Криминалист

Глава 3 Чужая жизнь

Медсестра закончила объяснять инструкции по уходу за швами на голове, когда я уже почти перестал слушать.

Голова раскалывалась. Не от боли, врачи дали мне достаточно обезболивающих, чтобы заглушить физический дискомфорт. Раскалывалась от мыслей, которые никак не могли уложиться в нужный порядок.

Два дня в больнице дали мне время свыкнуться с невозможным. Я умер. Проснулся в чужом теле. В 1972 году. Это не сон, не галлюцинация, не психотический эпизод после травмы.

Я проверял. Щипал себя. Считал пальцы, классический способ понять, спишь ты или нет. Читал надписи на стенах, в снах буквы обычно расплываются. Здесь все четкое, реальное, осязаемое.

— Мистер Митчелл? — медсестра смотрела на меня с легким беспокойством. Пожилая женщина, седые волосы под белой шапочкой, добрые морщинистые глаза. — Вы слушаете меня?

— Да, извините, — я кивнул, стараясь сосредоточиться. — Менять повязку каждый день, следить за признаками инфекции. Если температура поднимется, сразу звонить врачу.

Она улыбнулась, довольная.

— Правильно. И никаких физических нагрузок две недели. Покой, мистер Митчелл. Вам повезло, что обошлось без серьезных повреждений мозга. Господь хранил вас.

Господь. Я едва сдержал усмешку. Если Господь и вмешался, то его чувство юмора извращенное. Убить меня в одном времени, чтобы воскресить в другом, в чужом теле, за много лет до моего рождения.

— Спасибо, — пробормотал я.

Медсестра ушла. Я остался один в маленькой палате. Посмотрел на пакет с вещами Митчелла, которые принесли вчера. Одежда, постиранная после аварии, бумажник, связка ключей, наручные часы Timex с потертым кожаным ремешком.

Я медленно оделся. Белая рубашка, выглаженная кем-то из персонала больницы, серые брюки, черные ботинки.

Все сидело идеально. Конечно, это же теперь мое тело. Тело Итана Митчелла. Двадцать пять лет, пять футов десять дюймов, сто семьдесят один фунтов чистых мышц и армейской выправки.

Я в который раз посмотрел на себя в маленькое зеркало над раковиной. Квадратная челюсть, светлые волосы, коротко подстриженные, голубые глаза.

Лицо загорелое, здоровое, если не считать повязки на виске. Красивое лицо, честное, открытое. Лицо человека, которому доверяют.

Не мое лицо.

Я провел пальцами по щеке, ощущая легкую щетину. Странное чувство.

Мои руки, но не мои. Шире в ладонях, короче пальцы. Мозоли на ладонях, от чего? Память Митчелла всплыла сама собой: тренировки по рукопашному бою в Квантико, упражнения на турнике, отжимания до изнеможения.

Память. Это самая странная часть. Воспоминания Митчелла присутствуют в моей голове, но словно через мутное стекло. Размыто, обрывками.

Но эти воспоминания чужие. Как фильм, который я посмотрел, но не прожил сам.

Мои настоящие воспоминания острые, четкие, болезненно детальные. Двадцать девять лет жизни Итана Коула. Сиэтл, MIT, ФБР. Родители-инженеры, одиночество, компьютеры, алгоритмы. Дело Меррика. Грузовик на перекрестке.

Смерть.

Я сжал край раковины, чувствуя, как мышцы напрягаются. Сильные руки. Это тело намного крепче, чем мое прежнее.

В прошлой жизни я никогда не занимался спортом, проводил дни за компьютером, питался пиццей и энергетиками. Митчелл служил в пехоте, прошел через армейский ад подготовки, таскал на себе боевую экипировку по джунглям Вьетнама.

Интересно, как долго я смогу управлять этим телом, не выдав себя? Коллеги ожидают увидеть Митчелла, простого парня, солдата, человека действия. Вместо этого получат меня, высокомерного интеллектуала, который привык думать, а не драться.

Медсестра вернулась с коляской.

