Криминалист

Глава 1 Конец

Грузовик въехал в меня на скорости сорок миль в час. Я даже не услышал сигнала, слишком увлекся разговором по телефону.

Но это случится через пару часов. А пока я стоял в коридоре третьего этажа здания Хувера в Вашингтоне и смотрел, как трое агентов в тактической экипировке выводят моего серийного убийцу из комнаты для допросов.

— Хорошая работа, Коул, — сказал Стив Дженкинс, мой непосредственный начальник, хлопая меня по плечу. Он был на пятнадцать лет старше меня, с седеющими висками и вечно усталым взглядом человека, который слишком много лет смотрел в бездну. — Твой алгоритм сработал идеально. Мы бы еще месяц искали этого ублюдка без твоей помощи.

Я кивнул, не отрывая глаза от подозреваемого. Дэвид Меррик. Тридцать четыре года, разработчик программного обеспечения из Сиэтла, женат, двое детей.

На вид обычный белый воротничок в мятой рубашке поло и джинсах. Никто бы не подумал, что последние два года он охотился на подростков через даркнет, заманивая их обещаниями легких денег за участие в «фотосессиях».

Шесть жертв. Шесть детей, которых больше нет. Еще трое в больнице, искалеченные физически и морально.

— Как ты его нашел? — спросил Дженкинс, доставая из кармана пиджака пачку мятных леденцов. Он бросил курить три года назад и с тех пор жевал эту дрянь. — Серьезно, объясни мне. Мы прочесывали даркнет две недели, проверили сотни аккаунтов.

Я повернулся к нему и поправил очки. Привычка, которую не мог побороть, когда нервничал или, наоборот, взвинчен адреналином. Как, например, сейчас.

— Метаданные транзакций, — сказал я, стараясь говорить медленнее обычного. Я знал, что Дженкинс не любит, когда я сыплю техническими терминами. — Меррик использовал биткойн для оплаты хостинга своего сайта в даркнете. Он думал, что это анонимно, и формально так и есть. Но каждая транзакция в блокчейне оставляет след. Временные метки, размеры транзакций, паттерны переводов. Я написал программу, которая анализирует эти паттерны и сопоставляет их с обычными покупками в легальном интернете.

Дженкинс смотрел на меня с выражением человека, который понял процентов тридцать из сказанного.

— И что ты нашел?

— Он покупал оборудование для фотостудии на Амазон. Профессиональные камеры, софтбоксы, зеленый фон. Оплачивал кредиткой, доставка на домашний адрес. Идиот даже не подумал, что эти покупки можно связать с его активностью в даркнете через временные корреляции. Он заказывал камеру через три дня после того, как получил очередной платеж в биткойнах от подписчиков своего сайта.

— Временные корреляции, — повторил Дженкинс, качая головой. — Господи, Итан, иногда мне кажется, что ты говоришь на другом языке. Но, черт возьми, результат налицо.

Меррика уже вели по коридору к служебному лифту. Его адвокат, дорогой костюм, кожаный портфель, самодовольное выражение лица, что-то шептал ему на ухо. Меррик смотрел в пол, плечи опущены.

Он знал, что все кончено. Улики были железными. Его сервер, его фотографии, его переписка с жертвами, все это мы изъяли сегодня утром во время обыска.

Я провел три недели, анализируя данные. Сорок восемь тысяч транзакций в блокчейне биткойна. Пятнадцать терабайт зашифрованных данных с серверов в Чехии и на Каймановых островах. Тысячи строк кода, которые я писал по ночам, сидя в своей квартире в Арлингтоне с пиццей на вынос и четвертой чашкой кофе.

Это похоже на сборку огромного пазла, где каждый фрагмент это байт информации, крошечная деталь большой картины. Я любил эту работу. Любил момент, когда разрозненные данные вдруг складывались в четкую структуру, когда хаос превращался в порядок, когда я видел ответ там, где другие видели только вопросы.

— Пошли, — сказал Дженкинс. — Директор Ричардс хочет видеть тебя. Поздравить лично.

