Лекарь-палач

Глава 3. Скрытый мотив

– Намного спокойнее в этот раз реагируете на преступление, – отметил капитан, стоявший рядом с майором.

– Второе убийство уже, – медленно проговорил я.

– Четвертое, – прозвучал голос майора.

Я физически почувствовал, как похолодели руки. В суете, да и со своей дырявой памятью, я невольно забыл, что убийство в моем университете было третьим по счету. Да по какому, блин, счету? Кто счетовод-то?

– Первые два когда были совершены? – желание поддерживать сухой тон эксперта резко выдохлось, голос предательски дрожал.

– Вообще детали расследования представляют собой служебную тайну, – официальным голосом начал капитан.

– Мы можем перестать играть в секретность? – вспылил я. – Очевидно же, что речь идет о серийном, очень опасном и гениальном убийце.

– Согласен, – вздохнул майор. – Не до секретности. В органах просто паника. Я уже говорил, что между убийствами проходят ровно сутки.

– В полночь, он совершает убийства ровно в полночь, – пробормотал я.

– Совершенно верно, – сказал майор.

– Можно ознакомиться с отчетами о вскрытии первых двух жертв, да и третьей тоже? – тихо проговорил я, уставившись в стену общежития, только чтобы не смотреть на изувеченный труп некогда молодой и здоровой девушки.

– Конечно, – кивнул майор. – Только, если согласитесь выступить медицинским экспертом по делу и подпишите соглашение о неразглашении.

Мог же отказаться, ведь никто не заставлял.

– Хорошо, – ответил я, не успев все тщательно обдумать.

– Давайте вернемся к конкретному делу, – присел капитан рядом с трупом. – Подробности можете какие-нибудь сказать? Есть хоть какие-нибудь следы, которые помогут найти убийцу? Оставляет ли какие-то метки, что ли?

– Такое ощущение, что кто-то его спугнул, – пробормотал я.

– Вы на удивление правы, – вступил капитан с некоторым уважением в голосе. – Поздно ночью в общежитие возвращалась группа студентов, которая увидела нечто странное и позвонила в полицию.

– Как вы определили, что преступника спугнули? – майор пристально посмотрел в глаза.

– Надрез неровный…, – сказал я, пытаясь сглотнуть ком в горле.

– Как эксперту, вам придется все объяснять подробнее, – сказал капитан.

Рядом с капитаном стояли два старших лейтенанта, не принимающих участия в разговоре. Скорее всего ждали, когда дадут команду уносить тело.

Майор, наоборот, очень внимательно слушал каждое слово.

– Видно первую часть… операции… убийца провел как обычно, – сдавленным голосом продолжал я. – Внешний разрез брюшной полости ровный. При осмотре трупа третьей жертвы я обратил внимание на то, что печень была вырезана филигранно, очень точно. Поэтому и сказал, что преступник, скорее всего, очень опытный, и даже гениальный хирург.

– Здесь же можно видеть, как соскочил скальпель, рука дрогнула, – продолжил я. – Он очевидно не успел довести операцию до конца. Маленький кусочек остался, буквально пришлось вырывать печень и убегать…

– Сходится с показаниями свидетелей, – кивнул майор.

– Так кто-то видел преступника? – спросил я с интересом.

– Вы даже не представляете, как сложно собрать показания свидетелей, – вздохнул капитан. – Все видят совершенно разные вещи. Общие описания совпадают – высокая, темная фигура в плаще. Можно предположить, что мужчина. Возраст непонятен, только одна деталь совпадает. Два или три человека сказали, что убегавший хромал на правую ногу….

– Да, по таким параметрам преступника не найти, – задумчиво сказал я. – Так я могу ознакомиться с отчетами патологоанатомов по всем трем телам?

– Можете, – сказал майор. – Сейчас вас отвезут домой, послезавтра приходите в отделение, ознакомитесь со всеми отчетами.

Майор повернулся и дал команду забирать тело. Меня с двумя полицейскими довезли до самого дома, когда была уже глубокая ночь.

