Кейджера Гора

Глава 17 Цементная платформа

Мой подбородок подцепили большим пальцем и грубо потянули вверх.

— Нет, это не моя Тутина, — буркнул мужчина и, сопровождаемый служащим Архона, сошел с круглой цементной платформы и растворился в толпе, запрудившей оживленную улицу.

Очевидно, это была важная улица в Венне. Она вела к рыночной площади. Платформа, на которой я стояла, находилась на левой стороне улицы, если смотреть в сторону площади, на углу перекрестка с переулком, выходившим на общественный невольничий рынок, занимавшим квадрат приблизительно пятьдесят на пятьдесят футов. Позади этого открытого места возвышалось мрачное здание с зарешеченными окнами, в котором рабынь держали ночью. Также в этом здании находился офис служащего Архона.

С того места, где я стояла, были видны несколько прикованных цепями девушек, сидевших или полулежавших. Когда кто-то проявлял интерес и подходил, чтобы рассмотреть их повнимательнее, они становились на колени. Служащий Архона, по крайней мере иногда, появлялся из двери и, присоединившись к потенциальному клиенту, принимался нахваливать девушку, в расчете на то, что мужчина предложит за нее цену. Их продавали. А меня нет, по крайней мере, пока. Мне дали понять, что, если в течение десяти дней никто не заявит на меня права, то я также буду выставлена на продажу. Их нисколько не волновало, что я могла бы быть свободной женщиной. Им надо было покрыть расходы на мое содержание. Они уже выяснили, что мой Домашний Камень, если таковой у меня вообще был, не был камнем Венны, Ара или одного из их союзников, так что, в любом случае, без денег и без каких-либо верительных грамот, я была законной добычей работорговца.

Цементная платформа, нагретая солнцем, обжигала ноги. Мои руки затекли, поднятые над головой и удерживаемые в таком положении браслетами кандалов на запястьях, свободными, но достаточными, чтобы я не могла вытащить из них кисти рук. Цепь кандалов проходила сквозь кольцо, свисавшее на другой цепи с горизонтального бруса, закрепленного под прямым углом на массивном вертикальном столбе. Имелся еще наклонный брус, для поддержки, соединявший середины горизонтального и вертикального. Конструкция получилась довольно крепкой и устойчивой, и я не сомневалась, что она выдержала бы вес дюжины мужчин. На торец горизонтального бруса был прибит листок бумаги, на котором было что-то написано, то ли объявление, то ли объяснение. Мне его показали, перед тем, как прибить на место, но я, будучи неграмотной, разумеется, понятия не имела, что там могло быть. Понятно, что мне было очень любопытно узнать, что же там написано.

Внезапно я поймала на себе пристальный взгляд одного из мужчин в толпе, остановившегося и уставившегося на меня. На мгновение меня охватила паника. Что если он опознал во мне Шейлу, Татрикс Корцируса. Впрочем, уже в следующий момент до меня дошло, что он всего лишь глазеет на меня, праздно и небрежно, как любой мужчина мог бы разглядывать рабыню. Я в очередной раз пожалела, что мне не дали одежду. Меня пробрала такая дрожь, что даже звенья цепи кандалов зазвенели. Я не привыкла к тому, чтобы меня рассматривали подобным образом, настолько прямо, откровенно, искренне и не скрываясь. Не выдержав, я отвела взгляд. Когда же я, набравшись смелости, повернула голову, зеваки уже не было. Он ушел. Трудно сказать, задавался ли он вопросом, на что я могла бы быть похожа, корчась у его ног, или же его интерес был скорее умозрительным, более теоретическим или академическим, например, он прикидывал, сколько я могла бы принести, если меня продать с торгов.

— Леди, добрая леди! — окликнула я закутанную в одежды сокрытия и вуали даму, проходившую мимо меня.

Я решила попытаться упросить ее прочитать для меня надпись на листке бумаги над моей головой.

— Пожалуйста, добрая леди!

Женщина, смотревшая прямо перед собой, словно не желая, чтобы хоть одна из девушек на рынке попалась ей на глаза, резко, как будто натолкнувшись на невидимую стену, остановилась. Ее глаза сверкнули на меня поверх вуали. Ничего приятного в ее взгляде я не заметила.

— Простите меня, добрая леди, — на всякий случай извинилась я.

— Ты заговорила со мной, — удивленно сказала она.

