Методичный звон воды вторгается в мой тревожный сон, и я приоткрываю глаза. Передо мной мрачная комната замка Рьен. Вовсе не мой дом. Не Москва, и даже не современная России. И мне не нужно собираться на работу, а ведь я свою работу искренне люблю, и как жить без нее не знаю – вся моя жизнь теперь сосредоточена в руках лишь одного человека.
Капли ночного ливня скатываются с крыши. В комнате пахнет сыростью. Кажется, стены совсем отсырели, а кое-где уверена, по ним бежит дождевая вода.
Поднимаюсь с постели – Софи нет в ее комнатке. Она постеснялась меня будить. Распахиваю портьеры – за окном мрачное, серое утро. Совсем еще раннее. Приоткрываю окно, вдыхая запах озона, свежей листвы и мокрой почвы.
Чтобы умыться, нужно танцевать с бубном. Имею в виду, что необходимо приказать принести воды, подогреть, перелить в большую чашу для омовения. Начинаю ценить блага цивилизации с утроенной силой. И ненавидеть местный этикет и традиции, ведь аристократки здесь беспомощные, словно малые дети. Мне без Элизабет даже не переодеться.
Решаю, что важнее сейчас узнать, как там Эмсворт, и отпустить Софи, ведь служанка не спала всю ночь. Оправляю измявшееся за ночь платье, расплетаю волосы и собираю их в высокий хвост.
Госпожа Ройс уже не спит. Я натыкаюсь на нее в коридоре на первом этаже. Вид у нее перепуганный – она встала спозаранку, потому что в Рьене остановился сам император, и она боится прогневать его своей нерасторопностью или тем, что не сможет накормить всех его людей. А ведь мужчин в доме и правда прибавилось.
Господин Ройс тоже на ногах – бегает туда-сюда. Ему нужно натаскать воды для жены, чтобы она поставила сдобу и напекла хлеба. А она едва не плачет – запасов почти нет, а ехать в деревню поздно. В замке нет своего хозяйства, да и зачем оно, если Ройсы долгое время жили здесь в одиночестве.
Софи, как я и приказывала, все время провела с Эмсвортом.
Я вижу, что она устала. Но женщина не выразила ни тени недовольства, когда я вошла. Лишь обеспокоилась тем, что забыла принести мне воды для умывания.
– Все в порядке, – улыбнулась я. – Как он?
Не дожидаясь ответа, я присела около раненного, коснулась его лба тыльной стороной ладони. Жара нет. Эмсворт тихо спал, дыхание ровное. Заглянула под полотно – есть легкое покраснение, но живот мягкий, пустой.
– Давала ему пить, ваше высочество, – отчиталась Софи. – Несколько раз он приходил в себя и звал вас.
– Думаю, он поправится.
Это тешило мою врачебную гордость. Я ушила ему брюшину в таких условиях, что искренне могла считать себя настоящим профи.
– Ты должна поспать, Софи, – я касаюсь ее плеча, и женщина замирает и внимательно на меня смотрит, – ты молодец. Когда понадобишься, я разбужу.
Она с благодарностью прикрывает веки. А я, тем временем, хочу разбудить Элизабет. Вот, кто уж точно не перетрудился. Ей будет полезно тесто помесить вместо госпожи Ройс. Но сперва я иду к капитану Эрту, потому что его солдаты могли бы помочь привратнику с работой.
Для военных отрядов в замке была пристройка. Попасть в нее можно было через задний двор, куда я и вышла. А мужчины, включая самого Эрта, уже на ногах. Захлопнувшаяся за моей спиной дверь бьет меня сзади, и я вынужденно делаю шаг вперед.
Солдаты, раздетые по пояс, замирают, глядя на меня. До того, как я здесь появилась, они были заняты тем, что зачерпывали воду из дождевых чанов и опрокидывали на себя.
– Капитан Эрт, – озадаченно говорю я, найдя его взглядом.
