Антуанетта-Аннабель
Уже довольно темно, и глаза у меня слипаются от усталости. Я оперировала целые сутки и ощущаю, что перед моим мысленным взором застыли чудовищные кровавые картины. Сейчас мне не до сантиментов. Но я злюсь сама на себя за то, что не успокоила Элизабет, и эта глупая девчонка умчалась куда-то, словно вихрь, распугивая встревоженных солдат своими жуткими завываниями.
Но мне некогда ее искать. Времени не осталось, а дел перед отъездом еще уйма. Я осмотрела Эмина и его отца, убедившись, что избили их, слава Богу, несильно, и оба поправятся уже через пару дней. Но это не останется безнаказанным – моих людей трогать нельзя, даже личной охране императора.
Госпожа Ройс собирает корзину с едой, роняет слезы и прячет лицо, стыдясь своих эмоций. Я тепло ее обнимаю и заверяю, что уезжаю не навсегда. Она кладет в корзину несколько ритуальных пластин на лентах, чтобы я всегда могла помолиться богам. Я жму руку господину Ройсу и велю ему следить за домом, оставляя его за старшего, а он порывается принести мне записи с моими наблюдениями и исследованиями из кладовой.
Мне хочется попрощаться еще с Асиньей и капитаном Эртом. Асинья большая молодец, и из нее выйдет хороший врач. А вот насчет Эрта… Мне слишком стыдно, что я даже не знаю его имени. Ни разу не спросила. И не интересовалась прежде, а сейчас мне вдруг важно знать. И в груди теплеет при мысли об этом человеке.
Я медленно бреду по замку, глядя на стены из грубой каменной кладки, на расплывшиеся сальные «свечи-вонючки», стоящие в специальных нишах. Мне жалко уезжать. Неизвестно, сколько времени я проведу в столице. Скорее всего, придется назначить в Рьене управляющего, потому что Реиган не даст мне ездить сюда так часто, как хотелось бы. В столице я займусь университетом и лекарской школой… или стану вечной пленницей.
Сама не понимаю, как выхожу на террасу, под колючий вечерний ветер. Осень вступила в права, и ночами уже холодно. Потираю плечи, наблюдая, как грузят вещи в экипаж. Позволяю себе заплакать – тихонечко. Не из-за жалости к себе, а скорее, из-за избытка эмоций, просто потому что хочу.
– Не нужно, Анна.
Этот голос раздается из ниоткуда. Он наполнен искренним сожалением. Я впервые слышу его таким.
Оборачиваюсь, не стирая слез. Я их не стыжусь. Я ведь живой человек, и плакать – это естественно.
– Вы… – но все-равно злюсь.
Не хочу, чтобы Реиган вклинивался в этот святой для каждой женщины процесс оплакивания неизвестно чего.
– Зачем вы… ваша нога! – скриплю зубами, потому что император умудрился вдеть ее в сапог и наверняка снял гипс.
Остолоп проклятый.
Непрошибаемый упрямец.
Хромая, он подходит к перилам, опираясь на трость.
– Вы взрослый человек, – говорю я, – ваше дело, как поступать со своим здоровьем, но…
– Я буду хром до конца жизни? – перебивает он.
Я нахожу его довольно крепким для правды и отвечаю:
– Да. Перелом был сложным. Я сделала все, что смогла.
– Хорошо. Переживу.
– Не сомневаюсь в вас, ваше величество.
Реиган делает шаг ко мне, но я отступаю.
– Я тебя не обижу, Анна, – глядя мне в глаза, говорит он. – Денвер доложил о том, что ты сделала в Дрейбе. Это очень милосердно и достойно принцессы Эсмара, – и добавляет: – достойно моей жены.
– Что ж, я рада, что вы оценили.
Мой ответ настолько сух и язвителен, что Реиган отворачивается, смотрит куда-то за горизонт и стискивает зубы. Я, скорее чувствую, как он напряжен, чем вижу это.
