Я почувствовала руку на моем плече. Она осторожно потрясла меня. Еще я чувствовала теплое солнце, согревающее мою спину, и мягкую траву под моим животом. Я очнулась на каком-то склоне, причем мои ноги оказались погруженными в воду.
Три дня и пробыла незваной гостьей тансмэна из лагеря Майла из Аргентума. Первые две ночи он вставал лагерем на открытой местности, причем в первую ночь мне удалось незаметно, после того, как он уснул, выползти из своего убежища и подобравшись к его мешку, стащить немного мяса и хлеба Са-тарна, и даже, набравшись смелости, приложиться к его фляге. Конечно, я позаимствовала лишь немного, из страха того, что мужчина мог обнаружить пропажу и заподозрить неладное. А так, возможно, если он и обнаружил какую-либо нехватку в своих запасах, то вполне мог списать их на шалости местных грызунов — уртов. На второй день полета, я заметила, что местность подо мной становится все более густонаселенной, что признаться меня несколько обеспокоило. Также, я не могла не отметить множество возделнных полей.
Второй ночью я смогла нарвать фруктов в чьем-то саду и напиться воды из бассейна. Взвесив все за и против, я решилась рискнуть и провести третий день в корзине, тем самым оставив как можно больше сотен пасангов между мной и Аргентумом с Корцирусом. В этот третий день, однако, к моей немалой тревоге, внизу появились большие мощеные дороги, множество деревень и полей. Мы миновали даже два города. Третью ночь, изрядно напугав меня, тарнсмэн приземлился внутри частокола огораживающего гостиницу, больше похожую на небольшой форт.
Тарновую корзину оставили внутри специально огороженной области в пределах основного частокола. Решив, что медлить дальше будет неоправданным риском, я выбралась из гостеприимной корзины. Конечно, меня не прельщала перспектива самой приехать и передать себя в руки Ара, бывшему союзником Аргентума. Но к моему недоумению и испугу, я не смогла залезть на ограду, ни найти щели между кольями, через которую, можно было бы просочиться, а калитка была надежно заперта снаружи. Пришлось мне на время спрятаться среди тарновых корзин, которых здесь было несколько.
Ожидание было не столь долгим, когда в область хранения доставили еще одну корзину, то пока работники отцепляли ее от тарна, передвигали там, на строго определенное, пронумерованное место, я успела незаметно выскочить за ограду. На этот раз я спряталась среди мусорных контейнеров позади гостиницы. На мое счастье на территории не оказалось ни одного сторожевого слина, вероятно, их пока не выпустили, чтобы не подвергать опасности постояльцев. Мне удалось выудить их мусора, какие-то объедки, на которые я с алчностью набросилась. Недавно здесь прошел дождь, и на дне и в углублениях крышек контейнеров скопилась вода, которую жадно выпила. Как же я завидовала людям в гостинице, у них была еда и питье, им предоставили чистые комнаты, с теплыми кроватями, и у них была одежда! Я завидовала даже рабыням, которые могли бы быть внутри. Они, по крайней мере, были в безопасности и их хорошо кормили. О чем им вообще волноваться кроме как о том, чтобы ублажать своих владельцев?
Я вскрикнула от неожиданности и тут же зажала себе рот, моей ноги мягко коснулся мех, проскочившего вплотную ко мне, урта. Я осторожно поползла вокруг гостиницы, стараясь держаться в тени кустов.
Двигаясь на четвереньках, я ощупывала руками землю перед собой. Листья кустарника щекотали мне спину. Из-за угла я осмотрела главные ворота частокола. Как раз в этот момент в них втягивался фургон, запряженный тарларионом. Едва въехав во двор наполовину, повозка резко накренилась налево. Колеса левого борта, по самые оси ушли в колею, размытую недавним дождем.
Возница недолго думая щелкнул кнутом, и заорал на тарлариона.
