Лекарь-палач

Глава 14. Облик жертвы

Вернулся я домой почти к обеду. Всю дорогу до дома в голове вертелось несколько мыслей. Одна из них заставляла бешено биться сердце.

«Если мы правы, а губной староста это подтвердил, – с ужасом думал я. – Значит следующей ночью будет еще одно убийство. Пятое. Хоть бы я оказался и правда безумным, заигравшимся в доморощенного сыщика. Откуда я знаю, что жертв будет шесть? Между событиями четыреста пятьдесят лет».

Мозг, конечно, выполнял задачу по защите от излишнего стресса. Только плохо. Глубоко внутри я был уверен, что я прав.

Только каким образом изощренные убийства оказались идентичными с разницей в несколько столетий, объяснить пока не мог.

«Надо вернуться к основному вопросу, – лихорадочно метался мозг. – И староста правильно спросил, а зачем убийца это делает? Я же химик и биотехнолог, прекрасно разбираюсь в компонентах и смешивании лекарств. Нужно еще раз обдумать и понять, что именно он делает с тем, что извлекает».

Положив вновь приобретенную рубаху и кафтан в русском стиле на стол рядом с кроватью, я достал все блокноты с записями рецептов.

Большая часть того, что я изучал, прекрасно подходила для открытия лаборатории, ну как здесь называли аптекарской палаты или лекарской горницы. Наверное, все же лучше лекарская горница.

Ладно, мечты о научном развитии медицины в шестнадцатом веке придется пока отложить. Я должен был понять, что делает убийца.

Помогла вновь приобретенная феноменальная память. Смешно, но в голове в виде четких фотографий мелькали страницы моего же блокнота.

«Для чего убийце стекловидное тело, извлеченное из живой жертвы, я помню, – мысли не метались хаотично, но выстраивали логическую цепочку. – Заведующий моей лабораторией сказал, что компоненты стекловидного тела, гиалуроновая кислота и коллаген могут использоваться для омоложения. Практиковалось подобное только в запретной «черной алхимии».

На последней мысли я вздрогнул. Я же помню, как готовил доклад про алхимиков, собирая доказательную базу, что это были просто талантливые ученые, напрасно обвиненные во всех смертных грехах.

Странно, после созерцания разрезанных пополам жертв без глаз в этом времени, я больше не был уверен в собственных выводах.

«Так ладно, сосредоточься, – приказал я себе. – Печень давала кровь и необходимые питательные вещества для приготовления эликсира».

Значит, если отвлечься от ужасности самого явления, получалось, что и в шестнадцатом веке убийца извлекал стекловидное тело и печень только с одной целью. Для приготовления «вечного напитка», эликсира бессмертия.

Возникал другой важный вопрос. Где убийца в этом времени возьмет растворители? Синтетические препараты, которые выполняли роль усилителей других компонентов изобрели только в двадцать первом веке.

В голове всплывали фразы последнего разговора с Петром Николаевичем, заведующем моей лаборатории. В том, в другом времени…

«Пропали вещества, которые усиливают движение клеток и метаболизм. Используются в экспериментах по репрогаммированию стволовых клеток. Оба препарата используются в регенеративной медицине…».

Я также очень хорошо помнил свой ответ. Только теперь получалось, что если в моем веке адские убийства совершал подражатель, то здесь в шестнадцатом веке орудовал оригинал убийцы, так сказать?

Занимался подобным явно не средний алхимик, познания должны быть невероятными. Допустим, убийца в этом времени записал рецепт бессмертия. Не просто рецепт, все убийства описал в мельчайших деталях. Со схемами.

В другом времени у убийцы каким-то образом оказались древние записи. Вот подражатель и воспроизводил все в точности.

Странно, но двадцать первый век я больше не считал своим временем.

Как-то быстро я загорелся идеей получить собственную лабораторию и развивать медицину здесь, в шестнадцатом веке. Так, ладно, это потом.

– Допустим, мотив, каким бы безумным он ни казался, есть, – сказал я вслух, глядя в окно. – Убийца собирает стекловидные тела и кровь из печени шести жертв. Молодых девушек. Почему невинных? Может девственность была доказательством, что внутренние органы не повреждены?

