В тронном зале дворца Аргентума было прохладно и темно. Я вошла сюда, скромная босая девушка-рабыня, до жути напуганная уже тем что оказалась в таком месте. Высокий потолок зала терялся где-то во мраке. С опаской я приблизилась к основанию трона. Вздрогнув от охватившего меня ужаса, я обернулась, чтобы констатировать факт, дверь, через которую я сюда попала, захлопнулась. В царившем здесь мраке я не смогла разглядеть, кто именно закрыл ее.
— Господин? — позвала я, и растерянно опустилась на колени, совершенно не представляя, что мне делать.
Это был день большого праздничного пира, того самого, для проведения которого, согласно объявлению, рабынь банкета доставили из самого Ара. Правда конкретно я уже, конечно, не была рабыней для праздника. Теперь я стала рабочей рабыней, и по совместительству рабыней для удовольствий, принадлежавшей Майлу из Аргентума.
Сегодня вечером, на пиру, меня собирались представить обнаженной и закованной в цепи Клавдию — Убару Аргентума, и высокому совету. Я бросила взгляд вверх. Там, приблизительно в сорока футах от пола, на длинной, теряющейся в темноте, веревке, висел золотой мешок. Мешок, был полон, и туго натянутая веревка, иногда поскрипывала, стоило тому слегка покачнуться. Открывшаяся картина напомнила мне почти неподвижный маятник.
Из тени в районе двери послышался негромкий шорох. Я моментально посмотрела в том направлении, но из-за темноты ничего не увидела.
— Господин? — Снова позвала я.
Девушка сказала мне, что я должна явиться в тронный зал. Рабыня передала мне это сообщение от имени свободного мужчины. Сама она не признала его, но он показался ей важным и властным. Раз уж она не смутилась повиноваться ему в передаче его сообщения, то и мне нечего была волноваться по поводу повиновения ему в исполнении его приказа. Ни одна из нас не смогла определить, каков был его пост или статус. То, что он находился во дворце, был свободном мужчиной, ясно предполагало обладание им некими привилегиями или властью. Поскольку мы были рабынями, мы повиновались. Мужчина был описан мне рабыней, показавшейся мне совершенно потрясенной встречей с ним. Он произвел на нее впечатление прирожденного владельца женщин, таких, какими были мы, то есть рабынь.
Понемногу, мое зрение адоптировалось к царившему в зале полумраку, и пусть смутно, но я начала различать контуры предметов. Он стоял около двери. Крупный мужчина.
— Голову вниз, — приказал он, — ладони на пол.
Я немедленно и безропотно приняла требуемое положение. Интонации, прозвучавшие в голосе, показались мне смутно знакомыми, но я не смогла вспомнить, где я слышала эти властные нотки. Еще мне показалось, что голос звучал несколько напряженно или фальшиво. Я спросила себя, был ли это его естественным звучанием, или же он специально изменил голос.
По звуку шагов я поняла, что мужчина приблизился ко мне, встав позади. Внезапно, мои волосы оказались в его кулаке, и мне ничего не оставалось, как запрокинуть голову.
Мужчина рывком поднял меня на колени, вынудив выпрямить спину, и сдернул с меня короткую коричневую, с желтой каймой, тунику Майла из Аргентума.
Еще через мгновение мои руки, двумя петлями шнура, были связаны за спиной.
— Господин? — взмолилась я, и это были мои последние слова.
Тугой кляп был втиснут между моих зубов и закреплен там скрученной полосой ткани, глубоко впившейся в моими щеки, и завязанной узлом у меня на затылке. Только тогда мой похититель развернул меня спиной к возвышению, на котором стоял трон Аргентума, и лицом к себе.
В ужасе от увиденного, я бешено задергалась. Я даже закричала, но наружу прорвались лишь приглушенное тихое мычание.
— Да, — усмехнулся мужчина. — Представь себе, это — я, Лигурий, когда-то первый министр Корцируса.
Я, дрожа от накатившей на меня паники, вытаращилась на него.
