Наверное, я все же согрешил в прошлой жизни. Потому что уже почти неделю в новом для меня мире я каждое утро просыпался от громких голосов. Да и новости были обычно не из приятных. По моим расчетам убийства быть не могло в субботу утром, если убийца придерживается срока в трое суток.
Кто еще мог прийти до завтрака?
Вздохнув, я надел кафтан, проверил футляр на поясе и взял сумку. Похоже я теперь всегда должен так буду делать. За лекарем приходят только по делам медицинским. Войдя в горницу, я увидел сотника в сопровождении конных стрельцов. Господи, за всеми этими убийствами да расследованием, я почти забыл, что государь российский принимает противоядие!
– Помогло? – даже не поздоровавшись спросил я.
– Государь всея Руси милостью Божией на улучшение пребывает, – размеренно сказал сотник.
«Поправляется, значит», – непроизвольно выдохнул я с облегчением.
– Отлично, – вслух сказал я. – Лекарство, что я приготовил продолжать давать строго по расписанию. Должно хватить еще недели на две.
– Мы прибыли сопроводить тебя, лекарь, – проговорил сотник. – Великий государь воочию видеть повелел.
Непроизвольно я напрягся. Жизнь научила, что благодарят обычно заочно, для наказания же вызывают лично. К начальству по хорошему поводу не вызывают, только если возникли серьезные проблемы.
Отказать конному отряду, я, разумеется, не мог, поэтому оставил свои мысли при себе. Не зря взял сумку. Вздохнул и пошел за сотником.
Почти привык забираться в повозку. Да и не только. Я все чаще ловил себя на мысли, что слишком быстро освоился в шестнадцатом веке. Не просто смирился, нет, мне нравилось все. Я с удовольствием выходил во двор на свежий воздух и смотрел на невысокие деревянные избы, поля, лес. Вместо бешенного ритма крупной столицы, бесконечного движения машин и грохота, здесь попадал в таинственную тишину. Можно было услышать пение птиц, почувствовать запах травы, вместо бензина, постоять и просто расслабиться.
В этом времени не было гонки, и даже несмотря на страшные события, которые здесь меня сопровождали, я влюблялся в размеренный стиль жизни.
Ехали мы примерно час, как и в прошлый раз. Все это время я смотрел в окошко на необъятные поля, на покрывающиеся золотом деревья. Вдыхал утренний осенний воздух и странным образом ощущал, что я попал домой.
Жаль поездка быстро закончилась. Тревога по поводу встречи с самим государем не помешала мне остановиться и еще раз полюбоваться золотыми и синими куполами Старицкого Успенского монастыря. От белых стен отражались лучи осеннего солнца, и монастырь казался мистическим дворцом.
– Какая красота! – невольно вырвалось, когда я осмотрелся вокруг.
Монастырь располагался на высоком берегу Волги, откуда открывался изумительный прекрасный вид. Сооружение больше напоминало крепость, чем религиозное учреждение. В прошлый раз я обратил внимание на каменные укрепления, башни и специальные ходы. Очевидно, что здания монастыря использовались не только в духовных целях, но и в военных.
Иногда мне казалось, что уникальный дар памяти, который я получил здесь, выдает любую информацию, только не ту, которая действительно нужна. Вот и сейчас я словно читал в голове страницу учебника по истории:
«Старицкий Успенский монастырь являлся важнейшим духовным и оборонительным центром Руси. Монастырь имел оборонительное значение, особенно во времена Ливонской войны, так как защищал подступ к Москве на западном направлении. Здесь велось летописание и переписывались книги».
На слове «книги» я невольно вздрогнул, потому что хотел посмотреть на некоторые источники, в которых есть упоминание о северных людях, расселившихся по всей Руси. И которых безжалостно истребляет убийца.
– Государь ожидает в палатах, – прервал мои размышления сотник.
Я внутренне собрался, понимая, что нужно точно определить состояние человека, которого достаточно долго травили ртутью.
«Так, подойти к государю всея Руси и осмотреть, наверное, нельзя, – промелькнуло в голове. – Постараюсь стать поближе и оценить по общим характеристикам. В прошлый раз я же смог по симптомам определить и отравление, и причину. Нужно сконцентрироваться на речи и походке царя».