— Правила больницы, — сказала она с улыбкой. — Все пациенты покидают здание в коляске.

Я не стал спорить. Сел в коляску, чувствуя себя идиотом, и она повезла меня по коридору.

Больница Franklin Memorial, судя по табличкам на стенах. Небольшая, провинциальная по меркам двадцать пятого года. Стены выкрашены в бледно-зеленый цвет, линолеум на полу потертый, пахнет антисептиком и чем-то затхлым.

Мимо проходили врачи и медсестры. Все в белом. Никаких цветных халатов, как в современных больницах. Женщины-медсестры в традиционных шапочках и платьях длиной до колена. Мужчины-врачи в белых халатах, со стетоскопами на шее.

Мы проехали мимо палаты, где на кровати лежал мужчина лет сорока, курящий сигарету. Курящий. В больнице.

Я моргнул от удивления, но потом вспомнил, это ведь семидесятые годы. Здесь еще не знают о вреде курения так, как в моем времени. Врачи курят, беременные женщины курят, курят везде.

Добро пожаловать в прошлое.

Дэйв Паркер встретил нас у главного входа. Высокий, широкоплечий, темноволосый, с дружелюбной улыбкой.

— Итан! — он помахал рукой. — Как самочувствие, приятель?

— Нормально, — ответил я, поднимаясь из коляски. — Спасибо, что приехал.

— Не за что, — Дэйв похлопал меня по плечу. — Мы же друзья. Пошли, машина на парковке.

Я поблагодарил медсестру и последовал за Дэйвом. Солнце било в глаза, яркое июньское солнце Виргинии.

Жарко. Градусов под тридцать, наверное. Воздух влажный, липкий, пахнет выхлопными газами и горячим асфальтом.

Парковка заполнена машинами, которые я видел только в музеях, на выставках ретро или старых фильмах. Ford Mustang, Chevrolet Impala, Plymouth Barracuda. Огромные, угловатые, с хромированными бамперами и решетками радиатора.

Дэйв подвел меня к темно-синему Ford Galaxie, огромному седану с белой крышей.

— Залезай, — сказал он, открывая пассажирскую дверь.

Я сел в салон. Пахло сигаретами и освежителем воздуха в форме елочки, висящим на зеркале заднего вида. Сиденья из винила, горячие от солнца. Никаких ремней безопасности. Я инстинктивно потянулся за ремнем, но его не оказалось.

— Что-то не так? — спросил Дэйв, заводя двигатель.

— Нет, все нормально, — быстро ответил я.

Двигатель зарычал, громкий, мощный V8. Дэйв включил радио. Из динамиков полилась музыка: «Lean on Me» Билла Уизерса. Я узнал песню, старая классика. В моем времени она считалась винтажной, здесь она свежая, новая, вышла всего пару месяцев назад.

Мы выехали на дорогу. Вашингтон семидесятых выглядел одновременно знакомым и чужим. Те же широкие проспекты, те же памятники вдалеке.

Но все остальное другое. Здания ниже, меньше стекла и стали. Больше кирпича и камня. Рекламные щиты огромные, яркие, рекламирующие сигареты, виски, автомобили.

На одном щите улыбающаяся женщина держит пачку Virginia Slims с лозунгом «You've come a long way, baby» — «Ты многого добилась, детка». Коротко, уверенно и с тем самым подтекстом женской независимости, который так распространится в будущем.

Машин на дорогах меньше, но они все огромные, пожиратели бензина. Воздух заметно более задымленный. Нет каталитических нейтрализаторов, нет экологических стандартов.

— Слушай, Итан, — сказал Дэйв, переключая передачу, — как ты себя чувствуешь на самом деле? Врачи сказали, что у тебя сотрясение. Может, стоило еще денек-другой полежать в больнице?

— Нет, я в порядке, — ответил я. — Хочу домой.

Домой. Квартира Митчелла. Я знал адрес из его воспоминаний: 2847 South Glebe Road, Apartment 3B. Небольшая однокомнатная квартира в многоэтажке, снятая три месяца назад после окончания подготовки в Квантико.

