Лекарь для захватчика

Глава 36

Антуанетта-Аннабель

После неожиданной встречи с леди Фант в спальне моего мужа, я не спешила с ним встречаться. Да и он, кажется, был занят, что вполне меня устраивало. Единственное, что было необычным, некоторые дамы из числа моих фрейлин вновь сменились. Элен, к слову, осталась.

Не думай о ней, Виннер.

Я быстро шла за лордом Лангрином, который был назначен командиром моей личной стражи. С ним был поверенный императора, лорд Невил, который должен был засвидетельствовать происходящее. Рядом со мной невозмутимо вышагивала Софи, которая приехала вместе с мэтром Финчем два дня назад, а позади дрожащая юная леди Астор, которую я выбрала из числа своих фрейлин за широкие взгляды и спокойный нрав. Если мы с Софи были, как Бэтмэн и Робин и уже неплохо спелись, то леди Астор напоминала кисейную барышню.

Пламя факела, который держал лорд, дрожало под порывами затхлого воздуха. Это было подземелье замка, узилище, в котором чахли заговорщики до момента вынесения его величеством решения о казни. Здесь были только мужчины, всех дам отправили в Ардей, монастырь, который был полностью подчинен императорской власти, и где храмовики не могли дотянуться до мятежников.

В подземелье периодически раздавались какие-то завывающие звуки, нагоняя на всех ужас.

Веселенькое местечко.

Время от времени леди Астор верещала и хватала за локоть Софи, когда ей мерещилась крыса или какое-нибудь насекомое. Лорд Лангрин, бородатый и мощный, лишь закатывал глаза и вздыхал, не зная, как реагировать на женские истерики.

Пленники, которых нам удалось увидеть, содержались вовсе не как аристократы. Это были смертники с отложенной казнью, а посему с ними не очень-то церемонились. Пришлось оставить фрейлину в обществе стражи в коридоре, хоть это было против правил. Его величество настаивал на том, что если в комнате со мной есть хоть один посторонний мужчина, то рядом должна быть леди. Софи никто в расчет не брал. Но за ее присутствие я была благодарна. Она уселась на стул, флегматично рассматривая обстановку камеры, словно пришла не в реальную тюрьму, а на квест пощекотать нервишки.

Лорд Лангрин кивнул тюремщику, который схватил ведро воды и облил одного из лордов, закованного в колодки.

Ужасное зрелище.

Кажется, здесь никто не знал о существовании Конвенции о защите прав человека. Ну, или хотя бы не страдал эмпатией…

Голова пленника все также моталась, поэтому тюремщик задрал ее вверх.

На меня уставились темные глаза заговорщика. Его губы искривились от ярости:

– Саорельская подстилка! – зашипел он, преисполненный бессильной ярости.

Неожиданно.

Ладно, забудем про Конвенцию.

Мы с Софи озадачено повернули головы на шипящий звук и увидели, как тюремщик готовит щипцы, раскалывает их на огне жаровни.

Лорд Невил же с невозмутимым лицом разложил на стойке писчие принадлежности и обмакнул перо в чернила. Еще вчера он выдал мне все документы и информацию об отравлении императора Ронана, и теперь дело оставалось за малым – убедить пленника в том, что все его сопротивление бессмысленно.

– Расскажите мне все, пожалуйста, – говорю я, добавляя «волшебные слова», что несомненно развяжет мятежнику язык. – Как видите, я на свободе. Его величество знает, что обвинения против меня – всего лишь наговор. Моя бывшая статс-дама леди Кларисс Бретони передала вам информацию о яде, которую узнала от фрейлины по имени Элизабет Голлен о яде. Вы приказали некому господину достать вам этот яд. Милорд, вы и ваши подельники указали меня в качестве организатора покушения, но это ложь. Есть другой человек, который придумал все это, и я хочу знать имя. Я – всего лишь пешка в ваших руках. Если бы я погибла в тот день от того же яда, что убил императора Ронана, Реиган Уилберг посчитал бы меня безоговорочно виновной.

– Ты заслужила…

– Допустим, – говорю я. – Вы рассчитывали, что все посчитают убийство императора местью с моей стороны. Но для чего мне убивать его уже после того, как я сама отправилась бы на тот свет? Я хочу знать мотив даже больше, чем имя зачинщика.

Пленник молчит.

Тюремщик щелкает докрасна раскаленными щипцами, кажется, в большом нетерпении.