Сопровождавшие сотника конники остались снаружи. Мы вдвоем зашли внутрь, прошли несколько коридоров и оказались в той же комнате, где государь российский встречал нас в прошлый раз. Я не мог снова не удивиться красоте и богатому убранству царских палат. Белокаменные стены, расписанные библейскими сюжетами и орнаментами, сходились сводом.
Впечатление было потрясающим, но я быстро себя одернул. Не на экскурсии. Нужно собраться. Возможно, у меня будет всего несколько минут.
В палату зашел государь в сопровождении монаха. Я напрягся, стараясь уловить мельчайшие детали.
Походка царя была намного ровнее, никаких нарушений координации. Хорошо. Я внимательно смотрел на руки. Заметного тремора, который легко бросался в глаза в прошлый раз, не было. Отлично. Вроде бы все хорошо.
Я поклонился и постарался, как мог, употребить понятные слова.
– Каково ваше царское здоровье? – спросил я.
– Облегчение великое от твоего зелья, чувствую, лекарь, – проговорил государь. – Не зря тебя по грамоте на Русь выписали. Знаешь свое дело.
«Мне обязательно нужно спросить про те симптомы, которые я не вижу, – подумал я. – Ладно, я готовил зелье, я должен это знать. Будь что будет».
– Простите, что спрашиваю, милостивый государь, – на всякий случай я еще раз поклонился. – Но для правильного решения нужно знать симптомы.
Показалось, что царь все-таки усмехнулся, и в этот момент вовсе не казался грозным или странным. Обычный человек, который хотел лучшего для своего государства, но которого окружало слишком много врагов.
– Спрашивай, лекарь, – вслух сказал государь.
– Чувствуете ли вы сильную слабость, бывают ли сильные головные боли? – аккуратно спросил я, думая еще о том, чтобы царь меня понял.
– Отступила болезнь, – степенно проговорил государь. – Голова светлая стала, не шумит более. Крепость в теле появилась.
– Какой аппетит? – быстро спросил я, опасаясь, что не успею узнать все симптомы. – И позвольте спросить, когда принимаете пищу, бывает ли, что тошнит и привкус такой металлический?
Удивительным для меня всегда было то, как местные жители понимали мою речь. Очень быстро улавливали смысл, наверное, мысленно переводили на понятный язык и отвечали уже на привычном наречии.
– Ломота в утробе такоже прошла, – сказал государь. – Вкус железа во рту более не ощущаю, ежели только самую малость.
Я облегченно выдохнул, на что сразу обратил внимание государь.
– Каково заключение твое будет, лекарь? – внимательно посмотрел на меня государь, прекрасно понимая, что я оценивал симптомы.
Я не смог сдержаться и слегка улыбнулся, снова поклонившись. Как-то мне казалось, в присутствии царя нужно почаще кланяться.
– Царское здоровье вне опасности, на улучшение пребываете, государь, – решил я употребить термин, сказанный ранее сотником. – Лекарство, которое я приготовил, действует, только нужно продолжать принимать еще две недели точно. Потом я приготовлю более слабую дозу, и надобно будет тоже принимать, чтобы избавиться от всех симптомов отравления.
– Благодарствую, лекарь! – сказал государь, и мне показалось, что в голосе прозвучало огромное облегчение.
Наверное, я всегда буду помнить момент, когда великий государь российского государства посмотрел мне прямо в глаза. Читая историю, иногда сложно понять мотивы тех или иных поступков правителей. Теперь я точно знаю, почему Ивана Грозного считают великим государем всея Руси.
Вспомнил невольно споры о цвете глаз российского государя. Лично я увидел ясные серо-голубые глаза. Наверное, черные или карие глаза рисовали уже художники, опираясь на свои ощущения, либо глаза государя угасали в силу страшной болезни. Отравление ртутью смертельный, в общем-то, диагноз.
Я невольно сжался от пронзительного взгляда, в котором увидел несгибаемую волю и мощный интеллект. За несколько секунд я понял, что только государь мог объединить разрозненные княжества и создать великое государство. Со своими проблемами, конечно, но устойчивое и сильное.
– Скажи, лекарь, чем воздать за твои труды? – спросил государь.
– Хочу открыть в Старице лекарскую горницу! – я не думал ни секунды.
Мечта появилась сразу, когда я приготовил природный антибиотик сыну Петра, Елисею. Желание искать нужные ингредиенты, смешивать препараты, лечить людей было непреодолимым. Я точно знал, что это – мое призвание.
– Тако да будет! – коротко ответил государь. – Дело ты свое знаешь. Отворяй лечебную горницу, лекарь, злато из казны выделим!