— Ладно, — Дэйв кивнул. — Но если что-то понадобится, звони. Серьезно. Я могу привезти продукты, или лекарства, или что там еще.

— Спасибо, Дэйв, — я посмотрел на него. — Правда, спасибо.

Он улыбнулся.

— Да ладно, не благодари. Ты бы сделал то же самое для меня.

Митчелл сделал бы. Хороший парень, верный друг.

А я? Я даже не знаю, кто я теперь. Коул в теле Митчелла. Гибрид, химера, невозможное существо.

Мы ехали минут пятнадцать. Дэйв рассказывал о новостях из ФБР, о том, что директор Грэй планирует реорганизацию отделов, о том, что все нервничают после смерти Гувера. Я слушал вполуха, кивал в нужных местах, но мысли витали далеко.

Что мне делать? Как жить в этом времени? Как работать в ФБР семидесятых, когда я привык к технологиям двадцать пятого года?

Наконец мы подъехали к зданию на South Glebe Road. Типичный жилой комплекс. Четырехэтажное кирпичное здание, балконы с облупившейся краской, небольшая парковка спереди.

— Вот мы и приехали, — сказал Дэйв, глуша двигатель. — Помочь подняться?

— Нет, справлюсь, — я открыл дверь и вылез.

Ноги держали уверенно. Головокружения не было. Тело Митчелла крепкое, здоровое, быстро восстанавливается.

Дэйв проводил меня до входа.

— Ключи у тебя?

Я достал из кармана связку ключей. Три ключа, от входной двери здания, от квартиры, от почтового ящика. Память Митчелла подсказала, какой что открывает.

— Есть, — показал я.

— Отлично, — Дэйв еще раз хлопнул меня по плечу. — Отдыхай, приятель. И звони, если что.

— Позвоню, — пообещал я.

Он ушел, помахав на прощание. Я проводил его взглядом, потом повернулся к двери.

Глубокий вдох. Время войти в жизнь Митчелла.

Вестибюль маленький, тусклый. Стены выкрашены в бежевый, почтовые ящики вдоль одной стены, узкая лестница ведет наверх. Пахнет старым ковром и чужой стряпней.

Лифта нет. Конечно, нет. Это дешевое жилье.

Я поднялся на третий этаж. Коридор узкий, двери квартир выкрашены в коричневый. Квартира 3B в конце коридора. Я вставил ключ в замок, повернул. Щелчок. Дверь открылась.

Зашел внутрь и замер.

Маленькая однокомнатная квартира. Крошечная.

Может, тридцать квадратных метров, не больше. Одна комната, совмещающая спальню и гостиную. Узкая кухонька в алькове. Дверь в ванную. Вот и все.

Но не это меня шокировало. Шокировала примитивность.

Никакого компьютера. Никакого смартфона на зарядке. Никакого телевизора с плоским экраном. Никакого роутера, мигающего огоньками в углу.

Вместо этого черно-белый телевизор. Маленький, выпуклый экран, деревянный корпус, две антенны торчат сверху. Стоит на тумбочке у стены.

На столе у окна роторный телефон. Черный, тяжелый, с витым шнуром. Чтобы набрать номер, нужно вращать диск. Роторный, мать его, телефон.

Я подошел ближе, уставился на это устройство, как на музейный экспонат. В моем времени такие телефоны продавались на блошиных рынках как антиквариат. Здесь это обычная вещь, современная технология.

Медленно обвел взглядом комнату. Узкая кровать у стены, покрывало в армейском стиле, идеально ровное. Привычка Митчелла, армейская дисциплина.

Небольшой комод, деревянный, потертый. На комоде фотографии в рамках.

Я подошел, взял одну рамку. Фотография молодой женщины. Красивая, темные волосы до плеч, улыбка, добрые глаза. На обороте надпись шариковой ручкой: «Дженнифер, июль 1970».

Дженнифер. Девушка Митчелла. Его невеста.

