Всю ночь я ворочаюсь в постели, потому что мысли снова и снова возвращают меня к разговору с Уилбергом. С нашей первой встречи я не думала о нем так часто, как этой ночью. Во-первых, я не знаю, что делать с его милостью. Она мне вряд ли нужна, если к ней прилагается обязанность обслуживать его сексуальные потребности. Во-вторых, я со странным интересом познаю черты его характера, что мне явно противопоказано. Реиган волевой, сильный, решительный и бескомпромиссный. Все это мне нравится. Но еще, он упрямый, злой и жесткий, как черт, – и это нравится мне гораздо меньше. А самое плохое – он связан долгом, который сам же возвел на пьедестал. Его физическая красота – не главное, но несомненно я ее вижу, как и то, что я сама с некоторых пор ему интересна.
Я пытаюсь пресечь на корню все это. То, что происходит, слишком уродливая форма чувств, чтобы дать этому зародышу превратиться в монстра Франкенштейна. Я человек другой эпохи и привыкла к другой форме отношений.
И, тем не менее, я думаю об Уилберге именно в чудовищно-откровенном ключе, представляя, каким образом случится то, к чему он меня склоняет. Впрочем, для этого нужна более изощренная фантазия, чем у Нины Виннер, которая в отношениях с мужчинами никогда не видела и тени напора. Все всегда складывалось гладко, как бы «в свое время, когда уже пора бы», по взаимному согласию.
Сон получается скомканным, а утро будит меня резким звуком шуршащих по каменистой дороге колес. Я бросаюсь к окну и вижу странный черный экипаж с незнакомой эмблемой – солнце в лучах жара. Наблюдаю, как мэтр Финч быстро идет через двор, а затем встречает незнакомца, который выбирается из салона. У незнакомца довольно выразительное лицо, которое заставляет меня напрячься: белесые брови вразлет, очень светлые, почти белые глаза, тонкие губы и высокие скулы. Я замечаю все это, потому что он поднимает голову, и наши взгляды пересекаются, и я едва удерживаю себя от того, чтобы не отшатнуться. Одет гость в длинную черную сутану, почти как католический священник, и тем ярче выделяются его белые (кажется, полностью седые) волосы.
Прежде, чем к незнакомцу подошла вереница из воинов во главе с лордом Денвером, он успел переброситься с мэтром Финчом парой фраз. В тот момент, когда лекарь говорил ему о чем-то, гость поднял взгляд вверх, вновь ловя меня в капкан своего взгляда. Холодного и спокойного, словно у мертвеца.
А затем его сиятельство Денвер повел незнакомца в замок, а у меня сжалось нутро – не к добру это.
И точно – появившийся на пороге моего дома человек был магистром Ордена трех богов. Едва Элизабет, которая пришла, чтобы помочь мне одеться, увидела эмблему на экипаже, она рассказала, что магистра зовут Нейтан Орлей, и он с Реиганом на грани некой холодной войны, в которую точно вступать не станет, но и приятелем императора его не назвать. Нейтан был приглашен на коронацию и, вероятно, устал ждать выздоровления Уилберга, поэтому явился сам.
Раздается стук в дверь, едва Элизабет заканчивает сооружать на моей голове прическу. Я киваю Софи, разрешая впустить пришедшего.
– Ваше высочество, – на пороге возникает герцог Бреаз, и его глаза внимательно шарят по мне от макушки до пят и пылают огнем. – Рей…иган хочет вас видеть. Немедленно.
Предчувствие ощущается словно удар по затылку.
Я иду в обществе Алана – он чуть позади, но близко. Я слышу его дыхание.
– Деревенский воздух идет вам на пользу, Антуанетта, – слышу его хриплый, полный каких-то двусмысленностей голос. – Вы стали еще более совершенной…
Хочется сбросить его комплимент с плеч, как тяжкий груз. Я ощущаю его мужской интерес, как что-то липкое и грязное.
– … не знаю, что именно изменилось. Может, взгляд? – продолжает он. – Или ваша осанка? Но это точно лишь добавляет вам страстности. Такую, как вы, нельзя долго держать взаперти, вдали от двора, мужчин и внимания, так ведь?
Не собираюсь отвечать. Не знаю, что заставляет его поддевать меня. Возможно, солидарность с Реиганом и полная вера в то, что я пропащая женщина.
Во всяком случае, я рада оказаться в спальне мужа.
Кто бы знал, как.
Но еще больше я радуюсь, когда застаю его одного, а он велит Бреазу подождать за дверью.
Реиган еще не успел побриться, но я знаю, что он не пропустит эту утреннюю процедуру, даже если сюда явятся все три бога разом и Санта Клаус. Нет, он не станет торопиться, даже если магистр прибыл сюда, чтобы обвинить меня в колдовстве или учинить надо мной суд. Пожалуй, Реиган останется хладнокровен, даже если за его окном случится Армагеддон.
– Сколько еще герцог Бреаз будет здесь ошиваться? – удивительно, но я задаю этот вопрос первым, будто это тревожит меня больше всего.
