Ледяной остров

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

После ухода Мамедова на минуту воцарилось тягостное молчание. Потом Алексей Петрович порывисто встал, подошел к матери, обнял ее за плечи и бодро, как будто ничего не случилось, спросил:

- Скажи, мама, чем ты нас будешь кормить? Ведь мы проголодались.

- Уж чем-нибудь накормлю, - в тон сыну ответила Надежда Ивановна. - Голодных легче кормить, съедите все, что подам.

Задребезжал телефон на письменном столе. Трофимов поднял трубку:

- Слушаю. Добрый вечер! Пожалуйста, буду рад вас видеть. Нет, нет, ничего. Спать мы еще не собираемся.

Алексей Петрович положил трубку.

- Накрой, мама, на четырех человек, у нас будет еще один гость.

- Кто же это, Алешенька?

- Отгадай, - улыбнулся Алексей Петрович.

- Сорокин?

- Нет. Бери выше.

- Тогда кто же?

- О! Это сам бог нефтяной геологии, профессор Дубравин. Для вас, журналиста, - обратился он к Зарубину, - это находка. А пока он пе пришел, давайте займемся вашими вопросами. Что вас интересует?

Дубравин пришел через четверть часа. Зарубин с нетерпением ждал его появления.

- Здравствуйте, Алексей Петрович! Извините, что врываюсь к вам в такой поздний час, - заговорил профессор, осматривая Трофимова острым взглядом своих черных, глубоко сидящих под косматыми седыми бровями глаз. И без всякого перехода продолжал, сопровождая свои слова несколько резкими движениями рук: - Днем заходил в управление, но мне сказали, что вы на Светлых озерах. А вечером опять не поймал вас. Увидел Ивана Николаевича, он сказал, что вы поехали домой. Мне завтра надо обязательно вылететь обратно в Москву. А к вам, Алексей Петрович, у меня большое дело. Вот я и ворвался. Так что прошу извинить… Ну и жара у вас сегодня в Приморске! Ведь уже ночь, а все еще дышать нечем.

- Прошу вас, Николай Дмитриевич, пройдемте на веранду, там прохладно.

- Вряд ли. Держу пари, что в Приморске сегодня нигде нет прохладного места, разве что в холодильнике. Я бы, знаете, за настоящее прохладное место сейчас согласился неделю не есть и не пить, - пошутил профессор, следуя за Трофимовым и вытирая платком лицо и лысину.

- Ну, если так, то считайте себя умершим с голоду, - в тон ему ответил инженер, пропуская Дубравина в дверь.

- О, да тут настоящая оранжерея! - воскликнул профессор.

- Это хозяйство моей матери.

- А где же она? Отдыхает? Нет? Тогда что же вы меня с ней не знакомите?

- Она, наверное, на кухне, сейчас придет. Познакомьтесь, Николай Дмитриевич, с нашим гостем, журналистом.

- Зарубин.

- Моя фамилия Дубравин, - профессор в упор посмотрел в юное лицо корреспондента. - Не тот ли вы Павел Зарубин, - так кажется был подписан очерк о геологах, - который в четвертичных отложениях открыл палеозой? - Из-под косматых бровей профессора сверкнули лукавые огоньки.

Не только лицо, но и по-девичьи тонкая шея юноши покрылись пунцовыми пятнами. От смущения он не мог вымолвить и слова. Сжалившись над ним, Трофимов вмешался в разговор. Улыбаясь, он спросил:

- А что вы скажете, Николай Дмитриевич, насчет температуры?

- Да, кажется, пари я проиграл, - признался профессор и, посмотрев в сторону Трофимова смеющимися глазами, добавил: - И считайте, Алексей Петрович, что вы виновник моей голодной смерти. А только знаете что? Нельзя ли проигрыш заменить хорошим ужином?

- Ничего нет проще, Николай Дмитриевич, - засмеялся Трофимов. - Мать не знает о вашем проигрыше и готовит ужин на всех.

- А какая же все-таки здесь температура? - Дубравин серьезно посмотрел на Трофимова.

- Двадцать выше нуля.

- А снаружи?