Спал я плохо, урывками. И не только потому, что видел картины изуродованных трупов. В голове роились настойчивые мысли, которые никак не могли собраться в единую теорию. Может и к лучшему?

Честно говоря, я не просто выбрал профессию. Говорят же, что есть призвание. Мне нравилось направление передовой медицины, при помощи научных открытий можно было лечить от ранее неизлечимых болезней.

Читал я очень много, еще со старших классов. Причем читал все подряд, надеясь найти новые идеи даже в псевдонаучных теориях. Проблема была в очень плохой памяти, приходилось все записывать, запомнить я не мог даже элементарные вещи. Именно поэтому сейчас и не мог вспомнить.

С того самого момента, как только я увидел первый труп, в мозг настойчиво пыталось прорваться воспоминание. Мне казалось, что очень важное. Даже до разговора с профессором истории, в голове формировалась гипотеза, которая возникла не на пустом месте. Было четкое ощущение, что очень давно, еще в молодости, мне попадалось описание похожих экспериментов. Только я не мог вспомнить, каких именно.

Осеннее утро было дождливым, я с трудом встал, приготовил кофе, кое-как собрался и пошел в университет. Работу вроде никто не отменял.

Подходя к университету, я невольно замедлил шаг, пытаясь привести мысли в порядок, чтобы не выглядеть совсем уж замотанным. Во дворе было полно студентов, все казалось обычным, как и в любой другой день.

Круг в центре двора с темно-бордовым песком, пропитавшемся насквозь кровью, все непроизвольно огибали. Создавалось ощущение, что негласно все подписали кодекс молчания, тему убийства просто не поднимали.

Зайдя в кабинет, я медленно сел за стол. Со вчерашнего вечера на столе лежали документы, которые любезно предоставил Игорь Станиславович.

Разум настойчиво твердил, что не стоит больше заниматься изучением подобных вещей и прекратить, наконец, играть в детектива. Иррациональная же часть мозга заставляла все еще раз тщательно проверить.

Перелистывая документы, в которых описывались практики алхимиков, я подсознательно искал то, что никак не мог вспомнить. Разумеется, описывались различные, так сказать, направления исследований.

Алхимики веками пытались создать «эликсир бессмертия», называемый иногда «напиток долголетия». Процедура приготовления раствора часто сочетала химические эксперименты, мистические практики и герметическую философию. Методы получения, мягко сказать, использовались разные.

Проводились и сугубо научные эксперименты с жидкостями человеческого тела, когда из крови, слез и других жидкостей выпаривались и извлекались ингредиенты. Кроме того, проводились и экзотические практики, также с использованием человеческих жидкостей, драгоценных металлов и несуществующих мистических ингредиентов.

Голова шла кругом, но несмотря на обилие информации и древних рецептов, все было не то. Не это я пытался вспомнить.

Я решительно встал и пошел в собственную лабораторию, собираясь кое-что узнать у старшего научного сотрудника, чьи познания в химическом составе тела, да и в медицине в целом были даже глубже, чем мои.

– Здравствуйте, Петр Николаевич! – сказал я, открывая дверь лаборатории, которая находилась в конце коридора. – Я по важному делу.

Петр Николаевич был намного старше меня, и имел степень доктора медицинских наук. Я несколько раз спрашивал, почему он решил заведовать лабораторией и не пытался занять более высокий пост в научном мире. Петр Николаевич всегда скромно улыбался и говорил, что обожает работать с химическими составами. Он и правда проводил большую часть времени в лаборатории постоянно смешивая ингредиенты для различных опытов.

Несколько последних открытий нашей кафедры базировались на серии экспериментов, проведенных под его четким руководством. В общем, про жидкости и химические составы Петр Николаевич знал все.

– Здравствуйте, здравствуйте, – приветило закивал заведующий лабораторией, снимая очки. – Позвольте выразить свое сочувствие по поводу вчерашнего происшествия. Очень жаль, что вам пришлось участвовать.