Мы прошли по коридору к кабинету заместителя директора по киберпреступлениям.

Стены здания Хувера были безликими.

Серо-бежевая краска, стандартные фотографии президентов и директоров ФБР, информационные стенды о безопасности. Запах в коридорах был смесью кофе из автоматов, чистящих средств и бумаги. Много бумаги, несмотря на все разговоры о цифровизации.

Мы миновали открытую планировку офиса киберотдела. Два десятка агентов сидели за компьютерами. Четыре монитора на каждом столе, механический стук клавиатур, приглушенные разговоры.

Кто-то разбирал фишинговую атаку на банк. Кто-то отслеживал сеть торговцев детской порнографией. Кто-то анализировал взлом корпоративных серверов.

Мое рабочее место в углу, у окна. Три монитора, я обходился меньшим количеством, чем коллеги, и мощная рабочая станция, которую я собрал сам из компонентов. На столе беспорядок из распечаток кода, стикеров с заметками, пустых стаканчиков из-под кофе, которые я забывал выбрасывать. Коллеги шутили, что мой стол выглядит как место преступления.

Джессика Тан, аналитик, сидевшая напротив, подняла голову от монитора и показала мне большой палец вверх.

— Слышала новости, Коул. Отличная работа!

Я кивнул ей. Джессика была одной из немногих, с кем я нормально общался. Она понимала технические вещи и не раздражалась, когда я уходил в детали.

Кабинет Ричардса находился в конце коридора. Дженкинс постучал и открыл дверь, не дожидаясь ответа.

— Доктор Коул, — сказал Ричардс, поднимаясь из-за стола. Ему было за пятьдесят, седые волосы зачесаны назад, идеально отглаженный костюм. На стене за его спиной висели дипломы, сертификаты, фотографии с разными высокопоставленными лицами. Типичный карьерист бюрократ, но справедливый и умный. — Поздравляю. Вы проделали выдающуюся работу.

— Спасибо, сэр, — ответил я.

— Присаживайтесь, — он указал на кресло перед столом. — Хочу обсудить детали отчета для прессы. Министерство юстиции хочет провести пресс-конференцию сегодня днем. Это громкое дело, общественный резонанс. Нужно правильно подать информацию.

Я сел, Дженкинс устроился в кресле рядом. Ричардс открыл папку с документами.

— Ваш алгоритм, — он посмотрел на меня поверх очков для чтения. — Можете объяснить его работу простыми словами? Чтобы журналисты поняли, но без технических подробностей, которые могут скомпрометировать методы.

Я на секунду задумался. Это всегда сложно, перевести то, что я делал, на язык, понятный обычным людям.

— В упрощенном виде, — начал я, — алгоритм анализирует поведенческие паттерны пользователей в даркнете и сопоставляет их с активностью в обычном интернете. Преступники думают, что анонимность даркнета защищает их, но они все равно остаются людьми с привычками. Они совершают ошибки. Мой алгоритм находит эти ошибки и связывает анонимную личность с реальной.

Ричардс кивнул.

— Хорошо. Это мы можем использовать. Сколько времени заняла разработка?

— Основной код я писал три месяца, — ответил я. — Плюс две недели на адаптацию под это конкретное дело.

— Три месяца, — повторил Ричардс. — А сколько времени потребовалось бы без вашего алгоритма, чтобы найти Меррика традиционными методами?

Дженкинс хмыкнул.

— Месяцы. Может, годы. Или вообще никогда. Таких как он в даркнете тысячи, и большинство остаются незамеченными.

— Именно, — сказал Ричардс. — Доктор Коул, вы спасли жизни. Возможно, десятки жизней, которые этот человек мог бы разрушить, если бы продолжал действовать. Бюро гордится вами.

Я почувствовал легкое неудобство. Я никогда не умел принимать похвалы.

В детстве меня хвалили за оценки и достижения так часто, что это превратилось просто в ожидаемую норму. Сейчас комплименты вызывали скорее неловкость.

— Я просто делал свою работу, сэр, — пробормотал я.

