Лекарь для захватчика

Глава 25

Мэтр Финч после своего возвращения в Рьен каждое утро осматривает императора, передает мне все о состоянии его ран и советуется о дальнейшем лечении. Если требуется мой визит к больному, то он обычно начинается с моего скупого: «Все, как обычно?» и императорского сквозь зубы: «Да». На этом наш состоятельный диалог, как правило, заканчивается. Хотя иной раз я спрашиваю: «Болит?» и всегда получаю в ответ: «Терпимо».

Присутствие императора в Рьене делает мой дом объектом пристального внимания. Мне приходится нанять целый штат слуг и выписать мебель, чтобы лорды, которые тащатся в замок, не посчитали себя оскорбленными. Я встречаю их при полном параде, и они лицемерно кланяются, не понимая моего статуса. То, что император благосклонен ко мне, не дает им покоя. А еще они посещают деревню и всякий раз восклицают: «Ваше высочество, это невероятно!» Улицы в Рьене чисты, дети опрятны, есть школа и настоящий «фельдшер» в лице обученной мною Асиньи, местные жители заняты работой и получают зарплату. На моем столе различные угощения, всего в достатке.

Те лорды, что раньше смотрели на меня с презрением, теперь не могут скрыть изумления. А мне плевать. Я извлекаю выгоду: договариваюсь о том, что сыры и мед на стол его величества и знати будут поступать из Рьена, настаиваю на том, что нужно расширить лекарскую школу в столичном университете и организовать обучение сестер милосердия, акушерок, а также анестезиологов и врачей различной специализации. А еще, я полагаю, нужно заставить каждого землевладельца позаботиться об обучении своих людей.

Советники, бесконечные вереницы просителей, военные командиры – все пытаются штурмовать спальню его величества. И всем я оказываю прием, если камергер императора, лорд Мале, велит мне это от имени Уилберга.

Когда прибыли герцог Бреаз и граф Денвер, взмыленные и грязные после дороги, они тотчас были направлены к императору, а лишь затем им было дозволено поесть и помыться.

Реиган никому ничего не спускал, будь то друг, брат, сват или собственная жена. Он требовал доклад в строго установленное время – в шесть утра каждый божий день, но сперва начинали носиться его слуги, потому что он изволил бриться. Мэтр Финч каждое утро торчал у него по четверть часа, и лишь затем Реиган принимался за дела. Граф Денвер, которого Уилберг называл просто Гийом, практически спал у постели его величества, потому что дела с южным королевством становились все хуже, а отложенная коронация, болезнь и отсутствие прямых наследников Уилберга ставили Эсмар под сильнейший удар.

Все жутко торопились поставить Реигана на ноги, поэтому одного Финча оказалось мало. В Рьене теперь толклись и другие лекари со своими ланцетами для откупоривания крови, теориями о волшебных точках на теле и гармонии жидкостей, и я передала его величеству, что, если он хочет умереть, то может воспользоваться их услугами.

Этих шарлатанов не было уже к вечеру. Но наши отношения с Реиганом не стали теплее. Напротив, они настолько обострились, что мы и пяти минут не могли провести друг с другом без обмена «любезностями». Особенно после того, как однажды утром он сказал: «Сегодня я говорил с капитаном Эртом, Анна». Подобные его выпады меня безмерно бесили, потому что я никогда не знала, что за ними последует. «И что?» – кажется, спросила я. «Я усилил твою охрану. Капитан Эрт головой отвечает за твою безопасность». «Отлично!» – выпалила я, еще не представляя к чему это ведет. «Ты очень важна, Анна. Если ты неожиданно пропадешь, это меня расстроит». «Пропаду? То есть, вы имели в виду, сбегу?» И в ответ получила: «Да, я имел в виду именно это».

Реиган Уилберг исключил все мои попытки бежать еще до того, как я озаботилась ими.

И вот теперь он требует меня к себе.