— Мне и еще двоим, удалось уйти от облавы в Аре, — объяснил он, и мне вспомнилось, что я слышала звон мечей и разбитого стекла.
— Я вижу, что Ты — теперь настоящая рабыня с клеймом и ошейником, — заметил мужчина. — Это полностью соответствует твоей натуре. Это, конечно, не главная и не основная причина, по которой Тебя доставили на Гору, однако, пожалуй, это можно считать пусть и незначительной и вторичной, но причиной. Так или иначе, но твоя задница была предназначена, если не для кола, то для клейма, а шея, если не для петли, то для ошейника.
Я дрожащая от страха, голая, беспомощная, связанная и с кляпом во рту стояла перед ним на коленях.
— Ты — прирожденная рабыня, — усмехнулся он. — Наверняка, Ты к настоящему времени Ты уже это хорошо узнала. Клеймо и ошейник прекрасно смотрятся на Тебе. Да, Ты стала в тысячу красивее как рабыня, чем Ты была как свободная женщина.
Я задергалась, пытаясь выбраться из его пут.
— Признаться, я много раз спрашивал себя, как Тебе удалось убежать из лагеря Майла из Аргентума, — сказал Лигурий. — Ты, конечно, в тот раз спутала все наши планы. Мы даже предположить не могли возможности такого развития ситуации. Но как оказалось, даже теперь прежняя мисс Коллинз с Земли все же может еще оказаться полезной в наших играх.
Я смогла ответить ему лишь неясным беспомощным мычанием.
— А вот меня у них захватить не вышло, — усмехнулся Лигурий, — и при этом я вошел в этот дворец совершенно открыто. Я — здесь по моему собственному желанию. Я прибыл сюда под гарантии моей неприкосновенности, добровольно, чтобы помочь государству Аргентум в идентификации Татрикс Корцируса. Ну, кто еще мог знать ее лучше меня? А двое моих помощников, те самые двое из всех остальных, что остались верными мне, и вместе со мной, убежали из дома в Аре, вошли во дворец под личинами посланников из далекой Турии. Раз уж у меня появились дела здесь, то уж пусть и они будут под рукой. Видишь ли, у них тут возник спор, кто же является настоящей Татрикс Корцируса, она, та что сейчас болтается в золотом мешке под потолком этого самого зала, или Ты, беспомощно стоящая передо мной на коленях. Свидетели должны дать показания. Например, сюда прибыл из Ара небезызвестный Тебе Друз Ренций. Что-то мне подсказывает, что он опознает Тебя, как настоящую Татрикс, как он уже сделал это прежде. Мы проконтролировали, чтобы он, как и многие другие, знал бы только Тебя как Татрикс. А еще контрабандисты доставили мне из Корцируса, одежду которую носила Ты. Вот ее-то я и представлю Клавдию, здешнему Убару, и высокому совету, как одежду Татрикс Корцируса, а по ней и слин укажет на Тебя своим носом. Конечно Клавдию и высокому совету, будет несколько легче сделать свой выбор, когда золотой мешок вскроют во время праздничного пира, и вытащат из него не настоящую Шейлу, а Тебя, ее двойника. И даже Хассан — Охотник на рабынь не сможет возразить, поскольку его здесь не будет. Двое моих людей проследят, чтобы он задержался. К тому же эта версия не встретит возражений от Майла из Аргентума. Он получит информацию, предположительно от Хассана, что тот схватил не ту женщину, и что как раз Тебя он теперь признает истинной Татрикс. Соответственно именно он и поместил Тебя в мешок и в замешательстве, боясь потерять лицо, покинул дворец, забрав другую девушку с собой, чтобы потом поработить ее законным образам. Таким образом, мы ожидаем, что Майл из Аргентума будет удовлетворен. Впрочем, насколько мне известно, он в любом случае, убежден, и Ты вероятно, знаешь это, что именно — Ты, а не та другая женщина является Татрикс. Ничего удивительного, ведь он один из тех, кто на ряду со многими другими, знал только Тебя как Татрикс, уж за этим мы проследили. Так что генерал с радостью идентифицирует Тебя, как настоящую Татрикс, да еще и окажется поддержанным с тем же самым Друзом Ренцием, и другими. Все как мы и запланировали. И, конечно, я тоже, признаю Тебя истинной Татрикс. Можешь на это рассчитывать. Тем временем, конечно, истинная Шейла будет спрятана в моих покоях, чтобы позже быть тайно введенной из дворца под видом свободной женщины, компаньонки одного из моих людей, якобы посланника из Турии. Для этой цели он привел сюда рабыню в одежде свободной женщины, и уже переодев в надлежащую рабыне одежду, продал кому-то из офицеров дворцовой стражи. Тот не смог устоять перед столь заманчивой ценой за нее.
