— В Корцирусе есть еще места, куда Ты меня не водил, — напомнила я Друзу Ренцию.
— Возможно, — уклончиво ответил мне он.
— Два дня назад мы проходили мимо одного такого места, — напомнила я.
— Это не то место, откуда доносилась музыка? — уточнил мужчина.
— Да, — кивнула я.
Нелегко было бы забыть такую музыку, столь мелодичную, и столь же возбуждающую и чувственную.
— Там, внутри под эту музыку танцевала девушка, — объяснил он. — Это была пага-таверна.
— И Ты не позволил мне войти туда, — обиженно сказала я.
— Когда в подобном заведении танцуют такие девушки, на них часто надеты лишь украшения или цепи, — сообщил он. — Я думаю для свободных женщин, будет лучше не видеть, как они смотрят на мужчин, и как они перед ними двигаются.
— Понятно, — кивнула я, и спросила, — И что мужчины находят в таких женщинах?
— Именно в интересах той женщины, — усмехнулся Друз, — чтобы мужчины нашли ее привлекательной, и даже очень привлекательной.
— Понятно, — вздрогнула я, уже догадываясь, о чем идет речь.
Интересно, а я сама смогла бы понравиться мужчине подобным образом, танцуя перед ним нагой, а затем, позже, если бы он заплатил моему владельцу мою цену, то и в алькове. Большинство девушек в таком месте, насколько мне известно, со слов Сьюзан, вообще-то не танцовщицы, стоимость их услуг просто входит в цену напитка. Я представила, что если бы я была танцовщицей в этой таверне, и за мое использование в алькове кто-то заплатил бы дополнительную плату, то я тоже постаралась бы быть особенно хорошей. Гореанские мужчины, я уже в этом убедилась, проследят, чтобы они получили обслуживание достойное потраченным монетам.
— Иногда я чувствую жалость к рабыням, к простым рабыням, — призналась я своему телохранителю.
— Не стоит этого делать, — предупредил он.
— Почему нет? — удивилась я.
— Как Вы сами сказали, они — просто рабыни, — объяснил Друз Ренций.
— Конечно, — сказал я, с горечью в голосе.
— Леди Шейла сочувствует рабыням? — спросил он.
— Нет, — резко отказалась я. — Конечно, нет!
— Хорошо, — кивнул мужчина.
— И что же в этом хорошего? — поинтересовалась я.
— Есть такая пословица, «та, кто сочувствует рабынями, уже примеряет ошейник на свою шею».
— Нет! — крикнула я.
— Это — только пословица, — успокоил он. — Ее иногда еще говорят по-другому — «та, кто сочувствует рабынями, сама — рабыня».
— Но это же нелепо! — возмутилась я.
— Несомненно, — не стал спорить Друз Ренций.
— Но если бы я была рабыней, — сказала я, насмешливо, — Я предполагаю, что должна была бы повиноваться. Я должна была бы делать то, что мне приказали.
Я стояла почти вплотную к нему. Я казалась совсем маленькой по сравнению со своим огромным телохранителем. Его размеры и мужественность заставили меня чувствовать себя необычайно хрупкой.
— Да, — согласился он, глядя мне в глаза с высоты своего роста. — При таких обстоятельствах у Вас не было бы иного выбора, кроме как повиноваться. Вы должны были бы сделать все, что Вам приказали.
Я отвернулась от него, внезапно испугавшись его пронизывающего взгляда, и снова оказалась лицом расстилавшемуся за стеной пейзажу. Тарны теперь уже справа от меня спокойно восседали на своих местах в ожидании седоков.
— Это удачно для меня, что я не рабыня, — засмеялась я.
— Да, — прищурившись, кивнул он.
— Но ведь солдаты, тоже, должны повиноваться, не так ли?
— Леди? — сразу напрягся воин.
— Это я к тому, что если я захочу пойти куда-нибудь, или сделать что-либо, я надеюсь ожидать, что Ты будешь относиться с уважением к моим пожеланиям, — пояснила я.
— Если Леди Шейла недовольна моей службой, — выпрямившись словно копье, заявил Друз Ренций, — ей достаточно только довести это до внимания Лигурия, первого министра Корцируса. Замена, возможно более угодная ей, будет немедленно предоставлена.
— Пока Ты назначен служить моим телохранителем, — напомнила я, — Ты повинуешься мне. Я сама решу, когда, или если, Ты будешь освобожден от твоих обязанностей, или даже если Ты должен быть полностью освобожден от обязательств на службе в Корцирусе.
