- Выпей еще, Алеша. Кофе со сливками прибавляет бодрости.
- Спасибо, мама. - Алексей Петрович отодвинул от себя пустую чашку. - У меня сегодня бодрости хватит на сто человек! Выспался на славу! - Алексей Петрович, чувствуя под тонкой сорочкой приятную упругость мышц, с напряжением несколько раз согнул и выпрямил руки. Потом он прошел к себе в комнату.
Через полуоткрытую дверь Надежда Ивановна видела, как сын, надев пиджак и поправив галстук, взял стоявшую на столике в рамке фотографию Кирилловой и некоторое время внимательно рассматривал ее. О существовании у Трофимова этого портрета Ольга даже и не подозревала. Алексей Петрович вырезал его из газеты.
Бережно поставив рамку на место, Алексей Петрович вернулся в столовую.
- Ну как, мама, тебе нравится новая квартира? - Алексей Петрович сказал это, напрашиваясь на похвалу.
- Квартира, Алеша, хорошая, да только пустая, - многозначительно улыбнулась мать.
- Как пустая, мама? - не понял Трофимов, оглядывая комнату.
- Вот ты уйдешь на целый день, а то и больше, и я останусь одна. А вернешься, все равно мы только вдвоем на все эти комнаты.
- Я не понимаю, о чем ты, мама?-Алексей Петрович нежно притянул к себе мать, поцеловал.
- А ты, сынок, пойми. Ты ее любишь, она в тебе души не чает, а мучаетесь. «Здравствуйте» да «до свиданья», да в кино или в театр сходите - вот и все. А вы бы жили вместе, и мне бы веселей было. Оля - девушка хорошая. Внучонку или внучке я бы тоже была рада.
Алексей Петрович смутился.
- Ну, мама, я пойду. - Он еще раз поцеловал мать и вышел.
На душе было радостно. «Пойду пешком», - решил он и зашагал по зеркальному асфальту на другую сторону улицы. Вое ему казалось интересным в это солнечное утро: и прямые чистые улицы Ледяного острова, и потоки автомашин, шуршавших по асфальту, и люди, спешившие по своим делам, и дворники, поливавшие улицы, и мальчишки на самокатах, мешавшие пешеходам.
- Алексей Петрович! - вдруг услышал он позади себя знакомый голос.
Улыбаясь, к нему шла Ольга.
- Здравствуйте!
- Доброе утро, Оля! - радостно ответил он.
Чтобы не мешать прохожим, они отошли к воротам дома.
- Что вы на меня так смотрите, Алексей Петрович, у меня вид плохой? Это оттого, что я устала.
- Нет, что ты! Вид у тебя, Оля, как всегда, хороший. Ты что, ночь работала?
- Да, была на Северной площади. Вчера в шестую батарею начали нагнетать наш расщепитель глин, и мне хотелось проследить за поведением нефтяных и нагнетательных скважин.
- Ну и что?
- Кажется, хорошо получается. По всем данным, прекратилось выделение из нефти свободного газа в самом пласте.
- Ну, поздравляю тебя! Теперь нефть пойдет. Надо будет режим всех месторождений пересмотреть. Идем, я тебя провожу. Не возражаешь? - Трофимов улыбнулся Ольге, беря ее под руку. - Какой день хороший, Оля.
- Очень. - Ольга, улыбаясь, чуть прижала локтем руку Трофимова.
Так шли они некоторое время молча. Трофимов сбоку наблюдал за выражением лица девушки. Постепенно улыбка сошла с лица Ольги. Она задумчиво смотрела себе под ноги. Потом тихим голосом сказала, не поворачивая головы:
- Знаете что, Алексей Петрович? Таня с Зарубиным приглашают нас в воскресенье на свадьбу…
- На какую свадьбу? - не сразу понял Трофимов.
- На свою, конечно. Пойдем?
- Обязательно, Оленька! Только мы-то с тобой как же?.. - Трофимов умолк.
- Что мы? - Ольга больше по тону, чем по смыслу слов, догадываясь, что хотел сказать Трофимов, крепче прижала его руку.
- Я бы хотел, чтобы наша с тобой свадьба была раньше, - твердо сказал Алексей, повернувшись к Ольге.
