Лекарь для захватчика

Глава 4

– Ты выпила яд, – Элизабет ходит по моим покоям, которые располагались совсем рядом с покоями принца.

Комната принцессы была выдержана в светлых тонах, здесь всюду стояли живые цветы, источающие неповторимую смесь ароматов. На туалетном столике, как и у любой состоятельной девушки, миллион различных флакончиков.

В комнате есть раковина – я с благодарностью прикрываю веки. За дверью – ванная комната. Жить можно.

– Герберт мертв! – наконец, почти восклицает Элизабет, теряя терпение.

– Кто? – я, на всякий случай, поворачиваю вентиль и смотрю, как вода бежит в слив.

Стягиваю перчатки и начинаю отмывать руки от крови, через плечо оглядываюсь на Элизабет.

– Командир императорского отряда, – лицо фрейлины вытягивается, – твой любовник! Ты специально это устроила, Анна! Знала, что его высочество возвращается. Знала, что он узнает обо всем! Ты намеренно всех созвала в Грауэл! Даже умереть хотела ему назло… Так почему же… – и она поджимает губы, боясь ляпнуть лишнего.

Вот дела.

– Почему жива? – я вытираю руки и разворачиваюсь. – Организм, видимо, крепкий. Сознание потеряла, очнулась и теперь почти ничего не помню.

Упала, очнулась – муж. И куча проблем.

И просвета нет.

Я даже малодушно подумываю, просто взять и выйти из дворца, никому ничего не объясняя. Но глупо надеяться, что за его пределами меня ждет что-то хорошее. Это, во-первых. А, во-вторых, меня отсюда никто не выпустит – размечталась, Виннер! И еще, в-третьих, без денег я, возможно, закончу в какой-нибудь канаве. Одно дело, глупые фантазии, где все проблемы решаются по щелчку пальцев, другое дело – реальная жизнь.

– Как это, не помнишь? – искренне изумляется Элизабет. – Совсем ничего? И меня?

Гляжу на нее внимательно. А можно ли ей доверять?

Получается, Элизабет была в курсе, что бывшая принцесса запила горе ядом. Фрейлина была, в общем-то, не против, и, судя по всему, искренне огорчилась из-за моего чудесного воскрешения.

– Почему же «ничего», – отвечаю я, – кое-что помню, а кое-что, как в тумане. Возможно, память скоро полностью вернется. А если ты поможешь, я вспомню все очень быстро.

Элизабет озадаченно моргает и рассеяно кивает. Я решаюсь на главный вопрос:

– Как я оказалась замужем за Реиганом?

Нет, надо было хоть как-то смягчить. Мозг Элизабет не рассчитан на такие перегрузки. Ниточка, соединяющая уши, напряженно звенит.

– Это было условие заключения мира между Эсмаром и Саорелем, – произносит она. – Война, которая длилась почти девять лет закончилась династическим браком.

Значит, Реиган – принц Эсмара, и он заполучил военный трофей, земли Саореля и черт знает, что еще. А я получила геморрой на всю жизнь. Нет, это неравный обмен.

Я сажусь на постель и обреченно вздыхаю. Здесь, в столице Эсмара принцесса Саореля, к сожалению, бесправна. Она подчиненна мужу-тирану, который ее ни дня не любил. Ее принесли в жертву, как беспомощного ягненка. Понять ее ненависть к Реигану можно. Скорее всего, императорский двор был к ней враждебен. Штат ее фрейлин – ядовитые кобры, презирающие ее. Они лишь способствовали ее падению, ее связям с мужчинами… Ей ведь всего…

– Сколько мне лет?

– Гм… двадцать один, – рассеянно произносит Элизабет, глядя на меня так, будто я сошла с ума у нее на глазах.

Я вскакиваю и иду к зеркалу. И сердце дрожит от странного волнения. Подхожу с опаской – вдруг там крокодил? Спаси Боже, я считала себя довольно хорошенькой даже в сорок шесть, а здесь кот в мешке. Но…

… увидев себя, замираю.

При всем моем уважении к голубым кровям принца Реигана – он полный идиот.

