимости вырезать что-нибудь пациенту можно давать снадобье. Хорошо, может пригодиться.

Так, вот это уже интересно, откуда в сумке рецепты и записи? На дне лежало несколько черных блокнотов. Я открыл один, все исписано незнакомым языком. Приглядевшись, я понял, что записи на древней латыни. Ага, вот теперь и может понадобиться непонятная способность в виде отличной памяти. Латынь все изучали, разумеется, в медицинском, только это же невозможно запомнить. Открыл первые страницы, попытался прочитать:

– Recipe, так понятно, «возьми», – это я помнил. – Misce, «смешай».

Мелькнуло знакомое «opii», опий, «adde mellis», добавь меда.

Логично. И правда рецепты.

Я отложил блокнот, решив позже изучать рецепты, вдруг что пригодится. На дне сумки лежало несколько потрепанных листов. Развернул на кровати первый сложенный лист и невольно улыбнулся.

«Конечно, гороскоп – лучшее лекарство от всех болезней», – с усмешкой подумал я и свернул лист обратно. Ну это вряд ли пригодится.

На втором листе довольно четко были нарисованы основные человеческие органы с подписями на древней латыни. Вот это что-то.

Рассмотреть все остальное я не успел, отвлек шум, раздававшийся из горницы. Звучали громкие голоса, разговор явно велся на повышенных тонах.

Зайдя в комнату, я увидел, что кроме младшего брата Петра, Федора, в горнице стояли другие братья, Степан и Никита, прибежавшие на шум. В центре комнаты стоял невысокий полный мужчина, в темном кафтане.

Не просто стоял, а громко излагал свое мнение.

– Што этот басурманский доктор гнилостным зельем отрока поил? Рази можно такое людям давать? И свиньям не полагается! Видали, что творится?

– Ты не шуми, Яков, – размерено сказал Петр. – Ты ужо неделю как отрока лечил, и не помогало. Лекарь заморский враз вылечил.

– Так на бесовской отраве замешано! – взвизгнул раскрасневшийся аптекарь. – Плесень ту на хлебе черном можно только сверху раны гноистные подсушивать. Где же видано внутрь такое вливать?

– Так помогло ж ведь, – вступил Степан, самый старших и братьев.

– Гнилостное зелье пить на погибель души! – не успокаивался Яков.

– Ну во-первых, это не «гнилостное зелье», как вы изволили выразиться, а лечебная настойка, убивающая любую заразу, – спокойно сказал я, вовремя остановившись, чтобы не сказать «антибактериальное средство».

Так точно и к черным колдунам приписать могут.

– Во-вторых, Елисею, как мы видим, намного лучше и скоро он полностью поправится, – продолжил я. – Лекарство давно известно среди лекарей в Голландии, так что прекратите ненужную панику.

Подсознательно я выбрал правильную тактику. Все, что казалось чужеродным местному населению, можно было свалить на «заморские» штучки. Никто ведь не знал точно, что там на самом деле.

Лекарь недовольный замолчал. Надо всегда вставлять про европейское.

– Если вам интересно, господин лекарь, – выбрал я тактику признания авторитета другого медика, несмотря на отсутствие результата. – В плесень, надобно добавить хлебное вино, чтобы не было вреда организму.

Яков посмотрел на меня. Как лекарь он прекрасно понимал, что спирт дезинфицирует все. Взгляд, однако, был недобрым. Злость к конкуренту, отбивающему хлеб, сложно с чем-то перепутать.

Ладно, не буду обращать внимания. Я не специально пациентов у местного аптекаря отбирал. Вылечить Елисея он не смог бы при всем желании.

– Главное, Елисей, сын мой единственный поправился, – заключил Петр, давая понять, что спор окончен. – Лекарь голландский в Старицу нам прислан, чтобы людей лечить. Пусть все будет в мире и согласи!

Я решил не продолжать ненужную дискуссию, вышел на свежий воздух и осмотрелся вокруг. Двор был очень просторным, вмещал несколько построек. Точно определить назначение всех сооружений, я, конечно, не мог. Но выйти было правильным решением. После всех переживаний, что свалились на мою голову, хотелось просто посидеть и расслабиться.

Я огляделся, недалеко от дома Петра стояла грубая деревянная лавка. Я присел, вытянул ноги. Немного полегчало. Сознательно я не пропускал в голову мысли о том, как я оказался на трассе темной ночью и тем более, что вообще произошло, что сижу я во дворе купца шестнадцатого века.

– Ты не принимай близко к сердцу, – услышал я голос Петра, садящегося рядом со мной на лавку. – Крику от Якова много, но беззлобный он.

– Понимаю, конечно, – спокойно ответил я. – Лекарства новые, всегда вначале воспринимается с недоверием. Как там Елисей?

– Лучше ему, позавтракал сегодня, – в голосе Петра слышалось облегчение. – Агафья говорит, с аппетитом все съел.

– Лекарство даете? – строго спросил я.

– А то как же, – уверенно сказал купец. – Федор взбалтывает, как и было велено. Дали утром две ложки, теперича в обед, в полдник и на ночь дадим.

– Все правильно, – кивнул я. – После обеда еще сына твоего осмотрю.