– Может быть, ты хотя бы попробуешь отнестись ко мне иначе, Анна? – спрашивает он.
– На рудниках в Дрейбе работали дети, ваше величество. Это тот самый Эсмар, за который вы ратуете? За который готовы положить жизнь? – и мой голос вдруг дрожит от ярости, а Реиган резко поворачивается ко мне и его зрачки расширяются от изумления. – За кого вы боретесь? За людей, у которых нет ни медицины, ни образования? Нет даже средств к существованию! Или за собственные амбиции? За свою гордыню? За желание показать всем, какой вы бесстрашный генерал и воин? Оглянитесь, в конце концов. Чего вы хотите? Вы добиваетесь всего силой, платите за успех ценой жизни своих подданых! Вы тот, кто положил на алтарь своих амбиций даже собственную страну. Как я должна отнестись к вам, когда вы держите меня рядом с собой против моей воли, разменивая мою жизнью в обмен на ваше благополучие!
Я не шевелюсь, но дрожу под взглядом Реигана, словно осиновый лист.
Мы стоим друг напротив друга. Мои слова все еще звенят в воздухе, словно грохот грома.
После сказанного я готовлюсь к вспышке гнева и даже приму ее, как должное. Но то, что происходит дальше напоминает чертову галлюцинацию.
Слышу, как к по дорожке к ступеням направляется запыхавшийся человек. Наконец, вижу, как в сопровождении гвардейцев к нам идет капитан Эрт, который только прибыл из Дрейба и сразу запросил аудиенцию императора. И, кажется, его не желают пускать, но он не останавливается даже тогда, когда ему преграждают дорогу.
Но, что хуже – из дверей, ведущих в замок, вдруг вылетает Элизабет. Она судорожно отбрасывает какую-то тряпку, и я узнаю бутылочку в ее руках – кислота!
Раздается крик Эрта: «Анна, осторожно!»
Капитан слишком далеко, но, вероятно, склянку тоже узнал.
Элизабет безжалостно плескает содержимое мне в лицо, и единственная мысль, которая вспыхивает в моем сознании: «Ничего страшного, Виннер! Все будет хорошо!»
Не будет. Кислота оставит ужасные ожоги и, скорее всего, лишит меня зрения.
Я не успеваю даже всхлипнуть, лишь зажмуриваюсь. Но ничего не происходит – Реиган хладнокровно делает шаг, притягивает меня к себе, подставляя «под удар» спину. Кислота стекает по его плащу, но брызги попадают на шею, руку и щеку моего мужа.
– Что это за дрянь? – шипит он.
Я, наконец, включаюсь. Пытаюсь снять с него плащ, и Реиган, не суетясь, отстегивает его и сбрасывает на пол.
– Воды! – кричу я. – Срочно.
Эрт и солдаты бросаются кто куда, желая быстрее исполнить мое поручение, а я перехватываю руки Реигана, когда он хочет смахнуть кислоту с лица.
– Сейчас! Потерпи, – вынимаю из кармана платок и бережно прикасаюсь к каплям на его лице, чтобы собрать их. – Сейчас, милый, – говорю на автомате: – Сейчас… боже… потерпи, родной…
Тяну императора в замок, даже не глядя, как один из гвардейцев тащит Элизабет во двор и бросает ее на землю. Сейчас не до нее…
Опасаясь, что кислота попала за шиворот, судорожно раздеваю Реигана, стягиваю его дублет и рубашку и усаживаю в кресло. Когда солдаты прибегают с водой, я промываю ожоги и требую еще воды – все, что есть!
В комнату влетает Денвер – бледный, словно покойник. Даже руки дрожат.
– Рэй! – впервые я слышу, что он так обращается к императору.
– Все в порядке, – говорит тот, слегка морщась. – Девчонку допроси. И угомони ребят. Не трогать ее пока.
– Да, ваше величество, – Гийом склоняет голову, но обеспокоенно смотрит на меня и приподнимает брови.
