Кейджера Гора

Глава 9 Решение о сборе информации о Корцирусе

Я стояла у зарешеченного окна в своих апартаментах, и смотрела наружу. Отсюда просматривалась часть внутреннего двора, секции внутренних стен и первые из тех двух ворот, ведущих из дворца в город. В поле зрения попадал и участок площади раскинувшейся по ту сторону ворот перед дворцом. Я видела, мужчин и женщин, спешивших через этот видимый мне участок, по-видимому, чтобы присоединиться к огромной толпе, собравшейся перед дворцом. Однако самой топы отсюда рассмотреть было невозможно. И это уже была вторая такая толпа за последнюю неделю. А еще я видела, что некоторые мужчины, пересекающие площадь, возможно видя фигуру в моем окне, останавливаются, и грозят кулаками. В такие моменты я отходила вглубь комнаты.

— Госпожа! — вскрикнула Сьюзан, вошедшая с подносом и внезапно остановившись, уронила кубок и пролила вино.

Для рабыни, просто оказавшейся слегка неуклюжей, девушка смотрела на меня с чересчур неестественным ужасом

— Простите меня, Госпожа! — взмолилась она. — Я немедленно все очищу!

Я присматривалась к ней, наблюдая, как она поставила поднос, подняла с пола упавший кубок, и торопливо бросилась за водой и тряпкой. Через мгновение ока Сьюзан уже стоя на четвереньках, оттирала пол. Конечно, я как женщина богатая и влиятельная, даже Татрикс, была выше таких дел. Это может и должно быть выполнено женщинами из низших слоев. Идеально, конечно, скинуть подобные задачи на тех женщин для того, они бы отлично подошли, на рабынь. Но она явно была чем-то напугана, и я подумала, что наказание за пролитое вино здесь было не причем.

— Сьюзан, — позвала я рабыню.

— Да, Госпожа, — отозвалась она, испуганно гладя на меня снизу, все еще стоя на четвереньках.

— Почему Ты пролила вино? — осторожно поинтересовалась я.

— Мне жаль, Госпожа!

— Почему Ты пролила это? — резко спросила я.

Она казалась мне удивленной и чем-то напуганной.

— Я просто вздрогнула от неожиданности, Госпожа, — объяснила она. — Я не ожидала встретить Вас здесь. Мне показалось, что я видела Вас в приемной около большого зала, всего несколькими енами ранее.

— Наверное, Ты обозналась, — сказала я ей.

— Да, Госпожа.

— Этим вечером за воротами собралась новая толпа, — заметила я, скорее сама себе, чем обращаясь к Сьюзан.

— Да, Госпожа, — подтвердила та.

— Похоже, что люди там здорово разгневаны, не так ли? — спросила я уже у девушки.

— Я так боюсь, Госпожа, — призналась мне Сьюзан.

И снова я приблизилась к окну, и взглянула на площадь. Я могла слышать крики, доносившиеся из толпы, но разглядеть можно было лишь немногое, большинство людей собралось в мертвом пространстве под стеной.

— Я думаю, что гвардейцы скоро выйдут, чтобы рассеять их, — заметила Сьюзан.

— Ты можешь сказать мне, что они кричат, чего они хотят? — небрежно спросила я.

— Нет, Госпожа, — ответила Сьюзан, опуская голову.

— Даже от этого окна, я вполне ясно могу разобрать их крики, — раздраженно бросила я.

— Простите меня, Госпожа, — испугалась Сьюзан.

— Говори, — нетерпеливо приказала я.

— Они требуют крови Татрикс Корцируса, — опасливо сжавшись, заговорила она, — они называют Вас тираном и оскорблением Корцируса.

— Но, почему? — воскликнула я. — Почему?

— Я не знаю, Госпожа, — ответила Сьюзан. — Возможно, из-за того что в городе возникла нехватка кое-каких товаров. Или они раздосадованы ходом войны!

— Но война в целом развивается удачно, — удивилась я.

— Да, Госпожа, — согласилась Сьюзан, почему-то опуская голову.

В этот момент послышался тяжелый удар в дверь.

— Лигурий, первый министр Корцируса, — объявил один из гвардейцев зычным голосом.

— Входите, — пригласила я.

В распахнувшуюся дверь, с львиной грацией, и королевским достоинством вошел Лигурий и, посмотрев на меня с высоты его внушительного роста, поклонился мне. В ответ я чуть склонила к нему свою голову.

При его появлении Сьюзан упала на колени, уперлась ладонями рук в пол и опустила голову между рук, принимая положение «поклон рабыни», обычное для нее в присутствии ее хозяина. Интересно, требовал ли Лигурий этого положения от всех своих рабынь. Мне почему-то казалось что так оно и было.