— Да, Татрикс, — глядя сквозь меня, ответил он.
— Я вполне довольна твоей службой, — постаралась поскорее успокоить его я, — но мне хотелось бы, чтобы она была еще лучше. Ведь, я — Татрикс Корцируса, не так ли?
— Да, Татрикс.
— И если, например, я вдруг захочу войти в пага-таверну, Ты будешь сопровождать меня, а не препятствовать.
— В большинство пага-таверн, свободным женщинам входить не разрешают, — предупредил Друз, — лишь в некоторые.
— Понятно, — разочарованно сказала я.
Попытка заставить впустить меня в такое место, как я поняла позже, могло закончиться перебранкой, а то и дракой, следствием чего могло стать раскрытие моего инкогнито. Обычной же свободной женщине, можно было бы просто запретить пересекать порог заведения.
— Кроме того, — продолжил он свои объяснения, — даже получив соответствующее распоряжение, я не могу сознательно вести Вас в те места где Вам грозила бы опасность, например, в определенные районы города ночью. Моя обязанность защищать Татрикс, даже от нее самой, поэтому я не могу подвергать Вас неоправданному риску.
— Ты — превосходный телохранитель, Друз, — уже раскаиваясь в своей вздорности, сказала я. — Ты прав, конечно.
— Я мог бы отвести Вас в таверну, в которой обслуживаются семьи, — предложил мужчина.
— Это совсем не та таверна, которую я имела в виду, — вздохнула я.
— О-о-о, — удивленно протянул он.
— А рабынь могут впустить в пага-таверны, или нет? — не зная еще зачем, поинтересовалась я.
— Если только по поручению, или в компании свободного мужчины, — удивленно ответил он.
— Кажется, об их чувствительности не особо беспокоятся, — усмехнулась я.
— Иногда, — добавил Друз, — рабовладельцы даже могут взять своих женщин в такое место, чтобы они могли видеть пага-рабынь, и танцовщиц, и таким образом поучиться у них, как служить своему господину еще более восхитительно и сладострастно в их собственных домах.
— Что, если я переоденусь в рабыню? — вдруг озвучила я сформировавшийся в моей голове план авантюры.
— Это невероятно! — воскликнул он, на миг впав в ступор.
Я был довольна, что эта мысль, очевидно, лишила его обычного хладнокровия. Мне даже стало интересно, а не размышлял ли он втайне от всех о том, как бы выглядела я, будучи одета как рабыня, или возможно даже, в одних цепях, без всякой одежды вообще. Не исключено, что многих мужчин, волновал подобный вопрос — какова я без одежды. Не скрою, я всегда довольно ревниво относилась к своему телу, и меня не могло не интересовать мнение других о том, как оно выглядит. У меня никогда не было хозяина, который мог бы просто приказать, чтобы я разделась. Меня, конечно, видели голый, мужчины в моей квартире, когда они сорвали с меня полотенце. Но я так же помнила, как небрежно и рационально они обращались со мной, как они безразлично ввели мне содержимое шприца, как спокойно заткнули мне рот и, втиснув в железный контейнер, пристегнули меня там кожаными ремнями. Признаться, к своему разочарованию, я не заметила никакого их интереса к виду моего обнаженного тела.
— Предупреждаю, — сказал он, — в столь публичном и оживленном месте, Вы, даже переодетая рабыней, можете быть опознаны. Как минимум может быть отмечена Ваша схожесть с Татрикс.
— Конечно, Ты снова прав, — вздохнула я, признавая глупость своих идей.
Друз Ренций молча стоял рядом, ожидая распоряжений.
— Друз, — наконец решила я сделать еще одну попытку втянуть его в авантюру.
— Да, — с готовностью отозвался он.
— Я хотела бы посмотреть дом работорговца, изнутри. Я хотела бы увидеть рабские «загоны».
— Подобные зрелища не слишком пригодны для чувствительности свободной женщины, — предупредил телохранитель.
— Я хотел бы увидеть их, — уперлась я. — Это ведь не опасно, не так ли?
— Нет, — вынужден был признать он, хотя и крайне неохотно.
Я была всецело уверена, что такие места, возможно, были самыми безопасными на Горе. Где еще могла быть более эффективная охрана, как не внутри этих заведений, где содержится такое количество заключенных рабов и рабынь? Разве только во дворце Татрикс.