— А ну, не шуми. Люди спят, — недовольно шикнул на него привратник, и подойдя к тарлариону, взял его под уздцы и потянул вперед, похлопывая по холке и уговаривая животное. Огромный ящер поворчал, и рванул вперед натягивая сбрую. Фургон медленно но верно пошел вперед и сбрасывая воду и грязь с колес выбрался из колдобины. К моему разочарованию, привратник сразу закрыл ворота и протолкнул большой деревянный брус, сквозь скобы. Не ограничившись этим, он вставил в проушины на засове и скобе дужку увесистого амбарного замкам и закрыл его на ключ. Лишь проделав все это, привратник сопроводил возницу в конюшню. Едва мужчины скрылись за углом гостиницы, я стремглав бросилась к воротам, и, упав на живот, попыталась протиснуться под досками ворот. Тщетно! Я принялась рыть проход в грязи колеи, но и после этого протолкнуть мое, даже сильно исхудалое тело не получилось. Слишком узко! Тут еще послышался скрип колес другого фургона, на этот раз приближающегося со стороны гостиницы. Я, что было сил, побежала назад и юркнула в кусты. Как раз во время! Привратник возвратился к воротам.
Я была просто в отчаянии. Как мне проскользнуть под воротами, или сделать подкоп под ними, если привратник все время находится поблизости. Он крепкий мужчина и ему ничего не стоит остановить и захватить меня. Я понятия не имела когда прибудет следующий фургон, да и будет ли он вообще до рассвета. Ведь только такой фургон мог бы отвлечь привратника с его поста, давая мне время, чтобы попытаться еще раз пролезть под воротами.
Страшно рискуя быть в любой момент обнаруженной, я вернулась к загородке, где хранились тарновые корзины. Но и тут меня ждало разочарование, и эти ворота оказались заперты. Я поторопилась назад вдоль стены гостиницы. Привратник, как раз переругивался с не особенно любезным возницей. Тот очевидно обругал привратника за то, что того не был у ворот. Привратник не остался в долгу, и в ответ принялся излишне внимательно проверять остраку извозчика на предмет подлинности и правильности оплаты.
— Я не уверен, что это — метка Леусиппуса, — сварливо говорил привратник. — По крайней мере, она не очень на нее похожа.
— Ну, так иди и буди его, — возмущенно кричал возница, — и удостоверься, что все в порядке.
— Мне не хотелось бы будить его в этот ан.
— А я должен быть на дороге еще до рассвета, — горячился мужчина.
— Вам придется подождать, — как ни в чем, ни бывало, отвечал привратник.
— Нет у меня времени, ждать тут! Сейчас сам пойду будить твоего Леусиппуса!
В конце концов, вволю натешившись, привратник открыл ворота, и позволил вознице продолжить свою поездку. Но к тому времени я уже сидела в кузове фургона. Приблизительно одним аном позже, когда до рассвета оставалось всего ничего, и край неба на востоке начал светлеть, я скользнула с задка фургона, и присела посередине дороге. Повозка невозмутимо катилась дальше, а дремавший на передке возница даже не дернулся. Я спрыгнула с дороги и побежала через поле.
— Проснулась? — послышался голос надо мной, и рука на моем плече потрясла меня снова, и снова весьма аккуратно.
Мое тело напрягалось.
— Да, — прошептала я, а мои мысли понеслись галопом. Итак, я лежу на склоне канавы, поскольку именно по нему я поднималась к дороге, прежде чем потерять сознание. Вода вокруг моих ног — ручей, похоже, в него я скатилась по склону. Трава подо мной была очень зеленой и мягкой благодаря обилию воды.
Когда я покинула фургон, я долго бежала через поля. То бежала, то, устав, просто брела, отдыхая на ходу. Так продолжалось примерно до полудня, когда я спряталась, опасаясь быть замеченной, около небольшого родника в зарослях папоротников. Я вволю напилась воды, и стиснув зубы, смыла с себя грязь ледяной водой.