— Вы делаете ее лучше, чем кто-либо другой, — сказал Ричардс. — И я хочу, чтобы вы знали. Мы рассматриваем вашу кандидатуру на должность ведущего аналитика отдела. Это означает повышение зарплаты, собственную команду, больше ресурсов для исследований.

Я моргнул. Это неожиданно. Мне всего двадцать девять, и я проработал в ФБР только пять лет.

— Я… спасибо, сэр. Мне нужно подумать?

— Конечно, — Ричардс улыбнулся. — Но не слишком долго. Решение будет приниматься в течение месяца. А пока отдохните. Вы, наверное, не спали нормально последние три недели.

Он прав. Я спал по четыре-пять часов в сутки, все остальное время проводил за компьютером. Под глазами у меня темные круги, спина болела от сидения в одной позе, пальцы ныли от постоянного стука по клавиатуре.

— Спасибо, сэр, — повторил я.

Мы вышли из кабинета. Дженкинс снова хлопнул меня по плечу.

— Ведущий аналитик, а? Заслужил, приятель. Пошли, команда хочет отметить. Мы заказали пиццу в конференц-зале.

Я усмехнулся. Пицца. Конечно. Именно так мы отмечали все победы. Не шампанским в ресторане, а пиццей из ближайшей забегаловки в служебном помещении.

В конференц-зале уже собралось человек пятнадцать из нашего отдела. На столе стояли коробки с пиццей, пепперони, маргарита, гавайская, и пластиковые бутылки с колой. Кто-то включил музыку на колонке, негромко играл какой-то поп.

— Вот и наш герой! — крикнул Майк Чжао, старший агент, работавший над делом вместе со мной. Он поднял пластиковый стаканчик с колой. — За Итана Коула, который доказал, что мозги побеждают мускулы!

Все засмеялись и подняли стаканчики. Я неловко улыбнулся и взял кусок пиццы. Пепперони, еще теплая, сыр тянулся, когда я откусил. Я вдруг понял, что страшно голоден, не ел с прошлого вечера.

Следующие полчаса прошли в разговорах. Коллеги расспрашивали о деталях, я объяснял, они кивали и задавали новые вопросы.

Джессика спросила, могу ли я адаптировать алгоритм для других типов преступлений. Я сказал, что теоретически да, нужно только настроить параметры.

В половине двенадцатого я посмотрел на часы, старые Casio, которые носил со студенческих времен, и понял, что пора уходить. Мне нужно заехать на склад улик, чтобы забрать свой ноутбук, который использовался как вещественное доказательство.

— Спасибо всем, — сказал я, вытирая руки бумажной салфеткой. — Мне нужно бежать. Увидимся завтра.

— Отдыхай, чувак, — сказал Майк. — Ты заслужил выходной.

Я кивнул и вышел из конференц-зала.

Коридоры здания Хувера я знал наизусть. Пять лет ежедневной работы выработали маршрут, который я мог пройти с завязанными глазами. Повернуть налево к лифтам, спуститься на первый этаж, пройти через контрольно-пропускной пункт, выйти через главный вход на Пенсильвания-авеню.

Апрельское солнце било в глаза, когда я вышел на улицу. Вашингтон встречал меня привычным шумом.

Гудки машин, голоса прохожих, далекий рев двигателей автобусов. Я достал из кармана солнцезащитные очки и надел их поверх обычных. Выглядело идиотски, но глаза болели от недосыпа, и яркий свет резал зрачки.

Мой потрепанный Хонда цивик 2019 года выпуска стоял на парковке в двух кварталах от здания. Я не любил эту машину, купил ее три года назад просто потому, что надо было на чем-то ездить.

Выбирал по принципу надежности и экономичности, а не комфорта или престижа. Внутри пахло освежителем воздуха и старым кофе, я вечно забывал стаканчики на подстаканнике.

Села за руль, завел двигатель, включил кондиционер. В салоне душно.

На пассажирском сиденье валялась стопка научных статей, которые я распечатал неделю назад и собирался прочитать. Так и не прочитал, не хватило времени.