Кроме того, свободному человеку на Горе никогда или почти никогда не грозит какая-либо опасность от невольников, за исключением возможно раба-телохранителя, да и то в случае нападения на его хозяина. В некоторых городах раба могут казнить, только за прикосновение к оружию. Рабам быстро преподают, неповиновение гореанскому рабовладельцу неприемлемо, ни в каком случае.
— Значит, — сказала я, торжествующе, — Я могу ожидать, что Ты устроишь мне эту экскурсию.
— Есть ли какие-либо загоны особо интересные для Леди Шейлы? — сдавшись моему натиску, поинтересовался Друз.
— Выбор за Тобой, — небрежно, хотя внутри меня все пело от возбуждения, ответила я.
— Вы просто хотели бы увидеть девушек за решетками, или прикованных цепью в их конурах, или к их кольцам, — уточнил он, — или возможно Вы бы хотели, также получить представление о том, что происходит за стенами такого дома?
— Что Ты имеешь в виду? — не совсем поняла я его вопроса.
— Например, как дрессируют рабынь, — объяснил мне Друз Ренций.
— Это также могло бы оказаться небезынтересным, — заметила я, делая вид, что обдумываю эту идею, изо всех сил пытаясь не дать волнению прорваться в мой голос.
Мысль о возможности увидеть, как дрессируют женщин, в прямом смысле этого слова — дрессируют, как животных, как например, возможно дрессировали Сьюзан, привела меня в состояние такого возбуждения, что я почувствовала слабость в ногах. Я даже представила себе, как могла бы дрессироваться я сама, несомненно, мне не позволили бы делать это недостаточно усердно, за такое здесь наказывают мгновенно и безжалостно. Подозреваю, что в таких условиях, я научилась бы всему быстро и превосходно. Я приложила бы все усилия, чтобы оказаться прилежной и способной ученицей.
— Надеюсь, Вы понимаете, что Ваше присутствие, как Вы можете догадаться, может смутить рабынь, — предупредил мужчина.
— Ты — умный мужчина, — решила подольститься я. — Думаю, Ты сможешь придумать способ предотвратить это.
— Пожалуй, это можно организовать, — начал сдаваться он, — в каком-нибудь торговом доме, где лишь немногие будут знать Вас в лицо.
— Что Ты задумал? — заинтересовалась я.
— У Вас ноги симпатичные? — вдруг спросил Друз Ренций.
— Да! — ответила я, не успев даже возмутиться его бестактному вопросу.
Вообще-то, я была уверена, что ноги у меня ноги у меня весьма привлекательные.
— Ну что ж, это настолько безумно, что может получиться, — задумчиво протянул он.
— Завтра! — нетерпеливо воскликнула я.
— Так скоро? — опешил Друз.
— Да.
— Позвольте поинтересоваться, для чего Вы хотите увидеть такое место? Почему это оно представляет такой интерес для Вас?
— Мне просто любопытно, — объяснила я, вскидывая голову.
— Так значит завтра? — переспросил он.
— Да, — закивала я головой, чуть не пританцовывая от волнения.
— Хорошо, в таком случае, мне надо заняться кое-какими приготовлениями.
— Сделай это, — сказала я. — Я была бы Тебе крайне благодарна.
И снова это негромкий звук, позвякивание металла, из-под его одежды, звук который он никак не хотел мне объяснить. Это озадачивало меня, и разжигало мое любопытство. Также, я помнила его явно заметную нервозность в первые минуты нашего здесь нахождения, уже, казалось, прошедшую. Кроме того, я все никак не могла понять, почему он привел меня именно на эту площадку на стене, столь близкую к тем внушающим трепет тарнам, сидящим всего в нескольких ярдах отсюда.
— А почему Ты так долго не соглашался привести меня сюда на городскую стену? — задала я мучивший меня вопрос.
Он лишь пожал плечами, даже не сделав попытки ответить на мой вопрос. И все же, слишком странным казалось его внезапное предложение прийти именно сюда, после стольких прежних отказов. Это походило, почти как если бы, он решился на некое действие. Его беспокойство, постоянно прорывавшееся наружу сквозь маску невозмутимости, было совершенно нетипично для этого сильного и уверенного в себе мужчины. Что могло вызвать в нем такую нервозность кроме тарнов, к которым он запретил мне приближаться?
