Глава 36 Покои моего господина

Меня смеющуюся и спотыкающуюся впихнули в холл перед Друзом Ренций. В тот момент, из того, что хоть как то можно было считать одеждой, на мне был только ошейник, замкнутый на моей шее.

Я предшествовала ему, подгоняемая толчками и оплеухами к его покоям, и при этом смеялась от радости. Хотя, казалось, он совсем не собирался особо нежничать со мной, и был явно рассержен.

— На живот! — прорычал он свою первую команду едва мы подошли к двери, ведущей в его комнату.

Уже мгновение спустя после того как я прижалась животом к прохладному полу, я почувствовала, что мои руки оказались скрещены у меня за спиной и туго связаны. Еще через ин его сильные руки скрестили мои лодыжки и затянули на них петлю. Потом веревка начала ложиться виток за витком, и, в конце концов, я почувствовала рывок затянувший узел. Беспомощная, связанная его веревками лежала я у его ног. Он злым пинком распахнул дверь комнаты, и подхватив меня с пола одной рукой, как если бы я ничего не весила, перебросил меня через плечо. В таком положении, словно свою пленницу или рабыню, Друз Ренций перенес меня через порог. Внутри комнаты уложив меня на пол в ногах кровати, под самым рабским кольцом, он вернулся к двери, и запер ее. Лишь после этого Друз вновь подошел ко мне, и встал рядом, свысока смотря на меня лежащую у его ног.

Сегодня, ранним утром, меня послали совершенно голую, даже без обязательного ошейника, во внутренний двор, чтобы я смогла попрощаться со своими подругами, рабынями для праздников, которых как раз увозили в Ар. То немногое время, что осталось им до отъезда мы с ними общались, целовались на прощанье, и обливались слезами. Самыми близкими подругами среди них были Клодия, Кристэль и Тупа, расставаться с которыми было особенно тяжело. Я с грустью наблюдал как они одна за другой, нагие, с закованными в кандалы лодыжками, забираясь в фургон, нанизывали свои цепи на открытый центральный стержень, и рассаживались по своим местам. Сколько раз уже я сама точно так же загружалась в подобный кузов на пути к различным местам назначения, обычно в самом Аре.

— А что это Ты сегодня раздета, — услышала я знакомый голос.

— Господин, — только и смогла проговорить я.

Голос принадлежал Друзу Ренцию. Я так и стояла замерев посреди двора. Разрешения повернуться мне не давали.

— А куда делся твой ошейник? — поинтересовался мужчина.

— Я не знаю, Господин, — честно ответила я, сама не понимая произошедшего. — Его сняли с меня этим утром.

— Почему? — спросил Друз Ренций.

— Я, правда, не знаю, Господин, — вздохнула я. — Но предполагаю, что его должны заменить на другой.

— А вот это верное предположение, — сказал он так и держась у меня за спиной, и не давая мне разрешения повернуться.

— Господин? — растерянно спросила я.

— На Тебя действительно собираются надеть новый ошейник, — пояснил он.

— Господин?!

— Он у меня как раз с собой, — усмехнулся Друз Ренций.

— Господин? — удивленно переспросила я.

Наконец, он появился передо мной, и продемонстрировал мне пока еще открытый ошейник, изящный, тонкий, и несгибаемо стальной.

— Прочти, что здесь написано, — указывая на маленькие красивые знаки, выгравированные на поверхности металла.

— Я не умею читать, Господин, — призналась я. — Меня этому никогда не учили.

— Замечательно, — раздраженно сказал он. — Оказывается, Ты неграмотная рабыня!

— Некоторые мужчины считают, что именно такие рабыни — самые лучшие, — ответила я, с досадой на саму себя.