Из моих глаз ручьем текли слезы. Я отчаянно пыталась выкрутить руки из его пут, но все было бесполезно.
— Ты весьма привлекательна как рабыня, — задумчиво сказал он, рассматривая меня.
Мужчина вдруг опрокинул меня на спину, и схватив мои щиколотки, уверенно и медленно раздвинул мне ноги. Я не могла сопротивляться ему. Но вдруг он со злостью, убрал руки отвернулся от меня.
— Нет, — прошипел Лигурий. — Это было бы все равно, что с ней!
Он несколькими витками шнура, связал мои скрещенные лодыжки. Теперь я уже и встать не могла, но мужчина все же привязал другой конец шнура к рабскому кольцу, вмурованному в постамент трона. Теперь даже корчась как гусеница, я не смогла бы отползти с этого места.
— Несомненно, в мешке она будет обнажена, — пробормотал Лигурий себе под нос, — столь же обнажена как рабыня. Это жестокие животные не преминули бы сделать с ней это. Я должен буду попытаться не смотреть на нее больше, чем необходимо.
Затем мужчина вскочил и, оставив меня в одиночестве, ушел к стене зала, где принялся развязывать узлы той веревки, что сначала шла к блоку на потолке, а затем вниз к мешку. Я тоже бешено задергала и закрутила руками пытаясь избавиться от его узлов. В отличие о Лигурия, я в этом не преуспела.
Осторожно перебирая руками, он опустил золотой мешок на пол. Торопливо убрав все завязки, Лигурий открыл мешок и вынул из него нежное, дрожащее тело нагой женщины. Она, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, в ужасе смотрела на него.
— Они надели на Вас в ошейник! — возмущенно прошипел он. — Как они посмели сделать это!
Тем временем женщина изо всех сил пыталась встать перед ним на колени. Я даже не знаю, понял ли он это, столь велико было его беспокойство. Ошейник, конечно же, принадлежал Хассану. Тот защелкнул его на ней еще в Аре, и похоже так и не снял.
— Нет! — закричал Лигурий. — Животные! Звери! Они подвергли Ваше прекрасное бедро раскаленному железу!
Я припомнила, что Хассан, в Аре, сообщил ей, что они сделают остановку, прежде, чем попасть в его дом, теперь я поняла, что должно быть, он имел ввиду мастерскую кузнеца. Там-то рабское клеймо и отпечаталось в ее бедре. Значит, клеймо уже было бы на ней, и ее, уже как рабыню, голую и на плече охотника вносили с его дом.
Руки Лигурия быстро разобрались с путами на лодыжках, я затем и на руках жертвы. Он вспотел. Она встала на колени, напуганная, спиной к нему.
— Что они сделали с Вами! — отчаянно закричал он. — Что они сделали с Вами!
Женщина стояла на колени опустив голову, и повернувшись к нему спиной. И она дрожала.
Неужели он все еще не смог понять, что именно они сделали с ней?
Она уже не была той же самой женщиной, которую он знал прежде. Он знал холодную, надменную, высокомерную женщину, ту, что была дерзкой и жесткой, ту, что могла быть жестокой, суровой и требовательной, властной и надменной стервой. Теперь, перед ним на коленях стояла совсем не она. Слишком много было между ними отличий. Начиная с того, что эта была голая и на коленях, я не стояла гордо у трона по-королевски одетая.