- Днем было сорок два, а сейчас, должно быть, не меньше тридцати.

- Каким же это колдовством вы добиваетесь такой прохлады? Не в цветах ли тут дело? - спросил профессор.

- Нет. Да вы садитесь, - Трофимов указал на легкое плетеное кресло возле круглого столика. - Сейчас расскажу про колдовство, если это вас интересует.

- Очень интересно, - вставил Зарубин.

Вошла Надежда Ивановна с дымящимся блюдом.

- Знаете что, Надежда Ивановна, - шутил профессор, познакомившись с ней, - вы мой ангел-хранитель. Алексей Петрович обрек меня на голодную смерть, а вы предлагаете такой чудный ужин! Мне уже не терпится отведать.

- Не хвалите прежде времени. Как бы ругать не пришлось, - заулыбалась Надежда Ивановна.

- Ну, нет. Я как вошел, так сразу понял, какой ужин готовится в этом доме.

Пока Надежда Ивановна хлопотала у стола, Алексей Петрович посвятил гостя в секрет искусственного климата комнаты.

- Все мое колдовство заключается в использовании давно известных химических реакций, проходящих с поглощением тепла. Я только нашел способ регулировать скорость реакции с помощью вот этого реле, - Трофимов указал на небольшой, похожий на электросчетчик прибор на стене комнаты.

- А где же самый холодильник? - Дубравин обвел глазами комнату.

- Вот он, - Трофимов указал на потолок.

- А каковы перспективы этого вашего открытия? - не отставал Дубравин.

- Поживем - увидим, - уклончиво ответил Трофимов.

- Да, забавная штука! - заговорил профессор, вставая из-за стола. Когда он говорил о чем-либо серьезном, он непременно должен был ходить. - Между прочим, я сегодня уже перестаю удивляться. Это был действительно удивительный для меня день. Я побывал на Песчаной косе. Туда я ехал через Белые камни, а обратно - вдоль побережья. Приморские нефтяные промыслы я знал хорошо. Именно знал. Здесь я начинал свою, так сказать, геологическую карьеру еще до революции, здесь же работал в двадцатых годах, не раз бывал в этом районе и после. И вот этих знакомых промыслов и, можно сказать, родных мест я не узнал. Ведь вы же, Алексей Петрович, не только оживили мертвые и омолодили старые промыслы, но и сказочно изменили их внешний вид. Кто бы мог подумать, что на этих голых камнях, покрытых нефтяной грязью, будут цвести виноградники, лимоны, апельсины…

Зарубин, занявшийся ужином, вначале не очень внимательно слушал Дубравина, Но постепенно слова Дубравина все больше и больше заинтересовывали корреспондента. Отложив вилку, он вооружился блокнотом и карандашом. А Дубравин все говорил и говорил, Он шагал по комнате то быстро, то медленно, то останавливался, трогал что-нибудь руками и снова шагал.

Неожиданно он остановился в конце комнаты и заглянул за диван, которым был отгорожен лежавший в углу Атаман.

- Что случилось, Алексей Петрович?

Трофимов коротко рассказал о происшедшем.

- Н-да, - задумчиво вымолвил профессор, но тут же встрепенулся: - А вы знаете, что про ваши дела пишут американцы?

- Что оживление промыслов - это советская пропаганда?

- Вы читали? Смешно, не правда ли?

- Ну что ж, они, сами того не подозревая, пожалуй, правы. Мы не такие уж заурядные пропагандисты, - ведь самый лучший вид пропаганды - это дела, а дела у нас неплохие.

- Да, я также полагаю, что у нас еще будет немало случаев для подобной пропаганды. Вот об одном таком возможном случае я и хотел с вами поговорить. - Дубравин замолчал и задумался.

- Я вас слушаю, Николай Дмитриевич, - Трофимов поудобней устроился в кресле, откинувшись на его плетеную спинку.