Я саркастически усмехнулся. Странное, конечно, мнение. Отсутствие половой жизни никак не означало здоровую печень. Девушка могла есть много жирного, или пить много алкоголя. Врач должен был это знать.

Возникла смешная мысль. Если бы у меня были полномочия, издал бы приказ, чтобы все девушки, которые «мужа не знали», то есть девственницы, усиленно пили вино и пиво. Предотвратить убийство может и не смогу, но тогда хотя бы это чертов алхимик получит нездоровую печень.

Черный умор помогал, видимо, пережить весь ужас последних событий.

– Как же убийца все-таки находит жертв, – проговорил я. – Молодых девушек, которые «мужа не знали», было достаточно в разных городах и селах России, даже в шестнадцатом веке. Почему ингредиенты, прости, Господи, нужны были именно от этих девушек? Почему не от других?

Я понимал, что чего-то не хватает в портрете жертвы. Возраст и пол были слишком широкими характеристиками, да и факт девственности ничего не объяснял. Ни в двадцать первом веке, ни в шестнадцатом веке.

Мысль о том, что я не все характеристики жертв вычислил, не давала покоя. Имеющихся данных явно не хватало. Молодые девушки, не замужем, более конкретно, девственницы. Зачем тогда носиться между Москвой, Тверью и Старицей? Почему именно эти жертвы. И где он найдет следующих?

Что-то должно быть особенное, может какая-то мелочь, которую все пропустили. И я в том числе. Незаметная деталь, которая являлась триггером для убийцы, но для всех остальных не имела особого значения.

Прожитые переживания давали о себе знать, меня неуклонно клонило в сон. Так и правда привыкну спать днем. Правда обеда еще не было.

«Физические данные, – промелькнуло в голове. – Кроме пола и возраста, были выявлены другие похожие характеристики жертв…».

Я резко сел на кровати. Хорошо, что у меня теперь феноменальная память. В голове стройным рядом пробегали строки отчета криминалистов:

«Общие данные: пол – женский, возраст – 22-25 лет. Телосложение – астеническое, выраженная худоба, рост 165-170 см, вес 50-52 кг. Костистые выступы (ключиц, ребра) резко выделяются. Мышечная ткань развита слабо, подкожная жировая клетчатка практически отсутствует».

Сонливость как рукой сняло. Конечно, как я мог забыть. Все жертвы в моем времени отличались невероятной худобой, вес зафиксирован ниже физиологической нормы. Невинные, очень худые девушки. Пока не могу объяснить зачем убийце жертвы без жировой ткани, но хоть что-то.

Память, приобретенная в этом времени, жила своей жизнью. В сознании, как на мониторе, появлялись строки криминалистического отчета:

«Особые приметы: волосы – очень светлые, белые с перламутровым блеском, длинные, ниже плеч. Искусственного окрашивание не обнаружено. Практическое отсутствие пигментации, возможные альбиноидные черты».

Как я мог забыть? Хотя, понятно, чего это я. В том времени у меня была просто ужасная память. Не записал, значит забыл. Получается, кроме ярко выраженной худобы у убитых девушек были естественные очень светлые волосы. Причем с перламутровым блеском. Пигментация волос отсутствовала.

«Особые приметы: глаза – светлые, голубые, почти прозрачные, с минимальной пигментацией радужной оболочки, кожа – бледная, почти прозрачная, с просвечивающими сосудами на конечностях».

Понятно, при отсутствии пигментации светлыми будут и глаза, и волосы, и кожа. Кожа прозрачная, через которую видны прожилки и вены.

– Получается, у жертв были все признаки альбинизма, – проговорил я вслух, чтобы лучше понять, что все это может значить. – Конечно, на залитой кровью земле я подобных особенностей увидеть не мог, при вскрытии не присутствовал. Даже если бы и присутствовал, определить цвет глаз при их отсутствии можно было только путем специальной экспертизы. То, что читал позже в отчетах, просто не запомнил. Очень зря. Важные детали.

Не знаю, почему, но казалось, что характеристики жертв имеют важное значение. Как врач, я прекрасно понимал, что альбинизм представляет собой генетическое отсутствие меланина, не просто светлый цвет волос и глаз.