Он в этот момент краснеет с головы до пят. Быстро подхватывает рубашку и натягивает на мощное, подтянутое тело.
– Вам не нужно здесь быть, ваше высочество, – срывается с его губ.
– На пару слов вас можно? – спрашиваю, указывая на дверь. – У меня есть распоряжение.
Капитан хватает край рубашки и вытирает мокрое лицо. Быстро идет за мной в замок, а когда мы останавливаемся в коридоре, спрашивает:
– Что вам угодно?
– Нужно помочь господину Ройсу. Его величество явился сюда со своей свитой, и госпожа Ройс сильно переживает, что не окажет ему достойный прием. Зная моего мужа, это очень вероятно.
Капитан скрежещет зубами. Его рубашка липнет к мокрому телу, с каштановых волос бежит вода, он напряженно хмурится.
– Послушайте, у нас всего одна кухарка, – убеждаю я. – Да и господин Ройс немолод. Никто не знает, сколько времени нам придется пробыть в Рьене. Нельзя относиться к людям так… потребительски.
Лицо капитана вытягивается, и он глядит на меня, не моргая. Наконец, он кивает. А потом снова смотрит на меня со странной смесью недоверия и легкого недоумения.
– Капитан! – раздается вдруг в коридоре, и Эрт вздрагивает, поворачивает голову и перестает дышать.
Я оборачиваюсь – по коридору идет Алан. Его физиономия обезображена кривоватой ухмылкой.
– Как быстро вы нашли общий язык, – он подходит к нам, и Эрт по-военному склоняет голову, как перед старшим по званию. – Его величеству будет любопытно послушать, что вы забыли рядом с ее высочеством в таком неподобающем виде, капитан.
– Герцог Бреаз… – тянет капитан растерянно.
Алан оглядывает меня – а у меня платье измято. И лента не держит волосы, которые разметались по спине и плечам.
– Прочь! – цедит он Эрту, и когда тот испаряется, смотрит на меня: – Не понимаю, почему вы никак не уйметесь, ваше высочество. Где ваша фрейлина?
– Как раз хотела ее разбудить, – и я направляюсь мимо Алана.
А он оборачивается и смотрит мне вслед, и на его губах мелькает зловещая нахальная усмешка. И я ускоряю шаг, чувствуя, что попала впросак.
Поднимаюсь на второй этаж, врываюсь в комнату Элизабет, трясу ее за плечо, приказывая помочь переодеться. О ее выходке мы не говорим, планирую сделать это после отъезда императора. А сейчас у меня нет времени. Я быстро ополаскиваюсь и переодеваюсь.
– Почему она спит? – изумленно спрашивает Элизабет, обнаруживая Софи, храпящей на койке.
– Я разрешила.
– Ты расхолаживаешь прислугу, Анна. Только дай им волю, они станут лениться. Это же чернь.
Пропускаю это мимо ушей, и отправляю фрейлину к госпоже Ройс, как подмогу, а сама вновь иду к Эмсворту. К тому моменту он уже в сознании, и я опускаюсь рядом с ним на колени. Его глаза болезненно блестят, а губы покрылись коркой.
– Анна, – вдруг хрипит он. – Беги… ты в опасности…
– В опасности? – тут нечему удивляться, но я все-равно поджимаю плечи. – Что мне угрожает?
– Уилберг… – одно лишь слово, объясняющее все: – Он узнает, что ты замешана в покушении на его отца… ты не должна была… но иначе было нельзя… – и он сглатывает и едва шевелит сухими губами: – Беги…
– Я попробую договориться с Реиганом, – заверяю. – Все будет хорошо.
Эмсворт прикрывает веки, и я отхожу от него, от злости покусывая губу. Злюсь не на графа, конечно. Не люблю проигрывать – черта характера. А в случае с Эмсвортом, еще и не хочу. Жаль его, с такими ранами в условиях антисанитарии можно схлопотать что-то пострашнее казни.