Лигурий бросил на рабыню быстрый раздраженный взгляд. Не трудно было догадаться, что она там делала.

— Это она пролила вино? — поинтересовался министр.

— Да, — не стала я выгораживать рабыню.

— Если Вы не хотите утруждать себя, — сказал он, — У меня найдется кому выпороть ее для Вас.

— Все в порядке, — отмахнулась я. — Она — всего лишь глупая, бесполезная рабыня. Пошла вон, Сьюзан. Закончишь с уборкой позже.

— Да, Госпожа, — дрожащим голосом сказала Сьюзан и, подскочив, в мгновение ока исчезла за дверью.

— Этой ночью, — заявил Лигурий, — Я отправлю ее к гвардейцам. Пусть она голышом станцует для них танец плети.

На Горе существует великое множество разновидностей танцев плети. В контексте того что министр приготовил для Сьюзан, по-видимому не подразумевался танец под музыку как в таверне. Скорее здесь предполагался вариант, при котором девушка, без музыки, обольстительно двигается, дергается и крутится перед развлекающимися мужчинами, которые щелкают плетями рядом с ней. Если она не достаточно преуспеет в увертках, или если она недостаточно чувственна, то плети станут падать не около нее, а на нее. Когда кто-либо из мужчин более не способен выдержать этого зрелища, то он хватает ее и бросает на циновку, где, она должна полностью ублажить его. Если же мужчина останется недоволен, то ее будут пороть теми же плетями, и так пока она не справится со своей задачей. Когда первый мужчина будет удовлетворен, танец начинается по новой, и в таком порядке продолжается до тех пор, пока все мужчины не попробуют рабыню, или пока им не надоест это развлечение.

— Как продвигается военная компания? — поинтересовалась я.

— Я как раз пришел, чтобы сообщить о еще одной знаменательной победе, — заявил Лигурий. — Это произошло на Равнинах Этеоклес.

— Выходит враги, уже к востоку от Холмов Этеоклес, и за Перевалом Тесея, — отметила я.

— Вы исследовали карты? — удивленно спросил Лигурий.

— Я спрашивала у людей, — объяснила я Лигурию, который прекрасно знал о моей неграмотности в гореанском.

— Понятно, — кивнул он.

Со стороны внутреннего двора послышались отрывистые команды, крики, и звон оружия. Я подскочила окну, выглядывая вниз.

— Это гвардейцы, — пояснил Лигурий, — они выступают, чтобы рассеять толпу.

— Да, — сказала я.

Гвардейцы, построившись в две колонны, со щитами и копьями, выходили за ворота. Через какие-то мгновения, на видимом отсюда участке площади появились бегущие прочь мужчины и женщины.

— Это всего лишь небольшие группы несогласных, — постарался успокоить меня первый министр. — Не берите в голову. Вас любят в Корцирусе.

— Как мне кажется каждая из наших новых побед, — заметила я, — происходит все ближе к Корцирусу.

— Конечно, Вы помните серебро, привезенное из Аргентума? — спросил он.

— Да, — кивнула я. — оно не могло не броситься в глаза, на параде в честь очередной победы несколько недель назад, который мы принимали.

— Который Вы принимали, моя Татрикс, — скромно поправил он меня.

— Да, — не стала я спорить.

Мне хорошо запомнился этот парад. Лигурий сидел вместе со мной в паланкине. Благодаря огромному росту и величавой осанке, его фигура сразу бросалась в глаза. Как и в мои предыдущие официальные выходы в город, очевидно в соответствии с традициями Корцируса, я была без вуали. Кажется черты моего лица, теперь стали известны тысячам горожан.

— Кажется, что серебра было даже несколько больше, чем ожидалось, — сказала я.

Лигурий промолчал.

— Наши войска вошли в Аргентум? — напрямую спросила я.

— Наши генералы не сочли это необходимым, — ответил Лигурий. –

— Кажется, что наша первая победа, после захвата шахт, произошла на Полях Хесиус, — припомнила я.

— Да, — согласился Лигурий.

— Вторая — на берегах Озера Иас, — продолжила я, — А третья — к востоку от Иссис.

Иссис — это река, текущая на северо-запад, и впадающая в Воск далеко на севере отсюда.

— Да, моя Татрикс, — признал Лигурий.

— Теперь мы победили еще раз, на сей раз на Равнинах Этеоклес, — добавила я сведения к уже имеющимся.

— Да, моя Татрикс.

— Эти равнины находятся в пределах ста пасангов от Корцируса, — подвела я итог.