Чудом я сдержался и не подпрыгнул от радости.
Прием длился не более десяти минут, царь повернулся и ушел с сопровождавшим его монахом. Мы с сотником вышли из палаты. Сотник может и просто шел по коридорам, я же летел, как на крыльях.
У меня будет своя собственная лаборатория! Я смогу официально готовить лекарства и растворы. Я смогу вылечить столько болезней!
Почему мечтам никогда не дают развернуться? Остаться в хорошем настроении и планировании лаборатории не получилось. Во дворе я заметил, что сотник чем-то озабочен, несмотря на то что царь пошел на поправку.
Вежливость вроде бы требовала спросить, в чем дело. Да и у меня было еще одно важное дело в монастыре, и я надеялся, что сотник мне поможет.
– Царь поправляется, – решил начать я с хороших новостей.
– Знамо, весть сия радостная, – проговорил сотник, задумчиво смотря на стены монастыря. – Благодарствую, лекарь, за твое усердие.
– Продолжать давать лекарство нужно обязательно, – решил я на всякий случай закрепить предписания. – Недели через две, дам новое зелье, послабее, поможет сгладить все последствия отравления.
Сотник промолчал, и я рискнул.
– О чем-то другом думаешь? – коротко спросил я.
– Чего ради травить государя? – проговорил сотник, решив поделиться тяжелыми размышлениями. – Выгода царскому лекарю какая с того?
Так, нужно четко продумать ответ. Я-то читал разные версии и одна из версий была, что Бомелий напрямую связан с польскими царями.
Не мог же я рассказать сотнику, что читал множество исторических справок, что Елисей Бомелий мог быть агентом польского короля Стефана Батория. Бомелий из Голландии, подозревался в связях с Речью Посполитой. Соответственно, действовал в интересах западных держав. Именно в Ливонскую войну выгодно было отравить государя Руси, чтобы была смута. По некоторым историческим данным, лекаря и обвинили в 1580 году в переписке с польским королем, за что и казнили.
Правда смерть Бомелия вызывала множество споров среди историков.
Следы отравления ртутью я видел собственными глазами. Добавлять яд в вино мог только приближенный человек, каковым и был Бомелий в то время для Ивана Грозного. Про Ливонскую войну я прекрасно знал и без своей феноменальной памяти. Против России выступал союз Польши, Литвы, Швеции и Дании. Мотивом для отравления могло быть желание ослабить Русь в критический момент войны, чего и добивалась Польша.
Говорить или не говорить о своих изысканиях сотнику? Первое, доказательств никаких у меня нет. Второе, со знанием таких деталей, в тюрьму и, скорее всего, на казнь отправят меня, а не Бомелия. Я же не мог объяснить представителю царской охраны, откуда у меня могут быть такие данные.
– Война затяжная, как я понимаю, сейчас идет, – начал я издалека.
– Ливонский поход, – кивнул сотник. – Долгие годы в ратном деле находимся. Затянулась война, конца-края не видать.
Я не ошибся, когда заметил, что простая речь обманчивая. Люди, поставленные на службу государства, с которым я во всяком случае столкнулся, обладали острым аналитическим умом. Что губной староста, что сотник, поражали меня уникальной догадливостью и сообразительностью.
Сотник резко повернулся и посмотрел прямо в глаза:
– Али сказать что хочешь важное, лекарь?
Я немного растерялся, пытаясь выбрать из всей информации, которой владел, важные моменты. Нужно просто навести на Бомелия. Я, конечно, не знал, участвовал ли царский лекарь в заговоре, но был уверен, что это Бомелий травил Ивана Грозного ртутью, что являлось страшным преступлением. В моем времени это было преступлением против безопасности государства.
– Для того, чтобы травить государя российского, нужен мотив, – вздохнул я. – Причина. Какая может быть причина у царского лекаря?
– Ты каково думаешь, почто лекарь дерзнул зелием государя травить? – в который раз убедился в сильных умственных способностях сотника.
Конечно, лучше ответить вопросом на вопрос и спросить о мотиве меня.
Выкрутился. Хорошо, нужно очень тщательно продумать ответ.
– Точно знать я не могу, – начал я размеренно. – Только логично, что лично Бомелию никакой выгоды от смерти государя не будет. На место царское лекарь он не сядет. Значит, смерть государя Руси выгодна кому-то еще. И больше всего это нужно тем, кто воюет с Русью. В настоящее время.