Следующая фотография. Семья. Мужчина и женщина средних лет, подросток-девочка. Родители и сестра Митчелла. Все улыбаются, стоят у какого-то дома. Счастливая американская семья.

Я поставил рамку обратно, чувствуя тяжесть в груди. Эти люди любят Митчелла. Ждут его. А вместо него получат меня, самозванца, вселившегося в тело их сына, брата, жениха.

На столе лежала стопка писем. Я взял верхнее. Конверт с маркой, обратный адрес в Огайо. Вскрыл, достал сложенный лист бумаги. Почерк округлый, женский:

'Дорогой Итан,

Надеюсь, обучение проходит хорошо. Папа и я очень гордимся тобой. ФБР это большая честь. Кэрол спрашивает, когда ты приедешь в гости. Может, на День независимости? Мы могли бы устроить барбекю, как в старые добрые времена.

Дженнифер звонила на прошлой неделе. Она так взволнована предстоящим переездом в Вашингтон. Говорит, что уже присматривает свадебное платье. Я так рада за вас обоих, милый. Вы созданы друг для друга.

Береги себя. Пиши, когда будет время.

С любовью,

Мама'

Я медленно сложил письмо обратно. В горле застрял комок. Эта женщина написала письмо сыну, который умер.

Положил письмо обратно на стол, прошел на кухню. Маленькая, тесная.

Газовая плита, старый холодильник с округлыми углами, раковина из нержавейки. Открыл холодильник. Почти пусто.

Пакет молока, наверное, оно уже испортилось за время моего пребывания в больнице. Пара бутылок пива «Будвайзер». Кусок сыра в пергаментной бумаге.

Закрыл холодильник. Открыл шкафчики. Пара тарелок, чашки, консервы. Кофе в жестяной банке «Folgers».

Ванная комната крошечная. Душевая кабина с пластиковой шторкой, раковина, унитаз.

На полочке над раковиной бритвенный станок, старомодный, с лезвиями. Пена для бритья в металлическом баллоне. Зубная щетка с жесткой щетиной. Зубная паста «Колгейт».

Я посмотрел на себя в зеркало над раковиной. Митчелл. Молодой, красивый, здоровый. Повязка на виске выглядела белым пятном на загорелой коже.

— Кто ты? — спросил я свое отражение. — Коул? Митчелл? Или кто-то третий?

Отражение молчало.

Я вышел из ванной, вернулся в комнату. Сел на край кровати. Пружины скрипнули. Матрас жесткий, неудобный.

Тишина давила. Привык к постоянному фоновому шуму современного мира. Гудение компьютеров, пинги уведомлений, музыка из наушников.

Здесь тишина абсолютная. Только далекий шум машин с улицы, приглушенные голоса соседей через тонкую стену.

Остаток дня я провел, изучая квартиру.

В комоде нашел аккуратно сложенную одежду. Белые рубашки, отглаженные до идеального состояния. Узкие галстуки, темные, консервативные. Несколько пар брюк. Две пары джинсов Levi's. Футболки простые, без принтов. Нижнее белье, носки, все разложено по полочкам с военной точностью.

В нижнем ящике обнаружил коробку с документами. Свидетельство о рождении, военный билет, диплом об окончании средней школы, справки из армии.

Фотографии из Вьетнама. Молодые парни в грязной форме, с автоматами M16, усталые глаза на измученных лицах. Митчелл среди них, еще более худой, чем сейчас, с коротким ежиком волос, но легко узнаваемый.

Медаль «Пурпурное сердце» в бархатной коробочке. Я держал ее в руках, ощущая вес металла. Пурпурная лента, профиль Вашингтона на бронзе. На обороте выгравировано: «For Military Merit» — «За военные заслуги».

Часы на стене, круглые, с громким тиканьем, показывали половину седьмого вечера. Желудок урчал, напоминая о себе. Не ел ничего с завтрака в больнице.

Осмотрел содержимое кухни. В буфете нашел консервы, спагетти в пачке, томатный соус в банке. Решил приготовить что-нибудь простое.

