Кровные связи

Глава XIV. Страх

Кейси сидел за колонкой, спрятавшись в зарослях кустарника. Мысли его крутились вокруг Арены и стычки, свидетелем которой он стал. Тревога, поселившаяся в желудке, не оставляла, и Кейси чувствовал, что всего этого слишком много. Слишком много неожиданных событий, потрясающих его, слишком много эмоций. Много вещей, которые необходимо просто принять, как данность. Когда он лежал в больнице, все дни проводя в палате, сверкающей стерильной чистотой, то мечтал о переменах, мечтал о новизне, о чём-то, что сможет встряхнуть его и избавить от медленного умирания в стенах, пропитанных запахами лекарств и хлорки. Но теперь, когда новая жизнь со всеми своими опасностями, угрозами и чуждыми правилами навалилась на него, он оказался слишком слаб, чтобы выдержать её. Слишком ничтожен, чтобы принять эти правила.

Он ушёл в свои мысли, и потому нешуточно испугался, когда над ним раздался голос Лутая:

– Не понял, что это ты тут расселся? Заняться нечем?

Подмастерье смотрел на него, щуря синий глаз.

– Я, кажется, задал вопрос, – произнёс Лутай мягко. На его челюсти вздулись желваки.

Кейси оглянулся в поисках укрытия, но прятаться тут было некуда. Лутай шагнул ближе, сжимая кулаки, и Кейси втянул голову в плечи.

– Я, – пробормотал он, – я н-не хочу…

– Что ты там мямлишь? Говори громче! – рявкнул Лутай.

Кейси вскинул глаза, заглядывая ему в лицо, искажённое злостью.

– Я не хочу драться! Не хочу на Арену, не хочу! И не пойду!

Голос сорвался. Кейси сжался, когда Лутай подошёл ещё ближе, оказавшись совсем рядом.

– Гляди, какой, – медленно произнёс он. – Не хочешь. А чего же ты хочешь тогда, позволь спросить?

Кейси промолчал, чувствуя, как душат его подступающие рыдания. Ему не хотелось плакать перед подмастерьем. Не хотелось, чтобы этот парень видел его слёзы. Но Лутай желал слышать ответ на свой вопрос.

– А ну, говори! – прошипел он.

– Хочу домой, – выдавил Кейси, закрыв глаза. – К маме.

Он разрыдался, спрятав в ладонях лицо. Презрение к самому себе и стыд перед Лутаем омыли изнутри горячей волной, обожгли нутро и выплеснулись наружу новыми слезами. Кейси плакал и стыдился – стыдился слёз, своей слабости, – и ненавидел себя за стыд, что испытывал перед собой и перед старшим.

Всего этого слишком много для него.

Лутай, вздохнув, уселся на землю. Он ничего не говорил, пока Кейси содрогался от плача, не в силах остановить слёзы, – просто сидел рядом. И тогда, поддавшись необъяснимому порыву, Кейси уткнулся лбом в Лутаево жёсткое плечо.

– Ты это… Жилет мне только соплями не изгваздай, – вполголоса произнёс подмастерье, и Кейси прыснул сквозь слёзы.

– Я знаю, что тебе страшно. Бояться не стыдно. Самое главное – научиться преодолевать свой страх. Понимаешь?

– Я не могу, – шепотом ответил Кейси. – Не могу.

Рука Лутая легла ему на голову, встрепала волосы.

– Ты всё сможешь. Мы научим тебя, я и Джек.

– Джек страшный, – сказал Кейси, и подмастерье хохотнул.

– Да… Страшный, знаю. Но если ты будешь его слушаться, всё будет в порядке. Он, в конце концов, просто хочет, чтоб ты был сильным.

– Я не смогу драться, – упрямо пробормотал Кейси. Как же Лутай не понимает, что всё это просто не для него? – Я же… Там, на Арене, я испугался Мирайю, – признался он, понурившись. – Я его испугался. А он такой хороший. И Рэй с Кёном поругались сегодня, а я опять испугался. Я всего лишь трус.

– А ты думаешь, смелость – это когда бросаешься на любую опасность, не раздумывая? Это не смелость, а глупость. Но когда тебе страшно, так страшно, что хочется развернуться и сбежать, всё бросив, а ты всё равно идёшь и делаешь, что должен… Это смелость.

– А тебе бывает страшно? – спросил Кейси.

– Каждый день.

Подняв глаза, Кейси увидел, что старший улыбается, глядя на него.

Кейси лежал на спине, уставившись в потолок. Сон не шел. Кейси думал о том, что произошло утром на Арене. Мирайя подошел к нему с протянутой для рукопожатия рукой, а Кейси отскочил в сторону. Случилось это инстинктивно, он даже осознать ничего не успел. Но обидел Мирайю. Кейси видел это по его глазам, жёлтым, похожим на кусочки молодого янтаря: Мирайя расстроился. Весь вечер Мирайя был тихим и подавленным, постоянно кусал губы, задумавшись о чём-то. Видеть его таким печальным было невыносимо.

Кейси уткнул лицо в подушку, надеясь остудить её прохладой пылающие от стыда щёки.

И, решившись, откинул в сторону одеяло. На цыпочках он подкрался к постели Мирайи, надеясь, что красавец-охотник еще не спит. И тот, словно прочитав его мысли, поднял голову. Глаза его по-кошачьи сверкнули, отражая проникающий в окно звёздный свет.

– Можно к тебе? – спросил Кейси, сидя на корточках около кровати.

И, когда Мирайя молча кивнул, он скользнул под одеяло, прижавшись к ребристому, как стиральная доска, боку состайника.

