Кейджера Гора

Глава 14 Лагерь Майла из Аргентума. Двое Мужчин

— Нет, — всхлипнула я, и проснулась. — Нет!

Я лежала на боку в крошечной клетке, сжавшись в позу эмбриона. Цепь, лежавшая передо мной на круглом полу клетки, негромко звякнула. Бок болел, и я перевернулась на спину, подняв вверх колени. Масса цепи шедшей от ошейника, и цепи ручных кандалов теперь давила на мое тело. Скованные руки я пристроила на животе. Цепь ниже наручников, пройдя между моих ног, сбегала на железный пол, и там соединялась с моими ножными кандалами.

Мне приснилось, как будто бы меня снова везли в клетке по улицам Корцируса. Благодаря ширине повозки и высоте, пять футов над телегой, на которой висела клетка, я была довольно надежно защищена от ударов кнутами и летящих палок. Кроме того, солдаты охраняли периметр движущейся повозки. Немало мужчин, пытающихся прорывать оцепление и вскарабкаться на телегу, иногда невооруженные, а когда с плетью или палкой, или даже с ножом, было перехвачено и отброшено обратно в толпу солдатами. Толпы горожан приветствовали Майла из Аргентума и его воинов идущих впереди. Но, стоило приблизиться к ним повозке со мной, как люди, словно сходили с ума от ненависти ко мне, и радости наблюдать меня в столь униженном положении. Они выкрикивали оскорбления и высмеивали меня, вопили от восторга от того, что я теперь не более, чем беспомощная пленница. Для меня было совершенно очевидно, что люди Корцируса приветствовали воинов из Ара и Аргентума как освободителей. Цвета этих городов были повсюду, на лентах, флажках и просто лоскутах ткани, вывешенных в окнах домов, а иногда растянутых между окнами и крышами над улицей, мелькали в толпе, на развевающихся одеждах граждан и иногда даже детей, сидевших на плечах у взрослых. Это был просто триумф этих цветов. А я стояла в клетке, испуганная, пораженная и сбитая с толку, будучи не в состоянии даже начать понимать причину такой ненависти этих людей ко мне.

Мне пришлось стоять в клетке, чтобы как можно больше людей могли бы рассмотреть меня. Я даже не имела права сесть на пол, или прикрыться руками, если бы я только сделала это, меня бы избили как рабыню. Это пообещал мне Майл из Аргентума.

И вот я, напуганная, лежащая на дне клетки, дрожала от приснившегося кошмара. Мне снилось, что меня снова везут по улицам Корцируса. Я в ужасе дернулась от того, что в меня попала фруктовая кожура, прилетевшая из толпы. Часто во время той ужасной и унизительной поездки, меня стоящую в подвешенной клетке, забрасывали мелкими камнями, мусором и экскрементами.

Я тихонько заплакала, закованная в цепи несчастная девушка, в крохотной тюрьме. По крайней мере, теперь я была одна, и вокруг было тихо. Клетка слегка поскрипывала, раскачиваясь на ветру. Превознемогая боль в затекшем теле, я поднялась на колени, и аккуратно, пальцами, развела непрозрачную ткань, которой клетку обернули на ночь, перед тем, как снова поднять ее до нынешнего положения. Сквозь узенькую щель можно было увидеть огни лагеря, и несколько палаток. Откуда-то издалека сюда долетали звуки музыки. Возможно, что где-то там, среди палаток, танцевали девушки, стараясь угодить своим владельцам. Мы были в одном дне пути от Корцируса по направлению к Аргентуму. Я бросила взгляд вниз, к земле, находившейся не меньше чем в сорока футах подо мной. Клетка теперь свисала не с кольца на балке фургона, а на веревке, которая была переброшена через крепкий сук высокого дерева. Клетка была поднята на высоту и оставлена здесь еще с вечера.

— Злодейка Корцируса! Угнетательница Корцируса! — кричали люди.

Я, прислонившись спиной к прутьям решетки, опустилась на железный пол клетки бедрами, а колени подтянула к груди, в очередной раз при этом зазвенев цепями. Откинув голову назад, я уставилась вверх на темный, конусообразный потолок клетки. Кажется, у меня больше не осталось слез, чтобы плакать.

Мне так не хотелось умирать!

А издалека доносилась жизнерадостная музыка.

Лучше бы я была рабыней! Тогда бы у меня мог быть шанс спасти свою жизнь, тогда бы у меня появилась возможность убедить владельца, так или иначе, любым доступным мне путем, что я стою того, чтобы меня сохранить.

Но я была свободной женщиной, и теперь буду подсудна только холодному и жестокому милосердию закона.

Меня везли в Аргентум, только затем, чтобы посадить на кол. Я больше не могла даже плакать. Не осталось ни сил, ни слез.