Просидев там до самого заката, отправилась дальше уже в сумерках, при свете восходящих лун. Я почти ничего не ела, и меня ужасно мучил голод. Спустя всего ан или около того, с тех пор как продолжила свое путь через поле, резко поднялся ветер, и налетевшие облака закрыли луны. Следом закапал постепенно усиливающийся дождь. В наступившей мгле я часто спотыкалась и падала. Острые кромки колышущейся порывами ветра травы не переставая секли мои ноги от лодыжек до самых ягодиц. Вскоре, ослабевшая и опустошенная, я вынуждена была остановиться. В голове билась лишь одна разумная мысль, найти человеческое жилье, или дорогу, которая могла бы вывести меня к жилью, чтобы там, подкрасться подобно урту, и как это было у гостиницы, жалко искать пропитания в отбросах.
Дважды я падала в обморок, вероятно от голода или усталости. Когда я пришла в себя во второй раз, буря разгулялась еще сильнее. Теперь небо периодически раскалывалось шнурами молний. Я почти оглохла от близких раскатов грома. Когда я, очнувшись, села в траве, то во время очередной вспышки молнии, в долине подо мной заметила блеснувшую мокрую темную ленту. Дорога! Я сползла вниз по косогору в ту сторону. По краю каменной дороги шла глубокая канава. Если бы я не ползла, то в темноте, разрываемой нерегулярными вспышками молний, я рисковала оступиться и неожиданно улететь в канаву, рискуя просто свернуть себе шею. По дну канавы бурлил, вероятно, мутный, в темноте не разглядишь, поток воды глубиной мне по щиколотку. Скорее всего, это была дождевая вода, стекавшая с мощеной дороги в канаву. Но меня это уже не волновало, я упала на колени прямо в воду, холодную, стремительно омывающую мои ноги, и, сложив ладони в пригоршню, пила и не могла напиться. Затем я начала подниматься по склону на дорогу. Но тут меня ожидала очередная неприятность, поставившая меня в тупик.
Склон канавы оказался круче, чем я ожидала, и я, поскользнувшись на мокрой поверхности, съехала обратно в воду. Я попробовала еще раз, стараясь двигаться вверх как можно аккуратнее, цепляясь за стебли. Корни травы, зажатой в моих кулаках, легко выскочили из земли. Я снова оказалась на дне канавы. Ощущение моей беспомощности навалилось на меня с новой силой. Я пробовала карабкаться в других местах канавы, но с неизменным результатом. Мне не везло.
Тем временем, стихия пошла на убыль. Сквозь облака начали проглядывать луны, и в их слабом свете я нашла более пологое место для подъема, с которым я, хотя и с трудом, но могла попытаться справиться. Задыхаясь, цепляясь за стебли травы, дюйм за дюймом, я потащила мое усталое тело к дороге. Наконец я почувствовала, что под моими руками уже не выскальзывающая земля, а большие квадратные камни дорожного покрытия. Теперь и моя голова показалась над обочиной. Лежа на животе, я смотрела на дорогу. Мне показалось, что эта дорога, несколько отличалась от большинства обычных гореанских дорог. Однако, как и они, эта было отмечена накатанной по середине единственной парой колей. Гореанские повозки обычно двигаются достаточно медленно, и придерживаются центра дороги, кроме тех случаев, когда надо разъехаться со встречным транспортом.
До меня донесся, приглушенный расстоянием звук колокольчиков, таких, какие обычно подвешиваются на сбрую. Это мог бы быть фургон, или даже обоз, который переждав бурю на обочине дороги, теперь с ее окончанием, продолжил свое движение. Значит, раз они уже в пути, сделала я вывод, близится утро. Ночью по гореанским дорогам ездят редко. Звон колокольчиков приближался. Со стоном разочарования, я отползла назад с дороги и соскользнула обратно в канаву, но на этот раз не на самое дно, лишь примерно на один ярд вниз. Мне удалось удержаться там, отчаянно уцепившись за траву, росшую на склоне. С этого места поверхность дороги была не видна, и я решилась ждать здесь пока не пройдут фургоны, в надежде, что ночью, при тусклом лунном свете, возницы не смогут обнаружить моего присутствия. Я отчаянно вжималась в землю, пока проезжал первый фургон. Но тут послышался звон колокольчиков приближающихся следующих. В отчаянии, не в силах более держаться, я разжала кулаки, выпуская стебли, и медленно соскользнула вниз, на самое дно канавы. Они не должна меня обнаружить, думала я, прижимаясь щекой к влажной траве. На меня накатила дикая усталость.
