Я пытался выровнять дыхание и разжать занемевшие пальцы, впившиеся в ладонь. Закрыл и раскрыл глаза, вдыхая осенний ветер. Не мог же я сказать, что точно такой же символ, выжженный на тыльной стороне правой кисти человека, я видел собственными глазами.
До того, как попал сюда. Понятно, что служитель закона задавал обычные вопросы по следствию. Мне же приходилось контролировать собственную реакцию. Во-первых, я, как заморский лекарь, больше всего подходил на роль убийцы. Во-вторых, я знал, какие органы и для чего вырезаются у девушек, и какой раствор пытается приготовить убийца.
Судя по вопросу старосты, я и эликсир бессмертия приготовить, если что, смогу. Надеюсь, староста поверил, что такого напитка не существует, да и набожность должна помочь. Признать, что можно приготовить «вечный напиток», означало разрушить веру во всемогущего Бога.
Я в целом неплохо справлялся, если бы не этот символ. Я просто застыл и не мог пошевелиться, лихорадочно соображая, что же теперь делать.
Черное солнце. С двенадцатью лучами. Золотое на черном.
Спрятанное глубоко в подсознании событие, не дававшее мне покоя ни в том времени, ни в этом, поднималось все выше. Гораздо позже я понял, что блокировать важное воспоминание может только сильная эмоциональная реакция. В психологии описано множество случаев, когда жертва пытается увидеть человека, которого сильно любила или доверяла, воспоминание блокируется и появляется только размытое пятно вместо лица.
Я вроде бы никого так сильно не любил, и не доверял. Но и вспомнить не мог. Несмотря на феноменальную память, дарованную Вселенной, наверное, в виде ошибки.
Я знал про символ. Знал, где видел в последний раз.
Только даже если бы я рассказал, это никак не помогло бы губному старосте в расследовании убийств здесь и сейчас. Поэтому я промолчал.
– Каким обычаем чертов резник девиц выбирает, вот что понять надобно, – после паузы сказал староста.
«Резник означало палач, убийца, – пронеслось в голове. – Да, очень меткое определение, лучше не придумаешь».
Наверное, основной урок, который я извлек в новом для себя времени заключался в том, что нельзя судить по внешности. Средневековая одежда и простой говор создавали ложное ощущение, что люди в шестнадцатом веке были примитивными. Даже мой короткий опыт показали, что и губной староста, и сотник обладали сильным аналитическим мышлением.
– Вот этого я не знаю, – досада в моем голосе была искренняя.
Я и в том времени не понял, как убийце удается втереться в доверие к молодым, невинным девушкам. Оглушить незаметно и влить дурман, невозможно. Значит жертвы добровольно пили напиток, который давал убийца. Скорее всего, красное вино. Где и как девушки, которые «мужа не знали» могли спокойно выпивать с убийцей, я понять не мог.
– Точно могу сказать только то, что все девушки имеют схожие внешние признаки, – вздохнул я, решив не скрывать важные факты от следствия.
– Знамо, единобразны девицы, – кивнул староста, чем снова меня удивил. – Таких нонче мало в селах, в стары времена больше бывало.
– Каких таких? – я нервно сглотнул, уставившись на старосту.
– Белокожих да беловолосых, – уверенно ответил Игнат. – Красивы, аки ангелы, но длинные, да больно худые да костлявые. И глаза прозрачны, аки слезы. Не любили таких сельчане, думали болезнь какая.
– Почему ты сказал, что мало таких девушек осталось? – спросил я, удивившись, что губной староста очень точно передал альбиноидные черты.
Конечно, в селах на Руси шестнадцатого века слишком худые девушки, с белой кожей, перламутровыми волосами и кристально-прозрачными глазами вызывали суеверный ужас. Очевидно, что считали редкой болезнью.
– Так избегали замуж таких брать, – уверенно сказал староста. – Дед сказывал, что раньше много было таких. Жалели все девок, худых и немощных, в хозяйство брали, прибираться, стирать, на кухне помогать.
Понятно, почему они оставались девственницами. Такой типаж не пользовался спросом, и девушки редко выходили замуж.