Если бы принцесса Антуанетта учувствовала в «Мисс Вселенная», то ушла бы домой в короне. Это была сногсшибательная девушка. Скромное «красива» здесь не уместно. Хрупкая, но достаточно высокая, стройная и ладная блондинка с красивым лицом, голубыми глазами и пухлыми губами. Трофей, так трофей – просто загляденье.

– Да ну? – и я шагнула к зеркалу, трогая свой нос, а затем щеки.

Мимика совершенно другая. Виннер так не хмурятся. Это что-то аристократично-благородное. И как мне – тетке с красным дипломом – ужиться в образе роковой красотки?

– Может, позвать лекаря, Анна?

– Лекаря? – я резко оборачиваюсь, застигнутая врасплох.

Я и забыла об Элизабет. Надо быть осторожнее.

И все-таки не могу опомниться и бросаю короткий взгляд на свое отражение – волосы-то какие длинные. Белокурые, слегка волнистые – я, вообще, невероятная красавица.

– Все в порядке, – уверяю фрейлину. – Я должна подготовиться к приему.

– Камеристка, ваша статс-дама и другие фрейлины скоро приедут.

– Отлично, а пока я хочу принять ванну, – и почесывая затылок, спрашиваю: – А этот Грегор… он…

– Герберт, – со злостью поправляет Элизабет.

– Да-да, – виновато: – мне очень жаль. Могу я… – неловко-то как, – принести соболезнования его семье или выплатить компенсацию?

– Ты и так влезла в долги, Анна. Когда его высочество узнает, он будет страшно зол. Неужели ты ни капли не боишься? Узнав все, он… ох, Анна. Добровольный уход из жизни был единственным выходом. Он бы избавил тебя от страданий! Но теперь… его высочество тебя не простит и спуску не даст!

Мастерски пугает.

Прямо яда захотелось глотнуть – ага.

– Подготовь мне ванну, пожалуйста, – игнорирую ее слова. – И напомни-ка, что я там еще натворила?

***

Наконец, меня настигает апатия.

Каким бы смелым и психически устойчивым не был человек, его непременно огорчило бы внезапное перемещение в другой мир. Только в книгах герои с ходу начинают изобретать туалетную бумагу, электричество и интернет. На самом деле, все прозаичнее – герой первым делом впадает в депрессию.

Все вокруг кажется незнакомым и отталкивающим. В какой-то момент хочется просто проснуться и нырнуть в привычную жизнь. Взять латте «Сингапур» и проехать пару станций метро, чтобы добраться до работы, вдыхая запахи метрополитена.

Как насчет того, чтобы никогда больше не посмотреть любимый сериальчик или послушать классную музыку? А лишиться удобного ортопедического матраса? Никогда больше не использовать хорошую зубную пасту и электрическую щетку?

Готова я к этому? – Нисколько.

А деваться некуда. Как говорила мама: «Есть такое слово «надо». Кому надо и зачем, не уточнялось, конечно.

И вот теперь я узнаю еще и то, что помимо Герберта, был Альберт, Огюст, Арчибальд, Георг, Яков, Себастьян. Будто принцесса подбирала себе любовников, исходя из помпезности и вычурности имен. И эти имена всего за полгода поочередно выкрикивались в порыве страстей из ее постели. Денежное содержание, которое выделялось казной на двор супруги наследного принца, истрачено вперед на два года. Любимая летняя резиденция Реигана, Грауэл, отстроенный по его личным пожеланиям, принцесса превратила в рассадник порока, где каждую неделю давала бал. Она успела переделать ремонт под свой вкус, а также поменять штат слуг.

Лезла на рожон, в общем. Знала, что умрет. Оттянулась напоследок.

Есть повод посильнее потереться щеткой, сидя в ванной.

Вздыхаю.

Выгребай, Виннер. Или готовься к тому, что за поступки предшественницы придется ответить самой.

Итак, после принятия ванны, я требую еду, и получаю ответ, что его высочество запретил подавать раньше вечернего приема. Желудок предательски урчит, когда Элизабет расплетает и просушивает мои волосы. Мирюсь с таким положением вещей, поскольку еще не имею достаточной опоры.

Фрейлина оживляется, когда докладывают о том, что во дворец прибыла моя свита.