– Небольшие ожоги, – говорю я. – Только несколько капель. Обещаю, он будет, как новенький.
Гийом кивает и выбегает из комнаты, а я опускаюсь на колени перед сидящим в кресле Реиганом, осматриваю его руку, которая получила больше всего повреждений. На тыльной стороне ладони набухают неприятные темные ожоги, и я вскидываю взгляд, понимая, что это очень больно.
– Останется шрам.
– Еще один? – усмехается Реиган.
– Да, довольно неприятный.
Император наклоняется ко мне.
– Слишком много шрамов ты мне оставила, Анна, – а затем приподнимает мой подбородок и целует в губы.
Безо всяких там: «Прости» или «Ты мне нравишься» или хотя бы: «Можно?»
И поцелуй этот лишен пошлости и нетерпения. Он нежный, мягкий и ласковый. Теплый, как топленное молоко. Сладкий, как патока. Этот поцелуй – всего лишь осторожная ласка. Мужские губы пробуют мои, захватывая и отпуская. Несколько мучительно приятных движений, и по моему телу прокатывается волна жара.
А потом мы смотрим друг на друга – долго и пристально, словно общаясь совершенно иначе, не словами. Вглядываемся, выискивая то, что так нужно – робкую симпатию друг к другу и удовольствие от близости.
Я прикасаюсь к лицу Уилберга – он весь в поту. Ему дьявольски больно, но все, о чем он думает сейчас – не боль и даже не благополучие Эсмара, а я. Он всецело погружен в меня, а я в него. Ничего нет вокруг для нас обоих.
Мои пальцы опускаются по его лицу, ведут по спинке носа, суровым губам и подбородку – я словно играю с самым опасным существом на свете, и он подчиняется мне.
Реиган ловит мою руку, подносит к губам и целует.
– Вода, ваше высочество…
Я слегка вздрагиваю и поднимаю глаза – надо мной стоит капитан Эрт, и выражение его лица меня отрезвляет.
– Да, спасибо. Пожалуйста, лейте на руку медленно, – говорю ему, хватая Реигана за кисть и опуская над ведром. – Ваше величество, держите так. Я попрошу вашего камергера принести одежду.
Поднимаюсь, касаясь виска. Меня немного ведет от переутомления. Я иду к двери, чувствуя себя так, словно из меня по капле вытекли все душевные и физические силы. Слышу за спиной:
– Что ты хотел, Эрт?
Я резко разворачиваюсь, леденея от ужаса. Капитан смотрит в лицо императора, и его желваки напрягаются под кожей:
– Поговорить о вашей жене, ваше величество.
***
Лорд Джайлс Мале был человеком непростым. И я почувствовала это сразу, едва он появился в Рьене. Он был тем самым мужчиной в черном, который был рядом с императором Ронаном в момент отравления. Граф Мале был камергером, одним из самых влиятельных людей при дворе и дядей леди Фант, которая согревала постель Реигана. В общем, он всегда был вне всяких подозрений.
Про таких, как лорд Мале я бы сказала – акула. Выдержанный, умный и рассудительный стратег, который грамотно вел дела. Он относился ко мне прохладно, но с должным уважением. Такие товарищи всегда начеку и держат «нос по ветру». Уличить его в коварном предательстве императорской семьи – не просто сложно, это невозможно. Да и доказательств у меня никаких.
