Кейджера Гора

Глава 28 Школа окончена

— Как же я устала, — простонала я.

— Поверь, я не меньше, — присоединилась ко мне Кристэль.

— Как и все мы, — добавила Тупа.

Был уже поздний вечер. Мы с самого раннего утра служили на этой репетиции пира, по указаниям распорядителя зала, и под надзором нашего мастера плети, сейчас стоящего в стороне, в целом. Столы были принесены накрыты в учебном зале. Конечно, мы не подавали настоящей пищи, хотя подносы, блюда, и тому подобное мы носили на по-настоящему.

— Ты — Тиффани? — спросил распорядитель зала.

— Да, Господин.

— Фрукты там, — указал он на место за столом, где стоял один из его помощников, изображая участника пира.

— Да, Господин, — отозвалась я.

И я, и остальные женщины класса, были раздеты, за исключением наших ошейников и цепочек с рабскими колокольчиками, повязанных на наших левых лодыжках. Наши преподаватели не сочли необходимым пачкать шелковые одежды ради того, что в действительности, было лишь серией репетиций.

Распорядитель зала просто хотел убедиться, насколько хорошо мы двигались, будучи увешаны колокольчиками. Распорядитель зала, или управляющий пиром, или мастер пира, как можно предположить, чрезвычайно важная персона в этом деле. Он управляет организацией пира, заказом продуктов, контролирует поставки, обеспечивает требуемый персонал, вроде музыкантов, танцовщиц и просто рабынь.

Наш класс, все двадцать девушек, действовали как прислуживающие рабыни. Девушки из другого класса, следующего за нами по программе обучения, стояли на коленях вдоль одной из стен, внимательно наблюдая за нами. Мне отчаянно хотелось поговорить с одной из рабынь того класса.

Музыканты уже прекратили играть. Так же как и танцовщицы, они расселись вдоль другой стены, а некоторые из них и вовсе заснули. Эти музыканты были свободны. Музыканты на Горе, то есть, члены касты музыкантов, редко, если когда-либо могут оказаться в рабстве. Их неприкосновенность, или практическая неприкосновенность в плане неволи — вопрос гореанских традиций. На Горе есть даже пословица: «То кто делает музыку, должен быть свободным как тарн и чайка над Воском». Честно говоря, я подозреваю, что эту пословицу сочинили сами музыканты, чтобы защитить себя от работорговцев. Например, на Горе хватает музыкантов, не членов касты, которые являются рабами. Также, довольно распространено на Горе обучать, девушек рабынь пользоваться музыкальными инструментами, чтобы они могли бы доставить еще больше удовольствия своему Господину. И кажется, никто еще не заявил, что в этом случае она должна быть освобождена. В действительности, и это чувствуется, находясь в ошейнике, она изо всех сил стремится угодить своему Господину, и это делает ее выступление, ее игру, а возможно и ее пение, еще более превосходным. Кроме того, есть и рабы мужчины — прекрасные музыканты.

Есть и еще одна каста на Горе, помимо музыкантов, членов которой вообще практически не рассматривают, как кандидатов в рабство. Это каста игроков. Это люди, которые зарабатывают на жизнь игрой в Каиссу, играя за призы, взимающих плату за игру с ними, обучая за деньги, устраивая турниры, комментируя игры, и тому подобным. Они — в массе своей бедняки, но по большому счету не испытывают серьезных затруднений, зарабатывая себе на еду и ночлег сыграв одну — две партии. Всеобщая любовь и уважение, что гореане питают к игре в Каиссу, вероятно и объясняет практически полную неприкосновенность от работорговцев, предоставленную членам касты игроков. Рабам, кстати, крайне редко разрешают играть в Каиссу. В некоторых городах это вообще противозаконно. Как полагают гореане, даже прикосновение раба к фигурам является оскорблением игры, и может быть сурово наказано.