Неожиданно дверь за моей спиной скрипит и распахивается. И я вздрагиваю, потому что понимаю – это муж. Когда успела выучить его поступь – не знаю. Не к добру это.
***
Реиган поднимает меня на ноги рывком. Комнату заполняют солдаты. Они подхватывают одеяла, на которых лежит Эмсворт, и выносят его прочь. А у меня в душе все обрывается. Инстинктивно дергаюсь, но стальная хватка мужа не дает сдвинуться с места.
В моей жизни было мало страха. Кардиохирурги, вообще, специфичные ребята и ничего не боятся. Работа с сердцем – это высший пилотаж, особенно, если дело касается операций на аорте, когда ты воюешь за пациента даже с естественным ходом времени. Отключить сердце, а потом запустить – это почти чудо, и это накладывает некий отпечаток – позволяет чувствовать себя бесстрашным и уверенным. Но там, где я нахожусь сейчас, я ощущаю себя маленькой потерянной девочкой.
Мою руку сжимает очень страшный дядя.
Карабас-Барабас.
Кукольному театру конец – доигралась, Виннер?
Его величество ждет, когда двери закроются, и мы останемся наедине. Умолять его пощадить Эмсворта глупо – Уилберг не из тех, кто проявляет сострадание к своим врагам. Истерить и требовать – тоже неверный путь. Но, кто сказал, что нет других вариантов? Особенно для человека, задумавшего побег!
Когда топот солдатских ботинок стихает, Реиган разжимает пальцы. Он скользит ладонью по моей руке от запястья к локтю, едва притрагиваясь, а затем стискивает пальцы на плече. Усаживает меня в кресло, а сам отходит к окну. Останавливается, склоняется и упирается ладонями в подоконник. Я вижу широкую мужскую спину и чуть поникшие плечи. Ему осточертело со мной возиться. Гораздо проще – принудить и заставить, или переломать, чтобы и пикнуть не смела. И, кажется, для него это самый заманчивый путь.
Несложно догадаться, что Реиган кипит от негодования. Но рассказал ли ему Алан о том, что наткнулся утром на нас с капитаном, неизвестно. И я не хочу выяснять. Но пока его величество не начал с обвинений, не оставляющих мне ни единого шанса, я поднимаюсь из кресла.
На опережение.
– В доме течет крыша, нет продуктов и водопровода, – говорю спокойно, без тени страха, которым, на самом деле, щедро пропитана моя душа. – Мне нужны рабочие руки, чтобы починить крышу и помочь семье Ройсов, потому что мы для них обуза, свалились, как снег на голову.
Реиган не перебивает.
Его спина и руки напрягаются. Темный мундир очерчивает бугры мышц – такими ручищами можно и шею свернуть. Особенно, мою. Белую, цыплячью, нежную шею Антуанетты-Аннабель, молодой принцессы.
Как представлю картину: этот мужчина тащит меня за волосы во двор, бросает на землю и отчаянно лупит плетью под хохот солдат – все холодеет внутри.
– Я попросила капитана помочь, потому что у госпожи Ройс не сто рук, чтобы все успеть. Вы приехали ночью, мы едва день назад… Мы опустошили все запасы. Еще и дождь лил всю ночь. Надо устранить течи и избавиться от плесени и грибка. Вы хоть знаете, какие болезни провоцирует плесень?
Реиган слегка поворачивает голову.
Услышал.
Как и все, что я говорила до этого.
Его суровый профиль на фоне окна, острая линия подбородка, упрямые губы – мне хотелось разглядывать его, словно выставочный экспонат. Что-то неуловимо раздражающее было в нем – скорее всего, его поразительная мужская притягательность.
– Удивительно, откуда ты это знаешь, Анна, – говорит, а его губы изгибаются в усмешку. –Когда успела стать такой хозяйственной?