Уилберг приподнимает брови.
– Он исполняет мои поручения и чаще всего находится в Вельсвене. Почему ты о нем заговорила?
– Он мне не нравится, – заявляю я спокойно.
– Надо же. Но ты нравишься ему, Анна. И раньше ты вилась около него, рассчитывая настроить его против меня, – очень уж спокойно произносит Реиган. – И я думаю, ты преуспела. Судя по тому, как долго он пытался скрыть твое участие в заговоре против моего отца. И я даже выдворил его из столицы, чтобы остыть и не бросить его за решетку за это.
Я удивленно замираю, раздумывая над этим. Судя по всему, Алан провинился очень серьезно. Реиган никогда не уступал даже собственным чувствам, если дело касалось вопросов благополучия Эсмара. И сейчас он был зол на своего друга, но не предпринимал каких-то серьезных действий, а значит, в этом был смысл.
– Алан тебя беспокоит? – когда звенит этот вопрос, я ощущаю всю ту дьявольскую ревность и напряжение, которые Реиган не хотел бы показывать.
– Нет. Он не сделал ничего плохого, просто… Неважно.
– Важно.
– Ладно, он на меня смотрит, и мне это не нравится. Но прошу вас, оставить его глаза на месте. Я не хочу, чтобы вы причиняли людям вред из-за моей мнительности или вашей ревности.
Реиган тихо смеется.
– Думаешь, я ревную тебя к нему?
– Этот разговор зашел в тупик, – мне становится жарко от одной лишь мысли, что мы снова начнем выяснять отношения на ровном месте. – Вы же позвали меня не из-за него? Кто этот Нейтан Орлей?
– Магистр Ордена.
– Что ему нужно?
Реиган вскидывает брови, молчит, и только коварная усмешка гуляет на его губах.
– Ты скажи мне, милая.
От одного этого «милая», которое он всегда говорил презрительно-холодно, а сейчас горячо и елейно, по моей спине бежит дрожь.
– Я его не звала. Могу поклясться на томике вашей теологии, – я вижу, что он вряд ли понимает, о чем я. – Дело в том, что я плохо разбираюсь в политике. Что этот человек может хотеть чисто теоретически?
– Теоретически? Тебя.
Меня хотят как-то подозрительно много мужчин, и это наводит на мысли, что я сорвала анти-Джек-пот, попав в этот мир.
– Для чего?
– Для того, чтобы понять, откуда в этой милой, белокурой головке столько знаний о медицине, химии и физике, а в этой пышной и соблазнительной груди такое пылкое и смелое сердце.
Сейчас, когда над Рьеном окончательно взошло солнце и бросило свет на постель, на лицо и загорелую кожу Реигана, он казался еще более темпераментным и ярким. Черные волосы, брови, ресницы и синие глаза броско кричали о его красоте – мужской, довольно суровой, хищной красоте. Но все же… Если бы тогда, в прошлом, он захотел бы завоевать Антуанетту, уверена, он бы это сделал. Но он предпочел ее возненавидеть в ответ на ее ненависть, в отместку за то, что она его презирала из-за смерти генерала Берка.
– Он захочет со мной поговорить? – спрашиваю я, игнорируя «комплименты» мужа.
– Не торопись, дорогая жена. Для начала я подумаю, разрешать ли ему это.
– Думайте быстрее, ваше величество. То, что мы здесь о чем-то болтаем, уже натолкнет магистра на нехорошие подозрения. Он посчитает, что вы мне угрожаете, запугиваете или… делаете ровно то, что всегда – доводите до сердечного приступа.
– Он слишком хорошо меня знает, – несколько разнузданно улыбается Уилберг. – И ты тоже, Анна.
– Вы продемонстрировали мне свою дипломатию во всей красе, когда хотели оскопить Эмсворта.
– Его причиндалы еще на месте, но это не значит, что он ими когда-нибудь воспользуется. И, ты правильно заметила, я не люблю долгих переговоров. Предпочитаю сразу занимать лидирующую позицию. В любых вопросах.
Его намек более, чем прозрачен. В любых вопросах. В том числе и рождения детей.
– Так что? – уточняю я.
– У меня нет желания портить отношения с Орденом, но Нейтан не явился бы сюда, если бы его кто-то не пригласил, указав, что все твои изобретения, действительно твои. Во всех документах указано авторство как минимум троих. Но я не хочу, Анна, чтобы Орден тебе покровительствовал, и ты, вероятно, понимаешь почему. Храмовики вне политики и прямо не поддерживают ни одно государство, им плевать на вопросы войны и престолонаследия, но величие своих богов они оберегают с пеной у рта. Если им покажется, что бог Сарон отметил тебя своим даром познания, они предпочтут видеть тебя рядом с собой, а не со мной.
У меня внутри все дрожит после этих слов. Это мой реальный шанс освободится от Реигана. И он выкладывает мне об этом без обиняков, будто вовсе не опасается, что я воспользуюсь этой информацией.