Лорд Мале не позволяет мне взять вещи, потому что облачение императора – это его дело. Он деликатно объясняет, что демонстрация подобного с моей стороны – это неприлично. Я принцесса-консорт и мать будущего наследника престола, а не абы кто. Мое поведение, особенно в Вельсвене, должно быть безупречным. И в это «безупречно» не вписывается мое стремление к врачеванию. Долг жены перед мужем – рожать детей и дарить удовольствие. Супруга, пытающаяся влиять на политику и ход вещей в Эсмаре, учитывая положение при дворе и происхождение, – это, скорее, проблема. Джайлс Мале впервые озвучивает то, о чем я раньше даже не задумывалась, – двор не просит императору мягкость по отношению к сумасбродке, вроде меня. Реиган Уилберг может быть каким угодно сильным, но, если его супруга будет демонстрировать своеволие, над ним начнут надсмехаться. Любовь в браке с императором – это бомба замедленного действия. Уилберг, вообще, не должен демонстрировать чувств. Двор ждет от него того, что, получив ребенка от принцессы Саореля, он казнит ее или упечет в монастырь. Иного и быть не должно. Большая политика не прощает ошибок, а императорский двор – слабостей.
Когда я хочу вернуться в комнату к Реигану, двери для меня оказываются закрыты. Лорд Мале, проведя там около десяти минут, озвучивает волю императора: «Его величество приказывает вам пройти в экипаж и дождаться его внутри!» Не помогают мои увещевания, что я должна еще раз осмотреть его ожоги и убедиться, что они хорошо промыты. А еще я хочу, чтобы он отдал приказ привезти ко мне Софи. И искренне переживаю за Эрта.
Когда иду к запряженному экипажу, слышу громкие крики и рыдания Элизабет, и у меня сжимается сердце. Как бы мерзко она ни поступила, ее судьба теперь будет куда ужаснее, чем забвение в Рьене. Что ждет аристократку, которая посягнула на императора и его супругу? Боюсь, что только смерть.
Я взбираюсь в карету, изнутри оббитую алым бархатом. Здесь есть подушки и одеяло, а еще стоит зажжённый фонарь и корзина с вином и едой. Замечаю через окно кареты, как трясущуюся, едва держащуюся на ногах Элизабет ведут в замок. Гвардейцы тащат ее довольно грубо, ее волосы растрепаны. Ее ждет допрос куда жестче, чем учинил ей в прошлый раз герцог Бреаз. Думаю, теперь ни одна ее тайна не останется в секрете.
Я жду почти целый час, прежде чем император покидает замок. Его, хромого, сопровождает лорд Денвер и камергер. Кажется, его величество зол и раздражен происходящим. Капитана Эрта нигде не видно, и у меня в душе разливается страх.
Наконец, перед его величеством распахивается дверца кареты, и он передает трость Мале, взбираясь в салон. Реиган садится напротив меня, вытягивает ногу и морщиться от боли. Бросаю взгляд на его руку, ожег стал еще более пугающим и приобрел малиново-коричневый оттенок. В полумраке вижу, что на щеке и шее мужа кислота оставила лишь несколько крошечных отметин.
Император напряжен. Его взгляд впивается в меня, но я встречаю его мягким спокойствием. Вижу, что Уилберг не собирается мне ничего докладывать и никак не комментирует произошедшее, а лишь требует:
– Расскажи все, что знаешь, – его глаза слегка сощуриваются. – Не бойся.
Смешно, но его приказ «не бояться» только нагоняет страха.
– Я знаю так же мало, как и вы, – отвечаю, не пытаясь больше ничего скрывать. – Но я считаю, что Антуанетта не смогла бы организовать заговор против вашего отца. У нее не было союзников. Двор использовал ее в своих целях. Ее вина в том, что она пыталась противостоять вам, как умела.
– Как умела? То есть вынуждала всех думать, что она шлюха, – цедит Реиган. – Элизабет говорила тебе, что не давала принцессе настойку против беременности?
– Нет, – а вот это уже интересно. – Элизабет хотела, чтобы вы думали, будто Антуанетта вам изменяет?
– Именно.
– Но я точно знаю, что у нее ничего не было с Гербертом Уолшем. В ту ночь он был слишком пьян.
– Но это не значит, что у Антуанетты не было других любовников. Или ты считаешь, что она все три года хранила верность генералу Берку?
Именно так я и думала на самом деле.