Помолчав минуту, профессор продолжал:

- Приморские месторождения, как вам известно, •находятся на линии Снежных гор, идущих к Приморску с северо-запада. Вдоль этой горной цепи повсюду нефть. Из всех месторождений, расположенных в полосе Снежных гор, Приморские - самые значительные. Снежные горы у Приморска не кончаются. Они лишь опускаются под море и уходят дальше, на юго-восток. По ту сторону моря цепь гор вновь поднимается, но уже не столь значительно, как здесь. На невысоких горах по ту сторону моря расположены нефтяные место-рождения Кзыл-даг, Небит-даг, Султан-даг и многие другие. Нефтеносен и полуостров Асфальтовый.

Теперь давайте горную цепь мысленно разделим на три части: западную - по эту сторону моря, центральную - под морем и восточную - по ту сторону моря. Каждая часть длиной в несколько сот километров. Нефтеносность западной части возрастает по направлению к морю. По ту сторону моря нефтеносность горной полосы увеличивается с востока на запад, то-есть тоже по направлению к морю, и самыми богатыми являются промыслы, расположенные на восточном побережье моря. Теперь, что вы скажете о центральной части - морской? - И Николай Дмитриевич замолчал, усевшись в кресло и глядя на Алексея Петровича хитроватыми глазами.

Алексей Петрович молчал, пораженный. Он был удивлен не тем, что морское дно нефтеносно, - об этом можно было догадываться, к тому же мелководная прибрежная часть морского дна уже разрабатывалась и давала много нефти, - его поразил напрашивавшийся сам собою логический вывод: под морем скрыты наиболее богатые месторождения нефти. Алексей Петрович тут же подумал, что он уже не один раз размышлял над тем, как добраться до нефти, скрытой многокилометровой толщей морского дна и мощным слоем воды.

Наконец инженер спросил:

- Значит, вы, Николай Дмитриевич, считаете, что наиболее богатые залежи нефти находятся под морем?

- Я в этом совершенно уверен! Правда, мы еще плохо знаем геологическое строение морского дна. Однако факты, о которых я говорил, не оставляют ни малейшего сомнения в том, что под морем скрыты огромные богатства. Настало время подумать об этих богатствах.

- А какова глубина в этой части моря? - вставил Зарубин.

Дубравин, недовольный вмешательством в разговор, всем корпусом повернулся в сторону Зарубина и ответил с иронией:

- О! Сущие пустяки, молодой человек. Каких-нибудь двести-триста метров. Можете перейти вброд.

Зарубин смутился, а пауза в разговоре, показавшаяся ему очень продолжительной, еще больше смутила его. Снова выручил Алексей Петрович:

- Николай Дмитриевич, разрешите я вам переменю чай, ваш совсем остыл, - сказал он.

- Что? Чай! Хорошо, не возражаю.

- А вам, Павел Константинович, налить?

- Нет, спасибо.

Придвинув к профессору вазочку с сахаром, Алексей Петрович задумчиво сказал, ни к кому не обращаясь:

- Да, задача трудная, но интересная и увлекательная. Есть над чем подумать.

- Так, значит, по рукам! - и Дубравин протянул Трофимову руку.

- Не понимаю, что значит по рукам?

- Это значит, что давайте думать о том, как взять морскую нефть и взять как можно скорее.

Алексей Петрович недоуменно смотрел на профессора, пощипывавшего левой рукой свою седую бородку.

- Чтобы вам все было ясным, скажу больше. Вы, может быть, знаете, что последние два года я возглавлял геологическую экспедицию, работавшую на восточном побережье моря. Эта экспедиция была очень плодотворной. И, в частности, одним из важнейших результатов ее следует считать вывод о том, что под морским дном, между Приморском и Асфальтовым полуостровом, находятся богатейшие в мире месторождения нефти. О результате разведочных работ я докладывал правительству, и мне сказали: «А почему бы вам, товарищ Дубравин, не заняться этим делом? Мы вас поддержим».

Дубравин замолчал. Задумчиво глядел в пространство Алексей Петрович.

Его лицо, казалось, не выражало ничего. Только шрам на левой щеке - постоянное свидетельство о годах, проведенных на фронте, - стал бледней. Мысли, вызванные словами профессора, сменяли одна другую. Он видел море, то бушующее и беспощадное, то безмятежно спокойное и ласковое. Он почти физически ощущал нефтеносные песчаные массивы, придавленные многокилометровой толщей морского дна и тяжестью воды.