На пороге вскоре появляются девушки – почти все незамужние, молодые и красивые. Платья одинаковые – темно-красные, прошитые золотой нитью. Стоят клином, или по-военному «свиньей». А во главе этого поросячьего отряда – лучезарная дама, медные волосы которой аккуратно собраны в игривую прическу. Темные брови слегка приподняты, она смотрит на меня, коварно улыбаясь. Рядом с ней монументально высится брюнетка, которой, судя по всему, уже больше тридцати – веки слегка нависшие, губы тонкие, а взгляд беспощадно-холодный.

Я сижу на стуле у туалетного столика и, мягко говоря, пребываю в культурном шоке.

Все девушки, как по команде, опускаются в поклоне и щебечут: «Ваше высочество». А потом рассыпаются по комнате, принимаясь каждая за свое дело. Брюнетка, которую Элизабет тихо представляет статс-дамой по имени Кларисс Бретони, уже распахивает передо мной шкатулки с драгоценностями, а рыжая камеристка, которую зовут Мирел Обейри, занимается гардеробом.

– А это Элен Фант, – склоняется к моему уху Элизабет. – Помнишь ее?

Мой взгляд моментально приваривается к красивой фигуристой фрейлине. Даже гадать не нужно, что именно так привлекло Реигана. Разглядываю я, скорее, из любопытства. Леди Элен меня, как соперница, не интересует. Но, что бросается в глаза – она отдаленно похожа на меня. Все при ней. И губы полные. Небольшая милая родинка на щеке.

– В каком сегодня настроении ваше высочество? – спрашивает леди Мирел, поглядывая на меня сверкающими карими глазами. – Ваш наряд сегодня будет особенным?

Намек на возвращение мужа понятен – да, принаряжусь по случаю.

Неуверенно киваю.

– Голубое платье?

Снова – да.

– К голубому платью подойдут топазы в белом золоте, ваше высочество, – воркует над моим ухом Кларисс.

– Да, пожалуй… подойдут, – у меня глаза на лоб лезут от обилия драгоценностей в шкатулках.

– Я сыграю что-нибудь на арфе, ваше высочество? – спрашивает вдруг сероглазая миниатюрная блондинка, садясь в углу за инструмент. – «Лунную песнь» или «Пророчество любви»?

– Как угодно…

Девушка начинает перебирать пальцами по струнам и тихо противно завывать. И под эти стенания – а местные песни о любви иначе не зазовешь – меня затягивают в корсет, и я тоже хочу выть. А затем меня вдевают в тесное платье. Но до этого были чулки с подвязками, а после – тяжелая нижняя юбка.

Нет, жизнь принцессы – это вам не сказка.

Дальше статс-дама тщательно подбирает украшения, а Элизабет заканчивает с прической.

– Сходи и посмотри, Элен, не пора ли нам идти, – говорит камеристка леди Фант.

Та преспокойно исполняет поручение, и возвращается лишь спустя двадцать минут, краснощекая и сияющая. Блестящие белокурые волосы кокетливо поправляет рукой, облизывает покрасневшие губы. Ей и слова никто не говорит, когда она устало опускается на софу, а потом, будто вспомнив о чем-то, докладывает:

– Мы можем идти. Нас ждут, – и расправляет слегка измявшийся подол платья.

Фрейлины прячут глаза, а камеристка вполне открыто усмехается. И все исподволь на меня поглядывают. И хоть ситуация меня напрямую не касается, мне неприятно. Как-то это дико для современной женщины: муж, любовница, жена – все в одном котле, друг у друга под боком.

Элизабет глядит на меня даже с каким-то сожалением, будто посылая мне ментально мысль: «Я же говорила! Нужно было умирать, а теперь-то что… Э-эх!»

Прорвемся. Выбора нет. Корсет бы только ослабить – с непривычки идти тяжело. Едва я оказываюсь за дверью покоев, растерянно останавливаюсь – дальше-то куда?

В конце коридора внезапно раздается мужской смех. Мои фрейлины, будто почуяв хищников, расступаются и смиренно присаживаются в реверансах – принц идет. От тоже со свитой. Его сопровождающих меньше – их трое. Одного я знаю, это он гогочет, как придурок. Алан. Двое других – незнакомцы, но оба молоды и довольно красивы. Все без формы, в парадных камзолах. Принц Реиган вполне в своем стиле – жесткий взгляд, недовольная породистая морда.