После трудного дня, когда я почти три часа провела на болотах, чтобы понять, как упростить получение заготовки из руды, меня пригласили в покои императора.

Едва я вхожу, все кланяются. Я раздраженно одергиваю платье, подол которого несколько измазан в грязи. За день я вспотела и потеряла монарший вид. Увидеть у постели больного всех и сразу я не ожидаю: герцог Бреаз, граф Мале и Денвер, хранитель императорской печати, главный поверенный и несколько приближенных слуг – все глядят на меня.

Кланяюсь и бросаю встревоженный взгляд на Уилберга, который лежит в постели. Лицо у него нечитаемо, но я априори не жду ничего хорошего.

Ощущаю на себе излишне горячий взгляд герцога Бреаза, но не успеваю подумать о причинах такого внимания, потому что камергер его величества вдруг подносит Реигану какую-то бумагу, на которой тот размашисто ставит подпись, а хранитель печати извлекает из футляра саму печать.

Я на секунду теряюсь.

Не приговор ли мне там оформляют? Судорожно тяну носом воздух, глядя на Реигана, а он преспокойно смотрит в ответ, а по взгляду ничего не разобрать. Ничегошеньки.

И вдруг главный поверенный зачитывает:

– Ваше высочество Антуанетта-Аннабель в замужестве Уилберг, специальной дарственной грамотой его императорское величество передает вам земельный надел и замок Рьен безвозмездно с правом отсрочки выплат налогов в государственную казну и приоритетом на торговлю по направлениям, согласованным с его императорским величеством и гильдией торговцев, с приоритетом на открытие школ и лекарских корпусов от тинского университета по согласованию с его императорским величеством и Орденом веры. Специальным указом его величество закрепляет за вашим высочеством имения Лодж, Торбен и Касл и доход от них, передает в пользование рудники в Дрейбе, закрепляя пожизненную безвозмездную ренту. Его величество передает вашему высочеству разово двести тысяч саваев безотчетно и по пятьдесят тысяч на развитие исследований, проектов и работ при условии использования результатов на благо Эсмара. Его величество закрепляет за вашим высочеством размер ежегодного содержания, которое не подлежит изменению даже в случае смерти его величества и наследуется вами в полном объеме, в размере ста тысяч саваев.

Голос поверенного стихает.

Все молчат.

За окном бьется ветер, скребут ветви деревьев.

Я медленно веду взглядом в сторону постели и замираю, натыкаясь на взгляд мужа. Не понимаю. Мысли путаются, но я пытаюсь разгадать, в чем подвох. Как Уилберг хочет меня переиграть? Вздумал обмануть? Или… усыпить мою бдительность?

Я сжимаю зубы и молчу. Благодарной не выгляжу, и Реиган бросает своему камергеру:

– Оставьте меня и ее высочество наедине.

Его синие глаза в отблесках свечей кажутся черными – я вижу только их и тону в них. Не замечаю, как комната пустеет. Улавливаю, как меняется настроение мужа. Оказывается, я выучила все характерные для него жесты, движения и даже мимику.

– Ты чем-то недовольна, Анна? – спрашивает он.

Когда он последний раз был самим собой, а не чертовым императором? Он, вообще, был хоть раз беззаботным или счастливым? Добрым?

– Ваше величество, вы пытаетесь меня купить?

На его губах замирает усмешка.

– Может, я хочу тебя отблагодарить. Ты помогла мне, я ценю это.

– Что ж, спасибо, – поджимаю губы, но слова рвутся из меня против воли: – Но вряд ли мне понадобятся все эти имения, деньги и земли, если вы хотите меня казнить. Разумеется, я счастлива получить от вас все эти милости, но лучше бы вы дали мне развод.

– Анна, – отсекает он.

Меня вдруг душит обида, и я порывисто бросаю:

– Мне ничего от вас не нужно, если цена этого – моя свобода.

Реиган горько смеется, вздыхает и слегка запрокидывает голову назад, глядя в потолок.