Газовую плиту зажигал спичками. Пламя вспыхнуло с тихим хлопком. Поставил кастрюлю с водой, нашел соль в шкафчике.

Пока вода закипала, я изучил банки с консервами. Фасоль, кукуруза, тушенка. На этикетках цены. Двадцать девять центов, тридцать пять центов. Иллюстрации на банках яркие, нарисованные вручную, не фотографии. Шрифты угловатые, стиль оформления совсем другой.

Бросил спагетти в кипящую воду, размешал деревянной ложкой. Открыл банку с томатным соусом консервным ножом, примитивным устройством, требующим усилий. Соус густой, темно-красный, пахнет базиликом и чесноком.

Пока готовил, думал о работе. Послезавтра выхожу на службу. Нужно использовать знания аккуратно, постепенно. Выдавать новые методы за логические умозаключения, а не готовые решения.

Спагетти сварились. Слил воду, смешал с соусом, разложил на тарелку. Нашел вилку в ящике, сел за маленький стол у окна.

За окном вечерний Арлингтон. Здания низкие, много деревьев.

На парковке женщина разгружала продукты из багажника огромного седана Plymouth. Два мальчика лет десяти играли в мяч на лужайке. Старик в соломенной шляпе поливал клумбы из садового шланга.

Телефон зазвонил резко, громко. Противный трелевый звук старого роторного аппарата.

Я встал, подошел к столу, снял трубку.

— Алло.

— Итан! — голос женщины, теплый, радостный, с легкими нотками беспокойства. — Наконец-то! Я звонила тебе вчера и позавчера, но никто не отвечал. Я так волновалась!

— Прости, Дженнифер. Я только сегодня вернулся из больницы.

— Я знаю, Дэйв позвонил мне, сказал об аварии, — в ее голосе появилась тревога. — Господи, Итан, я так испугалась. Он сказал, что у тебя черепно-мозговая травма! Как ты себя чувствуешь? Правда, все хорошо?

— Да, все нормально. Врачи сказали, обошлось без серьезных повреждений. Просто ушиб, швы на голове. Две недели покоя.

— Слава Богу, — она выдохнула с облегчением. — Я хотела сразу приехать, но Дэйв сказал, что ты будешь в больнице всего пару дней, и лучше не беспокоить. Но я все равно волновалась. Итан, милый, ты не представляешь, как я переживала.

Голос мягкий, искренний.

— Извини, что заставил волноваться.

— Да ладно тебе, — в ее голосе послышалась улыбка. — Главное, что ты в порядке. Я так рада слышать твой голос. Мне тебя так не хватало это время.

Пауза. Она ждала ответа.

— Как дела в Огайо?

— О, все хорошо. Работа как работа, больница всегда загружена. Но я уже предупредила главврача, что увольняюсь в конце месяца. Он, конечно, недоволен, но что поделать. Я еду к тебе!

— Когда именно?

— Двадцать восьмого июня. Через три недели с небольшим. Папа одолжит мне пикап, я загружу вещи и поеду. Представляешь, Итан? Скоро мы будем вместе! Наконец-то закончатся эти телефонные звонки и письма. Я смогу просыпаться рядом с тобой каждое утро.

Я сел на стул, держа трубку у уха.

— Дженнифер, а ты не хочешь повременить? Я только устроился на работу, квартира маленькая…

— Итан Митчелл, — в ее голосе появилась игривая строгость. — Мы обсуждали это тысячу раз. Я еду. Найдем квартиру побольше, если нужно. Или я могу снять отдельную комнату первое время, если ты беспокоишься о приличиях. Хотя мы и так помолвлены, так что…

— Послушай. Авария меня немного выбила из колеи. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.

— Конечно, милый, — голос стал мягче, участливее. — Я понимаю. Ты пережил страшное. Но я буду рядом, помогу тебе. Вместе мы справимся со всем. Ведь для того и нужна семья, правда?

— Дженнифер…

— Что такое? — она насторожилась. — Итан, ты меня пугаешь. Что-то случилось? Ты… ты передумал насчет свадьбы?