Значит жертвы имели одинаковое генетическое отклонение. Имело ли это значение для преступника, я сказать пока не мог. И если имело, то как преступник отбирал жертв? По внешнему виду? В шестнадцатом веке точно не было никаких картотек или медицинских баз данных, где преступник мог бы найти девушек с признаками альбинизма. Он что путешествовал и запоминал, где видел светловолосых и голубоглазых девушек?

– Господин лекарь, обедать идите, – услышал я звонкий голос Агафьи и поток мыслей резко прекратился.

Ну и хорошо. Сил думать про убийства больше не было.

Я пришел в горницу, где все сидели на своих местах. На удивление за столом сидел Елисей. Немного удивился способностям молодого организма. Не прошло еще и трое суток, а подросток почти полностью оправился.

– Как ты себя чувствуешь, Елисей? – спросил я строго. – Ничего не болит? Голова не кружится? Не тошнит?

– Все хорошо, господин лекарь, – вежливо ответил подросток. – Нет, ничего не болит, и голова не кружится.

– Лекарство принимаешь? – спросил я.

– Конечно, якоже вы и сказали, – уверенно кивнул Елисей. – Агафья дает зелье четыре раза. Утром вот испил, после обеда пить будут.

– Два дня только прошло, – сказал я, считая в голове. – Еще дня два, а лучше три, надо принимать. Сегодня заменю раствор, новый сделаю.

– Хорошо, господин лекарь, – посмотрел прозрачными глазами Елисей.

Что-то дернулось внутри, но не успело оформиться в значимый вывод.

Отвлек разговор братьев про виды тканей, да про торговый маршрут.

– Губной староста то пропустит из Старицы, – обстоятельно сказал Степан. – Ужо сколько лет нас знает, что не лиходеи мы. Так на других городах заставы же поди тоже укрепили. Убивца поганого везде ищут.

– Мы не можем не торговать, – сказал Петр. – Дело торговое двигаться должно, иначе все по миру пойдем. Такого, чтобы совсем не пропустили не может быть. Обыщут, знамо дело, повозки, опросят. И пропустят.

– Простите, что вмешиваюсь, но вас должны спокойно пропустить, – сказал я осторожно. – Я сказал старосте свое мнение. Скорее всего, убийца из знатного рода, при этом очень хорошо образован и имеет навыки лекаря. Обычный человек не смог бы совершить подобное. Не знаю, правда, как губной староста передает сведения старостам в другие города.

– Вестимо, обычный человек не сможет и живот разрезать, и глаза вырезать, – на удивление спокойно сказал Никита. – Инструменты нужные требуются, дак и рука умелая должна быть на такие дела.

– Ну чего рассуждать, на деле и посмотрим, – ответил Степан. – Рано утром завтра выдвигаемся, к ночи может уже и в Твери будем.

При слове ночь я невольно вздрогнул. По моим расчетам, в следующую ночь должны убить пятую жертву. Если убийца тщательно следует ритуалу. В ночь убийства я буду в купеческом доме только с Агафьей и конюхом. И я по-прежнему понятия не имею, где будет следующая жертва.

Братья обсуждали еще детали тканей, какие нужно везти точно, какие не обязательно, и почему. Какие ткани можно продавать, а какие выменивать. Ничего в этом я не понимал и решил пойти к себе в комнату.

Стал замечать, что после обеда наваливалась усталость. И правда привыкну спать днем. Я закрыл глаза, рассчитывая быстро заснуть.

В голове продолжали беспорядочно метаться мысли. Упоминание о ночи следующего убийства, вернуло меня к самому главному отличию убийств в шестнадцатом веке и в двадцать первом веке.

Здесь убийца убивал через трое суток. Что-то изменилось, и я не мог точно определить что. Нет, гипотеза у меня, конечно, появилась. Дьявольская, прямо скажем, и я отказывался принимать даже для себя.

Убийца старел. Здесь в шестнадцатом веке он мог делать зелье из ингредиентов, которые могли пролежать несколько дней. Если опустить тот факт, что речь шла о частях тела молодых невинных девушек. Со временем нужны были более активные вещества. Микроэлементы теряли свои свойства, нужны были более свежие жидкости, вот время и сокращалось.