— Да, — кивнула я. — Простите меня, добрая леди. Просто никто не хочет прочитать мне того что написано на табличке надо мной. И я хотела бы попросить вас, сделайте это.

Она, приподняв свои одежды, поднялась на цементную платформу, и встала передо мной. Женщина оказалась примерно на два дюйма выше меня.

— Ты заговорила со мной, — повторила она.

— Да, добрая Леди, — призналась я.

— Ты откуда взялась? Разве Тебе неизвестно, что рабыни обращаются к свободным женщинам не иначе как Госпожа?

— Я тоже — свободная женщина, — попыталась оправдаться я. — Я не рабыня.

— Голая, лживая рабыня! — вдруг зашипела на меня женщина.

— Я всего лишь попросила Вас о любезности, — всхлипнула я. — Даже если бы я была рабыней, которой не являюсь, разве мы не одного пола. Мы же — обе женщины.

— Это, я — женщина, — возмутилась она. — А Ты — животное.

— Сжальтесь надо мной, — взмолилась я. — По крайней мере, мы — одного пола.

— Не смей смотреть на меня с подобной точки зрения. Это не моя вина, что я вынуждена делить пол с самками слина и тарска, или, хуже того с самками-рабынями.

— Я не рабыня, — в который раз попыталась урезонить я разбушевавшуюся женщину. — Я свободна. Я не в ошейнике. Я не заклеймена!

— Если бы Ты принадлежала мне, — бросила она, — Ты бы быстро заимела и ошейник и клеймо, и затем очутилась бы на конюшне или в посудомоечной, где Тебе самое место!

— Простите меня, — наконец сказал я, поняв, что говорить с ней бесполезно.

— Простите, что? — взвизгнула она, в ярости.

— Госпожа! — быстро добавила я.

— Я знаю твой тип, — гневно шипела женщина. — Ты принадлежишь к тому виду, ради кого мой компаньон покидает меня! Из-за таких, как Ты, он без сил возвращается из таверны. Ты из тех, чьи тела ваши рабовладельцы включают в цену напитка!

— Нет, — крикнула я. — Нет!

— Ты — из того вида женщин, которым нравятся мужчины, не так ли?

— Нет, Госпожа, — закричала я. — Нет! Нет!

— Почему Ты не стоишь передо мной на коленях, шлюха? — спросила она.

— Вы же видите, что я прикована цепью, — воскликнула я. — Я не могу!

— На колени, — холодно приказала свободная женщина.

— Я не могу, Госпожа! — жалко заплакала я, но все же согнула колени, полностью повиснув на цепях моих кандалов.

— Тебе не стоило обращаться к свободной женщине, — усмехнулась она, и вдруг наотмашь удалила меня поперек лица своими перчатками.

Слезы боли и обиды брызнули из моих глаз.

— И еще, раз уж Ты осмелилась это сделать, Ты должна была сказать ей — Госпожа, — добавила она, и на мое лицо обрушился новый удар. — Ты отрицала свое рабство. Ты посмела сравнить себя со мной. Ты оскорбила меня, напомнив, что мы обе — женщины. Ты посмела отрицать что Ты из категории сластолюбивых шлюх! Ты ложно отрицала, что стремишься служить мужчинам!

Каждое ее обвинение сопровождалось ударом по моему лица.

— Ты думаешь, что я не могу разглядеть, кто Ты? — со злостью в голосе спросила она. — Ты думаешь, что кому-то неясно, что Ты собой представляешь? Ты что, решила, что я дура? Да любой с первого взгляда сможет рассмотреть в Тебе рабыню! Это же очевидно!

Она еще несколько раз стегнула меня по лицу и рту своими перчатками. На самом деле она, как бы ей того не хотелось, не могла повредить моего лица, но это действительно было больно, и, конечно, ужасно оскорбительно. Не выдержав унижения, я залилась слезами.

— И Ты не встала передо мной на колени! — уже в истерике заорала она, ударив меня еще дважды.

Я обвисла в кандалах, и уже не сдерживаясь, зарыдала. Но я не столько боялась ее, сколько того, что она могла бы позвать служащего Архона. Тот не колебался бы ни мгновения, и если бы посчитал нужным, сразу же пустил в ход свою плеть. Я опасалась, что в этой ситуации, он именно так и поступит. К моему великому облегчению, натешившись вдоволь, женщина, развернулась, и сойдя с платформы, неспешно пошла дальше вдоль по улице.