– Моя смерть и отравление императора, – рассуждаю я, – чудесный повод, чтобы разозлить Реигана и направить его гнев на Саорель. Он должен был стереть его с лица земли. Не все считали мир с Саорелем хорошим решением, не так ли? Были рода, заинтересованные в том, чтобы уничтожить правящую династию и посадить в захваченных землях своих людей.

Заговорщик тихо обреченно смеется, а затем его губы исторгают следующее:

– Ронан не должен был допустить брак своего единственного сына с потаскухой!

Лорд Лангрин кивает тюремщику, но я останавливаю обоих, приподняв ладонь. Пытки здесь не помогут, пленник не выдал имена зачинщиков даже под натиском Реигана. Он не скажет и сейчас. Но я утверждаюсь в мысли, что Антуанетта была лишь разменной монетой с самого начала. Испытываю к ней жалость несмотря на то, что она и сама совершила много ошибок. Сколько же искалеченных судеб повлек ее брак с Уилбергом.

Я все еще подозреваю лорда Мале. Во-первых, он был приближенным Ронана и был рядом в момент его смерти, во-вторых, его племянница была выбрана на роль постельной грелки Реигана. Хитрый камергер вполне мог желать сделать Элен следующей императрицей. К сожалению, Рэй женился на принцесе Саореля, и Элен стала лишь любовницей. Но то, как она не желала сдавать позиции, наталкивало на мысли, что ставки были велики. А, если так, то я могу быть в опасности.

Стоит подумать об Элен, как я вспоминаю самодовольного Рэя, сидящего, почти обнаженным в кресле. Любит он… Злюсь на ровном месте. Он признается в чувствах, но в его постели все еще спит леди Фант. Впрочем, зная темперамент императора, вряд ли ей удается там хорошо выспаться.

Выбрасываю все это из головы, но на душе так тяжело, что горло перехватывает спазм. Что еще за глупости, Виннер? Ты взрослая женщина, чему удивляешься? Реиган Уилберг провел в Рьене целый месяц, прикованным к постели, а сейчас, вероятно, наверстывает упущенное. Он же не станет ждать моего расположения? Даже думать о таком смешно.

После тюрьмы меня ожидает встреча с мэтром и поездка в университет, в лекарскую школу, и выступление перед другими действующими лекарями Эсмара и слушателями университета. Для леди Астор это приключение кажется невероятным и тягостным, но я пытаюсь сделать все до коронации, которая назначена на завтра, потому что сразу после церемонии Реиган уедет.

Война с Саорелем требует его неустанного присутствия, и я понимаю, что он вымотан. Быть императором – это тяжкий труд, требующий жестких и волевых решений. Начинать войну в зиму – безумие, но Саорель наступал. Я слышала, что был сдан Ауэлл, укрепленный замок, и баронство Гертон. Думаю, Реиган позволил этому случиться, чтобы заманить войска противника глубже в Эсмар, а затем ударить у графства Пэр. Там уже стояло многотысячное подготовленное войско.

Императору были необходимы силы всех своих вассалов. И теперь ему – на удивление! – совершенно не нужна жена. Да-да, ведь война с Саорелем все-равно случилась. Уилберг мог с легким сердцем развестись. И камергер Мале, который оброс связями и стал весомой фигурой при дворе, ему еще нужен. Может, поэтому графиня Фант все еще состояла в моем штате.

Выступление в лекарской школе не прошло гладко. Впрочем, я не стремилась сию секунду противостоять всей системе. Для начала, как истинная принцесса, я просто познакомилась с мэтрами и сделала внушительный взнос университету. Мужчины в науке, как и всякие мизогины, вряд ли восприняли бы всерьез мои слова, поэтому я не спешила шокировать их новыми предложениями, опасаясь, что они низведут их до пустого пшика в воздух. Но от удовольствия рассказать о новом лекарском инструменте и анестезии я, конечно, не удержалась.