А затем снова смотрит сквозь мутное окно на улицу.
Откуда я знаю?
Инстинктивно касаюсь груди, потому что корсет сдавливает легкие, а сердце работает, как поршень, перегоняя горячую кровь. Трудно дышать – к черту моду и местные правила, с этим пора завязывать!
– Если теперь я хозяйка этого замка, то мне и отвечать за него, – говорю запальчиво. – Как я могу распоряжаться чем-то, если скованна дурацкими предубеждениями?
Реиган оборачивается. Его взгляд горит изумлением. На секунду я тону – магическая синева его глаз врезается в меня и с легкостью пробивает всевозможные блоки.
– Дурацкими предубеждениями? – переспрашивает он.
– Направленными против женщин.
Реиган вскидывает бровь. Его удивление становится еще более глубоким. Напряженный взгляд скользит по моей фигуре и останавливается на лице.
– Раньше я не слышал от тебя ничего, кроме истерик, – говорит он. – Ты и двух слов не могла связать без оскорблений и слез. Но сейчас… Допускаю, что ты лишилась памяти, выпив яд, но что стала другим человеком… Нет, Анна, это невозможно.
Первый порыв, который я испытываю, – рассказать ему всю правду. Но почти сразу отметаю эту идею. Как бы это выглядело? Мол, я кардиохирург из другого мира и мне сорок семь. Самолеты летают по небу, а спутники по орбите. И, вообще, Земля круглая. А еще, я хорошо горю на костре…
Проклятье.
– Прошлой Анны больше нет, – твердо заявляю я.
– Это не отменяет ни одного моего решения, – отвечает Реиган, – и ни одного наказания, которое последует, если ослушаешься.
И он снова отворачивается к окну, заводит руки за поясницу.
Делаю протяжный вдох. Пытаюсь придумать, как победить этого неандертальца. Не физически, конечно. Реиган из тех мужчин, которые на силу отвечают еще большей силой. И у меня, кажется, находится решение.
– Вы голодны? – спрашиваю. – Госпожа Ройс очень старалась угодить вам. Уверена, она опустошила все запасы, накрывая на стол. Позавтракаете со мной?
Реиган замирает, медленно поворачивается – его взгляд сияет из-под черных длинных ресниц, губы поджаты.
– Что ты задумала, Анна?
– Накормить вас, – отвечаю честно и выгибаю бровь. – И обсудить мою дальнейшую судьбу и цену за жизнь Эмсворта.
Его синие глаза становятся глубокими, как два омута. Душу высосут, ей-богу. И я неосознанно волнуюсь, грудная клетка ходит вверх-вниз от дыхания, а сердце бьет тягучими толчками.
Реиган подходит, и я ощущаю легкий приятный запах его тела.
– Чего ты хочешь добиться? – спрашивает он нечитаемым тоном.
– Проявляю гостеприимство.
И пытаюсь тебя задобрить, самовлюбленный ты гордец! Уговорить не трогать Эмсворта. А может, стать чуточку добрее ко мне.
Госпожа Ройс действительно постаралась. Мне не приходится краснеть. Едва мы оказываемся в господской столовой, в ноздри ударяет запах еды, и я сглатываю слюну. Здесь есть все, что душе угодно. Нужно держаться за госпожу Ройс, потому что я не умею так стряпать.
Реиган прохаживается вдоль стола и разглядывает блюда, а на его губах, вторя его неведомым мыслям, время от времени возникает усмешка. Мы садимся по оба конца стола и смотрим друг на друга.
– Я хочу, чтобы вы сохранили жизнь Эмсворту и не калечили его, – говорю я, собрав всю волю в кулак, – а также дали мне относительную свободу жить там, где захочу. Если вы не намерены разводиться, то…
Реиган поджимает губы, а его синие глаза опасно сощуриваются.