Время. Его всегда не хватало. Двадцать четыре часа в сутках казались смехотворно малым количеством для всего, что я хотел сделать.

Я выехал с парковки и направился к складу улик на окраине Арлингтона. Путь занимал минут двадцать в обычное время, но сейчас, в обеденный час, пробки могли растянуть поездку до получаса.

Пока я ехал, позволяя себе расслабиться, мысли вернулись к прошлому. К тому, как я вообще оказался здесь.

Я родился в Сиэтле в 1996 году. Единственный ребенок в семье инженеров Microsoft.

Мама, Сьюзен Коул, работала программистом в отделе разработки Windows. Папа, Дэвид Коул, занимался сетевой архитектурой. Оба умные, оба помешанные на работе. Я унаследовал от них и интеллект, и одержимость.

Читать я научился в три года. Просто так, сам. Мама вспоминала, как однажды застала меня за книжкой в гостиной.

Я сидел на полу и шевелил губами, разбирая слова. Она решила, что я просто рассматриваю картинки, но потом поняла, что я действительно читаю.

В пять лет я написал свою первую программу, примитивную игру на древнем языке BASIC, которому научился по учебнику папы. Игра была глупой, угадать число от одного до десяти, но для пятилетнего ребенка это казалось магией.

В школе я скучал. Я перескочил через два класса, но даже в классе со старшими детьми мне было неинтересно.

Учителя не понимали, что со мной делать. Одни пытались нагрузить дополнительными заданиями, другие просто игнорировали, давая возможность читать книги на уроках.

Друзей у меня не было. Сверстники казались мне примитивными, они играли в футбол и обсуждали мультфильмы, а мне хотелось говорить о математике и программировании. Со старшими детьми тоже не сложилось. Я был слишком слаб физически, слишком странный ментально.

Я не страдал от одиночества. Точнее, не понимал, что страдаю.

Мне было комфортно в мире книг, компьютеров и задач. Родители гордились моими успехами, но редко были дома, работа поглощала их время. Я привык к самостоятельности.

В пятнадцать лет я поступил в Массачусетский технологический институт. Это был логичный выбор. Лучший технический университет страны, двойная специальность по компьютерным наукам и психологии.

Психологию я выбрал импульсивно, после того как прочитал книгу о криминальном профилировании. Идея, что человеческое поведение можно разложить на паттерны и алгоритмы, завораживала меня.

Институт дал мне то, чего не могла дать школа, интеллектуальное окружение. Впервые в жизни я встретил людей, которые думали так же быстро, как я. Профессора, которые не раздражались на мои вопросы, а радовались им.

Но с людьми я так и не сошелся. На вечеринках я не появлялся, не видел смысла.

Отношений у меня не было. Девушки не интересовались странным вундеркиндом, который говорил только о науке. Да и я не особо стремился к отношениям. Мне казалось, что это пустая трата времени.

Бакалавриат я закончил в девятнадцать лет с красным дипломом. Сразу поступил в аспирантуру Университета Пенсильвании, хотел углубиться в криминальную психологию, понять, как устроены преступники.

Аспирантура открыла мне новый мир. Я изучал дела серийных убийц, анализировал их поведение, строил математические модели.

Моя диссертация называлась «Алгоритмические модели предсказания поведения серийных преступников на основе цифровых следов». Звучало сухо, но суть была революционной. Я доказал, что преступников можно вычислять через их цифровую активность задолго до того, как они совершат преступление.

Защита прошла блестяще. Мне было двадцать четыре года, и я стал доктором наук. Самым молодым в своей области.

ФБР вышло на меня через месяц после защиты. Предложили работу в новом подразделении киберпреступности. Я согласился не раздумывая. Это возможность применить теорию на практике, использовать свои знания для чего-то реального.

Пять лет в ФБР пролетели быстро. Я работал по четырнадцать-шестнадцать часов в день. Раскрыл двадцать три крупных дела. Хакеры, торговцы наркотиками в даркнете, педофилы, мошенники. Каждое дело было головоломкой, и я обожал головоломки.