Внезапно, мне показалось, что клетка дернулась и опустилась на дюйм. Нет! Я совершенно точно ощутила, что клетка заметно дернулась еще раз.

Я стремительно встала на колени, пытаясь рассмотреть хоть что-то снаружи. Но, из-за непрозрачной ткани обернутой и закрепленной вокруг клетки, у меня оставалась лишь тонкая щель, через которую я смогла увидеть чуть больше, чем ничего.

Клетка замерла, и я вместе с ней. Но через некоторое время, новый рывок, и клетка повисла еще на дюйм ниже, затем еще. Я стояла на коленях, бережно держа свои цепи, не позволяя им зазвенеть. А клетка медленно, но верно пошла вниз, пока, покачнувшись, не замерла на твердой земле.

Мое сердце билось в груди так дико, что я боялась, как бы оно не разбудило весь лагерь. Казалось, я вновь ожила. Хитрость и осторожность, с которой производились манипуляции с клеткой, не предлагали действий представителей Майла из Аргентума. Мне даже не приходило в голову, чтобы закричать. Кого бы я позвала на помощь, и с какой целью? Да даже если эти ночные посетители захотели бы украсть меня, и возможно сделать рабыней, или продать меня, то я готова была с невероятной охотой бежать в любую неволю, в которую они хотели бы меня поместить. Я пошла бы на это с радостью. Я упивалась бы этим. Да я, в благодарность, сделала бы все возможное, чтобы оказаться для них рабыней выше их самых безумно смелых мечтаний.

Но тут я внезапно испугалась. А что, если эти посетители не были похитителями или работорговцами. Что, если это были мужчины из Корцируса, которым захотелось вернуть меня обратно в город, чтобы в тайне подвергнуть меня ужасным пыткам, которые могли бы оставить далеко позади мучения от разрывающего мои внутренности кола на стене Аргентума?

Я уже не знала, что мне делать! Закричать или не стоит?

Покрытие на клетке было расшнуровано, и аккуратно смотано с клетки. Снаружи стояли мужчины. Двое. Одеты во все черное. В масках. У одного из них в руке прикрытый заслонкой потайной фонарь, на земле рядом с другим размотанная кожаная лента с ячейками, содержащим какие-то инструменты, ключи и отмычки. Быстро перебирая и пробуя одну отмычку за другой, он занялся взломом верхнего замка. Он явно был весьма опытен в подобном ремесле. Может это был мужчина из касты кузнецов, или из любой другой, просто сведущий в таких делах. Через пятнадцать енов перед ним сдались оба замка. Дверь клетки распахнулась, и я оказалась снаружи.

Меня тут же негрубо, уложили на спину, и мужчина, не мешкая, опять подбирая ключи, подступил к замку ошейника. С этой задачей он справился еще быстрее, и я почувствовала, как разделенный ошейник перестал давить на мое горло. Через несколько енов я лишилась наручников, а затем и кандалов. Но тут меня перевернули на живот, а мое правое запястье привязали к левой лодыжке. Испуганно задергавшись в путах, я повернула голову. Мой взгляд упал на золотой сирик, уложенный в клетке. Значит, поняла я, это не было тем, что эти двое хотели бы похитить. А еще я увидела клетку закрытую, вновь обернутую тканью, и двоих мужчин, энергично, но бесшумно тянущих веревку, и поднимающих мою золотую тюрьму вверх. Через непродолжительное время, клетка снова спокойно висела, где ей и было положено. Даже если опускание и подъем клетки и были не замечены в лагере, я не думала, что я обрадовалась бы, если кто-либо из солдат обнаружит до наступления утра, стоящую на земле, пустую клетку. Шнур, который стреноживал меня, был удален, и сильные мужские руки поставили меня на ноги. Я была поражена, но меня больше не связали. Наоборот, мне выдали плащ! Я мгновенно накинула его на себя, прикрывая тело и голову, и сжимая полы в кулаке под подбородком. Это был довольно короткий плащ, и его край едва доставал до середины моих икр. Но как я была за него благодарна этим мужчинам! И не только за то, что это позволило мне спрятать свой облик, но и потому что это дало мне возможность прикрыть мою наготу. Я почувствовала руку на спине, слегка подтолкнувшую меня прочь от этого дерева и уже пустой клетки.

Когда мы несколько удалились от дерева, я заметила раскинувшиеся в непринужденных позах фигуры двух охранников, и опрокинутую бутыль рядом.

— А ну, стоять! — послышался чей-то пьяный голос, как раз в тот момент когда мы проходили между палатками.