В таком случае нужно было принять совершенно невероятное, и мой мозг профессора, теперь вот местного лекаря, не был на такое способен.

Я медленно засыпал. В голове мелькали картины худых молодых девушек со светло-голубыми глазами и белыми перламутровыми волосами.

Господи! Да почему же я раньше не обратил внимания?

Перед глазами четко всплыло ангельское лицо сына Петра. Кристальные прозрачные глаза, которые завораживали. Белые перламутровые кудри. Вот что меня зацепило за обеденным столом. Я резко сел на кровати.

«Он только женщин убивает или просто невинных? – пронеслось в голове. – Если речь идет о генетическом отклонении, и альбиноидных чертах, тогда под все характеристики убийцы попадает сын Петра, Елисей».

Сердце отдавалось резким стуком в позвоночнике. С первого же дня я не мог спокойно реагировать на пристальный взгляд прозрачных глаз отрока. Не только я. Постепенно я заметил, что все так реагировали на Елисея. Подросток слишком выбивался из общей массы жителей небольшого города.

Невероятно тонкие черты лица, прозрачная белая кожа, через которую были видны почти все вены. Елисей сильно отличался от остальных, и я пока не мог понять, чем именно. Мысль о том, что именно такой типаж и интересует убийцу, прожгла насквозь. Одно дело находить трупы неизвестных девушек, хотя тоже ничего хорошего. Совсем другое дело, представлять с вырезанными глазами и распоротым животом того, кого довольно хорошо знаешь.

Совсем невинного подростка, который и жизни еще не видел, и совершенно ничего плохого никому не сделал. Да что ж это такое творится?

«Нужно раскопать все, что возможно о родословной Елисея, – думал я. – Расспрошу Петра, когда он вернется. Подросток явно наследовал особенности строения и альбиноидные черты от матери. Отец грузный, с темно-русыми волосами и серыми глазами. Остается только мать».

Заснуть мне так и не удалось. Размышления о типаже жертвы и о том, что Елисей максимально подходит под характеристики прервал крик Агафьи.

– Господин лекарь! Господин лекарь! – голос был взволнован.

Я накинул вновь приобретенный кафтан и вышел из комнаты

– Что случилось, Агафья? – спросил я запыхавшуюся девушку.

– Ой, беда приключилась, ой беда! – запричитала девушка. – Ратные люди, на постое в Старице. Все с города еду носили, одежу стирали. Как положено. На войну идут через нас, весь люд, чем может, помогать должен.

– И что? – я все еще не понимал, причем тут я.

– Все ратники животы повредили, лежат хворые, встать не могут, плохо совсем, – захлебываясь от эмоций причитала девушка.

«Так понятно, военные чем-то отравились, – быстро перевел я местный говор Агафьи. – Все верно, целые отряда проходили через Старицу, во время Ливонской войны. Из Москвы и на запад путь пролегал через город».

Память радовала. Отравление отряда военных не очень.

– Пошли, быстро, – скомандовал я на ходу. – Показывай дорогу.

– Воеводский двор рядом, пеши дойдем, – Агафья выбежала из избы.

«Бежать, допустим, я не смогу за молодой девушкой, – подумал я. – Хотя спешить нужно. Судя по всему, отравление серьезное».

Я старался не выпускать из виду Агафью, которая резво шла впереди.

Оказалось и правда недалеко, примерно минут пять ходьбы. Во дворе стояло много лошадей, привязанных к столбам, как я позже понял, на постой остановились конные стрельцы. Прошел к деревянному двухэтажному зданию. Внутри были широкие лавки, на которых лежали люди. Считать времени не было, но примерно двадцать человек. На секунду остановился. Не могу сказать, что был брезгливым, но в воздухе стоял тошнотворный запах рвоты. Позже я понял, что мне повезло. В том смысле, что на постой в воеводском дворе в Старице остановилась часть отряда стрельцов, чуть больше двадцати человек. Память услужливо подсказала, что конные отряды во время Ливонской войны состояли из ста или двухсот человек. Хорошо, что не пришлось лечить сразу сотни человек, я физически мог не успеть.

Так, нужно быстро выяснить детали отравления. Интересно у кого?