– Не намерен, – обрывает он. – Будешь жить в Рьене, если так хочешь, – и он красноречиво оглядывает влажные стены. – Но по первому приказу будешь являться ко двору и исполнять свои обязанности. После окончания траура, состоится коронация. Ты приедешь и будешь чествовать меня, как своего императора и господина. Ты останешься в Вельсвене и будешь жить со мной, как жена, до тех пор, пока лекарь не подтвердит твою беременность. Потом ты вправе вернуться сюда, доносишь в Рьене, но, если родишь девочку, мы все повторим. И так до тех пор, пока не появится сын.
Однако…
Я раздумываю, громко втягивая воздух. И злюсь. Давно меня не воспринимали инкубатором на ножках. Вернее, никогда. И это унижает во мне профессионала, доктора наук, хирурга.
– Отдайте мне Рьен, – говорю я.
Это звучит так неожиданно, что Реиган не знает, как реагировать. Он напряженно обдумывает это требование, а затем произносит:
– Замок и так принадлежит императорской семье.
– Я говорю не только о замке, но и о деревне. Кто распоряжается этими землями? Я хочу быть здесь хозяйкой официально.
Супруг задумчиво потирает губы. Он размышляет о том, зачем мне понадобился старый охотничий надел и вымирающая деревня с кучей проблем.
– Если я подарю тебе эту землю, – наконец, говорит он, – ты будешь должна ее содержать, а это тебе не под силу, Анна. Твой каприз может дорого обойтись людям, которые здесь живут. Кроме того, со всех земель, которые я дарую своим подданным, выплачивается налог.
– Я не прошу у вас каких-то особых условий, и тоже буду выплачивать в казну все полагающиеся налоги.
Реиган тихо смеется.
– Рьен не приносит доход, дорогая жена. Ты разоришься.
– Значит, вы ничего не теряете, отдавая его. А мое благосостояние – это мои проблемы.
Муж скептически вздергивает бровь.
– Получишь эти земли после моей коронации, когда выполнишь свои обязанности жены, – отрезает он. – Эмсворта не трону, но отправлю в монастырь, где он проведет всю жизнь.
– Хорошо, – сцепив зубы, соглашаюсь я. – Но вам нужно позаботиться о графе, иначе дорога его убьет. У него обширная, воспаленная рана брюшной полости. Ее нужно обрабатывать. Но, если вы рассчитываете на его чудо-здоровье, могу вас заверить, он очень быстро погибнет от инфекции. Выделите человека, который будет следить за его состоянием, давать ему воду и обрабатывать рану вином. Полотно нужно менять. До столицы почти день пути, трясти раненного не желательно, оставлять под палящим солнцем тоже. У него может быть жар, за этим нужно следить…
Реиган сперва никак не проявляет удивления, но затем я замечаю, как его взгляд углубляется, становится заинтересованным, и почти сразу снова меркнет. Муж кивает и берет столовые приборы.
– Я пришлю сюда лекаря, чтобы он подтвердил, что ты не носишь ребенка Герберта Уолша, – говорит он задумчиво. – И что за этот месяц не будешь иметь связей с другими мужчинами.
– Не буду.
– Не проси верить тебе на слово, – фыркает Реиган.
А потом он принимается за еду и приказывает позвать герцога Бреаза.
А перед тем, как все-таки отбыть в свой сияющий роскошью дворец, Реиган еще с четверть часа внушительно инспектирует своих солдат, которые стоят перед ним, выпятив грудь колесом. До меня доносится лишь хоровое: «Да здравствует его величество!» После он наедине беседует с капитаном Эртом. Наконец, оно (величество, в смысле) водружается в седло высокого, грациозного жеребца, а после мчит вместе со своей военной свитой прочь, оставляя после себя лишь запах лошадиного навоза.
Итак, после всего, я стою на крыльце растерянная и оторопело смотрю на клубы пыли, взвивающиеся над дорогой.
Вот и сказочке конец…
…но не для меня. Мои история только начинается.