«Иногда все же брали, – перед глазами возник облик Елисея. – Надо попросить Петра и внимательно рассмотреть на портрет его жены».
Автоматически проскочила мысль, что надо бы обновить и свои знания по генетике. Потому что альбиноидные черты были не совсем характерными. Не совпадал рост, все девушки были очень высокими. Да и другие признаки не сильно, чтобы подходили. Девушек внимательно я рассмотреть, по понятным причинам, не мог. Но я уже несколько раз изучал Елисея.
Альбиносы далеко не всегда ангельски красивы, да и волосы не казались обесцвеченными. Вспомнил, как отражались кудри подростка в свете лучины перламутровым блеском. Глаза тоже не казались бесцветными, я всегда поражался глубокому лазурному оттенку в глубине глаз.
Нет, под альбиносов данный типаж не подходил. Как подобные признаки оказались устойчивыми, что встречались у группы людей, которая, судя по словам старосты, была многочисленнее, я понятия не имел.
– Чего ради убивец окаянный токмо таких девиц выбирает? – прервал мои размышления староста.
– Точного ответа на твой вопрос у меня нет, – посмотрел я на старосту. – Предполагаю, что органы именно белокожих и беловолосых девушек особенно ценны для убийцы. Правда пока не могу сказать, почему.
Староста кивнул, и я не сомневался, что он понял. Я же со своим профессорским знаниям не мог объяснить, чем отличались стекловидное тело и печень девушек с ярко выраженными альбиноидными чертами. Что-то не сходилось, и я не мог уловить, что именно. Я делал ставку на темные суеверия алхимиков. Прозрачно кристальные глаза, наверное, ценились больше.
На последней мысли я невольно вздрогнул. Сложно было рассуждать объективно, когда на земле, пропитанной кровью, лежало то, что некогда было прекрасной девушкой, с белыми волосами и прозрачными глазами.
– Какими чарами да лестью убивец невинных девиц заманивает? – задал Игнат правильный вопрос.
– Вот если бы я знал! – в сердцах воскликнул я.
Губной староста задал вопрос, который просто изводил меня. Я не мог понять, как девушки и том времени, и в этом, добровольно шли с убийцей? Куда шли? Разговаривали, пили вино. С дурманом. Как ему это удавалось?
– Вопросов много, а ответов искати надобно, – вздохнул староста. – Благодарствую, лекарь, что разъяснил довольно. Десятский отвезет тебя домой. Али вопросы какие будут, приду с вопрошанием.
– Конечно, – закивал я.
Староста повернулся к десятским, видно давая распоряжения вызвать людей с села. Понятно, что девушку нужно отвязать, да похоронить.
Думать об этом не хотелось. Служитель закона грамотно выразил мысль, что вопросов явно больше, чем ответов. Пока мы тряслись с десятским в повозке, я не мог собрать обрывочные мысли в собственной голове.
То, что определили типаж девушек, уже радовало. Только возникло еще больше вопросов. С первого раза, когда я вспомнил про альбиноидные черты, я знал, что версия не совсем верная. Можно даже сказать провальная.
«Нужно, конечно, вспомнить лекции по генетике, – думал я, смотря в маленькое окошко повозки. – Белый цвет кожи и волос, да и цвет глаз не похож на альбиносов. Жаль, что не могу изучить картотеку и фотографии убитых девушек. Однако, если я, не дай Бог, прав, и типаж девушек схож с Елисеем, тогда это не альбиносы. Волосы белые не из-за отсутствия пигмента. Слишком плотная структура и перламутровые переливы. Не проходит по свойствам. Глаза тоже не бесцветные. Лазурно-кристальные. Цвет есть, просто другой».
Высказывания старосты о том, что девушек раньше в селах было больше, приводили к фантастической мысли. Слишком сильно отличались антропологические признаки. Я бы выдвинул смелую гипотезу о существовании в древней Руси в шестнадцатом веке нордической подрасы, ответвления северной расы, только доказательств не было. Тогда пришлось бы принимать и другую версию, что убийца планомерно занимался геноцидом.
