Ждать приходится долго.
Элизабет мечется по комнате. Наблюдая за ней, я подумываю сделать то же самое. Но беру себя в руки. Истерикой делу не поможешь, поэтому спрашиваю:
– Кто достал мне тот яд, которым я планировала отравиться, Элизабет?
Размазывая по бледному лицу слезы, фрейлина ошарашенно смотрит на меня. Ее губы дрожат. Понимаю – она и достала. А, если так – то истери, на здоровье. Принц из нас все-равно душу вытрясет.
– Что ты наделала, Анна? – она хватается за голову и задыхается, прижав ладонь к груди.
Я сажусь на кровать – она такая высокая, что мыски моих туфель не достают до пола. Раздумываю. Я точно знаю, что бывшая принцесса выпила яд. Решила бы она насолить Реигану, убив его отца, – вопрос. Ненавидя мужа всей душой, она могла сделать что-то подобное. Но откуда, вообще, пошла эта ненависть?
Не успела я и рта раскрыть, как в мои покои ворвался Реиган. Словно смерч.
Камзол распахнут, ворот рубашки ослаблен, на лбу сверкают капли пота, руки в крови. Костяшки пальцев разодраны – он бил кого-то.
За принцем в комнату входит Алан. Вид у него мрачнее тучи. Он устало вытирает лоб тыльной стороной ладони. На его одежде тоже виднеются брызги крови.
Не к добру все это.
Пока я вспоминаю молитву, Реиган подходит к столу, вынимает из кармана стеклянный пузырек, ставит на столешницу и спрашивает тихо и хрипло, так, что я едва различаю его глухой, полный тихой ярости, голос:
– Откуда это?
Мы все смотрим на пустую склянку.
Алан приваливается плечом к косяку, трет губы и глядит на меня хмуро, исподлобья.
Реиган медленно складывает руки на груди, напрягаясь – рубашка едва не трещит по швам. Его взгляд – черный и злющий – выкручивает жилы в моем теле. Столько ненависти! На меня никогда так не смотрели – как на ничтожество, проблему и самую треклятую сволочь.
– Откуда это, Анна? – нет, не повышая голоса, просто накаляя этот чудовищный взгляд до предела.
– Не знаю.
– Не знаешь? – прищуривает принц глаза, а верхняя губа слегка поджимается. – Подумай еще.
– Думаю – не знаю, ваше высочество.
Реиган прикрывает веки, пожевывает губами – кажется, всеми силами старается сдержаться.
В этот момент раздаются громкие рыдания Элизабет. Она падает на колени и бормочет что-то невнятное. Но сквозь ее всхлипы отчетливо звучат признания: «Я не знала… я думала… Она просила…»
Алан молча отталкивается от косяка, наливает воду в стакан. Он поднимает Элизабет с колен, усаживает в кресло и поит водой. Она при этом едва дышит. А следом он мягко просит ее рассказать все подробности.
– Ее высочество попросила купить для нее яд, – вздрагивает она, – мне стало ее жаль. Она говорила, что хочет воссоединиться со своим любимым, без которого не смыслит жизни. Она сказала, что примет яд сама…
Кажется, мне конец.
Идея с ядом была не самой плохой, если разобраться. А теперь страдай, да мучайся.
– … я не знала, что она… что решит опозорить вас, ваше величество, – трет покрасневший нос Элизабет, – она должна была выпить яд. Но утром она была жива.
Алан вскидывает взгляд на Реигана, а тот смотрит на меня. Все еще смотрит, и ни разу глаз не отвел.
– Кто-то еще знал об этой просьбе? – спрашивает он.
– Я сказала только леди Мирел, камеристке ее высочества, – призналась Элизабет. – Пожалуйста, простите меня. Умоляю, я не думала… я… – ее причитания вновь сменяют глухие рыдания.
Алан морщится и разводит руками, а Реиган приказывает:
– Уведи ее.
Принц возвышается надо мной, словно палач над преступником. И ждет, когда мы останемся наедине. И даже руки свои окровавленные не прячет в то время, как кровь из рассеченных ран бежит по его пальцам и капает на пол. А он не замечает. Бесчувственный он, что ли?
Едва дверь закрывается, он шагает ко мне.
– Значит, хочешь умереть, Анна? – злая усмешка искажает черты его лица.
– Не особенно.
– Три года прошло, а ты все еще помнишь своего генерала? – он со злостью смотрит на меня. – Даже я о нем забыл, хотя он оставил мне шрам на память.
Мотивы принцессы становятся чуть более очевидными. Стараюсь отогнать чувства, непрошено возникающие в душе. Не получается – мне тошно, давит брезгливость. И жалость. И какая-то странная злость. Все вперемешку.
Мне нечего ответить. Я просто хочу, чтобы этот адов день хоть как-нибудь закончился.