Эта канава оказалась надежным укрытием. В темноте, при ослабленном тучами лунном свете и тени от откоса, меня не заметили. Я была спасена!
Меня снова ожидал, так пугавший меня подъем к поверхности дороги. Насколько же круты были склоны этой канавы! Я не могла понять, ради какой надобности, потребовалось рыть такую канаву вдоль дороги. Но, по крайней мере, здесь я была в безопасности. Вслед за первыми, появились еще фургоны. Должно быть, здесь весьма оживленное движение. Мне оставалось только ждать. Во всяком случае, у меня появилась возможность хоть немного отдохнуть. Я решила, что мне не повредит, если я на мгновение закрою глаза. Как же я была голодна! Как я устала! Какой несчастной я казалась самой себе. Отдохнуть, хотя бы чуть-чуть! И я прикрыла глаза, всего лишь на мгновение.
— Что Ты здесь делаешь? — спросил голос сверху.
— Я — свободная женщина, — пробормотала я.
Я лежала на склоне канавы, животом на траве. Уже было тепло. Солнце жгло мне спину. Грязная вода текла вокруг моих ног. Мужчина стоял позади меня. По крайней мере, еще одного я слышала, выше и передо мной, на поверхности дороги.
— На меня напали бандиты, — прохрипела я. — Они забрали мою одежду.
— Лежи тихо, — скомандовал голос позади меня, и я услышала звон цепи.
Я напряглась всем телом, и вцепилась пальцами в травы. А незнакомец деловито дважды обернул цепью мою шею и запер ее на висячий замок.
— Что Вы делаете? — прошептала я в ужасе.
— Лежи тихо, — приказал голос.
Мужчина продернул цепь под моим телом вниз, к моим ногам. Затем мои щиколотки были скрещены, и обмотаны цепью трижды, вплотную прижавшись одна к другой. Пройдя сквозь звенья цепи, клацнула дужка еще одного замка. Теперь я даже не могла распрямить мои лодыжки. Обычно именно так и используется цепь приковывая шею к лодыжкам, она пропускается спереди, а не позади тела женщины. Таким образом, любое напряжение на цепи будет восприниматься затылком, а не горлом. Стоит ли упоминать, что как и все связанное с женским рабством на Горе, это делается еще и из эстетических соображений. Цепь, лежащая спереди на женском теле, смотрится гораздо выгоднее, чем за спиной, и своими линиями, крепостью и несгибаемостью звеньев, она поразительным образом подчеркивает красоту и мягкость прекрасных женских грудей. Кроме того, такое расположение цепи хорошо еще и для создания у женщины особого психологического эффекта. Ведь при этом способе она гораздо четче осознает присутствие цепи на своем теле, например, чистя ее, или лежа на ней, она точно не забудет, что носит этот символ ее статуса. Она уже не забудет, что она прикована цепью, ведь та постоянно напоминает ей об этом факте.
— Что Вы делаете? — хрипло возмутилась я. — Я — свободная женщина!
— И как же это получилось, — спросил мужчина позади меня, — что Ты оказалась раздета?
— Бандиты забрали мою одежду!
— И оставили Тебя? — усмехнулся он.
— Да.
— Странные какие-то бандиты завелись в наших краях, — заявил мужчина. — Я бы на их месте, забрал с собой Тебя, а вот твою одежду оставил бы в канаве.
Я молчала, не зная, что ответить ему.
— Можно, конечно, предположить, — весело добавил он, — что они, возможно, имели слабое зрение, или, что в тот момент было очень темно.
Я по-прежнему молчала.
— Назови свой Домашний Камень? — вдруг резко спросил мужчина.