– Ты настоящая волчица, кем бы ты ни была. Не принимаешь ни наказаний, ни милости, – и он снова смотрит на меня, и его синие глаза сверкают решимостью: – Я не потребую ничего взамен.

– Ничего?

– Ничего, Анна.

И он наблюдает за мной с ухмылкой, как за зверем, которого необходимо приручить. Я стискиваю зубы, ощущая, как накатывает внутренняя дрожь.

***

Меня переполняют очень сильные эмоции, и я хочу поскорее уйти. Не привыкла терять лицо на людях, но мне сию минуту требуется это самое лицо уткнуть в подушку и прорычать: «Катись к черту, Уилберг!» Или еще что-то покрепче, исконно русское. А я обычно не превращаюсь в истеричку так легко.

Пытаюсь уйти. Безмолвно.

– Хотя кое-что я попрошу, Анна… – догоняет меня снисходительно-насмешливый голос Реигана.

Я будто знала, что это не может быть так просто. Безо всякого подвоха.

Подхожу к постели и складываю на груди руки, нарываясь в самом деле на словесный конфликт. Если этот человек решил, что я начну рожать ему детей за всякие там блага, он сильно просчитался…

– Почитай мне.

Он не просто недооценил меня, он…

Что?

Меня слегка поджаривает на месте, как если бы я невзначай наступила на оголенный провод.

Я стою перед мужем, а он полулежит в постели обнаженный, и только пышное одеяло скрывает от меня его мускулистое тело, перетянутое бинтами. И раньше мне было плевать. Голый пациент – это что-то само собой разумеющееся. Но сейчас я думаю об этом постоянно – он не одет. Возможно, потому что теперь все проникнуто его ожиданием завести со мной детей. Лечь в постель. Заняться любовью.

– Что значит… – я нервно одергиваю юбку, в который раз.

У меня не осталось сил на эти дурацкие игры, на противостояние и оборону, даже если цена всего моя жизнь. Хочется капитулировать, вывесить белый флаг, совершить маневр – только бы уйти из комнаты, пропитанной им.

– Это тебя затруднит? – попросту спрашивает муж. – У тебя есть дела?

Вообще, да.

С тех пор, как он здесь поселился, у меня миллион дел. Каждый божий день я отбиваюсь от своры знати и прихлебателей, а еще теплю Бреаза, Денвера и старого пройдоху канцлера. А солдаты буквально заполонили мой двор. Я забыла, когда в последний раз спокойно сидела в саду.

Но с другой стороны, я чувствую, что приглашение императора отклонять не стоит. Он не так уж часто делает их супруге, которую презирает.

– Что именно я должна почитать вам, ваше величество?

Он кивком указывает на книгу, которая лежит на столе. Он уже читал ее, она раскрыта и перевернута. Я подхожу и беру тяжелый томик, тяжко вздыхая. Будто больше у него нет интересов. Он встает около пяти утра, а ложиться в одиннадцать – как заводной механизм. А сейчас только восемь. Сколько мне придется развлекать его?

– Что это? – я сажусь в кресло у окна и смотрю в книгу: – Теология. Надо же… Это про религию?

– Ты слишком далеко, Анна. Сядь рядом, – приказывает Реиган.

Гм…

Артачится нет смысла, я просто поставлю стул прямиком у постели, и тогда Уилберг успокоится. Когда иду за стулом, слышу в голосе мужа недоумение:

– Что ты делаешь? Иди ко мне, здесь много места, – а затем вкрадчиво: – или тебе неприятно мое общество?

Само собой, неприятно. До спазмов.

Он манипулирует мной. Я сверкаю глазами. Пару секунд мы с Реиганом красноречиво переглядываемся. Он все понимает, даже больше – видит, как я злюсь и ломаю себя.

– Я весь день провела на болотах, ваше величество. Мой вид оскорбителен. Я предпочла бы находиться от вас на некотором расстоянии.