– Я этого не допущу, Анна, – припечатывает он, видимо, прочитав мои мысли.
– Но у нас нет детей и формально я могу просить о разводе. Три года прошло…
Я заявляю это в открытую, как сделал он сам. Но мои слова повисают в воздухе. Реиган слегка приподнимается на подушке и морщиться от боли, но его взгляд вспыхивает такой решимостью, что я сглатываю. Когда я думала быть честной, я не рассчитывала на такой урон для собственной храбрости. Меня колотит от страха только из-за взгляда этого человека – сурового, говорящего: «Нет, Анна, все будет так, как хочу я».
– Почему ты так сопротивляешься? – тихо, но довольно напряженно спрашивает он. – Я тебе настолько неприятен? Ты не помнишь прошлого, но отвергаешь саму мысль оказаться в моей постели. Чего ты добиваешься? Мое терпение не железное.
– Мое тоже.
Он удивлен.
Его бровь снова изгибается, а уголок губ приподнимается.
– Мы не на равных, Анна.
– В этом вся проблема.
Он явно не понимает, а я устала пытаться сглаживать углы.
– Я хочу быть равным партнером для мужчины, который будет рядом со мной. Которого я буду любить. И который будет любить меня. Но дело даже не в этом. Я человек, ваше величество. Как и вы. Как и все вокруг. И, к вашему сожалению, у меня есть желания, стремления и мечты. Я не собираюсь класть себя на алтарь материнства, просто потому что я женщина. Я медик, врач. Это дело моей жизни. Не собачонка, которую заводят, и о которой заботятся. Не домашняя клуша. И не нежный цветок. Я личность, нравится вам или нет.
Тишина.
Взгляд Реигана сдирает с меня кожу. Он пропускает сказанное через фильтр своего мировоззрения, местного уклада, предрассудков и нравов. Император Эсмара вряд ли дойдет до понимания подобного равенства. Всю жизнь он не видел от женщин никакого толка, кроме удовлетворения его потребностей.
– Нравится мне или нет? Скорее, нет, – произносит он. – Почему-то боги суровы ко мне. Твои желания еще хуже желаний Антуанетты. Все сильно осложняется тем, что раньше я не испытывал к тебе ничего.
Клянусь, внутри меня взрывается многотонная бомба, на мгновение обостряются все чувства. В груди так горячо, что это похоже на сердечный приступ. Нужно хоть как-то успокоить биение сердца, пока я не умерла во второй раз.
– А теперь? – спрашиваю я.
Зачем-то.
Не спрашивать было бы проще. Не знать – это панацея от любых сердечных мук. Но я не из тех, кто отсиживается в уголочке. Черт бы побрал мое упрямство…
– Теперь я тебя хочу, Анна. В свою постель и в свою жизнь.
– Меня зовут Нина, – говорю я почти на автомате, потому что именно в этот момент слишком сильно царапает то, что он называет меня другим именем. – И мне сорок семь лет, – а за это я готова себя ругать, потому что для Реигана я слишком стара, и пытаюсь отвратить его намеренно. – Мы с вами из разных миров. Мне жаль, что я не соответствую вашим критериям идеальной жены, но мне придется за себя бороться.
– Ты соответствуешь.
Его взгляд плавит все мои мысли.
Переминаюсь с ноги на ногу, ощущая себя страшно раздетой, будто стою перед мужем и вовсе без исподнего.
– Если я позволю тебе поговорить с Нейтаном, что ты ему скажешь? – вдруг спрашивает Реиган.
– Не знаю.
– У тебя пара минут, чтобы принять решение. Если скажешь, что подчерпнула знания в Саореле, он поймет, что ты лжешь, но отвяжется от тебя. Если скажешь что-то другое, и он захочет дать тебе защиту Ордена и оградить от меня, мне придется с ним воевать. Это равносильно тому, чтобы воевать со всем миром разом. Эсмар ослаблен, и я погибну. Но я никому тебя не отдам, Анна. Не задевай мою гордость, если не хочешь, чтобы этот мир погрузился в хаос.
Чертов осел.
– Дешевая манипуляция, – рычу я.
– Скорее, угроза, – лаконично и беззлобно отвечает он.
– Хорошо, я готова поговорить с магистром, – цежу сквозь зубы, не желая признавать себя снова в проигравших.
Я слишком часто оказываюсь в категории неудачников, когда начинаю спорить с Уилбергом, и это злит. Впрочем, утешает только то, что на скамейки запасных я не отсиживалась ни разу.
– И правда готовы поставить все на кон? – спрашиваю сердито. – Вы можете просто отказать ему во встрече со мной.
– Могу. Но мне хочется тебе верить, Анна. Доверять. И ты кажешься мне довольно разумной, чтобы принять верное решение.
– Это называется, не оставить выбора. Загнать в ловушку. Слишком похоже на шантаж, ваше величество.
– Лидирующая позиция, – сквозь усмешку отвечает он.
Черт бы его побрал с такой логикой.