— Ты кажешься мне странными сегодня, Друз Ренций, — не выдержав его молчания, продолжила я. — Ты стал менее общительным, чем обычно. Сегодня я многого не могу понять в Тебе. Я не понимаю, почему так долго Ты отказывался привести меня сюда, ведь отсюда открывается такой захватывающий вид. Но тогда, почему Ты так внезапно, и так запоздало, уступил мне? Что повлияло на Тебя, что заставило передумать? Почему сначала Ты казался настолько растерянным, как будто твои мысли были где-то в другом месте? Почему из всех подобных мест на стене, Ты привел меня сюда, так близко к этим ужасным птицам? Я боюсь их!
— Я — никудышный телохранитель, Леди Шейла, — вздохнул он. — А еще, я — плохая компания в этот день. Простите меня. Хуже того, я боюсь, что я — плохой солдат.
— Почему Ты говоришь мне это? — несказанно удивилась я, действительно пребывая в состоянии крайней озадаченности.
— Я давно планировал привести Вас в это место, Леди Шейла, — вдруг признался он, — даже прежде, чем сами Вы сами заявили о своем интересе к стенам, но, снова и снова, я гнал от себя эту мысль. Мысль, которой я сопротивлялся, казалось, даже еще более стойко, когда, время от времени, сами Вы поднимали этот вопрос. Наконец, после того, как я мучительно взвесил все за и против, мне стало казаться, что, возможно, наилучшим выходом для меня, было бы согласиться сопровождать Вас сюда.
— Я не понимаю смысла того, о чем Ты говоришь, — призналась я.
— Здесь я оказался бы наедине с Татрикс Корцируса рядом с оседланным тарном, — пояснил он. — Придя сюда, я, казалось, точно знал что мне следует сделать. В тот момент мне показалось, что мой столь, хорошо продуманный план действий исполнился наилучшим образом. Было достаточно легко исполнить задуманное. В действительности, я могу предпринять это даже теперь. А, возможно, я даже должен сделать это. Однако делать этого я не буду. Я не нарушу данного заказчику слова. Скорее я позволю этой партии следовать своей дорогой.
— Ты говоришь загадками, — упрекнула я его.
— Пора спускаться со стены, — решительно сказал он. — Нам уже пора возвращаться во дворец.
Я бросила последний взгляд на тарнов. Гигантские и жестокие птицы.
Друз Ренций стоял позади меня, настолько близко, что я казалось, чувствовала его дыхание. На мгновение мне показалось, что он собирается обхватить меня руками. Я почувствовала слабость в коленях, я даже желала, чтобы он сделал это.
— Что было источником того звука под твоей одеждой? — я решилась еще раз попытать счастья.
— Ничего, — вновь попытался отказаться мужчина.
— Покажи мне, — потребовала я, оборачиваясь к нему лицом и оказываясь спиной к зубцам стены.
Он усмехнулся, и приподнял одну сторону своей накидки, загораживая этим меня от города на манер занавеса.
Там, на шелковой подкладке его большого плаща, удерживаемый на защелкивающихся карабинах, смотанный аккуратными петлями свисал набор легких цепей.
Я не сразу смогла определить точное расположение цепей, скомпонованных подобным образом. Но присмотревшись, я разобралась, что там была одна более длинная цепь, которая, по-видимому, являлась основной, и две меньшие, вспомогательные цепи. На одном конце к основной цепи был пристегнут довольно маленькое, но вполне подходяще для того, чтобы закрыться на горле женщины, шейное кольцо. На другом конце к ней была присоединена одна из вспомогательных цепей, длиной около фута, заканчивающейся на каждом конце кольцом, выглядевшим так, как если бы они могли бы плотно закрыться на лодыжках женщины. Другая короткая цепь, крепилась где-то приблизительно в двух футах ниже ошейника, не ее последних звенья висели еще браслеты несколько меньшие чем те, что внизу, и полностью подходящие по размеру к запястьям женщины.
— Что это? — спросила я с трепетом в голосе.
— Это называется — сирик, — невозмутимо ответил он.
— Мужчины всегда носят такие вещи с собой? — удивилась я.
— Иногда, — кивнул он.
Интересно, подумала я, если заковать этими цепями мое тело, как бы я себя почувствовала. Они выглядели очень изящно. Они, несомненно, привлекали внимание. А еще, они вполне надежно удерживали бы меня.
— Пора спускаться со стены, — напомнил мне Друз. — Давайте вернемся во дворец.