— Это — часть плана, моя Татрикс, — попытался объяснить Лигурий. — Мы растягиваем их линии снабжения. В тот момент, когда мы сочтем это целесообразным, мы навалимся как тарн на табука, и перережем их. Вот тогда, измотав голодного деморализованного противника, мы покончим с ним одним сокрушительным ударом. Не волнуйтесь, Леди. Враги скоро будут беспомощны. Они уже очень скоро окажутся под нашими мечами.

— Нет ли в городе недостатка продуктов? — осторожно поинтересовалась я.

— Во дворце ни в чем нет никакого недостатка, — отмахнулся Лигурий. — Леди Шейла ведь насладилась своим пряным вуло этим вечером?

— А в городе? — уточнила я.

— Во время войны, всегда возможны некоторые незначительные лишения.

— Так ли они незначительны?

— Да, — кивнул он и, пятясь к двери и кланяясь, произнес: — С Вашего разрешения.

Лигурий ушел. А я спросила сама себя, как чувствует себя женщина, обязанная вставать в позу «поклон рабыни» перед таким мужчиной, и каково это оказаться в его руках.

Отбросив ненужные мысли в сторону, я вновь повернулась к зарешеченному окну. Отсюда, если присмотреться, можно было разглядеть, колеблющуюся на ветру и поблескивающую в лучах солнца, противотарновую проволоку. Она было натянута над внутренним двором, между крышами дворца и стенами. Насколько я слышала, ее натянули и других частях города.

Вновь открылась дверь и переступившая через порог Сьюзан опустилась на колени и склонила голову. Обычно, рабыни обязаны вставать на колени, входя в помещение, в котором находятся свободные людей. Это правило распространяется, и на обратную ситуацию, они встают на колени всякий раз, когда в помещение где они находятся, входит свободный человек.

— Ты можешь закончить свою работу, — сообщила я рабыне из Цинциннати, штат Огайо.

— Да, Госпожа. Спасибо, Госпожа, — сказала девушка, и через мгновение, уже снова стояла на четвереньках, опустив голову, и мокрой тряпкой оттирала каменные плитки пола, тщательно с них удаляя остатки липкого, уже подсохшего вина.

— Сьюзан, — окликнула я ее.

— Да, Госпожа? — девушка оторвалась от работы и подняла голову.

— Лигурий уже говорил с Тобой? — спросила я.

— Да, Госпожа, — кивнула она.

— Значит, Ты уже знаешь, что сегодня вечером Тебе придется танцевать перед мужчинами, — поняла я.

— Да, Госпожа. Перед отобранными им гвардейцами. Танец плети.

— Это была не моя идея, Сьюзан. Я не просила, чтобы Лигурий наказал Тебя. Это он сам решил. Я хочу, чтобы Ты знала это. Мне, правда, жаль.

— Мне даже в голову не могло прийти, что это, могло, быть Вашей идеей, Госпожа, — улыбнулась Сьюзан. — Ведь Вы даже не хотели моего наказания. Госпожа всегда выказывала ко мне невероятную мягкость. Госпожа всегда была невероятно добра ко мне. Почти как если бы ….

— Что? — не поняла я ее оговорку.

— Почти, как если бы Госпожи кое-что понимала в беспомощности и уязвимости рабыни.

— И что могу я, свободная женщина, понимать в этом? — сердито спросила я.

— Простите меня, Госпожа, — взмолилась Сьюзан. — Конечно же, Вы, как свободная женщина, не могли!

Признаться, я рассердилась на нее. Я даже на секунду задумалась о том чтобы немного выпороть эту щлюху в стальном ошейнике. Сьюзан, словно почувствовав неладное, быстро опустила голову, и продолжала свою работу, грязную работу, работу, подходящую для таких как она, для рабынь.

— Сьюзан, — вновь позвала я девушку.

— Да, Госпожа?

— А это трудно изучить танец плети? — небрежно поинтересовалась я.

— Я не танцовщица, Госпожа, — пожала Сьюзан плечами, — по крайней мере, не больше всех тех, кто исполняет этот танец. Это даже и не, танец, точнее не совсем танец. Обнаженная рабыня просто двигается перед сильными, строгими мужчинами так, как они хотели бы, чтобы женщина двигалась перед ними. А когда кто-то из них достаточно возбудится, он указывает рабыне на это, и Вы ублажаете его.

— А как же Ты узнаешь, что надо делать? — удивилась я.