Я тоже отступаю, чтобы дать им пройти, но принц останавливается напротив. Его сопровождающие отвешивают дамам поклоны. Все довольно строги и сдержанны, кроме Алана, который съедает глазами одну за другой девушку, замершую в поклоне, и бесстыдно заглядывает им в декольте.

– Вам стоит поторопиться, – Реиган оглядывает меня надменным взглядом, – не нужно заставлять моего отца ждать.

Рядом со мной некая фрейлина не может совладать с эмоциями, и я поворачиваю голову – Элизабет дышит, как загнанная лошадь. Ее щеки снова краснеют, ноздри трепещут, а ресницы подрагивают.

Реиган тоже обращает на нее внимание, и уголок его губ слегка изгибается в усмешке. Он привык к такой реакции женщин. Самодовольный принц, наследник престола, генерал – конечно, юные дурочки от него в восторге.

– Вы не проводите меня? – спрашиваю, и выражение лица Реигана меняется, его внимание врезается в меня ледяными шипами.

– Разумеется, – цедит он.

Ах, да вы, мой родной, тоже заложник ситуации. Как бы ненавистна ни была супруга, придется держать лицо, правда?

Теперь мы идем рядом, а вся свита тащится следом.

– Завтра я займусь отбором других фрейлин. Оставлю только Элен и Элизабет, – вдруг сообщает супруг. – Я проверил твои расходы, Анна…

– У меня полно драгоценностей. Готова отдать все. Надеюсь, это покроет ваши затраты, – торопливо сообщаю ему.

Принц бросает на меня быстрый взгляд, по которому не разобрать, что он думает по поводу этого предложения.

– И что мне делать с твоими побрякушками? – зло усмехается. – Носить или заложить? Как ты это представляешь, Анна? Императорский двор так беден, что закладывает женские украшения? Может, мне их переплавить?

– Да не знаю я, – обиженно отвечаю. – Делайте, что хотите.

– Я сделаю, не волнуйся.

Он сопит от злости, его шаг ускоряется, будто ему омерзительно мое общество.

– Послушайте, я больше не хочу быть врагами, – я стараюсь идти с ним вровень, подхватываю платье, чтобы не споткнуться: – Разве не пора это прекратить? Мы взрослые люди.

Реиган зловеще смеется. Его распирает от яда, но он лишь облизывает губы и сжимает кулаки.

– Ты мне противна, Анна. Что я должен прекратить? Считать тебя шлюхой?

Я неосознанно поправляю жесткий лиф платья – корсет сжимает ребра. Просто пытка. К тому же я сегодня еще и ничего не ела – нарастающая нервозность и слабость мешают мне оценить ответ Реигана. Я взрываюсь:

– Да у вас полно любовниц, ваше высочество. Чем же вы лучше?

Муж резко останавливается и хватает меня за плечо. Большой палец ложиться на ключицу, Регин рывком притягивает меня к себе и склоняется к моему лицу. Его штормовой взгляд полыхает, в нем буря. Черные брови сведены над переносицей.

– Ты меня упрекаешь?

Становится так тихо, что слышны удары моего сердца. Я во все глаза смотрю на этого изверга, и внутри снова рождается страх. Я чувствую, что этот мужчина способен убить. Он привык карать, ему не перечат, его молча слушают. И даже прежняя принцесса жалила исподтишка, а я бросаю обвинения ему в лицо. Он не потерпит – в его картине мира я не имею никаких прав.

– Нет, – качаю головой, – не упрекаю.

Он разжимает пальцы, и я слегка морщусь. Меня в жизни никто так не хватал.

– Но я попрошу вас, – меня трясет, но я заканчиваю фразу: – никогда, – и сглатываю, а сама едва держусь на ногах: – никогда больше меня так не трогать!

Реиган пристально глядит мне в лицо. Он скрежещет зубами и хмурится. Уводит руки за спину, будто не в силах совладать с ними. В нем кипят эмоции.