Мы остановились. С того самого момента, как мы отошли от дерева, мое левое плечо находилось в захвате одного из мужчин. Похоже, что он опасался, что я могу, испугавшись чего-либо, или поддавшись импульсу броситься наутек, и хотел избежать подобного риска. Теперь ему нечего было опасаться. Его пальцы были подобны железному кольцу. Я все еще удерживала плащ правой рукой, сжимая его чуть ниже лица. Услышав оклик, я испуганно попыталась натянуть плащ, еще больше, и скрыть под ним свое лицо. Только бы меня не узнали!

— Маски, а? — пьяно протянул подошедший, заплетающимся языком. — Так значит, она — свободная женщина, не так ли? Но, похоже, уже ненадолго!

Он пьяно заржал, качаясь перед нами, как тонкое дерево на ветру. Он даже попытался дотянуться до плаща, который я держала зажатым у самого лица. Мне кое-как удалось увернуться.

— Скромняжка, однако, — удивленно проговорил он. — Простите меня, Леди.

Пьяница, по шутовски, неловко поклонился, но излишне низко согнувшись, чуть не зарылся лицом в землю. В этот момент, державшая мое плечо рука дернула меня вперед. И напившийся солдат остался позади нас.

Я уже было вздохнула полной грудью, как внезапно почувствовал, что мой плащ задран мне на спину.

— А у нее ноги, достаточно хороши, чтобы быть таковыми у рабыни, — сказал все тот же пьяный голос.

Мы продолжали двигаться в направлении, известном лишь моими освободителям, или похитителям. Я была потрясена. Только что я на своем опыте узнала, что значит общедоступность тела рабыни. Меня резко дернули назад, в тень между какими-то палатками. Два часовых, подсвечивая себе дорогу фонарем, неторопливо прошли мимо. Выждав несколько секунд, мы продолжили движение среди брезентовых палаток полевого лагеря армии Аргентума.

В большинстве палаток было темно. Внутри некоторых горели неяркие лампы. Когда мужчины проходили между лампой и холщевой стеной, мы могли видеть их неясные двигающиеся тени. В одной из палаток перед сидящим мужчиной медленно и чувственно танцевала девушка. Ее уверенные движения позволяли предположить, что она могла быть лагерной рабыней, девушкой из одного из караванов общественных рабынь армии, или из каравана принадлежавшего одному из маркитантов, имевших контракт с армией на время определенного сезона или кампании. Эти торговцы оставались в пределах лагеря, и путешествовали с войсками, и помимо снабжения солдат продуктами, сдавали рабынь в аренду за таксу, предусмотренную в контрактах. Конечно, это могла бы быть и девушка, захваченная в Корцирусе, или в другом населенном пункте, возможно девушка из пага-таверны. Подобная практика иногда приносит в воинские лагеря элемент конкуренции. Такса за использование рабынь маркитантов в контракте точно не прописана, в отличие от обычных лагерных рабынь, чьи цены фиксированы и практически ничтожны. Это значительно, хотя и неофициально оказывает влияние на рынок подобных услуг. Низкие цены и доступность обслуживания устанавливают конкурентоспособные нормы, гарантируют реалистичный прейскурант и уменьшают риск возникновения чрезмерной спекуляции. Кстати, на Земле, для свободной женщины, весьма обычна практика извлечения пользы из ее собственной красоты, используя это, например, для карьерного роста, или в конкуренции на работе, ради улучшения своего благосостояния. На Горе, однако, если та же самая женщина окажется в рабстве, она очень скоро обнаружит, что прибыль, получаемая с ее красоты, принадлежит теперь уже не ей, а ее господину. И это трудно назвать неправильным. Ведь она сама является его собственностью и средством получения прибыли.

Когда мы проходили мимо другой, темной палатки, изнутри послышался звон цепей, и отчаянные стоны и крики.

— О-о-ох! Еще, Господин, я прошу-у-у-о-о Вас, пожалуйста-а-а, еще-о-о, — услышала я, — Еще-о-ох, пожалуйста, о-о-о, мой Господин, еще, пожалуйста еще, пожалуйста-а-а-о-ох, мой Господи-и-ин, я умоляю Ва-а-ас!

Насколько шокирована была я услышанным только что! Кто был там внутри? Проститутка, шлюха?! Но я боялся, что это был кто-то намного хуже. Кто-то в тысячу раз ниже. Кто-то в тысячу раз более презренный и беспомощный — там была рабыня.

Через некоторое время мы, наконец-то, остановились среди темных палаток. Здесь меня усадили землю.

— Почему мы остановились здесь? — испуганно пошептала я. — Кто Вы? Что Вы делаете?!