— Ну, и что здесь произошло? — спросил служащий Архона, подойдя ко мне через некоторое время.

— Я заговорила с ней, Господин, — сразу призналась я, назвав его «Господином», поскольку он, как и парни, что поймали меня на окраине земель Виктэль Арии, быстро прояснил мне, что я должна обращаться к нему с уважением рабыни, и его нисколько не интересует, считаю я себя свободной или нет.

— Но она же — свободная женщина, — прищурился он.

— Да, Господин, — вздохнула я, и звякнув цепями, наконец, решилась опустить ноги на платформу.

— Это было глупостью с твоей стороны, — усмехнулся он.

— Да, Господин, — сказала я, и снова заплакала.

— У Тебя лицо красное, — отметил он.

— Да, Господин, — всхлипнула я.

Несколько позже, после полудня, после того, как меня покормили и напоили, но так и оставили стоять в кандалах, я решилась еще раз испытать удачу и узнать, что же написано на табличке, прибитой к столбу, к которому меня и приковали. На сей раз, наученная горьким опытом, я не стала беспокоить свободных женщин с подобным вопросом. Я знала, что была привлекательна, и у меня в этом не было никаких сомнений. Я уже очень устала, мои закованные руки, затекли и болели. Но я была выставлена напоказ таким откровенным способом, что моя привлекательность, во всяком случае я надеялась на это, не могли не вызвать интереса у проходящих мимо мужчин. По крайней мере, мужчины Земли, и это я знала точно и на своем опыте, не преминут попытаться угодить женщине одетой, например, в один только купальник, что уж говорить обо мне сейчас, когда мне и того не позволено.

— Сэр, Господин! — позвала я мужчину, который показался мне достаточно дружелюбно выглядящим.

Тот неторопливо, но с интересом приблизился ко мне, и поднялся на платформу.

— Да? — заинтересованно спросил он.

— Я — свободная женщина, но, тем не менее, я буду называть Вас «Господин», — сказала я, надеясь, что ему это польстит.

— Независимо от того, что Вы пожелаете, — улыбнулся он.

— И Вы — конечно, очень красивый Господин, — попробовала я подлизаться к нему, впрочем, не погрешив против истины, ибо парень на самом деле был очень красив.

С другой стороны мне надо было добиться своего. Мужчины, кстати, обычно, склонны верить всему, что им говорят.

— Спасибо, конечно, но хотелось бы знать зачем я сюда подошел.

— Та надпись над моей головой, видите, — указала я.

— Да, есть там такая, — согласился он.

— Вы сможете прочитать ее? — улыбаясь, спросила я.

— Почему бы и нет, — сказал он. — Конечно, смогу.

— Пожалуйста, пожалуйста, — принялась я пресмыкаться перед парнем. — Пожалуйста, прочитайте это для маленькой Литы.

Я снова использовала для себя это имя. Именно его я назвала, тем двум молодым людям на дороге, а позже, дабы быть последовательной и не запутаться служащему Архона. Впрочем, я не возражала против такого имени. Оно мне скорее нравилось. И оно возбуждало меня.

— Там написано, — сказал мужчина, и сделал длинную паузу, — Выпорите меня, если я заговорю без разрешения.

Я побледнела от испуга, но заметила, что он улыбается.

— Но ведь на самом деле там написано не это? — уточнила я.

— Нет, — признал он.

— Пожалуйста, ну скажите мне, что же там сказано, — взмолилась я.

— Сначала, давай мы предположим, в целях выяснения истины, что Ты — рабыня, — начал он.

— Хорошо, Господин, — озадаченно кивнула я.

— В таком случае, считаешь ли Ты, что рабы должны служить свободным людям? — поинтересовался он. — Или по твоему, это свободные люди должны прислуживать рабам.

— Конечно, я полагаю, что — рабы, должны служить свободным людям, — торопливо ответила я, — по-другому просто невозможно.

А что я должна была ему ответить? Я же не хотела, чтобы мне досталось плетью так, что мясо отстанет от костей.

— Значит, если бы я прочитал эту табличку для Тебя, — вывел он, — то получилось бы, что это я служил Тебе, не так ли.

— Так, Господин, — признала я.

— А Ты ведь не хотела бы этого, не так ли? — уточнил он.

— Нет, — поскорее открестилась я.