– Ты не волнуйся, – добавил я после паузы, решив, что все-таки нужно разъяснить отцу безопасность приготовленного лекарства. – Зелье, что я приготовил Елисею, не опасно. Просто у вас такое еще не делается. Лечит от всякой заразы, плохих последствий точно не будет. Вылечится отрок.

Я старательно подбирал слова, не сказав «побочных эффектов» и не назвав лекарство «антисептическим» или «антибактериальным». Осталось еще сказать «антибиотик» и сразу отправлюсь на костер, как черный колдун.

– Да не переживаю я, – отмахнулся Петр. – Ты может думаешь, купцы в глуши глупые, ан не так. Я же видел, что все примочки Якова только хуже делают? Всю жизнь благодарен тебе буду, что спас сына.

– Спасибо, что позволил остаться, – поспешил я с благодарностью. – Постепенно осмотрюсь да начну обязанности свои лекарские выполнять.

– Ерунда, ты мне сына спас, живи сколько хочешь, – серьезно сказал Петр. – Будешь приглядывать тут за отроком да за остальными. Ехать мне надо с братьями скоро в Москву, за товаром. Торговать нам надобно.

– Вы покупаете ткани разные в Москве и потом здесь в Старице продаете? – поинтересовался я, ничего не понимая в торговом деле.

– Не, в Старице продаем совсем мало, – махнул рукой Петр. – Только если заказ какой есть от бояр. Везде продаем. В разных городах торгуем. Как закупим товар, так на повозке и везем. На ярмарках и продаем. Вона в прошлом году на Нижегородской ярмарке считай весь товар и продали.

– Когда теперь в Москву поедете по своим торговым делам? – уже чисто ради вежливости спросил я.

– Надобно бы уже и ехать, скоро будет ярмарка в Новгороде, – вздохнул Петр. – Так не выехать пока из города.

– Чего так? – коротко спросил я, ловя себя на мысли, что постепенно начну перенимать и местный говор.

– Не пущают, строгий контроль на заставе нынче, – проговорил Петр.

– Да я помню, когда мы подъезжали к Старице рано утром и проходили заставу, повозку долго очень проверяли, – смутно вспомнил я.

– Дак всегда в город служилые люди пропускают, – степенно ответил купец. – Где ж это видано, чтобы без охраны? Поди лихие люди да разбойники набегут. Контроль он всегда нужен, чтобы в городе жить спокойно было.

Я кивнул, возразить было нечего. Я прекрасно понимал особенности пограничного контроля и строгой проверки на пропускных пунктах.

– Только вот неделя как, хуже прежнего стало, – продолжил Петр задумчиво. – Укрепили заставу, еще служилых людей прислали, всех подозрительных хватают да к старосте волокут.

– Почему? – спросил я с интересом.

– Говорят, разбойника страшного ищут, – вздохнул Петр. – Страсти творятся. Слышал от губного старосты, что девок молодых стали находить, с животом разрезанным, словно скот какой. Да говорят без глаз. Что ж за разбойник окаянный на такую скверну отважился? Дней десять как будет, нашли девку в Покровском под Москвой, затем неделю как под Клином нашли. А дня три назад недалече от Твери нашли, такожде разрезанная по животу да без глаз. Молодая девка, красивая. Мужа, говорят, еще не знала…

Может ли человека бить молния в одно место три раза подряд?

Я пытался заставить себя дышать, потому что после слов Петра внутри словно разорвался снаряд, и я судорожно хватал ртом воздух. Я каким-то образом перенесся почти на пятьсот лет назад, чтобы столкнуться со зверскими убийствами, от которых изначально и бежал.

Хорошо, что я сидел боком и Петр не видел моей реакции. Другой рукой я схватился за лавку, пытаясь привести в порядок мысли.

– Петр, какую девушку убили? – сдавленным голосом спросил я.

– Говорят, молодая девка, жила на подворье оружейника, – пожал плечами Петр. – Помогала по хозяйству, убиралась, готовила.

– Как нашли, рассказывали? – не хотел я получать ответ на этот вопрос.

– Дак по обыкновению, толки великие пошли, только об этом и судачат, – проговорил купец. – Тверской губной староста рассказал нашему старосте, тот рассказал служилым людям, и пошло. Небылицы всякие сказывают. Говорят, нашли на пустыре утром. Девка на земле распростерта лежала, веревкой ноги и руки к кольям деревянным примотаны были. Земля вся в кровищи, живот от верху до низу распорот. И глаза вырезаны. Убивец ирод окаянный, не иначе как с бесами водится. Ужасу на весь город нагнал.

Вот круг и замкнулся. Дыши. Вдох, выдох. Просто дыши.

«Невозможно, такого просто не может быть, – воспоминания последней недели до того, как я оказался в чужом времени, хлынули потоком. – Совпадение, просто неудачное стечение обстоятельств. Может зверь растерзал? Может на косу девушка неумело напоролась?».

Не помогало. Врать себе тоже нужно уметь.

Вновь приобретенная феноменальная память теперь мешала. Перед глазами четко стояли картины растерзанных молодых девушек, которые тоже «мужа не знали», на современном языке были девственницами. Привязанных к деревянным кольям, вбитым в землю, с вырезанными глазами и распоротым животом. Всего шесть жертв. Петр говорит, судя по всему, о третьей.

Господи, неужели будет еще три?