Невольно вспомнил об особом генетическом коде русских. В таком случае заморский лекарь мог иметь и более глубокие мотивы, ненависть к расе. Вот только откуда могла взяться нордическая подраса? С учетом маршрута убийцы получался немалый круг, Москва, Тверь, Клин, Старица. Каким образом расселение подрасы происходило, непонятно, конечно.
«Ладно, не будем углубляться, – оборвал я сам себя. – Не важно, подраса это или нет, есть типаж девушек, которые нужны убийце. Почему? Нужны белые и светлоглазые, тогда получится «вечный напиток». Бред какой-то».
Здесь я сам себя остановил, потому что понял, что искать разумные мотивы у человека, способного на такие зверские убийства, как минимум глупо. Разумеется, человек находится в своем адском мире, если изначально поверил, что жидкость из глаз и печени шести девушек можно использовать для приготовления эликсира бессмертия. По любому, он безумен.
Подсознательно, я, конечно, понимал, что готов думать о чем угодно, только не о символе, который староста обнаружил на двери старой бани. Символ бессмертия. Черное солнце с двенадцатью большими лучами, и двенадцатью малыми между ними. Один из секретных знаков тайных черных алхимиков, верящих в то, что можно приготовить «вечный напиток».
Я не хотел думать о том, где я видел это чертово солнце.
– Господин лекарь, к обеду почти и вернулися, – открыл тяжелую дверь конюх, которого я видел в первый день, когда приехал с Петром.
Мужчина средних лет, статный. Стыдно, надо бы спросить, как зовут.
– Да, получается успел к обеду, – сказал я, думая, как вежливо спросить, как зовут мужчину.
– Тимка, господину лекарю отдохнуть надобно, – Агафья выбежала из дома. – Знамо ли все утро в разъездах, дела темные каки творятся!
– Спасибо, Тимофей, – кивнул я головой, заходя во двор.
Удивился, что перед входной дверью в избу стоял Елисей.
– Елисей, здравствуй, – сказал я, осматривая подростка.
Прошло уже пять дней и лекарство явно помогло. Елисей был практически здоров, только как мне показалось бледнее обычного. Хотя сложно было определить степень бледности с таким цветом кожи.
– Господин лекарь, для чего ради убивец невинных девиц губит? – посмотрел прямо на меня Елисей. – Не страшится Бога и суда вечного?
Надо научиться поспокойнее реагировать на глубокий пристальный взгляд и мелодичный голос подростка, проникающего прямо в душу.
– Елисей, поверь мне, на вопрос зачем он это делает, не могут найти ответ даже служивые люди, – вздохнул я. – Но Бога он точно не боится.
Вовремя остановился, чтобы не сказать, что и в моем времени, даже лучшие специалисты психиатрии не знают ответа на подобный вопрос.
– Как не трепетать перед творцом неба и земли? – спросил Елисей.
В тоне голоса, да и во всем облике подростка было нечто такое, что убеждало в искренности. Я, честно, редко встречал настоящую набожность. Слышал, что такое бывает, но не встречал. В чистоте молодого юноши же сомневаться не приходилось. Мне стало плохо от мысли, что подобные зверства и нормальный человек плохо переносит. Каково же подростку, у которого в силу рождения чистая душа, принять исконное зло?
– Не думай об этом, пойдем, скоро обед, – сказал я, чтобы отвлечь Елисея от мрачных мыслей. – Каждому будет свое возмездие за грехи.
Скорее всего, я вовремя сказал последнюю фразу. Подросток согласно кивнул, немного расслабился, повернулся и пошел в дом. Да, только и остается надеяться на вечный суд. В такие моменты я очень хотел верить в ад. Должно быть специальное наказание за адские зверства, которые я наблюдал.
Когда я зашел в горницу, на столе уже было накрыто. Неплохо все же жили купцы в то время. Стол был заставлен едой.
Горячая уха, тушеные грибы с овсяной кашей и пироги сделали свое дело. Сытому человеку легче не думать о плохом. Я выпил огромную кружку кваса и впервые за день немного расслабился. Думать ни о чем не хотелось.