— Получается, — усмехнулся он, — что, Ты не хочешь, чтобы я прочитал эту надпись для Тебя.

— Нет, Господин, — сказал я, чувствуя себя совсем несчастной.

— Вот и замечательно — развел он руками и, посмеиваясь, удалился.

Будучи в расстроенных чувствах, я тряхнула цепями. А ведь он показался мне, очень добрым мужчиной. Возможно, если бы я не стала пытаться играть с ним, ни пытаться обмануть, то он, вполне вероятно, и прочитал бы для меня эту надпись. А сейчас мне осталось лишь разочарованно смотреть ему вслед.

Он совсем не показался мне таким уж жаждущим мне угодить, даже, несмотря на то, что я был совершенно раздета, и до меня, со странным, сродни страху и возбуждению, чувством глубоко внутри меня, наконец дошло, что в этом мире вовсе не мужчины, а голые или скудно одетые женщины, женщины, которые являются рабынями, или, как мужчины предполагают, что они являются рабынями, должны служить и угождать мужчинам. Это была не Земля, здесь — Гор.

— О, Леди! — отчаянно позвала я. — Пожалуйста, Леди!

Рабыня, шедшая в одиночку, одетая в короткую, красную тунику без рукавов, зато с разрезами по докам до самой талии, удивленно закрутила головой, чтобы увидеть, к кому же я могла обращаться.

— Леди! — снова окликнула я ее.

— Я не леди, — объяснила она. — Я — рабыня.

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Вы можете прочитать надпись, на табличке, прибитой над моей головой?

— Разве Ты сама не можешь прочитать это? — спросила она.

— Нет, — вздохнула я.

Я с надеждой смотрела на нее. У нее были приятные формы фигуры, каштановые волосы и карие глаза. Ее горло плотно обхватывал стальной ошейник.

— Мне жаль, — покачала она головой. — Я тоже не могу. Меня никогда не учили читать.

И рабыня покинула меня, торопясь по своим делам, или скорее по делам ее господина.

— Что здесь происходит? — грозно спросил служащий Архона.

— Ничего, Господин, — испуганно пискнула я.

— Если Ты задержишь рабыню, спешащую по поручению ее господина, и она опаздывает, то, скорее всего ее ждет наказание плетью, — объяснил он.

— Мне жаль, Господин, — тут же пожалела я, что задержала женщину.

— Почему Ты ее задержала? — поинтересовался он.

— Я хотела, чтобы она прочитала надпись, отправленную над моей головой, — призналась я.

— Почему же Ты не спросила об этом у меня?

— Я боялась, — честно сказала я. — Сами Вы не стали читать ее мне. И я подумала, что возможно, Вы не хотели, чтобы я знала то, что там сказано.

— Значит, толком не зная можно это или нет, — заключил он, — Ты, тем не менее, попыталась, возможно, в обход моего желания, узнать содержание надписи?

— Да, Господин, — всхлипнула я. — Простите меня, Господин!

— Тебя стоит выпороть, — сообщил он мне, отстегивая смотанную петлями рабскую плеть со своего пояса.

— Я — свободная женщина! — взвизгнула я.

— У Тебя тело рабыни, — заметил он.

— И даже это не отменяет того, что я — свободная женщина, — сказала я.

— Возможно, Ты и правда — свободная женщина, — усмехнулся он. — Мне трудно представить рабыню, которая была бы настолько глупой.

— Не надо бить меня, — взмолилась я.

Я с непередаваемым облегчением наблюдала, как служащий вновь свернул ремни плети. Но мое облегчение оказалось временным и крайне недолгим. Он поднес ее прямо к моему лицу.

— Поцелуй и оближи это, — приказал он.

— Пожалуйста, — застонала я.

— Ты сделаешь это сейчас, или Ты сделаешь это после того, как будешь выпорота ей, но сделаешь все равно, — предупредил мужчина.

Мне ничего не оставалось, кроме как покорно вытянуть голову вперед и, аккуратно, облизать и поцеловать его плеть. Кивнув, он пристегнул свое безжалостное, гибкое приспособление для наказаний обратно на свой пояс.

— Господин, — осмелилась позвать его я.

— Да.

— Почему Вы не сказали мне, что написано на табличке? — спросила я.

— Я показал ее Тебе, — объяснил он. — Но мне не приходило в голову, что Ты не грамотная.

— Но я действительно не умею читать, — призналась я ему. — Пожалуйста, скажите мне, что там написано!