Лицо девушки вспыхнуло, она опустила глаза. Трофимов крепче сжал локоть Ольги, словно боясь, что она может повернуться и уйти. Смущенный молчанием Кирилловой, он, не отдавая себе отчета, пробормотал:
- Оля, мама, будет очень рада.
Ольга улыбнулась Трофимову и немного кокетливо, но нежно спросила:
- Только мама?
- Нет, Оленька дорогая! Не могу я без тебя… Ты же знаешь, как я тебя люблю…
- Алексей Петрович, дорогой! - прошептала Ольга.
- Ты согласна?
Закусив губу, Ольга трижды кивнула.
- Ты сегодня вечером зайдешь к нам? Да? Тогда до вечера, Оленька.
В управлении треста Трофимов попросил сводку суточной добычи. Итоги по тресту были обнадеживающие. Суточный план был выполнен на сто три процента, но отдельные промыслы еще отставали. По
Северной площади против плана шесть тысяч тонн стояла цифра «6 500». «Вот здорово! - подумал главный инженер. - Значит, действует расщепитель глин». Но, странное дело, в графе «газовый фактор» стояла цифра большая, чем накануне. Ольга говорила, что газовый фактор снизился, а тут какая-то чепуха. Алексей Петрович вызвал начальника производственно-технического отдела Щербакова.
- Петр Иванович, вы не интересовались, почему растет газовый фактор? Мне известно, например, что на шестом участке он снизился вдвое.
- Совершенно верно, Алексей Петрович. Но зато на новом, девятом участке он повысился.
- Почему?
- Увеличили отбор нефти, а вы сами знаете, что такого гидравлического подпора, как на шестом участке, там нет. И, естественно, повышение отбора сопровождается падением давления в пласте и усиленным выделением свободного газа.
- Кто разрешил увеличивать отбор? - возмутился Трофимов. - Почему я об этом ничего не знаю?
- Но что же делать, Алексей Петрович? Конец месяца, а у нас задолженность по плану.
Побледнел шрам на щеке Трофимова. Он зло посмотрел на Щербакова и включил переговорный аппарат.
- Директора Северного промысла… Товарищ Харебов?
- Да, я слушаю - ответил директор.
- Трофимов говорит. Почему на девятом участке допустили повышение газового фактора?
- Алексей Петрович, у нас же план срывается, - повторил слова Щербакова Харебов.
- Вы кто - делец с биржи или государственный человек?
- Но я же согласовал с производственно-техническим отделом…
- Не прикидывайтесь простаком, товарищ Харебов, вы отлично знаете, с кем надо согласовывать такие вещи! Немедленно сократите газовый фактор до утвержденного!
- Алексей Петрович, вы же нас зарежете! Мы не выполним плана!
- Если захотите, выполните. Вы не знаете своих возможностей. Загляните на свой шестой участок, и вы увидите, что надо сделать.
Трофимов выключил аппарат. Щербаков стоял и ждал, что Трофимов обрушится сейчас на него. Но Алексей Петрович, гнев которого прошел, сказал:
- Слышали? Все, что я говорил Харебову, относится и к вам. С завтрашнего дня сводку газового фактора будете давать по участкам. Неужели вы-то не понимаете, что если мы выпустим газ из пластов, то потом трудней будет добывать нефть?
- Хорошо, Алексей Петрович. Все понимаю.
Днем Трофимову позвонил Харебов.
- Алексей Петрович, - взмолился он, - помогите сдвинуть с места этих бюрократов из конторы законтурного заводнения.
- В чем дело?
- Вчера и сегодня ночью Кириллова испытывала свой реагент на шестом участке, - и Харебов повторил Трофимову то, что утром рассказала ему Ольга.
- А сейчас давление на забое эксплуатационных скважин еще больше поднялось. Мы увеличили отбор нефти, а процент газа не изменился, - продолжал Харебов. - И если мы на других участках применим этот расщепитель, то можно повысить добычу без всякого ущерба.
- Ну так в чем же дело?
- А они не хотят начинать сегодня.
- Почему?
- Говорят, что у них закрыт склад с реагентом, а кладовщик куда-то уехал. Алексей Петрович, заставьте их начать нагнетание сегодня. А то ведь конец месяца. У меня план.
- А как у тебя на девятом?
- Все в порядке.
- Хорошо.