– Оказался просто под рукой, вот и позвали в качестве эксперта, – сказал я спокойно. – Петр Николаевич, я к вам по очень важному делу.

– Конечно, конечно, голубчик, проходите, – засуетился заведующий и я невольно улыбнулся. От пожилого ученого просто веяло добротой, таким старинным, почти забытым, подходом, когда у каждого мастера был ученик. По возрасту так и выходило, я выступал в роли подмастерья.

– Петр Николаевич, я к вам по делу, не совсем научному, так сказать, – собрался с духом. – С какой целью можно использовать жидкость из стекловидного тела? Для каких практик и экспериментов?

– Так сразу сложно ответить на ваш вопрос, Иван Сергеевич, – пожилой ученый особо не удивился. – Ну строго говоря, это не жидкость, как вам известно. Стекловидное тело – прозрачный гелеобразный материал, состоит из воды и коллагена. Разжижение данной субстанции может вызвать болезненные и опасные симптомы у пациентов. Что именно вы хотите узнать?

– В каких исследованиях может использоваться данная жидкость? – переспросил я. – Чисто теоретически, разумеется.

– Использование человеческих тканей в научных экспериментах строго запрещено по этическим соображениям, – строго сказал Петр Николаевич, посмотрев на меня. – Если предположить гипотетическую ситуацию, или беспринципного ученого, тогда компоненты стекловидного тела, такие как гиалуроновая кислота и коллаген, могут применяться для создания биоматериалов. В хирургии, например, или в современной косметологии.

– Омоложение, – пробормотал я.

– Ну если совсем упростить, то да, – задумчиво сказал заведующий лабораторией. – Компоненты стекловидного тела могут использоваться для омоложения. Правда потребуется серия экспериментов и множество других элементов. Физически не представляю, как это можно сделать.

– Потребуется проводить серию экспериментов, – сказал я, судорожно пытаясь выудить из памяти обрывки знаний, полученных очень давно.

– Для подобных экспериментов нужна серьезная научная база, – покачал головой Петр Николаевич. – Тем более понадобится, простите, сам материал. Стекловидное тело может быть извлечено только при жизни….

Пожилой доктор резко замолчал и посмотрел на меня. Даже сквозь толстые очки я увидел, как расширились от ужаса глаза добрейшего человека.

– Я не могу разглашать детали следствия, – сдавленно пробормотал я.

– Не нужно, голубчик, не нужно, – медленно сказал заведующий, отвернувшись и посмотрел в окно. – Каждый раз поражаюсь, как вместе с научным прогрессом и быстрым развитием в людях уживаются низменные инстинкты. Как же до такого можно было додуматься?

– Если оставить в стороне этику, – решился я. – По вашему мнению, можно получить некое вещество для… так скажем… омоложения?

– Основываясь на своих научных познаниях, я могу с уверенностью сказать, что нет, – отреагировал Петр Николаевич. – В современной науке подобных исследований не проводилось, чтобы утверждать что-либо. Только если мы с вами не окунемся в темные воды древней алхимии…

Я непроизвольно вздрогнул. Значит не один я схожу с ума. Многие доктора и ученые интересовались алхимическими практиками, надеясь в рецептах и манускриптах найти базу для современных исследований. И многое же подтверждалось. Именно алхимия и лежала в основе развития медицины. Долгое время я был просто уверен, что алхимики и были медиками и аптекарями, только не признаваемыми обществом. До последних убийств.

– Предположим, в рамках алхимии, – вздохнул я. – В каких практиках могла жидкость стекловидного тела? С какими другими ингредиентами?

– Такое практиковалось только ранними алхимиками, причем в запретной «черной алхимии», – сказал серьезно Петр Николаевич. – Позже алхимики поворачивались все больше в сторону науки, проводя серьезные научные эксперименты, став предшественниками медицины.

– Хорошо, по вашему мнению, темными алхимиками могли использоваться элементы стекловидного тела и для чего? – я сам не понимал, почему задаю настойчиво совершенно нелепые для профессора вопросы.