И конечно, на ее шее, красовался плотно сидящий стальной рабский ошейник, а на бедре, весьма подходящая ей и многозначительная отметина, извещающая всех, кто мог бы найти это интересным, о ее теперешнем статусе невольницы.
Были и менее заметные, но более значимые отличия. И любой заинтересованный человек смог бы заметить, что ее хозяин Хассан, очевидно посадил ее на подходящую диету и провел по программе подготовки. В результате ее тело теперь было полно энергией и здорово, а линии ее фигуры стали столь захватывающе изогнутыми, что явно не соответствовали тем, что обычно ожидаются от свободной женщины.
Но все эти вещи, по сути, были довольно тривиальными или внешними. Наиболее важное отличие этой женщины от себя прежней, были внутри нее. Глубокие отличия надо признать, отличия столь явно, и столь прекрасно проявившиеся в ее внешнем виде, манерах, и поведении. Несомненно, эти отличия были результатом ее пребывания в руках Хассана — Охотника на рабынь. И именно они и были самыми существенными изменениями в ней. Теперь она была мягка и уязвима, она стала чрезвычайно женственной. Теперь она, побывав в руках Господина, была прекрасно осведомлена, что существуют тысячи способов, сделать ее настоящей женщиной и рабыней.
— Господин, — заплакала Шейла, как только Лигурий вытащил кляп из ее рта.
— Вы узнаете меня? — спросил мужчина. — Это я — Лигурий!
— Да, Господин, — ответила она.
— Не называте меня Господином, — пораженно, хриплым голос сказал он.
Я видела, что он слишком давно, и слишком страстно стремился услышать это слово от нее. Он слишком долго сдерживал себя. И теперь даже этот невинный титул, бывший немногим более чем признанием его мужского места согласно природе приматов, и конечно, то подходящее выражение, с которым он слетел с губ рабыни, встревожил его. Слишком долго он боготворил эту женщину. Он еще не был готов разглядеть, что она, наконец, стала настоящей. Казалось, что он отчаянно хотел сохранить ее в качестве некой недоступной, лелеемой им иллюзии. С другой стороны в его отношении к ней существовала какая-то болезненная двусмысленность, которой эта женщина, вероятно, когда-то смогла воспользоваться на всю катушку.
Я это поняла со всей очевидностью, исходя из его отношения ко мне. Уверена, что он, всерьез и неоднократно, рассматривал возможность моего подчинения себе для своего удовольствия и, я думаю, сделано это было бы в стиле бескомпромиссного господина. Скорее всего, в этом проявлялось его жажда использовать ее тем же самым способом. Он хотел бы использовать меня в качестве суррогатной Шейлы ради своего долгожданного обладания ей. Но, уж слишком мы оказались похожи. Всякий раз, в последний момент он воздержался от исполнения своего заветного желания. Я не думаю, чтобы он реально жаждал получить меня, по крайней мере, не более чем любой мужчина мог бы небрежно пожелать девушку, увиденную в паге-таверне или, скажем, одну из тех девок, которых он мог бы повстречать прикованных цепью в ряд на циновках на каком-нибудь переулке. Нет, ему действительно нужна была только она! Лигурий был настоящим господином, что не раз доказывал с другими женщинами. Порой, я сама чувствовала, что достаточно ему щелкнуть пальцами, и я упав перед ним на спину, разведу ноги пошире. Мне казалось, что Лигурий рассматривал Шейлу, как некий холодный идеал совершенства, как нечто, что прекраснее и лучше всех других женщин, как кого-то кого он едва ли был достоин, как что-то к чему он, возможно, не осмеливался даже стремиться, как нечто почти неприкосновенное и абстрактное. В своем уме он назначил ее совершенством, и в конечном итоге, сам воспрепятствовал ей быть женщиной. Хассан, конечно же, не смотрел на нее глазами Лигурия. В его руках она не смогла обмануть сама себя. Кстати в этом нет ничего необычного. Женщина, почитаемая одним мужчиной как ледяная богиня, часто подает на колени и как рабыня облизывает ноги другого. Лигурий, к его ярости, как застенчивый деревенский увалень, никогда не смог бы обрести от нее сотую долю того, что Хассан, ее господин, мог бы получить просто за небрежно брошенное слово. По крайней мере, я так предполагаю, на основании того, что она была рабыней Хассана, и своего собственного опыта общения с этим зверем.