– Признайся во всем, Анна, – требует Реиган. – В этом случае, твоя смерть будет легкой.
– Я ни в чем не виновата.
Усмехается.
– Хорошо, – холод мужского голоса обжигает.
Принц выдергивает меня из кровати рывком. Ставит перед собой.
– Того, кто влил яд в бокал отца, я уже нашел, – сообщает мне. – К утру он мне все расскажет.
Снова перевожу взгляд на руки Реигана и сглатываю. Вид и запах крови обычно меня не пугают, но сейчас я едва держусь на ногах.
Я не знаю наверняка, причастна ли принцесса к убийству императора, и меня терзает вопрос: «А, если да?» Что будет в этом случае?
В том, что Реиган выбьет признания из любого, я не сомневалась – значит, скоро я узнаю правду. А от этого будет зависеть мое благополучие. И жизнь.
– Мне нечего скрывать, ваше высочество.
Кроме того, что я, вообще, не принцесса Саореля.
Реиган уходит.
Я ощущаю себя раздавленной и загнанной в ловушку. Даже хваленный оптимизм современной русской женщины не спасает. И хладнокровие медика – мимо. Я сейчас вне ролей. Мне хочется одного – никогда больше не видеть принца.
***
Ко мне зачем-то присылают леди Фант. Будто ее мне только не хватало. Вид у нее скорбный и заплаканный. Она приседает, покорно склоняет голову, а затем спрашивает:
– Подготовить для вас постель, ваше высочество?
А сама глядит, словно кобра. Называет на «вы», значит, не так уж мы близки. Единственная, кто смел обращаться по-свойски, – Элизабет. Но теперь и она впала в немилость. А Элен, кажется, лишь процветает – теперь она станет фавориткой императора, ведь Реиган взойдет на трон. А я…
… я вряд ли стану императрицей Эсмара.
Мне и не надо.
Почему-то меньше всего хочется держать лицо. Да и болтать с Элен не о чем. Молчу, и она недоуменно вскидывает взгляд:
– Ваше высочество? – спрашивает громче, решив, должно быть, что я оглохла.
Да нет, слышу. И фальшь в ее голосе тоже.
– Уйди, пожалуйста.
– Что?
– Уйди.
Я ведь не обязана с ней любезничать? Или терпеть ее неприязненный взгляд, румянец, вспыхнувший на щеках, или злость, которая прослеживается в позе.
– Как вам угодно, ваше высочество, – горделиво вздергивая подбородок, говорит она, а глаза сверкают угольками, как у зверька.
Плевать на нее, на самом деле. Делать-то что?
Вздрагиваю, когда раздаются удары в колокол – в ночной тишине они гулко разносятся на многие километры. В Вельсвене оповещают о смерти императора. Внутри у меня снова рождается страх – вот, что чувствует приговоренный к казни.
Элен уходит – звук ее каблуков стихает, и больше во дворце не раздается ни шороха. Ночь будто забирается в каждый уголок. А из окна видна полная большая луна.
С днем рождения, Нина Сергеевна Виннер. Сегодня тебе сорок семь. Вот веселье-то, правда?
Мрачно усмехаюсь.
Всю жизнь в профессии, сотни спасенных жизней, а вспомнить перед смертью нечего. Ну, может редкие моменты. Поздравления от коллег на юбилеи. Несколько забавных свиданий. Ну, первая любовь была – ничего серьезного. Наверно, мироздание решило, что я жила скучно. Надо добавить красок, Нина. На, мать, получи!
Тихо смеюсь.
Да-да, это нервное.
Зато умру принцессой. Может, и склеп выделят. Такой… ну, посимпатичнее, пожалуйста.
Ночь не приносит мне ничего, кроме тревоги. И я, голодная и утомленная, просто хожу по комнате до самого рассвета. И мне все труднее дышать, снова накатывает тошнота.
Нет уж, умирать в этом корсете я не собираюсь. Хотя бы вздохнуть полной грудью напоследок. Но запоздало до меня доходит, что без помощи я не разденусь. Шнуровка сзади – это ж надо!
Сдается мне, это платье убьет меня раньше, чем это сделает Реиган.
Долго ищу, чем бы распороть швы. Руки медика созданы для скальпеля, но в массивном столе принцессы я нахожу лишь нож для конвертов. И то годится.
Становлюсь ближе к окну – робкий рассвет уже пробивается из-за горизонта. Не успеваю занести нож – за дверью в покои раздаются шаги. Слышу голос принца сопровождающим: «Ждать!»
Он входит один и застает меня с ножом в руке. Останавливается на пороге, а его губы кривятся. Выглядит неважно – мрачен, хмур и еще более демоничен. Длинные черные волосы добавляют дьявольщины в его образ.
Сжимаю нож сильнее и понимаю, как глупо это выглядит. Я в теле хрупкой девушки, которая в два раза меньше Реигана. А он – воин, хоть и принц. Мы явно не соперники. А, если он пришел огласить приказ о моей казни?