– Глупости.

– А еще я голодна. Может быть, мы перенесем эти… чтения на более позднее время?

– Позови кухарку. Пусть нам принесут ужин. Я тоже с удовольствием поем.

Тяну воздух и молчу, придумывая другие отговорки. Он это специально? Что он от меня хочет? На кой черт ему глаза и руки, если он не может самостоятельно читать скучные книжки? Зачем ему я?

– У меня подол грязный. Я вся вымазалась в грязи.

– Я помогу тебе расшнуровать платье, Анна. Сними его.

– Что?

– Так ты не испачкаешь постель, – отвечает Реиган. – Или ты боишься меня? Я сейчас не сильно расположен к супружескому долгу, жена. Мне больно даже дышать.

Каменею.

Внутри моей черепной коробки мечется маленькая страдающая Нина Виннер. Меня впервые так упрашивают раздеться и лечь в постель только ради чтения трактата по теологии. А еще я знаю, что Уилберг меня ненавидит и мечтает овдоветь – какого ж черта ему от меня нужно?

Я отправляю одного из гвардейцев, которые охраняют покои его величества на кухню, чтобы госпожа Ройс принесла ужин. Сама хладнокровно забираюсь на высокую постель Уилберга, сажусь в изголовье, поджимаю под себя ноги – держусь на расстоянии, благо постель не сильно узкая.

– Анна, нужно снять платье.

Кладу на колени книгу.

– Не может быть и речи.

– Вот как? – Реиган снова демонстрирует усмешку. – Мы женаты, принцесса. Сними его. Это приказ.

– Приказ? – у меня все внутри страшно полыхает, но я пытаюсь это скрыть.

Не выходит, руки дрожат от напряжения, а сердце стучит так, будто сейчас выскочит из груди.

– Да, приказ твоего мужа, – сообщает Реиган. – Твоего императора. Я хочу, чтобы ты сняла платье.

– А вы не можете обойтись без приказов даже в постели? Или женщины раздеваются перед вами только под страхом смерти?

Крах.

Я кляну себя тотчас.

Должна же быть хоть какая-то сдержанность, Виннер. Нет, понятно, что я прожила в этом мире уже достаточно, чтобы Уилберг сидел у меня в печенках, но вот так ругаться с монархом целого государства, да еще и жутким горделивым придурком – это надо быть чокнутой.

– Это, определенно, другой уровень, милая, – неожиданно смеется Уилберг. – Но очень неумело, а потому не обидно. Вокруг меня слишком много женщин, готовых раздеться по щелчку пальцев.

– Сомнительное достоинство.

– Считаешь?

– Его вряд ли стоит выпячивать перед женой. Особенно потому, что мы решили совместно почитать о теологии. Раз уж речь зашла о духовности, то позвольте мне ничего больше не знать о ваших женщинах.

– За время нашего брака я спал только с Элен.

Мое дыхание углубляется, и я вновь страшно раздражаюсь. Кручу в голове его ответ, и не пойму, зачем он, вообще, это сказал. Мол, не так уж он и грешен. В самом деле?

– Это ваше дело. Мне все-равно, – ерзаю на постели, устраиваясь удобнее и тереблю страницу. – Где вы остановились? С какого места продолжить читать?

– Анна, когда я привезу тебя в Вельсвен, в моей постели будешь только ты.

– Не стоит так себя мучить, – бурчу я.

Реиган смеется, а затем вздыхает.

– Какая же ты колючая, – смотрит вперед, в окно, за которым садится солнце. – Гордая и самоуверенная. Совершенно другая, – молчит какое-то время, а затем произносит: – Если ты не та Антуанетта, на которой я женился, у тебя нет причин меня ненавидеть.

Я отрываюсь от рукописного текста книги, которая, к слову, была очень старой, и внимательно смотрю на мужа. А он не поворачивает головы. Хочется хорошенько потрясти его за плечи, надавать пощечин – нет причин к ненависти? Да разве? Может, ты не замечаешь, как плодишь их на пустом месте?