В голове стремительно замелькали варианты. Конечно, мне не хотелось бы как-то связывать себя с Корцирусом, или любыми другими городами из того района Гора, даже с тем же Аргентумом. Из разговора мужчин перед вылетом, я знала, что тарнсмэн держал курс на северо-запад. Тогда я выбрала, скорее наудачу, чем осознанно, город расположенный далеко на севере, я о нем лишь слышала, но, к сожалению, мало что знала. Это название было упомянуто, на тарновой платформе, перед самым моим побегом из лагеря Майла из Аргентума. Возможно, именно поэтому оно и всплыло в моей памяти.
— Камень Лидиуса, — сообщила я.
— И где же находится Лидиус? — поинтересовался он.
— На севере, — ответила я, и это было все что я знала.
— И где именно на севере?
Тут я снова замолчала, поскольку мне нечего было сказать.
— На берегу какого озера лежит Лидиус? — продолжил допрос мужчина.
— Я не знаю, — неуверенно призналась я.
— Конечно, ведь там нет никакого озера, — заметил он.
— Конечно, нет, — облегченно вздохнула я.
— А какая река там протекает? — вдруг спросил он.
— Там нет реки, — наудачу сказала я, и промахнулась
— Город лежит на берегу реки Лауриус, — усмехнулся он.
Что мне было ему ответить?
— А какой первый крупный город лежит к востоку от Лидиуса? — не унимался мужчина.
— Я не помню, — отчаянно сказала я.
— Может Вонда? — предложил он.
— Да, — попыталась угадать я еще раз.
— Нет. Вонда находится на реке Олни. А город к востоку от Лидиуса, это — Лаура.
— Да, — простонала я, слабая, голодная и скованная цепью.
— Ты сама-то веришь, что Ты — свободная женщина? — язвительно поинтересовался мужчина.
— Да, — ответила я.
— В таком случае, Леди, где же Ваш эскорт, Ваши охранники?
— Я путешествовала одна.
— Весьма необычно для свободной женщины, — заметил он.
Мне оставалось только промолчать.
— А что же Вы делали на этой дороге?
— Путешествовала.
— И как по-вашему, где мы сейчас находимся? — язвительно спросил мужчина.
— Я не знаю, — заплакала я.
Я понятия не имела, где оказалась, и какие города лежали вдоль этой дороги.
— Смотри сюда, — велел мужчина, переворачивая меня на бок.
Теперь я смогла рассмотреть его. Передо мной стоял весьма мускулистый, белокурый молодой парень. Он отнюдь не выглядел сердитым или жестоким. Присев радом со мной и пальцем он нарисовал что-то в грязи на дне канавы.
— Что это за буква? — спросил он.
— Я не знаю, — вынуждена была признаться я.
— Аль-Ка, — объяснил он.
— Я не умею читать.
— А вот большинство свободных женщин почему-то грамотны, — усмехнулся парень.
— Мне этого не преподавали, — честно призналась я.
— У Тебя соблазнительное тело, — заметил он.
— Пожалуйста, освободите меня, — отчаянно попросила я.
— А еще Тебя восхитительные рабские формы, — добавил он.
— Уберите с меня цепь, пожалуйста, — взмолилась я.
— Твое тело не предполагает, что это — тело свободной женщины, — сказал парень. — Скорее оно кричит, что это тело прирожденной рабыни.
— Я прошу Вас, освободите меня. Вы же видите, что я — свободная женщина. На мне нет клейма. Я не ношу ошейник!
— Попадаются некоторые рабовладельцы, — заметил он, — настолько глупые, что не клеймят своих женщин, и не надевают им ошейники.
— Это было бы глупо, — сказала я.
— Ну, вот и я так думаю, — засмеялся парень.
— Значит, Вы согласны, — воспрянула я духом, — раз я не в ошейнике, и без клейма, то я должна быть свободной.
— Не обязательно, — улыбнулся он, гася мой оптимизм.
— Снимите с меня эти цепи, — вновь попросил я.
— Как Тебя зовут? — поинтересовался он.
— Лита, — представилась я тем именем, которое запомнила с того времени, когда Друз Ренций водил меня в дом Клиомена в Корцирусе.