Личная жизнь так и осталась незаполненной. Две короткие связи, одна с коллегой-аналитиком, вторая с программистом из частной компании. Обе закончились одинаково, девушки уставали от того, что работа занимала в моей жизни девяносто процентов времени.

Родители гордились мной, но мы почти не общались. Пара телефонных звонков в месяц, визит на День благодарения или Рождество. Они продолжали работать в Майкрософт, я — в ФБР. Мы были слишком похожи, чтобы осуждать друг друга за отсутствие времени.

Друзей тоже нет. Были коллеги, с которыми я нормально общался. Джессика, Майк, пара других агентов. Но после работы мы расходились по домам, и на этом все заканчивалось.

Я жил в однокомнатной квартире в Арлингтоне. Съемная, дешевая, функциональная. Мебель из IKEA, собранная кое-как. Стол заваленный ноутбуками, мониторами, бумагами.

Кухня использовалась только для разогрева пиццы и приготовления кофе. Холодильник полупустой — молоко, остатки китайской еды на вынос, энергетики.

Я не чувствовал себя несчастным. Просто… одиноким, иногда.

Особенно по ночам, когда заканчивал работу и понимал, что больше делать нечего. Включал Нетфликс, смотрел что-то до середины эпизода, засыпал на диване. Просыпался с затекшей шеей, шел в душ, ехал на работу. Повторял цикл.

Мне двадцать девять лет, и я один из самых успешных людей в своей области. И одним из самых одиноких, хотя я редко признавался себе в этом.

Телефон зазвонил, когда я стоял на светофоре. Я глянул на экран. Джессика Тан. Наверное, хотела обсудить детали дела.

Я ответил через громкую связь по блютузу.

— Коул слушает.

— Итан, привет! — голос Джессики звучал возбужденно. — Слушай, я тут подумала об алгоритме. У тебя есть минута?

— Да, конечно, — я улыбнулся. Джессика одна из немногих, кто мог говорить со мной о работе без раздражения. — Что ты хотела?

— Твой алгоритм анализировал транзакции биткойна, правильно? А что если адаптировать его для других криптовалют? Эфериум, Монеро? Монеро считается более анонимной, но там тоже должны быть паттерны.

Я задумался. Светофор переключился на зеленый, я поехал дальше, на автомате поворачивая на нужную улицу.

— Монеро сложнее, — сказал я. — Там используются кольцевая подпись и скрытые адреса. Транзакции перемешиваются, отследить отправителя и получателя почти невозможно.

— Почти, — повторила Джессика. — Но не совсем. Если преступник делает ошибку…

— Он всегда делает ошибку, — согласился я. — Вопрос в том, чтобы найти эту ошибку. Нужно анализировать временные паттерны, размеры транзакций, частоту. Если кто-то регулярно получает платежи в одно и то же время, это уже зацепка.

— Точно! — Джессика явно радовалась. — Знаешь, мы могли бы написать новую версию алгоритма вместе. Я хорошо разбираюсь в Эфериуме, ты в поведенческом анализе. Могли бы представить результаты на конференции в следующем году.

— Хорошая идея, — я кивнул, хотя Джессика меня не видела. — Давай обсудим детали завтра. Мне нужно сейчас заехать на склад улик, забрать ноутбук.

— О'кей, — сказала она. — Кстати, поздравляю еще раз. Ты сегодня молодец.

— Спасибо, Джесс.

— Увидимся завтра!

Она отключилась. Я продолжал ехать, обдумывая ее предложение. Адаптировать алгоритм для других криптовалют было логичным следующим шагом.

Преступники постоянно эволюционировали, использовали новые технологии. Мы должны эволюционировать вместе с ними.

Склад улик находился в промышленном районе Арлингтона. Серое трехэтажное здание без опознавательных знаков. Внутри хранились тысячи вещественных доказательств по текущим и закрытым делам. Оружие, электроника, наркотики, документы.

Я припарковался у входа, прошел через охрану, показал служебное удостоверение. Дежурный кивнул и впустил меня. Внутри пахло бетоном, пылью и чем-то химическим, наверное, дезинфицирующими средствами.