«Развитию не должны мешать предрассудки и страхи. Нельзя бояться исследований, которые идут вразрез представлениям о морали и религии. Медицина всегда стоит над взглядами общества. Она объективна и не имеет стыда. Эсмар стоит на пороге войны. Сколько у нас лекарей, умеющих правильно применять эфир и проводить ампутации? Сколько из них понимают важность дезинфекции, стерильности и послеоперационного восстановления? Эсмару нужны специалисты, а не шарлатаны в науке, пускающие раненным кровь или проводящие трепанации против головной боли. Нам необходим корпус сестер милосердия, нужно формализовать институт повитух-акушерок, не рассчитывая лишь на знания, которые они передают друг другу из поколения в поколение. Нужно грамотно подойти к явлению травниц, поэтому что это будущее фармацевтики», – даже эти скромные слова, сказанные мною перед самым отбытием во дворец, заставляют мэтров роптать.

Я возвращаюсь в Вельсвен только вечером, и до поздней ночи, по приказу императора, меня готовят к церемонии: где стоять, что делать, как себя вести – все подчиненно жесткому протоколу. Далеко за полночь меня оставляют в покое, но робкий стук в дверь и записка на подносе заставляет мое сердце с тревогой сжаться.

На конверте императорская печать, а внутри послание, написанное рукой Реигана: «Ночью за тобой явится лорд Лангрин и отведет ко мне».

С того момента, как я застала его с любовницей, подобные послания между нами стали нормой. Именно так я уведомила его о необходимости узнать о смерти его отца и о поездке в университет. И всякий раз читая его ответы, мой организм выдавал стабильную аритмию.

Лорд Лангрин и впрямь стучит в мою дверь около трех часов ночи, когда я уже отчаялась ждать. На сей раз он сопровождает меня до покоев его величества, которые находятся рядом с моими, быстрым шагом в полном молчании. Гвардейцы, стоящие в карауле, впускают меня без лишних вопросов. Я вхожу внутрь, ощущая себя испуганной девчонкой. Меня страшат собственные реакции на встречу с его величеством, они – мои чувства – превращают меня, взрослого человека, в какого-то неврастеника.

Пройдя в спальню, я скидываю капюшон и развязываю плащ. Первым делом бросаю взгляд на постель, будто рассчитывая найти в ней голую Элен. В сердце что-то болезненно колет.

В камине горит огонь, разливая по комнате тепло. Но чувствуется приятный аромат морозной ночи – окно открыто – а еще пахнет белым мускусом и чем-то древесно-земляным, дымным. Я втягиваю этот знакомый запах с наслаждением. А затем натыкаюсь взглядом на Реигана, который сидит за столом. Перед ним стоит блюдо с мясом, жаренными овощами и бокал с вином. Кажется, император едва приехал откуда-то издалека и очень голоден.

И это вызывает странную улыбку на моем лице. Реиган никогда себя не жалел – та черта, которая вынуждает меня против воли им восхищаться.

– Приятного аппетита, ваше величество, – говорю я. – Есть на ночь вредно.

У меня внутри все трепещет от его взгляда, который он бросает в ответ на эту реплику. Я не видела его два дня, но мне кажется, что прошла целая вечность и… я успела соскучиться.

Какие бы силы ни закинули меня сюда, они просто беспощадны.

– Как ваши дела? – спрашиваю я, будто пришла сюда для поддержания светской беседы.

– А твои, Анна?

– О, – я снимаю плащ и кладу на спинку кресла, – я побывала в темнице, а потом в университете.

Реиган усмехается.

– И где больше понравилось?

Я тоже улыбаюсь. Его величество изволит шутить – редкое событие.

– Не буду лгать, я в восторге от мрачных, темных и сырых помещений, – отвечаю ему в тон.

Оглядываю его всего – до чего же мужественный и красивый! Господи, откуда же он приехал? И, как скоро уедет опять? На его лице темнеет едва отросшая щетина, а лоб и щеки покрывает загар – он почти весь день провел в седле?

– Только от них? – он отрезает ножом кусок мяса, накалывает на острие и отправляет в рот.

Варвар.

Нет, еще и от тебя, кажется.

Просто ты, Реиган Уилберг, чертов император, вторгся в мою жизнь против моей воли и почти силой заставил проникнуться к тебе.

– Еще от всяких острых штук, которые я называю лекарским инструментом.

– М-м, – тянет Уилберг, делая несколько глотков вина и поднимаясь. – Всякие острые штуки неплохо разошлись по Эсмару. Я даже подумываю продавать их. Как и возможность использовать медицинский эфир… О нем слышали даже на фронте.

– Скоро о нем узнают во всем мире.

– Сколько времени тебе понадобится, чтобы подготовить лекарей для работы при военных гарнизонах?

Когда он спрашивает это, мое сердце делает кульбит.