Напротив, танцовщицы, некоторые из которых спокойно посапывали в сторонке, все были рабынями. Немногие из свободных женщин посмели бы исполнить гореанские танцы перед сильными мужчинами. Сделай они так, и как долго они могли ожидать оставаться свободными? Станцуй какая-нибудь женщина в таком виде, перед мужчинами, и любой из них сразу скажет, что в ее сердце живет рабыня. А раз так, давайте наденем на нее ошейник! Независимо от того, что может быть правдой в этих рассуждениях, но это — факт, почти все танцовщицы на Горе — рабыни. В действительности верно и обратное, большинство самых красивых и возбуждающих гореанских рабынь — танцовщицы. И они стоят весьма дорого, и речь уже идет о золоте.

Я опустилась на колени перед низким столом подле помощника распорядителя зала. Я принесла с собой круглое пустое серебряное блюдо, диаметром около восемнадцати дюймов. Распорядитель зала прошел весь путь до этого места вместе со мной, и в конце, не отрывая от меня глаз, присел рядом.

Я, покорно, низко склонила свое тело, а затем плавно и изящно, выпрямилась и подняв голову, встретилась с глазами помощника. Затем, я подняла поднос вверх, к нему, как бы предлагая то что на нем якобы лежало, как если бы это могли бы быть сочные фрукты, в то же самое время утонченно приподнимаясь всем телом в его сторону.

— Фрукты, Господин? — предложила я.

— Ну и как это выглядело? — спросил распорядитель зала своего помощника.

— Хорошо, — признал ассистент. — Вы хотите использовать это в будущем?

Мастер пира, переступил через низкий стол, и встал позади него.

— Повтори еще раз, Тиффани, — приказал он.

Я ушла на исходную позицию, чтобы через мгновение вернуться снова.

— Да, — согласился мужчина. — Это было неплохо.

Нужно понимать, что девушка, конечно, предлагает гостю не просто сочные фрукты, лежащие на блюде, но, также и фрукты ее красоты, если его это заинтересует. Подобные предложения и приглашения являются подразумеваемым компонентом в таких выражениях как «мясо, Господин», «легкая закуска, Господин», «еда для Вашего удовольствия, Господин» и тому подобным. Классическим случаем такого предложения можно считать ситуацию, когда девушка приближается к гостю со спины, и шепчет «вина, Господин» прямо в ухо мужчины. Это отличается от обычного винного обслуживания, когда девушка встает перед мужчиной на колени, широко расставив ноги, и целуя кубок, если разрешено, затем, покорно опустив голову, протягивает руки, предлагая ему выпить вина. Впрочем, в обоих случаях, конечно ясно, что девушка — рабыня, и находится в полном распоряжении мужчины во всех смыслах.

— Теперь, предположим, что он протягивает руку и трогает Тебя? — сказал распорядитель зала.

Я прикрыв глаза, и разлепив губы, томно прошептала:

— Да, Господин! Спасибо, Господин! Пожалуйста, Господин!

— Ты должна быть готова к различным вариантам с этой ситуации, — предупредил мастер пира.

— Да, Господин, — сказал я.

В душе я жалела, что он не позволил своему помощнику потрогать меня в живую. Я просто жаждала прикосновения мужчины.

— Возможно то, чем Ты служишь, представляет для меня интерес, — сказал помощник, играя роль гостя. — Я пока не решил. Заинтересуй меня.

Поставив блюдо на стол, стоя на коленях в паре футов от него, я слегка наклонилась в его сторону, не отрываясь, глядя мужчине в глаза. Я сымитировала движение, как бы сбрасывая рабский шелк с плеч. Затем сделала вид что приподняла подол туники, показывая свои бедра. Потом, не отрывая своих колен от пола, подвигалась и покрутилась перед ним, демонстрируя ему себя в различных вызывающих позах и положениях.