Прямой вопрос. Можно разорвать помолвку прямо сейчас. Честно, быстро.

Но это вызовет вопросы. «Странно, Итан вернулся из больницы и сразу разорвал помолвку. После травмы головы стал совсем другим».

Лишнее внимание сейчас не нужно.

— Нет. Конечно нет. Просто голова болит, устал. Врачи предупреждали, что первые дни будут тяжелыми.

— Ох, милый, — она тут же смягчилась. — Конечно, ты устал. Прости, я тебя нагружаю разговорами. Тебе нужно отдохнуть. Иди ложись, выспись нормально. Я позвоню завтра, хорошо?

— Хорошо.

— Итан?

— Да?

— Я люблю тебя. Очень сильно люблю. И скоро мы будем вместе. Все будет хорошо, обещаю.

Пауза. Она ждала ответа.

— Спасибо. Спокойной ночи, Дженнифер.

Молчание на том конце. Короткое, настороженное.

— Спокойной ночи, — ответила она наконец, в голосе прозвучала неуверенность и обида.

Я положил трубку. Села тяжело, с громким щелчком.

Три недели. Нужно решить, что делать. Но сейчас важнее работа.

Включил телевизор. Экран прогрелся медленно, сначала точка света в центре, потом расширяющееся изображение. Черно-белое, зернистое.

Реклама стирального порошка «Тайд». Домохозяйка в идеальном платье с идеальной улыбкой показывает белоснежное белье. Голос за кадром: «Тайд» делает вашу одежду чище, чем любой другой порошок! Новая формула с энзимами!'

Следующая реклама — сигареты Marlboro. Ковбой на коне, красивые пейзажи, мужественная музыка.

Переключил еще раз. Ситком «Все в семье». Арчи Банкер ругается с зятем-либералом за обеденным столом. Смех за кадром после каждой реплики.

Выключил телевизор. Прошелся по комнате.

Подошел к окну, выглянул наружу.

Стемнело окончательно. Уличные фонари горели желтым светом, мягче, чем современные LED-лампы.

Пара подростков проехала мимо на велосипедах с высокими рулями. Соседи парковали машины, возвращаясь с работы. Ford, Chevrolet, Dodge, все огромные, с хромированными деталями, блестящие под фонарями.

В окне напротив пожилая женщина мыла посуду на кухне. Медленные, размеренные движения. На подоконнике у нее стояли горшки с геранью.

Этажом ниже кто-то включил музыку. Доносились приглушенные звуки рока. Led Zeppelin, кажется. «Stairway to Heaven».

Обычная вечерняя жизнь обычного города.

Усталость навалилась внезапно. Тело требовало отдыха.

Я прошел в ванную, почистил зубы жесткой щеткой и мятной пастой. Вода из крана шла с металлическим привкусом, не такая чистая, как в двадцать пятом году. Полотенце на вешалке грубое, выцветшее от стирок.

Посмотрел на себя в зеркало над раковиной. Чужое лицо, но за эти дни оно стало чуть более знакомым. Повязка на виске белая, чистая.

Снял одежду, лег в кровать. Матрас жесткий, простыни грубые, пахнут стиральным порошком. Выключил свет, погрузился в темноту.

За окном шумел город. Где-то лаяла собака.

Проехала машина, свет фар скользнул по потолку. Чьи-то шаги в коридоре, хлопнула дверь квартиры напротив. Приглушенный разговор, мужской и женский голоса.

Я закрыл глаза. Послезавтра начинается работа в ФБР. Нужно быть готовым. Заснул быстрее, чем ожидал. Тело устало, требовало восстановления после травмы.

Мне снились обрывочные сны. Коридоры больницы, белые стены. Улыбающееся лицо Дэйва Паркера, Фотография Дженнифер на комоде. Грузовик, мелькнувший сбоку. Медаль «Пурпурное сердце» в бархатной коробочке.

Все смешалось и растворилось в глубоком сне без сновидений.