Вроде пояснил. Надеюсь, дальше сотник додумается сам. И не ошибся.
Сотник уверенно кивнул.
– Такоже думаю, лекарь, – сказал медленно сотник. – Подозрения есть о связях лекаря с врагами русского государства. С литовцами да поляками.
Я молча кивнул. Осуждения я не чувствовал. Преступление, тем более настолько страшное, должно быть наказано. Ну и кроме всего прочего, я и сам пытался понять, зачем Бомелию травить государя всея Руси?
– Можно мне просьбу изложить? – осторожно спросил я, понимая, что мои потуги изобразить русский язык шестнадцатого века выглядят жалко.
– Говори, лекарь, – утвердительно кивнул сотник.
– Мне нужно поговорить с одним из старцев, монахом Корнелием, – быстро сказал я, чтобы сотник не передумал. – Важные вещи узнать нужно.
– Добро, ратники тебя проводят, – сказал сотник.
Сотник махнул стоящим недалеко конным стрельцам, которые сопровождали нас в поезде, ратники быстро подошли.
Я с прошлого раза, когда лечил отряд от отравления несвежим пивом, вспомнил, что мобильные отряды часто выполняли функции разведки, быстрого реагирования и сопровождения обозов. В Старице, как я понял, остановился небольшой отряд, который лично охранял государя в монастыре.
– Проводите лекаря в кельи монашеские, да ждите, – распорядился сотник. – Опосля, идите к повозке, отвезти лекаря до дому надобно.
Как я понял, ратники сопроводят меня и будут ждать снаружи. Значит, у меня не так много времени, чтобы узнать важные детали у монаха.
По дороге я пытался сформулировать в голове вопросы, которые имели наибольшее значение в связи с портретом жертв страшных убийств.
Келья монаха Корнелия была небольшой, примерно два на два метра, находилась в деревянной постройке монастыря. Внутри была лавка и полка с книгами. Хотел сразу рассмотреть книги, но подумал, что невежливо будет.
– Простите, Корнелий, – запнулся я, не зная, как обращаться к старцу.
– Садись, добрый путник, – спокойно ответил монах.
На вид монаху могло быть лет девяносто, хотя здесь мне сложно определять было возраст. Я присел на край лавки, старец сел с другой стороны.
– Какого дела ради, лекарь, пришел к смиренному рабу Божию? – спросил монах, и посмотрел прямо на меня.
То, что я лекарь, все определяли по одежде, да по футляру на поясе. В шестнадцатом веке, как я понял, внешний вид служил чем-то вроде паспорта.
Причину же странного чувства чего-то знакомого я быстро определил. На меня смотрели лазурные глаза, только темнее, чем у Елисея в силу возраста.
Я решил не тратить время на приличия, так как сильно спешил.
– Мне надобно узнать про легенду, которую вы рассказывали сыну купца Петра, да девушке, что в доме живет, – быстро проговорил я. – Про белесых высоких людей, что пришли на русские земли с далекого севера.
– В том, что убивец окаянный истребляет людей северных, моя вина такоже есть, – тихо сказал старец.
Я же чуть не свалился с лавки. Узнать про убийства, конечно, было несложно, я уже понял, что здесь вместо Интернета действовала более быстрая сеть. Новости все узнавали моментально. Весть о том, что убивают высоких светловолосых девушек, видно также быстра разнеслась по округе.
Каким образом старец может быть виноват в дьявольских изощренных убийствах, вот что меня поразило! Я даже не знал, что спросить.
– Прежде тебя приходил, многие лета минули, – проговорил старец.
«Убийца приходил к Корнелию несколько лет назад, – автоматически перевел я, застыв от удивления. – Откуда старец может знать, что приходивший и есть убийца? Получается, он видел убийцу? Значит, сможет опознать! Нужно сказать старосте! Да причем тут «северные люди»?»
– Не просто так лиходей девиц белесых истребляет, – сказал тихо старец. – Смысл в том великий есть, в книгах древних дьявольских заповедано так.
Наверное, если бы меня резко ударили по голове, эффект был бы точно таким же. Я молчал не потому, что хотел услышать легенду, записанную в запрещенных книгах черных алхимиков. Воспоминание, мучавшее меня долгое время, поднималось наверх. Я знал легенду. Не читал. Слышал. И очень хорошо знал того, кто рассказывал истории про северных людей.