– Мирайя… Прости меня, пожалуйста, – тихонько прошептал Кейси куда-то в плечо парню.

Мирайя отбросил чёлку с его лба почти невесомым прикосновением.

– За что?

– За сегодня… Я не пожал тебе руку. Это не потому, что я не хотел, честно. Я просто… Просто… Я сам не знаю, чего это я.

Кейси виновато засопел, зажмурился, а Мирайя быстро прикоснулся прохладными губами к его виску.

– Всё в порядке.

– Правда?

– Конечно. Спи.

Мирайя обнял его, притянул к себе, и Кейси уткнулся носом во впадинку на его груди.

– Мирайя… – произнёс он некоторое время спустя. – Знаешь, что?

– Что? – Шёпот состайника был сонным и мягким.

– Я убегу. Я даже придумал, как. Это просто. Джек ведь уходит иногда, так? И когда он снова уйдёт, я украду какую-нибудь еду с кухни и сбегу. А знаешь, где я спрячусь? Под землёй, в коллекторе. Я там уже прятался, меня никогда никто не найдёт! Правда, там крысы… Но это ничего страшного, главное, следить, чтобы они не подобрались. Вот. Никто не будет знать, где я, а ты ведь меня не выдашь, правда?

И он с надеждой заглянул в лицо Мирайи.

– А давай уйдём вместе? Вдвоём будет веселее и не так страшно… Давай, а?

Но лицо Мирайи ничего не выражало, как бы Кейси ни пытался по нему хоть что-нибудь прочесть. Парень хранил молчание, и Кейси уже десять раз успел пожалеть, что вообще заикнулся об этой идее. Когда Мирайя поглядел на него наконец, он ожидал от него ругани и осуждения. Но Мирайя и не думал даже его бранить.

– Ты ведь не знаешь ещё про кнут? – спросил он вместо этого.

Кейси моргнул.

– Какой к-кнут?

Мирайя встал с постели, перекатившись через него. Кейси недоумённо приподнялся на локте, и парень поманил его за собой.

– Пошли.

Они вышли во двор, звенящий от пения сверчков, и Мирайя повёл младшего к колонке.

Кейси огляделся, ёжась от прохлады ночного воздуха. Двор казался совсем другим. Темнота скрадывала очертания предметов, искажала их, превращая отдалённые деревья в великанов, а подсолнухи у плетня – в угрожающие людские силуэты.

Мирайя между тем снял рубаху, в которой спал, и остался в одних подштанниках, босой и простоволосый. Кейси еще раз подивился про себя его худобе.

– Ну, гляди, – произнёс старший, повернувшись к нему спиной.

– Что это? – тихо спросил Кейси.

Мирайя снова надел рубашку, освободил прижатые воротником волосы.

– Шрамы, как ты понимаешь, – он застёгивал маленькие пуговицы, не глядя на Кейси. – Джек – кнутобоец. Я убегал пять раз, но он каждый раз меня находил. Я ни разу не смог уйти далеко, и во время четвёртой моей попытки он убил того, кто пытался мне помочь. То был не наш состайник, а чужак со стороны.

– Он был твоим другом?

– Нет, он… Мы были приятелями.

– А что было в пятый раз?

– В пятый раз я вернулся сам.

Кейси промолчал. Перед глазами у него стояли шрамы Мирайи – длинные, рваные светлые полосы на чистой коже. От лопаток до поясницы, вся спина была изрыта этими рубцами. Уродливые метки змеились, ползли и ниже, скрывались под резинкой подштанников. Кейси мог лишь удивляться, как не заметил эти шрамы раньше, на Арене… Но сейчас, увидев, он предпочёл бы не видеть их и дальше.

– Я не хочу пугать тебя, – сказал Мирайя. Серебрящаяся в лунном свете трава еле слышно шелестела под ногами, когда они шли к дому. – У тебя и так уже предостаточно страхов, но… Кейси. Не зли Джека. Лучше не надо. Он действительно опасный, он очень опасный, даже когда трезвый, потому что он сумасшедший. Берегись его, Кей.

Кейси молчал. Ненормальным Джек не казался. Он мог быть каким угодно – злобным, циничным, насмешливым – но не сумасшедшим. Нет. Джек не сумасшедший. Но эти шрамы… Кнут…

– Зачем тогда вообще оставаться с ним? – беспомощно спросил он. – Если он бьёт вас, издевается, заставляет калечить друг друга… Почему не сбежать?

Мирайя остановился и взглянул на дом Джека, бросающий чёрную тень на траву.

– Боюсь, ты меня не понял. Джек достанет тебя, где бы ты ни был. Ты ему принадлежишь, ты его собственность. Все мы. И он может делать с нами всё, что угодно. Ученик покидает стаю только в двух случаях: он убил мастера и занял его место, или же он погиб в бою или от руки мастера и был сожжён на погребальном костре. Что касается меня…

Прохладная ладонь состайника легла на плечо.

– Я нашёл здесь радость жизни, малыш. Я люблю стаю.

Кейси недоверчиво покачал головой. Как можно любить это место? Мириться с этой жизнью?

– Тебе нравится на Арене?

В голосе Мирайи слышалась улыбка.

– Нравится. Я благодарен Джеку, потому что он спас мне жизнь тем, что привёл сюда и сделал охотником. Я люблю сражаться. Наша жизнь не так и плоха. Поверь мне.

Кейси нехотя, через силу, кивнул, и Мирайя, склонившись к нему, снова поцеловал его в висок.