Именно этим именем, он называл меня там, Леди Лита из Корцируса. Оно само всплыло у меня в голове, вероятно, из-за того впечатления, что оказал на меня тот визит. Помнится, что и Публий и Друз Ренций сочли, что это подходящее для меня имя.
Вот только оба этих мужчин, и стоящий передо мной, и тот, что был на поверхности дороги, просто заржали, услышав это имя.
— Что не так? — удивилась я.
— Это — рабская кличка, — сквозь хохот выдавил из себя парень.
— Нет! — возмутилась я.
— Это — обычное имя среди рабынь, — вытирая выступившие слезы, сказал он. — Это, и на самом деле — одна из кличек, весьма популярных среди рабовладельцев, и даваемых самым необычайно соблазнительным и беспомощным рабыням.
— Но это — также имя и некоторых свободных женщин, — заявила я.
— Что ж, вполне возможно, я полагаю, — снова прыснул парень.
— Пожалуйста, освободите меня, — попросила я.
— Лита, — позвал меня он.
— Леди Лита, — осмелилась поправить его я.
— Лита, — строго сказал парень, и на этот раз я промолчала.
Я испуганно смотрела на него, ожидая продолжения.
— Лично для меня совершенно ясно, что Ты — рабыня, Лита, — заявил он. — Ты голая. Вполне очевидно, что у Тебя нет Домашнего Камня. Ты не знаешь, где Ты находишься. Ты — неграмотна. И даже твое имя — всего лишь рабская кличка.
— Нет! — отчаянно воскликнула я.
— Исходя из этого, — заключил незнакомец. — Так как кажется несомненным, что Ты — беглая рабыня, то впредь, обращаясь к нам, Ты будешь говорить — Господин.
— Пожалуйста, нет, — всхлипнула я.
— Но, если выяснится, что фактически Ты — свободная женщина, как утверждаешь, — продолжил он, — то никакого большого вреда Тебе причинено не будет. С другой стороны, если выяснится, что Ты рабыня, а я нисколько не сомневаюсь, что так и будет, то, несомненно, тебя ждет порка за непочтительность.
Я в страдании уставилась на него.
— Ты меня поняла? — уточнил парень.
— Да, — выдавила я из себя и, повинуясь его выжидающему взгляду, добавила: — Да, Господин.
— Это слово очень естественно слетает с твоих губ, Лита, — усмехнулся он.
— Да, Господин, — вынуждена была согласиться я.
— Ты можешь поблагодарить меня, — намекнул парень.
— Спасибо, Господин, — прошептала я, после чего он вытащил меня из грязи и, поставив на дно канавы, забросил на свое левое плечо.
Моя голова при этом оказалась за его спиной. Несомая таким способом девушка не может видеть, куда ее несут. Кроме того, в этом случае первым, что увидят те, к кому приближается несущий ее мужчина, будут ее ноги и ягодицы. Считается, что это полезно для нее. Нет ничего удивительного в том, что это распространенный способ носить рабынь.
Затем, поскальзываясь на крутом склоне, приседая, цепляясь рукой за траву, он выбрался из канавы на дорогу. Через мгновение меня усадили на одеяло, расстеленное на дне открытого фургона, запряженного тарларионом. Нельзя сказать, что они обращались со мной как-то грубо.
— Я очень голодна, Господа, — пожаловалась я. — Не найдется ли у вас что-нибудь поесть?
— Найдется, — кивнул тот из них, который вынес меня из канавы, и, пока его товарищ занимал свое место на передке фургона, порылся в мешке и выдал мне два солидных ломтя, два полных клина са-тарнового хлеба, то есть четверть каравая. Такой хлеб обычно выпекается круглыми, плоскими буханками и нарезается на восемь частей. Бывает, что хлеб пекут меньшими караваями, тогда их делят на четыре ломтя. Помимо хлеба он угостил меня сухофруктами, горстью кусочков лармы, изюма и чернослива. Также парень дал мне чашку, которую дважды наполнял водой из бурдюка. При этом он указал на сторону чашки, с которой я могла пить. Если чашка одна, то хозяин и рабыня пьют с разных сторон.