Мой ноутбук находился на втором этаже в секции электроники. Я заполнил бумаги на выдачу, бюрократия царила даже в таких мелочах, и получил знакомый черный Леново ThinkPad.

Проверил содержимое. Жесткий диск, зарядка, все на месте.

Вышел из здания в двенадцать двадцать пять. Солнце поднялось выше, жара усилилась. Я снял пиджак и бросил его на заднее сиденье машины, сел за руль.

Телефон снова зазвонил. На этот раз звонил Майк Чжао.

Я завел машину и ответил, уже выезжая с парковки.

— Привет, Майк.

— Итан, слушай, у нас тут проблема, — голос Майка звучал напряженно. — Адвокат Меррика требует допустить независимого эксперта для проверки изъятого сервера. Говорит, что мы могли подделать данные.

Я фыркнул.

— Это стандартная тактика защиты. Пусть приводит эксперта. Данные железные, их невозможно подделать. Блокчейн публичная база данных, любой может проверить транзакции.

— Я так и сказал, — ответил Майк. — Но Ричардс хочет, чтобы ты подготовил детальный отчет для суда. На понятном языке, чтобы присяжные поняли.

Я вздохнул. Это означало еще несколько дней работы.

— Хорошо. Я займусь этим на следующей неделе.

— Отлично. Спасибо, приятель. Кстати, куда ты едешь?

— Домой, — ответил я. — Наконец-то высплюсь нормально.

— Заслужил, — засмеялся Майк. — Увидимся.

Он отключился. Я продолжал ехать, обдумывая структуру будущего отчета. Нужно будет объяснить технические детали максимально просто. Использовать аналогии, визуализацию данных. Присяжные обычно не разбираются в технологиях, им нужны понятные образы.

Я повернул на перекресток Джефферсон-стрит и Пятой авеню. Светофор горел зеленым. Справа стоял грузовик. Белый, с логотипом какой-то транспортной компании. Он тоже ждал зеленого сигнала.

Я начал пересекать перекресток, не снижая скорости. Все внимание было на телефоне я набирал голосовое напоминание о подготовке отчета.

Не услышал сигнала. Не заметил, как грузовик начал движение.

Водитель грузовика не увидел меня. Его обзор перекрыла другая машина. Он сдавал назад, чтобы развернуться, и просто не заметил мою хонду.

Я увидел белую стену кузова только в последнюю секунду. Инстинктивно дернул руль влево, но поздно.

Удар пришелся на водительскую сторону. Металл смялся с жутким скрежетом.

Стекло разлетелось на тысячу осколков. Подушка безопасности выстрелила, ударив меня в лицо. Боль, острая, всепоглощающая, пронзила все тело.

Машину развернуло. Еще один удар.

Теперь сзади, другая машина не успела затормозить. Грохот, скрежет, запах жженой резины и чего-то едкого.

Потом тишина.

Я не мог дышать. Грудь сдавило. Вкус крови во рту. Зрение расплывалось, двоилось. Слышал отдаленные голоса, крики, но слова не складывались в смысл.

Пытался пошевелиться, не получалось. Ноги не чувствовал. Руки не слушались.

Странно. Все это так странно. Я думал о смерти иногда, абстрактно, философски, но никогда не представлял, что она придет так. Просто. Глупо. Случайно.

Не в перестрелке с преступниками. Не от болезни. Просто грузовик на перекрестке, который я не заметил, потому что был занят работой.

Какая ирония. Вся моя жизнь работа. И она же меня убила.

Зрение темнело. Звуки отдалялись. Где-то вдалеке выла сирена, скорая помощь, наверное. Слишком поздно.

Мысли путались, терялись. Лица родителей. Джессика. Майк. Дело Меррика. Алгоритм. Код. Цифры. Паттерны.

Все расплывалось в темноту.

Последняя мысль — четкая, почти смешная в своей банальности:

«Какая глупость…»

Потом ничего.

Темнота.

Пустота.

Конец.