– С восходом солнца ты отправишься в северный замок, Рьен, – говорит принц. – Ты пробудешь там под охраной. Попробуешь бежать, найду.
Растерянно киваю, боясь радоваться. Что это за место – Рьен? Чертово захолустье? Пусть так – хоть в дыру засунь, главное подальше отсюда.
– Ничего, к чему ты привыкла, там нет, – сообщает Реиган.
– Устраивает.
Он вскидывает бровь – явно рассчитывал на слезную истерику. А мне бы только уехать поскорее.
– Никаких лишних средств, – выдвигает еще одно условие.
– Хорошо. Могу собираться?
Желваки на его щеках ходят ходуном. Он подходит ко мне, и я сглатываю, сжимая нож. Взгляд Реигана скользит по моей руке, пока не останавливается на сверкающем лезвии. Быстрым выверенным движением он хватает меня за кисть и забирает нож, бросает его на пол.
– Хотела покончить с собой, Анна? – спрашивает, казалось бы, спокойно, но губы снова поджимаются.
– Нет.
– Нет? Меня хотела ранить?
– Нет, – возмущенно качаю головой. – Раздеться. Мне дышать нечем, а до шнуровки не дотянусь!
– Где Элен?
Теряюсь на секунду, но отвечаю правду:
– Выгнала.
Реиган вряд ли поймет причины моего поступка. Он молча хватает меня за руку, толкает к кровати – я врезаюсь в стойку, поддерживающую балдахин, и не шевелюсь, обхватывая ее ладонями. Я чувствую натяжение шнуровки – муж развязывает и ослабевает ее. Наконец, я могу вздохнуть. А руки дрожат. Поворачиваю голову, замечая, что принц отходит.
– Почему не выпила яд? – вдруг спрашивает он.
– Испугалась, – ноги не держат, и я сажусь на постель. – Я его вылила.
Реиган мрачно и коротко усмехается. Не верит.
– Для Элизабет ты придумала другую историю, – констатирует он, и я понимаю, он все знает, и моя ложь оборачивается мне во вред.
Ну, и ладно.
В Рьене – что бы это ни было – лучше, чем здесь с тобой, принц Реиган! Просто дай мне простора, дай уйти и жить без тебя. Женись заново, заведи детей, воюй на здоровье, но только меня в покое оставь!
– Я не разбрасываюсь словами, – грозно взирая на меня, говорит он. – Если узнаю о твоей причастности к смерти моего отца, тебя ждет казнь. Я разберусь со всеми заговорщиками. Если ты виновата, я получу доказательства твоей вины.
– Хорошо, – делаю вид, что соглашаюсь с его словами.
– Это не все.
Ну, вот опять.
Он вдруг смотрит мне в глаза, его верхняя губа слегка поджимается, будто его отвращает то, что он видит. Моя внешность: лицо, глаза, тело – его воротит от этого.
– Я взойду на престол и стану императором Эсмара.
Не думаю, что он ждет моих поздравлений, поэтому молча слушаю дальше.
– Я должен озаботиться вопросами престолонаследия, – наконец, говорит он. – Мне нужен наследник.
Я ойкаю.
От нервов.
От страшного прозрения – наследник?!
– Ну так… – голос у меня срывается в дрожащий писк. – У вас есть любовница. Леди Фант. Она будет счастлива вам родить.
Реиган смотрит раздраженно. Его взгляд острее скальпеля, он раскурочивает грудную клетку, вонзаясь в сердце.
– Ты в своем уме? – цедит сквозь зубы.
– Если нужно, я даже выдам себя за мать этого ребенка, – я закапываю себя еще сильнее. – Притворюсь, что я в положении.
Реиган решительно шагает ко мне. Его движение такое резкое и сердитое, что я вжимаюсь спиной в стойку балдахина. Наши лица оказываются напротив – его императорское величество смотрит на меня с неприязнью, как на букашку. Меня обволакивает его запах: свежий, древесный. Но это вызывает лишь тошноту и приступ паники. Я замираю, словно пойманная в силки дичь.
– Последнее, что я хочу – спать с тобой, – говорит муж. – Я выдержу месяц, чтобы быть точно уверенным, что ты не беременна от Герберта Уолша, а потом ты не вылезешь из моей постели, пока не понесешь. Я дам тебе титул принцессы-консорта, но императрицей ты не станешь никогда. Считай это подарком, Анна. Если я узнаю о твоей причастности к смерти отца, то даже дам тебе дожить до родов. В случае твоей вины, как только разрешишься от бремени, ты будешь казнена. А до тех пор молись, Анна, и может боги простят тебе хотя бы часть твоих грехов.
Я тяжело втягиваю воздух – буду молиться о том, чтобы ты забыл о моем существовании, Реиган Уилберг!