Мой последний вопрос был вызван тем, что один из мужчин, тот, что из них был крупнее, и кто держал меня за левую руку в течение всего бегства через лагерь, теперь скрестил мои щиколотки. Затем он, вытащив длинную тонкую веревку, и принялся быстро, и умело связывать мои ноги, то оборачивая шнур вокруг обеих ног, то накидывая петли на каждую в отдельности, обеспечивая тем самым плотное плетение. Иногда он протягивал конец веревки сквозь уже заплетенные петли. В конце мужчина затянул весь сложный узел. То, что он сделал, было намного тщательнее продумано и исполнено, чем того требовалось для простого связывания ног девушки. Я не сомневалась, что одной двух петель, должным образом затянутых узлом, было бы достаточно для прекрасного выполнения такой задачи. Но затем он, к моему удивлению, вложил оба свободных конца веревки мне в обе руки. Я, озадаченная происходящим, автоматически сжала их. Он не завязал их узлом. Он не сделал никакой попытки связать мне руки.

— Подождите! — отчаянно прошептала я. — Нет!

Я вдруг поняла то, что они собирались сделать! Меньший из них тот, кто был настолько опытен в обращении с замками и цепями, приложил пальцы к моим губам.

— Нет! — в ужасе шептала я. — Только не оставляйте меня! Кто Вы? Почему Вы сделали это?

Мужчина лишь сильнее прижал пальцы к моим губам, и я замолкла. Тут он наклонился вплотную к моему уху и зашептал. Его голос мне был не знаком.

— Мы привели Тебя сюда, — расслышала я. — Мы в половине пасанга от клетки. Ты поняла?

Я отчаянно закивала головой.

— Подъем в лагере сыграют через три ана, — продолжил он, и я снова закивала.

Я сразу почувствовала, что давление на губы исчезло, он убрал пальцы.

— Не оставляйте меня! — взмолилась я.

— Подъем в лагере через три ана, — повторил он.

— Кто Вы? — спросила я, но мужчина молчал. — Почему Вы сделали это?

— Когда-то Вы были добры ко мне, — ответил он. — Я этого не забыл.

— В чем добра? — отчаянно захотела узнать я.

— Я расплатился по своим долгам, — сказал он. — Что сделано, то сделано. Вопрос закрыт.

— Тогда, почему он здесь? — указала я на более крупного мужчину.

— У него свои мотивы, — пожал плечами меньший.

Тем временем, тот что крупнее, сдернул с меня плащ, и я осталась сидеть на голой земле, обнаженная, со связанными ногами и двумя концами шнура, сжатыми в моих руках.

— Не оставляйте меня здесь, — взмолилась я. — Возьмите меня с собой. Я на все готова! Даже стать Вашей рабыней!

Внезапно, крупный мужчина, злобно, схватил меня за горло. Я с ужасом почувствовала, как эти сильные руки сдавили мое горло. Дышать! На мгновение у меня потемнело в глазах. Я отлично поняла, что ему ничего не стоило выдавить из меня жизнь по малейшему желанию.

— Не убивай ее, — остановил крупного другой, и давление исчезло с моего горла.

Я шумно вдохнула. Горло саднило, глотать было мучительно больно. А мужчина спокойно надел плащ на себя.

Мужчины встали, и отвернувшись, собрались уходить.

— Только не оставляйте меня здесь одну, прошу Вас! — безнадежно зашептала я.

— Уже, тем, что сделано, мы предоставили Тебе больее чем в сотню раз большее снисхождение и любезность, чем Ты того заслужила, — вдруг прорычал меньший.

— Вы — не мои друзья? — озадаченно спросила я.

— Нет, — ответил он. — Мы — твои враги.

Я несчастно посмотрела на него.

— Прощай, Леди Шейла, угнетательница и тиран Корцируса.

— Подождите! — уже без всякой надежды прошептала я в темноту.

Но они уже исчезли, причем, разойдясь в разные стороны. Я чуть было не закричала от отчаянья охватившего меня, но вовремя сообразила, что, несомненно, к тому времени, как здесь появятся солдаты, привлеченные моим криком, они будут уже далеко и стоит им снять маски, то, что им можно будет предъявить? А вот мне… Я преуспела бы лишь в том, чтобы вновь оказаться в клетке, и отправиться в Аргентум, на свою собственную казнь.

— Подождите, — тихо и жалобно прошептала я.

Но вокруг уже никого не было, они исчезли.

— Подъем в лагере через три ана, — вспомнилось мне.

Лихорадочно я начала разматывать и развязывать плетение на моих лодыжках. Мне понадобился целый ен, чтобы освободить ноги.

В панике, я смотрела, на приближающийся ко мне фонарь, удерживаемый одним из двух часовых. Я отпихнула сбившуюся в клубок веревку, и упав на живот, отползла в сторону, в тень позади палатки. Я вздрогнула и чуть не заорала от испуга, почувствовав на своем плече касание одной из веревок палатки. Внутри палатки кто-то зашевелился палатки во сне. Пятно света медленно проплыло мимо и начало удаляться.