– Только для создания «живой воды», так сказать, эликсира бессмертия, – пожал плечами ученый. – Правда потребовались бы другие компоненты.

– Какие? – невольно напрягся я.

– Печень, прежде всего, – ответил Петр Николаевич, повернувшись к столу с аппаратурой и заменяя пробирки. – Печень богата, как вы прекрасно знаете, кровью и питательными веществами, поэтому могла использоваться в попытках получения «эликсира жизни». Вообще-то даже в официальных источниках упоминается, что печень использовалась, как основной элемент в ритуалах по созданию искусственной материи, гомункулов, так сказать.

Хорошо, что заведующий лабораторией стоял спиной. Я попытался всеми силами успокоить бешеный пульс и выровнять дыхание.

Мозг представляет собой механизм, который при неправильной работе одного участка, всегда старается компенсировать провал повышенной эффективностью работы других блоков. Плохая память, вероятно, компенсировалась научной интуицией. С ранней молодости я полагался на какой-то глубокий внутренний голос, который всегда появлялся ниоткуда.

Вообще-то и мой научный успех, и быстрая карьера являлись следствием сильной интуиции. Я не знал, когда, откуда и почему. Просто в определенный момент в мозг поступало знание. И все.

– Будет еще две жертвы, – прошептал я, чувствуя, как ледяные искры ужаса ползут по позвоночнику. – Всего должно быть шесть жертв.

– Что вы сказали, голубчик? – повернулся Петр Николаевич.

– Ничего, извините, что отвлек, огромное спасибо за помощь, – договаривал я уже, выходя из лаборатории.

«Как теперь интересно я сообщу майору, что еще будет две жертвы? – разум все же быстро возвращался после неизвестных откровений. – Доказательств у меня ноль, не могу же я сказать, что почувствовал нечто?».

Я разрывался между желанием предупредить, возможностью спасти будущих жертв и рациональными доводами, что подобное будет звучать, как минимум странно. И не заметил, как вышел во двор университета.

Свежий воздух подействовал отрезвляюще, я несколько раз вздохнул и хотел уже идти обратно, когда заметил нечто странное.

На границе темно-бордового круга на корточках сидела студентка, и, судя по позе и подрагивающим плечам, плакала. Я медленно пошел по направлению к девушке, заметив, что по всему кругу лежат цветы, открытки, игрушки. Студенты, как могли, хотели почтить память умершей.

Подойдя к девушке, я не знал, как лучше начать странный разговор. Девушка сам резко повернулась и встала напротив.

– Простите, это, наверное, была ваша подруга? – спросил я осторожно.

– Самая лучшая, – всхлипнула девушка и потерла заплаканные глаза. – Мы дружили с первого класса школы. Вместе поступили в медицинский. У нас было столько планов… Господи, что же происходит?

Вздохнув, я судорожно пытался найти нужные слова, чтобы подбодрить девушку. Хотя какие слова? Что можно сказать, когда близкого тебе человека истязают для каких-то извращенных экспериментов. Хорошо хоть никто не знал деталей убийства. Полиция тщательно скрывала все факты.

– Мы хотели вначале выучиться и построить карьеру, – девушка продолжила до того, как я успел хоть что-то сказать. – Она была такой целеустремленной, вся в учебе… Даже ни с кем не встречалась.

Как будто кто-то резко вбил в голову острый кол. Догадка проскочила со скоростью молнии и мне уже было плевать на вежливость.

– Простите за личные подробности, – быстро спросил я. – Ваша подруга была девственницей?

– Да, – опешила студентка, явно не ожидая такого вопроса.

– Еще раз извините, – проснулась во мне тактичность. – Вам нужно поговорить с друзьями, провести время с близкими, не оставайтесь одна.

Я резко повернулся, доставая из кармана телефон. В любой другой ситуации совесть не позволила бы бросить рыдающую подругу жертвы убийства. Однако новая деталь была очень важной, и не только для расследования. В голове как будто загорелась лампочка, я смутно вспоминал, когда читал про эксперименты, где девственность играла важную роль.