— Женщины применяют разные приемы, — пустилась она в объяснения, — например, извиваться вокруг или на предметах мебели, на полу, вокруг их тел, у их ног, на своей спине или животе. Надо испробовать все и надеяться найти что-то, на что они среагируют. Иногда мужчины сами дают явные инструкции или команды, например, как если бы женщину ставили в рабские позы на торгах. Иногда они направляют, или помогают, иногда плетью, иногда криком или выражением лица. В иных случаях девушка, если можно так выразиться, слушается рабского огня в своем животе, как может показаться, становится единым целым с ним и с танцем. А затем, весьма скоро, уже сама вынуждена, своим танцем, своими жалобными жестами и выражением лица, умолять мужчин уменьшить беспощадное напряжение в ее теле, и разрешить ей закончить мучительный цикл возбуждения, позволить ей получить их и подчиниться им, своим владельцам, в чувственной и судорожной капитуляции беспомощной рабыни.

— Но плеть, — вздохнула я. — Разве Ты не боишься ее?

— Конечно, я боюсь ее, — призналась она и рефлекторно вздрогнула. — Но я не думаю, что почувствую ее на себе.

— Почему? — удивленно спросила я.

— Я хорошо танцую, — улыбнулась Сьюзан, и внезапно посмотрела мне прямо в глаза.

— Ох, — только и смогла произнести я, отвернулась от нее, чтобы успокоить сбившееся дыхание.

Когда я пришла в себя, и снова обернулась к рабыне лицом, та уже закончила свою работу.

— Госпожа еще будет нуждаться во мне в течение этого вечера? — спросила она.

Я с удивлением осмотрел Сьюзан, словно увидела ее впервые.

Какой целомудренной, скромной и даже застенчивой она казалась в своей короткой тунике и ошейнике, с таким обворожительным лицом и восхитительной миниатюрной фигурой. Какой грациозной и изящной! Какой почтительной и робкой! Конечно, сейчас она была рабыней женщины, и только, но какой внимательной, умной, умелой и вежливой.

Но мужчина, такой как Лигурий купил ее голую с рабского прилавка на Косе. Какая милой и робкой девушкой она была сейчас.

Но сегодня вечером она будет танцевать нагой перед гвардейцами.

— Госпожа? — вывела меня из задумчивости Сьюзан.

— Ты не кажешься несчастной, от того, что сегодня ночью будешь танцевать голышом перед несколькими мужчинами, — заметила я.

Действительно, мне даже показалось, что она нетерпением ждала этого!

— Нет, Госпожа, — улыбнулась рабыня.

— Но почему? — крайне удивилась я.

— Я обязана говорить? — спросила она, опустив голову и, кажется, пряча довольную улыбку.

— Да, — потребовала я.

— Я люблю мужчин, и хочу служить им. Полностью, — призналась Сьюзан.

— Похотливая, бесстыдная шлюха! — крикнула я на нее.

— Я — рабыня, — напомнила она мне. — Простите меня, Госпожа. Но, меня не допускали к мужчинам уже одиннадцать дней. Мои ногти сцарапаны в кровь в каменный пол в моей клетке.

Я вздрогнула. До сих пор я как-то совсем не думала о том, где рабыни содержатся по ночам. Безусловно, я знала, что они не блуждали свободно по дворцу. Теперь, я выяснила, что, по крайней мере, некоторых, запирают в клетках. В этом, конечно, имелся смысл, по той причине, что они, как и похотливая маленькая шлюшка Сьюзан, считались домашними животными.

— Значит, мне не зря показалось, что танец плети, в действительности, не был бы большим наказаньем для Тебя, — отметила я.

— У Лигурия немало женщин, — пожала она плечами. — Он не так чтобы хорошо меня знает. Несколько раз он, уже довольно давно, он брал меня, и возможно я не показалась ему, но с тех пор рабский огонь в моем животе запылал сильнее, и я значительно повысила свое мастерство.

— А он думает, что для Тебя это будет ужасное наказание? — усмехнулась я.

— Я предположила бы именно так, — засмеялась девушка. — Несомненно, он ожидает, что я буду хорошенько выпорота.

— Ну и каково это, быть в руках такого мужчины, как Лигурий? — задала я давно мучивший меня вопрос, стараясь придать голосу небрежный тон.

— Он опустошает женщину, — сказала она, — превращает ее в измученное, стонущее животное, а затем он вынуждает ее отдаваться ему, полностью и без остатка, как рабыню.

— А Ты случайно пролила вино не нарочно? — озвучила я вдруг пришедшую в голову мысль.