В подобной демонстрации своего тела, довольно важным компонентом, возбуждающим интерес мужчины и побуждающим его к действию, является выражение лица женщины. Например, как надо поступить, если Вы заметили, что рассеянный взгляд мужчины остановился на Вас, и в нем заметны признаки интереса? Можно сделать вид возмущенной невинности его поступком, или изобразить негодование его столь откровенным осмотром. А можно симулировать скуку и автоматическую покорность, которые он может воспринять как вызов, и испытать желание превратить Вас в извивающуюся щлюху, умоляющую о его самом легком прикосновении. А можно, нахально сыграть высокомерную рабыню, гордо демонстрирующую красоту собственности своего Господина, показать свое бесстрашие перед этим чужаком, перед которым Вас вынудили уязвимо показываться, сделать вид, что Вы снисходите до его потребностей, и разрешаете ему бросать на Вас взгляды, и может быть, если он хорошо попросит, позволите прикоснуться. Вариантов множество.

На Горе рабыня рассматривается, как цельная женщина, которая хотя и порабощена, но обладает всей глубиной интеллекта и эмоций. На Горе она — цельная женщина, на которую надели ошейник. Гореанские рабовладельцы иного не приемлют.

Я демонстрировала себя, перед помощником распорядитель зала, как абсолютная рабыня. Короче говоря, я принимала перед ним рабские позы, выставляя свои самые соблазнительные места для его интереса и оценки.

Хотя это было уже поздно, и очень устали все, а не только рабыни, но я увидела, как вспотел лоб мужчины, и как он лихорадочно дернул рукой, смахивая пот с себя.

— Замечательно, Тиффани, — похвалил распорядитель зала. — Теперь можешь немного отдохнуть.

— Спасибо, Господин, — промурлыкала я, и подхватив со стола блюдо оставила мужчин.

Оставив блюдо на служебном столе, я метнулась туда, где сидели девушки из следующего класса.

— Привет, Эмили! А что Ты здесь делаешь? — спросила я опускаясь рядом с девушкой на колени.

— Насколько же Вы все красивые, — вздохнула Эмили. — Нам никогда не стать такими.

— Ерунда, — отмахнулась я. — И Ты, тоже будешь такой же красивой. Просто Вас еще не начали дрессировать.

— Возможно, — всхлипнула девушка, и посмотрела на меня красными от слез глазами.

— Так почему Ты здесь? — спросила я снова.

— Я не знаю, — ответила она. — Я, должно быть, вызвала недовольство у Эмильянуса. Мужчины пришли за мной, и без объяснений забрали из дома. А вчера они привели меня в эту школу.

— Ты все еще носишь его ошейник? — уточнила я.

— Да. Я все еще принадлежу ему, — сказала она, но оглянувшись вокруг себя, кивнула на других рабынь из ее класса, с горечью добавила: — Как другие.

— Мне, казалось, что Ты ему понравились, — заметила я.

— Я тоже так думала, — улыбнулась моя подруга.

— А Тебе он нравится? — спросила я.

— Я люблю его, — чуть снова не расплакавшись, сказала она, — а он отослал меня.

Я кивнула. Такое может случиться с рабыней, ведь она полностью подчинена желаниям хозяина.

— Он еще молод. Возможно, он просто испугался твоей любви, — предположила я.

— Возможно, — грустно улыбнулась Эмили.

Мы наблюдали за Кристэль, которая, как и я пару енов назад, демонстрировала свои прелести после притворного предложения фруктов.

— Какие Вы красивые женщины, — опять вздохнула Эмили.

— Этому нас научили наши ошейники, — усмехнулась я.

— Интересно, а мы сможем когда-нибудь стать таким же красивыми, — поинтересовалась у меня одна из девушек класса Эмили.

— Конечно же, сможете, — успокоила ее я.

— Я уже почти завидую Тебе, Тиффани, — призналась Эмили. — Как Ты выглядишь, как двигаешься, как держишься, какой возбуждающе красивой Ты стала, совсем как рабыня для удовольствий!

— Я все та же Тиффани, которой и была, — отмахнулась я.

— Нет, — убежденно сказала она. — Ты уже не та.

— Возможно, — не стала я спорить с подругой.

— Музыканты и танцовщицы могут уходить, — объявил распорядитель зала. — Тупа к столу! Предложи фрукты.