Агафья проворно, как всегда, убиралась со стола, а я думал о том, что в происходящих событиях есть детали, которые до сих пор непонятны.
На пятый день своего нахождения в чужом времени я вдруг понял, что очень быстро привык. К одежде, к длинной рубахе с поясом, к кафтану. Привык к неспешному образу жизни и к размеренному образу жизни.
Мне понравился обычай спать днем, как будто день делится на до и после. Поспал, встал, и со свежей головой приступаешь к вечерним делам.
Повесив пояс, я в изнеможении упал на кровать. Ранняя поездка и безумное эмоциональное напряжение сильно вымотали. Глаза закрывались и тело постепенно отпускало. Вот еще бы кто научился выключать мозг.
В такие моменты я очень хотел вернуть себе прежнюю память. Когда я ничего не мог вспомнить и везде ходил с небольшим блокнотом.
Сейчас же необъемная память, или не знаю, как еще назвать этот феномен, пролистывала в голове страницы текстов. Ладно, раз не могу этот процесс остановить, хотя бы нужно снова попытаться задать направление.
«Характеристики жертв только частично совпадают с альбинодиными, – подумал я о том, что волновало меня все это время. – Никто же не проводил генетическую экспертизу. Девушек изучить я не могу, но если речь идет о типаже Елисея, то здесь нечто другое. Альбинизм – это врожденное частично или полное отсутствие в организме пигмента меланина. В самом простом определении кожа, волосы и глаза выглядят бледными и обесцвеченными».
Вот, что меня волновало все это время. Ни девушки, ни Елисей не обладали такими характеристиками. Отсутствие цвета выглядит по-другому.
«Так нужно сосредоточиться и найти в голове нужную информацию, – попробовал я снова наладить управление собственной памятью. – Я должен понять, что ищет убийца в жертвах с такими характеристиками».
Постепенно так и привыкну читать книги в собственной голове.
«Мутация в генах кератина и меланина, – появился текст перед глазами. – Перламутровый цвет волос может быть вызван дополнительной мутацией, которая приводит к накоплению кристаллического гуанина. Гуанин входит в основание ДНК, но в свободной форме может образовывать кристаллы. Поэтому такой отблеск в волосах, словно отливают перламутровым блеском».
Кроме странного дара памяти я все же был профессионалом по комбинированию и сочетанию препаратов, получил несколько наград за приготовление передовых лекарств. Мозг работал быстрее, чем обычно.
«Кристаллический гуанин встречается в коже рептилий и амфибий, – подумал я. – С таким отклонением люди могут жить намного дольше».
Гипотеза была фантастической, однако и убийства были, прямо скажем, далеко не обычными. Не совсем сходится, волосы девушек он не отрезает, он вырезает глаза, вернее высасывает стекловидное тело из жертв.
«Лазурные прозрачные глаза, – подумал я, вспомнив проникающий взгляд Елисея. – В роговице практически отсутствует мутный слой. У обычных людей роговица защищает глаза и рассеивает свет. Получается, роговица кристально прозрачная. За счет мутации в генах коллагена».
На последней фразе я остановился. Еще в своем времени я знал, что убийца пытается синтезировать коллаген, как средство омоложения. Мутация же коллагена обладает гораздо более сильными свойствами.
«Коллаген применяется для создания биоматериалов, – прозвучала в голове фраза, сказанная заведующим моей лаборатории. – В хирургии и в современной косметологии. Господи, конечно! Цвет глаз не имел особого значения для убийцы, голубой оттенок мог быть вызван накоплением определенного вида белков. Просто красивый оттенок. Дело было в мутации. В глазах жертв стекловидное тело обладало намного более высокой концентрацией коллагена вот почему убийца охотился за этими девушками».
Я прекрасно помнил, что читал до того, как попал сюда. В своем рабочем кабинете, готовясь к докладу. У древних темных алхимиков стекловидное тело считалось особой субстанцией, которая обладала жизненными свойствами. Считалась символом «чистого духа» и «божественного света».
Значит за мистическими фразами стояли совершенно точные научные факты. Да как убийца в шестнадцатом веке мог догадаться?