- Спасибо, Алексей Петрович.
Под вечер, когда Трофимов собирался поехать на строительство трассы подводного нефтепровода, секретарша подала ему телеграмму из министерства. Прочитав, Трофимов не поверил своим глазам. Он еще раз взглянул на телеграмму: «Бурение законтурных скважин прекратите, утвержден проект только нагнетания газа, приступайте немедленному строительству компрессорных».
Трофимов срочно заказал телефонный разговор с Москвой. Но начальник главка ничего нового ему не сказал.
- Вы понимаете, - возмущался Трофимов, - жизнь опровергла теорию о неприменимости законтурного заводнения на Северной площади.
- Зря ты кипятишься, - ответил ему начальник главка, - есть приказ, его надо выполнять, а не обсуждать.
- Но его можно отменить и написать новый, - сдерживая раздражение, сказал Алексей Петрович.
- Я этого не собираюсь делать.
Трофимов со злостью бросил трубку.
- Надо ехать к министру, - сказал Байрамов, узнав о телеграмме и разговоре с начальником главка.
- Хорошо, я полечу сегодня, сейчас же.
Уже в самолете Алексей Петрович вспомнил, что забыл позвонить Ольге и предупредить ее о своем внезапном отъезде.
«Зайду к себе, переоденусь, - подумала Ольга, проходя по дороге с работы мимо дома, в котором жил Трофимов. Надев лучшее платье, она долго поправляла свою прическу. Несмотря на ночь, проведенную почти без сна, от волнения ее щеки покрылись легким румянцем.
В последний раз оглядев себя с головы до ног, она взяла сумочку и вышла из квартиры. Ольга старалась идти спокойно, но поймала себя на том, что обгоняет всех прохожих.
С волнением она позвонила в квартиру Алексея Петровича.
- А, Оля, дорогая! - встретила ее Надежда Ивановна. - Проходи, проходи. Хорошо, что зашла, а то я целый день одна.
Ольга удивленно остановилась. Но Надежда Ивановна не заметила недоумения Ольги. Она продолжала:
- Алеша всегда приходит поздно. С работы его рано никак не вытащишь, а сегодня взял да уехал в Москву, а когда приедет, ничего не сказал.
К горлу Ольги подкатил ком. У нее было одно желание: скорее уйти из этого дома. Но сделать это было неудобно, и она присела на уголок стула.
- Оленька, хочешь чаю с клубничным вареньем? Я сейчас, - засуетилась Надежда Ивановна.
- Спасибо, Надежда Ивановна, - выдавила Ольга. - Я спешу… Мне некогда. Я… зашла… Алексей Петрович просил занести ему сводку, но раз он уехал, то я пойду.
«Что это с ней?» - подумала Надежда Ивановна, проводив девушку.
А Ольга в это время, чувствуя себя глубоко оскорбленной, тихо шла домой. «Чего же стоят все его слова, если он так нехорошо посмеялся?» - думала она. Но где-то в ее сознании теплилась надеждой мысль: «Нет, не такой он, он хороший, тут какое-то недоразумение».
Машинально открыла она свою дверь и с безразличным видом остановилась посреди комнаты.
Она не слышала, как позвонил и вошел почтальон. Трижды сказал он: ««Вам телеграмма из Москвы».
- А? Телеграмма? Давайте.
- Вот здесь распишитесь.
Ольга развернула телеграмму.
«Какая я дура!» - с досадой и радостью сказала она сама себе, схватила шелковый шарфик и выбежала на улицу. А двадцатью минутами позже уже снова стояла перед дверью квартиры Трофимова.
Надежда Ивановна немало удивилась вторичному визиту Ольги. Еще больше удивилась старая женщина, когда Ольга обняла и поцеловала ее, а затем, уткнувшись ей в плечо, расплакалась.
- Что случилось, милая?-испугалась Надежда Ивановна.
- А то, что я дура! - Ольга, улыбаясь, вытерла шарфиком слезы. - Как плохо я подумала об Алексее Петровиче…
Когда Надежда Ивановна выслушала Ольгу, она взяла телеграмму, которую девушка продолжала держать в руке, и прочитала. «Глубоко виноват перед тобой не сердись целую твой Алексей».
- Ну, Оленька, оставайся. Будем пить чай.