Музыканты, по-быстрому сложив инструменты, направились к выходу из комнаты, уводя с собой одиннадцать танцовщиц, ошейники которых они заблаговременно соединили легкой цепью.

В зале появился другой мастер плети, не тот, что вел дрессировку женщин нашего класса, и скомандовал:

— Класс, встать! Построиться в колонну по одному!

Эмили вместе с остальными девушками ее класса подскочили и быстро сформировали колонну, выстроившись четко по росту, причем первыми стояли самые высокие девушки.

— Всего Тебе хорошего, Эмили! — пожелала я девушке.

— И Тебе всего хорошего, Тиффани! — сказала она, и мы поцеловались.

— Марш в клетки, — скомандовал дрессировщик.

Я с грустью смотрела в след уходящей Эмили. Интересно, увижу ли я ее когда-нибудь снова.

Еще немного понаблюдав, как Тупа крутится перед ассистентом распорядителя зала, я бессильно вытянулась прямо на каменном полу.

— Отлично, Тупа, — донесся до меня усталый хриплый голос мастера пира, похоже, и его доконала эта репетиция.

— Всем на пол, на спины, — скомандовал мастер плети, — правые колени подняли, руки по бокам ладонями вверх.

Теперь все женщины лежали, прижавшись спинами к полу. Мы все знатно потрудились сегодня, и были изнурены до предела. Тем временем, наш мастер плети, о чем-то тихо переговаривался с распорядителем зала и его помощником. У нас уже не осталось сил даже на то, чтобы прислушаться к их разговору, мы могли только лежать на полу и отдыхать, в той позе, которую приказал нам принять дрессировщик, — в позе рабыни.

— Мы принимаем партию, — я услышала краем сознания, и через несколько инов мастер плети прошел мимо нас в сторону двери, иногда переступая через ту, или иную девушку.

Но в следующий момент в зал дошли, двое крупных мужчин, у одного из которых через левое плечо, был переброшен моток легких цепей.

— В колонну! — скомандовал нам мастер плети.

Как и девушки до нас, мы мгновенно забыв про усталость, вскочили на ноги и стремительно построились в колонну по одному, также по росту. Суеты не было ни малейшей, мы все прекрасно знали свои места. Я была одной из последних в строю. Позади меня послышался сухой металлический щелчок, потом еще, и вот уже и на моем левом запястье сомкнулось стальное кольцо. Я не могла отрывать своих глаз от спины впередистоящей женщины, но отлично чувствовала, как полотно сидит на руке браслет, и как свисающая с него цепь щекочет мое бедро. Следом, мужчина, оттянул левую руку женщины, стоявшей передо мной, и также как и я смотревшей прямо перед собой. Щелчок, и на ее запястье красуется такой же браслет как у меня, связанный с моим легкой цепью. А мужчина уже стоит у следующей рабыни и сноровисто делает свое дело.

Осторожно скосив глаза вниз, я осмотрела свое запястье. На нем блестел маленький стальной браслет с приваренными к нему с разных сторон двумя кольцами, к которым крепились цепи, уходившие вперед и назад. Я оказалась в рабском караване. Мы все были дрессированными рабынями и, вероятно, никому из нас в голову не пришла бы мысль о побеге, но, тем не менее, мы все были скованы друг с дружкой. Впрочем, это было обычной практикой при транспортировке рабов. Но вот мужчина заковал руку Клодии, первой девушки в колонне, и караван рабынь был окончательно сформирован. На цепи было ровно двадцать кандалов, что точно, соответствовало нашему количеству.

— Отведите их в агентство, — приказал мастер плети. — Завтра они начнут работу.

Повинуясь жесту надсмотрщика, большего из этих двух мужчин, того, кто зашел в зал без цепей, мы дружно с левой ноги, как это принято при начале движения в караване, сделали первый шаг к новой ступени в своей жизни.

Нас провели через анфиладу залов и коридоров, и вывели на улицу, караван голых, скованных цепью рабынь. Оглянувшись, я бросила последний взгляд на школу.

Можно сказать, что я получила высшее рабское образование.