Ожидая продолжения разговора, не шевелясь, сидел и Зарубин. Корреспонденту казалось, что Алексей Петрович вот-вот заговорит. Но нарушил молчание профессор:

- Если вы, Алексей Петрович, согласны, то завтра вылетаем. Воронин все знает. Вот вызов. - И Дубравин передал Трофимову короткое письмо, подписанное министром.

Трофимов продолжал молчать, держа в руках письмо и не заглядывая в него.

- Ну, а если вы не согласны, то мне разрешено не вручать вам этот документ, и тогда вы о нем ничего не знаете.

- Нет, дело тут не только в моем согласии, - тихо, но раздельно произнес Алексей Петрович, взгляд которого по прежнему был устремлен в пространство.

- В чем же еще?

- Вот мы говорили с вами об оживлении мертвых промыслов. Но ведь еще далеко не все промыслы оживлены. Есть еще богатейшие нефтяные месторождения и залежи, хищнически загубленные еще до революции. Нефти в них уйма. Но она почти мертвая. Взять ее трудно. Да вот хотя бы промыслы Белые камни…

- Да, я помню. Когда-то там били тысячепудовые открытые фонтаны. А сколько газа зря выпустили!

- Вот-вот. Газ выпустили - и вся пластовая энергия ушла на воздух. Нефти там много, а отбираем мы ее в час по чайной ложке. И все потому, что вновь сообщить энергию пластам не можем. Пытались нагнетать в нефтеносные пласты газ, чтобы восстановить давление. Ничего не выходит. Эти старые, худые скважины, с грехом пополам зацементированные при царе Горохе, сделали промысел, как решето. А с созданием законтурного водяного подпора совсем ничего не получается. Вода идет куда угодно, только в нужных пластах не держится, заливает нефтяные поля и еще больше портит дело. Вот если бы удалось изолировать нефтеносные пласты от водоносных, тогда бы можно было закачать в нефтяные залежи газ, восстановить давление и дать залежам законтурный водяной подпор. Подготавливаем мы кое-какое оружие против этой беды, но оно еще не готово. И мне бы хотелось это дело закончить.

- А кроме вас, Алексей Петрович, это дело некому возглавить?

- Нет, почему же, - улыбнулся Алексей Петрович. - Незаменимых людей не бывает.

- Ну, вот и прекрасно! И министр мне сказал, что вы согласитесь.

- Министр? Откуда он мог знать? - удивился Алексей Петрович.

- На то он и министр, чтобы знать свои кадры, - Дубравин с отеческой теплотой посмотрел на Трофимова.

…Рассвет застал троих мужчин за беседой. Никто не мог сказать, когда ушла к себе Надежда Ивановна.

До вылета московского самолета оставалось еще несколько часов; все решили немного отдохнуть.

Но прежде чем лечь, Алексей Петрович сел за письменный стол и на чистом листке бумаги написал:

«О. П. Кирилловой. Что нужно сделать в первую очередь».

Алексей Петрович задумался. Сам не зная зачем, выдвинул средний ящик стола. Взгляд его остановился на лежавшей там, уже пожелтевшей, фотографии девушки с задорным взглядом. Задумчиво он взял в руку портрет и прислонил его к письменному прибору. Воспоминания, как волны, нахлынули на него…

Иру Коврову он встретил на школьном выпускном вечере. В тот день мать подарила ему новый светло-серый костюм. Она сама повязала ему галстук. Подойдя к зеркалу, он почти не узнал себя. Перед ним стоял совсем взрослый, смущенно улыбающийся молодой человек. Мать подошла к нему и встала рядом, положив руку на его плечо. Так минуту постояли они молча. Потом он повернулся к ней и, слегка нагнувшись, поцеловал ее в щеку.