— Но Вы же — свободный мужчина, — прошептала она. — Что Вы делаете здесь? Что Вы делаете? Где Хассан, мой господин?
— Вы, что хотите посидеть на колу? — спросил он раздражаясь.
— Нет! — вскрикнула Шейла.
— Ваше тело! — внезапно закричал Лигурий, уставившись на нее. — Это тело рабыни!
— Да, Господин, — заплакала женщина, пытаясь сжаться и прикрыть груди руками.
— И ошейник на Вашем горле, и клеймо, просто превосходны!
— Спасибо, Господин, — всхлипнула она.
— Нет, — внезапно крикнул мужчина, скорее самому себе. — Этого не может быть!
Тогда, сердито отвернувшись и стараясь не смотреть на нее, он ткнул пальцем в сторону валявшейся подле меня туники.
— Наденьте это, — скомандовал он. — Быстрее! Во дворце подумают, что Вы — это она.
— Да, Господин, — ответила она.
Я изо всех сил задергалась, вновь попытавшись освободиться, впрочем, с прежним результатом. К тому же было уже слишком поздно. Через мгновение Лигурий подошел ко мне и, отвязав шнур от кольца, отволок меня к золотому мешку. Там, перевернув меня на живот, он принялся связывать меня теми путами, что прежде были на Шейле. По-видимому, он полагал, что Хассан поступил бы именно так, случись ему самому поменять рабынь в мешке.
— Какая же она короткая, — заметила Шейла, пытаясь натянуть полы туники как можно ниже на бедра. Я бросила на нее полный возмущения взгляд. Это была обычная туника рабынь Майла из Аргентума. Мы все, его рабыни носили такие. Безусловно, как и у любой рабыни, кем собственно она сейчас и была, в этой одежде все ее прелести были прекрасно выставлены на показ.
Мой кляп был заменен тем, что только что был вытащен из ее рта. Он был все еще мокрым от ее слюны. Лигурий тут же завязал узел на затылке не давая мне вытолкнуть это из себя. Затем, ногами вперед он запихнул меня в золотой рабский мешок. Вскоре я оказалась упакована в нем с головой. Лигурий быстро затянул все завязки, в том числе и над моей головой, и через мгновение я почувствовала как меня, постепенно, подняли вверх. Веревка была закреплена, и я несчастная, напуганная и беспомощная в темноте мешка, медленно закачалась взад и вперед под куполом тронного зала. Качания были слабыми, вызванными натяжением веревки, и моими собственными слабыми случайными движениями.
Я понятия не имела, сколько времени я провела в рабском мешке. Но вдруг я почувствовала, что меня качнуло чуть сильнее, потом последовал рывок вниз и скрип идущей через блок веревки. Совершенно ясно, что меня спускали на пол. Но почему? Мне казалось, что время большого пира еще не наступило. По крайней мере, я не слышала ничьих голосов в зале. Вскоре мешок оказался на полу, и завязки ослабли.
Мои глаза широко раскрылись от удивления. Если бы не кляп во рту, я бы закричала от радости. Рядом со мной стоял Друз Ренций!
Позади него, голая, связанная по рукам и ногам, и с кляпом во рту, на коленях стояла, Шейла — Татрикс Корцируса, впрочем, уже бывшая
Друз быстро снял с меня путы, но прежде чем освободить мой рот от кляпа он прошептал:
— Молчи!
Я отчаянно закивала, и опустилась перед ним на колени как рабыня, которой я и была, перед господином.
Друз, уже не обращая на меня внимания, без всякой осторожности повалил Шейлу животом на пол, и совсем не нежно, связал ее снятыми с меня ремнями. Кляп, теперь уже мокрый еще и от моих слюней, он тоже не забыл. Вскоре он уже поднимал к потолку тщательно завязанный мешок, с вложенной в него беспомощной пленницей.