— Не сейчас, милая Лита, — усмехнулся он. — Не сейчас.

И он ушел, оставив меня одну, прикованную к столбу посреди площади. От досады я топнула правой ногой, и сердито встряхнула цепями. Слезы затопили мои глаза. Я была унижена, как самая настоящая рабыня.

А день все никак не кончался. Уже не только руки, но и все мое тело нещадно ломило и болело.

Время от времени, то один мужчина, то другой останавливались посреди спешащей куда-то толпы, чтобы взглянуть на меня. Обычно я прятала глаза, но, даже в этом случае, мне казалось, что я ощущаю на себе их жадные взгляды, словно ощупывающие мое тело. Я не могла даже прикрыться руками, ибо меня приковали цепями, и выставили под их пристальные взгляды, как могли бы выставить любую другую голую рабыню.

Иногда они подходили к платформе вплотную, чтобы осмотреть меня более тщательно. Однако служащий Архона, запретил им касаться моего тела, проверять мои рефлексы рабыни. Точно так же я была не обязана реагировать на определенные виды команд, например, изображать «губы рабыни», кривя их как если бы собираясь поцеловаться, или медленно извиваться перед моими зрителями. Значит, они все еще рассматривали теоретическую возможность того, что я могла оказаться свободной.

— Она здесь не для торгов, — отрезал служащий Архона, одному нетерпеливому парню, особенно мной заинтересовавшемуся.

— Очень жаль, — явно огорчился тот.

— По крайней мере, не сейчас, — добавил чиновник.

— Значит, позже, возможно, — обрадовался парень.

— Не исключено, — согласился служащий.

Это случилось во второй половине дня, уже ближе к вечеру. Я, вдруг, напрягалась в ужасе от увиденного, и стремительно опустила голову, задрожав всем телом. Больше всего в тот момент, мне хотелось стать невидимой, спрятаться как можно дальше, но, конечно, цепи отлично справлялись со своей задачей. Я была выставлена на всеобщее обозрение, и совершенно беспомощна в держащих мои руки кверху кандалах.

Только бы он не увидел меня! Он, не должен, смотреть на меня! Я стараясь двигаться естественно, слегка изменила свое положение, как если бы просто разминала затекшие в браслетах руки. А мое сердце в это время бешено колотилось как будто пыталось выскочить наружу, проломив ребра.

Что он делает здесь?! Среди всех этих людей!

Конечно, он не заметил меня! Конечно, я его не заинтересовала! Он, не должен меня узнать!

— Разденьте этого мошенника, — властно скомандовала я, — повесьте ему на шею табличку с описанием его вины. Пусть пройдет голым, под охраной копейщиков, до главных ворот Корцируса. Выкиньте его вон за стены, отныне ему не разрешено появляться в нашем городе!

Как бы я хотела оказаться бесконечно далеко отсюда. Но я стояла посреди площади, беспомощная, голая, прикованная цепью к столбу, выставленная на потеху публике.

Торговец из Корцируса выдвинул против него обвинения, касающиеся кубка, который был заявлен как серебряный. Однако в результате выяснилось, что тот был просто покрыт тонким слоем серебра. Предмет спора оказался лишь подделкой под работу мастеров Ара.

Конечно, он, должно быть уже прошел мимо.

Был сделан обыск и у него изъяли два набора гирек, один с эталонным весом, а другой с ложным.

Теперь он, уже точно должен пройти. Он должен!

А еще его обвинили, что он продавал покупателям волосы рабынь, выдавая их за волосы свободных женщин.

Я уже в безопасности. К этому времени он наверняка прошел.

Как я была рада тому, что должна была приговорить его к такому унижению! Как рада я была видеть, как гвардейцы потащили его долой с моих глаз. Какое мне доставляло удовольствие видеть внушающую трепет силу мужчин, исполняющих мои приказы! А он был странствующим мелким торговцем подобострастным, мелким, мерзким мужичонкой с кривым торсом. Мне он показался невыразимо отвратительным, одним из самых отвратительных людей, которых я когда-либо видела.

Я снова напряглась, меня охватила паника. Кто-то поднялся ко мне на цементную платформу. Я стояла, ни жива, ни мертва, низко опустив голову. Но тут, как это уже случалось два или три раза прежде, я почувствовала чей-то большой палец под подбородком. Мою голову бесцеремонно вздернули вверх.