Торопливо взбегая по школьной лестнице, он на площадке столкнулся с темноглазой девушкой. От толчка крохотная сумочка выскользнула из ее рук. Смутившись и покраснев до слез, он растерянно смотрел в смеющиеся глаза девушки, позабыв даже извиниться. Кто-то из ребят, пробегая мимо, случайно толкнул его, и он второй раз чуть не сбил девушку с ног. Она нагнулась за сумочкой, и только тут он догадался кинуться помочь ей. Тяжелая коса соскользнула со спины девушки и коснулась его щеки. Алексей окончательно растерялся и, сам не зная почему, сказал:

- Я вас не знаю…

Девушка улыбнулась ему и как ни в чем не бывало весело ответила:

- А я вас знаю. Вы - Алеша Трофимов. Лучший ученик десятого класса. Меня зовут Ира Коврова. Пришла к вам на вечер. Будем знакомы, - сказала она, смело протягивая ему руку.

- Откуда вы меня знаете?

- Пойдемте, покажу.

И она потащила его наверх.

В актовом зале у стены толпились ученики. Ира и Алексей втиснулись в толпу, рассматривавшую портреты выпускников. В центре была приколота фотография Алексея с надписью: «Алеша Трофимов, лучший ученик десятого класса».

Вернувшись домой, возбужденный Алексей долго не спал, лежа с открытыми глазами. В ушах его еще звенел задорный смех Иры,

Так началась их дружба.

Ира Коврова окончила девятый класс и летние каникулы проводила в Приморске. Встречи с ней навсегда остались в памяти Трофимова.

Расставаясь с Алексеем, уезжавшим в Москву держать приемные экзамены в институт, Ира подарила ему свою фотокарточку.

В Москве он с нетерпением ждал ее писаем. Из них он знал все о ней: о школе, о преподавателях, о ее мечте поступить в медицинский институт. Но ей не суждено было учиться в нем. Наступил июнь 1941 года.

Не сдав последнего экзамена за первый курс, Алексей ушел добровольцем в действующую армию. Его направили в военную школу, и через несколько месяцев, в звании младшего лейтенанта, он попал на фронт.

Связь с Ирой он потерял. Сколько он ей ни писал, ответа на его письма не было.

Осенью 1943 года его часть была отведена в ближний тыл на кратковременный отдых. Однажды, когда отдых подходил к концу, и батальон, которым он командовал, готовился к выступлению, его вызвали в штаб полка. Шагая по заснеженной улице полуразрушенной деревушки, он услышал знакомый голос. Ошибиться он не мог. Это был ее голос! Он обернулся и с трудом поверил своим глазам. Догоняя его, к нему бежала Ира. На ней была серая шинель с погонами лейтенанта. Солдатский ремень туго перетягивал ее тонкую талию. Из-под ушанки выбивались завитки коротко остриженных темных волос. От легкого мороза алели щеки. В ее улыбке, во взгляде было столько искренней радости, что Алексей, забыв обо всем, не обращая внимания на проходивших мимо солдат его батальона, кинулся к ней. Обнявшись, они застыли в долгом поцелуе.

Слегка отстранив от себя девушку, он долго смотрел в ее лицо. Это была та же Ира и в то же время другая. Она заметно повзрослела, возмужала. Только темные глаза ее смотрели так же задорно, как прежде.

Он узнал, что она с первых дней войны в армии. Не раз ей приходилось переходить линию фронта, налаживать связь с партизанами, с коммунистами-подпольщиками, оставшимися в тылу. И этой ночью ей снова предстояло спрыгнуть с парашютом в тылу врага.

За несколько часов, проведенных вместе, они успели сфотографироваться у корреспондента армейской газеты. Эта фотокарточка и сейчас висит еще в комнате у Надежды Ивановны.

Это была их последняя встреча… Ира уходила на задание…

Солдаты батальона Трофимова похоронили Иру за околицей только что освобожденной деревни Ново-Кузьминки.

Когда над могилой Иры вырос холмик талой земли, минуту все стояли в тишине. Затем раздался троекратный залп солдатского салюта.

Пожилой усатый солдат, видевший несколько дней назад Трофимова вместе с Ирой, подошел к Алексею и тихо сказал:

- Товарищ гвардии старший лейтенант, пора идти.

И кто знает, может быть, жертвуя собой и вместе с партизанами отбивая бешеный натиск озверевших гитлеровцев, Ира Коврова спасала не только партизан своей группы, но и жизнь его, Алексея.