— Нет, Госпожа, — засмеялась Сьюзан. — Откуда же мне было знать, что Лигурий придет в Ваши покои. Ведь надо было бы подгадать, чтобы все произошло перед самым его приходом. Я же знаю, что Вы не были бы столь жестоки, чтобы назначить мне наказание танцем плети. А, кроме того, обычным наказанием за такую неуклюжесть, скорее всего, стала бы не бескомпромиссная, унизительная жестокость танца плети, а нечто по своему характеру более прозаичное, ну что-то вроде уменьшение, или изменение порций, близкие кандалы, или, чаще всего, удары плетью или стрекалом.

— Понятно, — признала я.

Я постаралась представить себе, как будет выглядеть Сьюзан, крутящаяся и извивающаяся перед мужчинами, с блестящим от пота обнаженным телом, пытающаяся завести их, лишь для того, чтобы оказаться используемой ими, причем так, как они только могли пожелать. Она казалась мне идеальной рабыней женщины, такой умелой, робкой и скромной девушкой, что было довольно трудно вообразить ее в такой ситуации. Но она сама призналась мне, что содрала ногти в кровь, царапая пол в ее клетке. Казавшаяся такой спокойной, милой, отзывчивой и даже застенчивой, Сьюзан, на самом деле, оказалась мучима сексуальными потребности и весьма сильными. По-видимому, эти ее потребности были результатом избытка у нее женских гормонов, по крайней мере, именно на это указывали ее необыкновенно женственные формы. Интересно, как много девушек, таких же как Сьюзан, могли бы стать рабынями для удовольствий, ожидая того, чтобы их выпустили из их клеток и начали ими командовать.

— Я хорошо танцую, — насколько же поражена я была, услышав вот такое ее объяснение.

В тот раз я отвернулась. Ведь она посмотрела мне в глаза, не как рабыня в глаза свободной женщины, а как одна женщина смотрит в глаза другой. В тот момент я почувствовала, что, в конечном счете, мы обе были всего лишь женщинами, что мы были одинаковы в нашей женственности, что мы как сестры были объединены в нашем отношении к мужчинам, и всем, что это влечет за собой. Мы обе, в конце концов, были всего лишь женщинами, и в итоге мы обе были, хотя я была свободна, а она была невольницей, представительницами пола рабыни.

Интересно, а я, смогла бы я, танцевать столь же хорошо. Я знала только то, что, если бы я этого не сделала, мне бы досталось много плетей.

— Сегодня вечером, Ты мне больше не понадобишься, Сьюзан, — сказал я ей. — Я думаю, что Ты должна как можно скорее появиться перед твоими господами на эту ночь.

— Да, Госпожа, — заулыбалась она. — Спасибо, Госпожа.

— Сьюзан, — в последний момент остановила ее я.

— Да, Госпожа? — обернулась девушка.

— Насколько серьезны волнения в городе?

— Я не знаю, Госпожа, — растерянно ответила она. — Я редко бываю вне территории дворца.

Я, наконец, решилась осуществить возникший в моей голове смелый план.

— Перед тем как пойдешь к своим временным владельцам, сообщи Друзу Ренцию, что я хочу видеть его, — велела я. — Он должен прибыть в мои апартаменты в течении ана.

— Да, Госпожа, — кивнула Сьюзан.

— И, с твоей стороны, совсем не обязательным будет сообщать Лигурию об этом моем поручении, — предупредила я.

— Как Госпожа пожелает, — сказала она.

— И моя маленькая рекомендация, — улыбнулась я, — Ты ведь можешь слегка опоздать с прибытием к твоим временным владельцам, прийти немного позднее, чтобы разжечь их пыл, и не настолько поздно, что они захотели бы Тебя наказать за опоздание.

— Да, Госпожа. Спасибо, Госпожа — улыбнулась Сьюзан, и стремительно выскочила из комнаты.

А я, оставшись в одиночестве, снова выглянула в окно, и задумчиво посмотрела на город.

Прошло уже несколько недель с моего посещения дома Клиомена, и все это время я практически не покидала территории дворца. Конечно, я присутствовала, на великом параде победы, организованном вскоре после захвата рудников.

Резко отвернувшись от окна, я стала нетерпеливо ждать прибытия Друза Ренция. Я почти не оставалась с ним наедине, да и вообще после с дома Клиомена и гостиницы Лизиая мы редко общались. Наши отношения стали полностью деловыми. Дважды он просил меня освободить его от своих обязанностей, и назначить на новый пост, но оба раза я отказала ему. То, что он был напряженным, измученным или озлобленным в моем присутствии, ничего для меня не значило. Я была Татрикс, а он моим солдатом. Он был обязан повиноваться мне. Я рассчитывала на этот его очевидный дискомфорт в своем присутствии. Я улыбнулась. Это нравилось мне. Пусть он страдает.