– А у вас? – спрашиваю напряженно. – Есть причины ненавидеть меня?

– Тебя, – повторяет, и на его губах играет усмешка, довольно злая и дерзкая. – Я пока не знаю, кто ты, – и он поворачивает голову, оглядывая меня, съежившуюся у изголовья. – Возможно, ты просто лгунья. Было бы странно прощать тебе все, не убедившись, правда?

– Мне кажется, я была очень убедительна.

Он смотрит пристально и глубоко, и я бросаю на него не менее проникновенный взгляд. Солнце медленно опускается за горизонт, и в комнате становится темно – полоска света, снедаемая мраком, скользит по стене.

– Поцелуй меня.

– Что? – мой голос садится до шепота.

– Прежняя Анна не стала бы этого делать, а ты?

– А я, – произношу в возмущении, – тоже.

– Значит, не станешь? – в его голосе сквозит разочарование. – Может, ты лжешь мне? Все это для того, чтобы избежать казни? Может, Финч научил? Или леди Голлен? Кто тебя надоумил?

– Я не собираюсь ничего доказывать! – яростно перелистываю страницу туда-обратно. – Мы будем читать?

– Да, будем.

– Читаю: «Впервые явился бог познания Сарон, а за ним богиня любви Аэль…»

– Анна?

– Что? – меня колотит изнутри, я страшно рассеянна. – Другой абзац?

Реиган смеется – ему забавно, потому что он понимает, что со мной происходит. Он играет слишком жестоко, ведь ставка для меня жизнь. Я в его власти. Я будто брожу по минному полю, в то время как я сама чертов ежик в тумане. В сознании мешанина. Меня сбивают с толку милость его величества, злость, а теперь еще и это – какая-то нежность, участие, что-то неуловимо располагающее.

– Давай начнем сначала, – говорит Уилберг.

– Да тут уже половина книги прочитана. С начала? Уверены? Будете слушать это второй раз?

Реиган смеется громче и кладет руку на грудь.

– Хватит, Анна. Мне нельзя смеяться так много, у меня сломаны ребра.

– Что смешного? – рычу я.

– Я имел в виду начать сначала. Между нами.

До меня, наконец, доходит. Но я не хочу никакого «начала». Мне не понравился «конец». Я требую, чтобы эта сказка закончилась разводом. Или чем-то вроде: «И жили они долго и счастливо каждый в своем замке за тридевять земель друг от друга».

– Это невозможно, – отрезаю решительно.

– Мы уже женаты. Не пройдет и месяца я заберу тебя в столицу, – а вот теперь его голос наполняется серьезностью. – Я буду вынужден сделать так, чтобы у нас появились дети. Я не трогал тебя три года, но сейчас я должен обзавестись наследником. Анна, – он смотрит так, что у меня душа уходит в пятки: – Мне не доставит радости сделать это против твоей воли.

– Но вы сделаете.

– Если потребуется.

Я резко соскакиваю с кровати, едва не швыряя в него книгу.

– Я не останусь здесь ни секунды, – цежу сквозь зубы.

Распахиваю дверь, натыкаясь на госпожу Ройс, которая, видя мое состояние, замирает, словно дичь на оживленной трасе. Я беру из ее рук поднос, молча возвращаюсь, ставлю поднос на стол у кресла рядом с окном, открываю крышку, чтобы чудесный запах запеченного мяса расплылся по спальне.

– М-м-м, – тяну издевательски, а затем бросаю: – Приятного аппетита, ваше величество.

Быстро пересекаю комнату, не глядя на Реигана. Знаю, он ни за что не дотянется до подноса. Пусть любуется издалека или вопит страже, чтобы ему перенесли еду поближе. Делаю глупый карикатурный реверанс и выхожу, хлопнув дверью.