– Что? – хрипло переспрашиваю я, не замечая, как он оказывается рядом.

– Твои знания мне понадобятся, Анна.

Его пальцы прикасаются к моему лицу, и я слегка прикрываю глаза, чувствуя нарастающее волнение.

А затем я отхожу, пытаясь унять безумство в груди. Кажется, грохот моего сердца слышно в каждом уголке Вельсвена.

– Ваше величество, я… – начинаю, но император требует:

– Называй меня по имени. Мы одни.

Рэй.

Это почти слетает у меня с языка, но я упрямо сжимаю губы. Мои чувства разрастаются, их становится так много, что я не могу больше держаться. И вместе с ними приходит ревность, злость и… чувство ничтожности. Я никогда не буду равной этому человеку. Вся моя жизнь – это проявление его милости.

– Ты мне очень нравишься, – я выдаю это и тотчас отступаю назад, потому что Рэй порывисто делает ко мне шаг. – Я не наивная принцесса, – говорю ему горячо, с жаром, которого сама от себя не ожидаю: – пожалуйста, дай мне свободу! Я не хочу быть зависимой от тебя. Не хочу знать о твоих изменах, быть на последнем месте после Эсмара, твоих людей и долга. Не хочу вечно быть твоей пленницей. Позволь быть тебе другом, построить наши отношения иначе, выбрать тебя добровольно.

– Анна, – сжимая зубы, цедит он.

– Пожалуйста.

Он тяжело дышит.

– Хочешь от меня свободы? – переспрашивает, кажется, всерьез рассердившись. – Этого не будет никогда.

– Чем я отличаюсь от пленницы?

– Тем, что я люблю тебя.

Я стискиваю зубы, ощущая, как сердце обливается кровью. Как больно понимать то, что его чувства эгоистичны. Что он хочет меня рядом с собой, невзирая на то, что я буду страдать.

– Я несвободна, Реиган. Ты же делаешь, что хочешь. Требуешь моей верности, но сам изменяешь мне с леди Фант. Это твое проявление любви?

Он сжимает кулаки, в его синих глазах закручивается вихрь. Кажется, прямо сейчас я безжалостно обрываю какие-то струны в его душе. Он не привык, чтобы женщины указывали ему на такие мелочи, как неверность. Он мужчина. Император. Как я могу равнять его с собой?

Я вижу, что он едва сдерживается, чтобы не взорваться.

– Я никогда, – говорю ему последнее, – не смогу полюбить тебя, если навсегда останусь лишь твоей жалкой рабыней. И твои чувства – это всего лишь чувства собственника, хозяина над вещью, которая тебе принадлежит.

После всего, что я высказала, император мог сделать мою жизнь невыносимой. Мог жестко обрубить все мои проекты и начинания. Мог сотворить со мной все, что угодно. Больше не было ничего, что его сдерживало раньше.

Он подходит к столу, делает несколько глотков вина. Все его движения говорят о чудовищном напряжении. Он похож на зверя, которого изранили, но не убили. Он доведен до бешенства.

– Возвращайся в свои покои, Анна, – говорит он бесцветно.

Я молча накидываю плащ и иду к двери. Напряжение, сгустившееся в комнате, можно ножом резать.

– Помнишь Эмсворта? – вдруг доносится до меня.

– Да, – я останавливаюсь и оборачиваюсь.

– Я был у него сегодня, – Реиган подходит к камину, смотрит в огонь. – Он единственный из твоих любовников, кто остался жив. И знаешь, раньше я не слушал их стенаний и просьб. Мне было плевать на то, что они говорят.

Кровь стынет у меня в жилах.

– Но к Эмсворту у меня был всего один вопрос, Анна. И я хотел получить ответ. Знаешь, что он сказал?

– Нет.

– Что не спал с тобой.

– Не удивительно.

Его величество поворачивает голову и смотрит на меня изумленно.

– Скажи мне, Анна, почему из всех женщин я выбираю тех, которые меня презирают?

– Потому что вы не даете им и шанса полюбить вас, – говорю я с горечью и быстро выхожу из комнаты.

В коридоре дожидается лорд Лангрин, но я не могу больше держать лицо. Меня покидают последние силы, и я горько рыдаю, прижимаясь спиной к двери. Гвардейцы и командир моей стражи не смеют прервать эту истерику и лишь делают вид, что ничего не происходит.