– Могу я задать вам бестактный вопрос, ваше величество? – дожидаюсь его молчаливого одобрения: – У вас был секс с вашей женой?
В этот момент экипаж начинает движение, и как бы в насмешку над нашим диалогом ехидно ржут кони.
Лицо Реигана изумленно вытягивается. Разумеется, он знает, что я человек прямолинейный, но все-равно не ожидает подобной откровенности. Вообще-то с ним, его императорским величеством, женщины ведут себя скромнее и такие провокационные вопросы точно не задают.
– Наш брак состоялся, несмотря на слухи, – говорит император. – Простынь с твоей девственной кровью была вывешена и продемонстрирована всем желающим. Оспорить это невозможно. Тот, кто мог сказать, что было иначе, в могиле. Я твой муж, и это никогда не изменится.
Потираю шею. Вообще-то я спрашивала не об этом, но его величество, видимо, не намерен раскрывать все секреты.
– Что будет с Элизабет? – задаю другой вопрос.
– Ты никогда ее не увидишь.
Сглатываю. Как всегда, Реиган категоричен и не видит никаких компромиссов.
– А с капитаном Эртом?
По губам императора скользит горькая усмешка.
– Его тоже.
– Ваше величество… – начинаю я запальчиво.
– Продолжим этот разговор в другой раз, Анна. Дай мне разобраться с тем, что там произошло. Если между вами ничего не было, я его отпущу.
– Между нами ничего не было.
– Слишком яро он кинулся на твою защиту. Боялся, что я не просто увезу тебя в Вельсвен, но буду к тебе жесток. Он был готов рискнуть своей жизнью ради тебя. Я был впечатлен, на самом деле.
– Он просто…
– Влюбился? – интересуется Уилберг вполне невинно, но я вижу, что за этим кроется нечто ужасающее.
– Я не давала ему повода.
– Повода не нужно, чтобы потерять от тебя голову.
– Эрт не в чем не виноват! – восклицаю я.
– Ему не стоило даже смотреть в твою сторону.
– Он хороший человек! – пытаюсь вразумить мужа.
– Тем хуже.
– Он спас мне жизнь. Если бы он не выкрикнул мое имя, вы бы не успели среагировать!
– Да? – Реиган хмурится, и я понимаю, что он слишком заведен для этого разговора. – Огорчу тебя, милая, у меня другие мысли на этот счет.
– Но, ваше величество…
– Закончим, Анна, – рычит он. – Еще слово, и я вернусь и четвертую его!
Я складываю на груди руки, едва справляясь с собственным дыханием. Внутри все бурлит, точно ведьминский котел. Некоторое время я сижу молча. Свет от фонарей то и дело заглядывает в окна кареты, ослепляя. Сквозь полумрак я различаю, как горят злостью глаза мужа.
Он ревнивый, как черт.
Тряска кареты делает свое дело – я начинаю засыпать. День был ужасно трудным, как и все дни до этого. В моей душе мечутся колкие переживания за Эрта, особенно после того, как он выкрикнул мое имя, фактически подставляя себя под удар. Император Эсмара не простит ему даже крошечной симпатии в мою сторону.
– Я не хочу тебя делить ни с кем и никогда, – в тишине доносится до меня его голос.
Молчу.
Ерзаю.
– Анна?
Закатываю глаза и отвечаю:
– Да, ваше величество?
– Я должен тебе кое-что сказать.
Я смотрю в потолок, по которому скользит желтоватый свет и тотчас исчезает. На улице тихо переговариваются гвардейцы. Я стараюсь сбавить градус накала и усмехаюсь:
– Кое что? Хорошее или плохое, ваше величество?
Слышу смешок из его угла кареты:
– Скорее, плохое.
И почему вечно плохое?
Разве я недостаточно старалась и в прошлой, и в этой жизни? Вечно Нине Виннер достаются одни только шишки!
Голос Уилберга заставляет меня разом проснуться:
– Ты сводишь меня с ума.