Едва он закончил крепить веревку, я потянулась к нему, и робко коснулась Друза.
— Я могу говорить? — тихим шепотом, опасаясь получить затрещину, спросила я.
— Да, — кивнул он.
— Я не Татрикс Корцируса, — всхлипнула я.
— Я в этом не сомневаюсь, — усмехнулся он. — Я был простофилей и дураком, будучи уверенным в обратном, впрочем, как и многие другие из нас.
— Где Лигурий? — испуганно спросила я.
— Он со своими соратниками из Корцируса, теми, что притворились посланниками из Турии, — ответил мой бывший телохранитель. — К счастью, меня они не заметили. А я узнал их, конечно. Более того, я стал пристально следить за Лигурием с тех самым пор, как обнаружил, что он оказался во дворце. Например, я видел его, входящим в тронный зал, а потом увидел, как чуть позже сюда вошла Ты. А потом Лигурий покинул зал уже с другой женщиной, той самой, которую, после того, как он покинул свои покои, я набравшись наглости увел у него и вернул в мешок, где ей самое место. Лигурий, покидая свое жилище, был одет в свои праздничные одежды. Так что, я не думаю, что он обнаружит ее новое местонахождение, пока мешок не откроют.
— Он сказал, что его подручные собираются задержать Хассана, и не дать ему попасть на пир.
— Почему-то я уверен, что Хассан, сможет позаботиться о себе сам, — усмехнулся Друз Ренций.
Я удивленно посмотрела на него.
— Встань, — приказал он, и я вскочила на ноги. — Думаю, что это твое.
Друз Ренций, поднял с пола откровенную тунику, которую, несомненно, незадолго до этого, он снял с Шейлы, подозреваю, перед тем как связать и заткнуть ей рот.
— Да, Господин, — кивнула я.
— Одевайся, — велел он, швыряя тунику мне прямо в грудь.
— Да, Господин, — сказала я, на лету подхватывая свою одежду.
Через мгновение я уже была одета. Не требуется слишком много времени, чтобы облачиться в подобный предмет одежды. Оставалось только завязать поясок и разгладить тунику на теле. Закончив, я выпрямилась, и не могла не отметить, что мужчина осматривает меня, как рабыню.
— Повернись. Медленно! — скомандовал Друз.
И я продемонстрировала ему, в самом выгодном свете, собственность Майла из Аргентума, точнее одну из многих.
— Тебя назвали? — поинтересовался он.
— Да, Господин.
— И как Тебя теперь зовут? — уточнил Друз.
— Шейла, Господин.
— Подходяще, — улыбнулся он. — По крайней мере, с точки зрения Майла из Аргентума. Кстати, имя рабыни в мешке такое же. Еще в Аре ее так назвал ее владелец, Хассан — Охотник на рабынь.
Я кивнула. Честно говоря, это было для меня новостью. Что и говорить, Хассан мог назвать ее как угодно: Дафни, Джиной, Вандой, Маджори, Носатой, Дерьмом, в зависимости от его желания и настроения. Очевидно, это его развлекло. А может быть, ему показалось неплохой шуткой, наложить ее имя на нее же саму, но на сей раз, в качестве простой клички невольницы, вполне подходящей, чтобы использовать его для домашнего животного, которым она теперь была, став рабыней.
— Ты очень привлекательна, Шейла, — заметил мужчина.
— Спасибо, Господин, — отозвалась я на мою текущую рабскую кличку.
— Впрочем, та другая Шейла, не менее привлекательна, — признал он. — Будет весьма занятно, этим вечером, сравнить Вас, когда Вы обе нагие и в цепях стоять рядом, перед Клавдием и высоким советом.
— Несомненно, Господин, — вздохнула я.
В такой ситуации он сможет оценить нас почти в идеальных условиях, условиях столь же идеальных как на невольничьем рынке. Они смогут даже тщательно обмерить нас и приказать продемонстрировать себя в рабских позах. Признаться, единственное чего я страстно желала, это чтобы Друз Ренций был рядом и увидел меня, в тот момент, когда это случится.