Конечно, я не был неграмотна в английском языке, это касалось только гореанского. Меня не стали учить читать в Корцирусе, скорее всего, чтобы держать меня подальше от политики, пребывая в неведении относительно состояния дел в городе. Впрочем, в своей неграмотности я не была одинока, ибо большинство рабынь на Горе также являются неграмотными, сохраняются в таковом состоянии совершенно сознательно. Такую рабыню, например, вполне можно использовать, для доставки сообщений, которое она не сможет прочитать, даже если оно касается ее самой. Весьма распространено, когда рабынь используют для доставки сообщений, пешком с руками, закованными за спиной в наручники. Обычно, сообщение упаковывается в кожаный тубус, привязанный к шее такой почтовой рабыни. Конечно, учитывая наручники на руках, при таком способе можно использовать и грамотную девушку, все равно она не сможет до него дотянуться.

Есть мужчины, которые полагают, что, если женщину научить читать и писать, особенно уже после того, как она стала рабыней, чего доброго она может задуматься, и решить, что она важна. Впрочем, это заблуждение можно быстро выбить из нее плетью.

Тем не менее, в большинстве случаев грамотность повышает ценность рабыни, и обычно может добавить несколько медных тарсков ее стоимости.

— Ты кажешься расстроенной, — заметил Друз Ренций.

— Да, — призналась я.

— И почему же хотелось бы знать?

— Мой собственный господин даже не счел нужным лично заменить мой ошейник, — пояснила я.

— Понятно, — кивнул он.

— Что это за ошейник, — поинтересовалась я, — ошейник посудомоечной девки, или кухонной рабыни?

Я никак не могла выдавить из себя горького осадка, оставшегося после вчерашнего вечера.

— Ни тот, ни другой, — усмехнулся Друз Ренций, — но, возможно, в некотором смысле, и оба они, впрочем, в него будут включены и многие из других видов рабства тоже.

— Я уже ничего не понимаю, — признала я.

— И что именно оказалось столь трудным для твоего понимания?

— Неужели Майл из Аргентума приказал Вам, чтобы заменить мой ошейник?

— Нет, — ответил он с усмешкой.

Я опасливо коснулась нового ошейника, не ожидая от него ничего хорошего.

— Я не понимаю, — прошептала я.

Я жутко боялась за Друза Ренций. Я боялся, что он совершил какое-то преступление.

— Я не нуждаюсь в его приказах, — пояснил он.

— Но почему?

— Прежде всего, потому что это — мой ошейник, — ответил Друз Ренций.

— Ваш! — вскрикнула я, чуть не подпрыгивая.

— Ну да, — кивнул он. — Вчера вечером я купил Тебя.

Едва он произнес эти слова, как свет вокруг меня внезапно погас. Я просто провалилась в глубокий обморок, раскинувшись голой на мостовой внутреннего двора дворца Аргентума, прямо у ног держащего ошейник моего нового господина.

Очевидно, мне ненадолго была позволена роскошь бессознательного состояния. Очнулась я, уже удерживаемая в сидящем положении, от того что моя голова болтается из стороны в сторону, от взрывавшихся на моем лице хлестких пощечин, сначала прилетавших по одной щеке ладонью, а потом по другой уже тыльной стороной тяжелой мужской руки. Гореанские мужчины редко бывают снисходительны к своим рабыням. Наконец, придя в себя, я смогла встать на колени и взглянуть на своего господина, Друза Ренция из Ара.

— В мои покои, и быстро, рабыня, — сердито прорычал он.

— Да, Господин! — с искренней радостью закричала я.

Я торопливо шагала впереди своего господина к его покоям. Но, похоже, все же, недостаточно быстро с точки зрения самого Друза Ренция, шедшего позади меня, и похожего на сердитого, нетерпеливого и ворчливого гиганта. Мне казалось, что ему уже не терпится дождаться момента, когда он сможет остаться со мной наедине. Множество раз за эту прогулку в мою спину прилетели его толчки и тычки. Дважды он даже пнул меня. Но это же не было моей виной, что я женщина, и мои ноги значительно короче его! А потом у его двери, мне было приказано лечь на живот. Я была связана по рукам и ногам, и внесена в комнату, на его плече, как и положено беспомощной рабыне.

И вот теперь, он возвышался надо мной. Я отчаянно, но совершенно бесполезно подергала связанными руками и ногами. Связал он меня отлично. Дверь была заперта. Я была всего лишь рабыней оставшейся наедине с своим господином. Причем совершенно беспомощной рабыней.