— Не ешь так быстро, — предостерег он меня, увидев, как с какой жадностью я запихиваю хлеб себе в рот, и поинтересовался: — Как давно Ты ела в последний раз?
— Прошлой ночью, — ответила я, — перед, тем как на меня напали разбойники.
Он усмехнулся, глядя, как я вгрызаюсь в хлеб. Вообще-то, последний раз нормально, если это можно так назвать, я питалась четыре дня назад, а прошлой ночью — это были объедки, которые я нашла на постоялом дворе.
— Ешь медленнее, малышка Лита, — посоветовал он, — а то так и до заворота кишок недалеко.
— Да, Господин, — пробормотала я, не переставая жевать.
Все хорошее имеет свойство кончаться, закончилась и моя трапеза, после чего парень забрал у меня чашку, из которой я пила, и прокомментировал:
— Теперь, поев и попив, Ты выглядишь гораздо лучше.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила я. — Мне можно говорить?
— Можно, — разрешил он.
— Где мы находимся? — спросила я.
— На Виктэль Арии, — пожал незнакомец плечами, — к северу от Венны. Мы движемся на юг.
Из его ответа я поняла, что провела с тарнсмэномом больше времени, чем, возможно, следовало. В результате, я оказалась намного ближе к Ару, чем мне хотелось бы. С другой стороны, очевидно, он не направлялся в Ар напрямую. Вероятно, мне следовало быть благодарной ему за это. Похоже, он был из тех мужчин, которые были склонны относиться к своим коммерческим обязательствам весьма вольно. Судя по всему, тарнсмэн сделал крюк, забрав значительно севернее Ара. Вероятно, причиной такого его маршрута был постоялый двор, на котором он остановился, а точнее одна из тамошних рабынь, девушек, которые за дополнительную плату обслуживали постояльцев, следя за их потребностями и удобствами. Его ближайших приятелей, Бемуса и Торквата, насколько я помнила, отправили в Лидиус и Бази, так что спешить в Ар для встречи с ними у него смысла не было. Таким образом, вероятно, Венатик решил прогуляться на север для свидания с некой, полюбившейся ему рабыней. Я не думала, что его сколь-нибудь волновало то, что он прибыл бы в Ар позднее, чем следовало, или, как мог бы выразиться он сам, если бы он еще раз провел в пути немного больше времени.
Венна, если мне не изменяла память, находилась приблизительно в двухстах пасангах к северу от Ара. Виктэль Ария переводится как Триумф Ара. В северной ее части эту дорогу обычно называют «Дорога Воска».
— А почему здесь канавы вдоль дороги такие глубокие? — полюбопытствовала я.
— Это не только здесь, — сообщил мне он, — то же самое Ты увидишь и через сто пасангов, за исключением перекрестков и отворотов. Это осложняет доставку снабжения фургонами с востока на запад или наоборот. Фактически дорога выступает в роли стены.
— То есть, это сделано исходя из соображений обороны, — заключила я.
— Совершенно верно, — подтверди незнакомец.
— А куда вы направляетесь? — задала я мучавший меня вопрос.
— В Венну, — ответил он.
— И когда вы планируете прибыть на место? — поинтересовалась я.
— К завтрашнему утру, — не стал скрывать парень.
— Тогда сегодня вечером, — сказала я, — когда вы соберетесь ложиться спать, вам не нужно будет заковывать мои ноги в кандалы. Я не убегу.
— На живот, смазливая Лита, — хмыкнул он, — и скрести свои запястья за спиной.
Мне ничего не оставалось кроме как сделать то, что потребовал незнакомец.
— Эту ночь Ты проведешь не только с цепью на лодыжках, — заявил он, накидывая петли на мои запястья, — но и со связанными руками. А еще я прикую тебя за шею к колесу фургона.
— Что вы собираетесь со мной сделать? — спросила я.
— Привезем в Венну и передадим тебя в офис Архона, — ответил парень.