Друз немного отошел назад, и я смогла рассмотреть его лицо. Его ничего не выражавшее лицо.

— Накажите меня! — крикнула я. — Я люблю Вас! Покажите мне, что я теперь принадлежу Вам!

Но мужчина сделал еще шаг назад.

— Я умоляю о Вашей плети, Господин, — простонала я.

Мое сердце переполняла радость и любовь к нему. Но он молчал, а лицо его оставалось совершенно бесстрастным.

— Позвольте мне встать на колени перед Вами, — сказала я, — и просить быть выпоротой Вашей рабской плетью.

Друз Ренций молча, не шевелясь, стоял на месте.

— Выпорите меня! Прошу Вас! Я люблю Вас! Я люблю Вас!"

— Рабыня, — презрительно усмехнулся он.

— Да, Господин, — признала я.

— К тому же прирожденная рабыня, — сердито добавил он.

— Да, Господин, — всхлипнула я.

— А ведь прежде я не знал, что Ты была прирожденной рабыней.

— Но Вы уже знали это, когда приобретали меня, — напомнила я. — Вы узнали это прошлой ночью.

— Да, — кивнул он.

— И, тем не менее, Вы купили меня! — воскликнула я.

— Да, — согласился Друз.

— Я люблю Вас! — радостно крикнула я.

— Ты — прирожденная рабыня, — зло бросил он мне. — Твоя любовь ничего не стоит.

— Зато она реальна, — заверила я его.

— Интересно, — протянул он.

— Вы заплатили за меня, — заметила я. — А значит, Вы хотели этого.

— Возможно, — уклончиво ответил Друз.

— Господин?

— Возможно, я купил Тебя не ради твоей любви, а из-за ненависти, — пояснил он.

— Я не понимаю Вас, Господин, — призналась я.

— Ты принесла мне много боли и печали, — напомнил он, — особенно, когда еще была свободной женщиной в Корцирусе.

— Мне очень жаль, Господин, — честно призналась я.

— И как Ты уже сама знаешь, — сказал он, — теперь Ты моя рабыня.

— Так или иначе, я сожалею о своем прошлом отношении к Вам.

— Возможно, что моим намерением было оскорбить Тебя, унизить и раздавить Тебя, надругаться, своими руками научить Тебя страху, страданию и боли!

— Вы можете сделать со мной все, что захотите, — улыбнулась я. — Я — Ваша рабыня.

— Интересно, понравится ли Тебе, — принялся размышлять Друз, — жить в ошейнике, ненавидя самой и ненавидимой мной, совершенно беспомощной, и знающей, что должна абсолютно повиноваться мне, служить мне, любыми способами, со всем совершенством.

— Во мне нет ненависти к Вам, — рассмеялась я. — И Вам нет нужды сомневаться в моем повиновении и качестве моего служения. Ведь я — рабыня, Вы всегда можете исправить их. К тому же, я с нетерпением жду возможности начать служить Вам, и вовсе не потому, что этого требует надетый на меня ошейник, я от всего своего сердца.

— Возможно, я все-таки должен унизить и опозорить Тебя, — заметил он.

— Чем больше Вы будете унижать меня, Господин, тем больше я буду любить Вас.

— Надеюсь, Ты еще не забыла как мучила меня в Корцирусе! — напомнил он, сердито глядя на меня.

— Я была жестокой и мелочной, — признала я.

— Ты принесла мне тогда много страданий.

— Мне жаль, — улыбнулась я.

Признаться, я не была сильно расстроена, узнав о его тогдашних мучениях.

— Но в действительности, Ты же не сожалеешь об этом, не так ли? — с ядовитой улыбкой на губах поинтересовался Друз Ренций.

— Говоря по правде, нет, — признала я, пытаясь пожать плечами, что не очень получилось, из-за веревок на руках.

— И почему же? — спросил мужчина.

— Да потому, что я — женщина, — огрызнулась я.

— Значит, женщинам нравится насмехаться над мужчинами, и мучить их желанием, — заметил он.

— Некоторым женщины, и иногда, — ответила я.

— Но Тебе это нравится, — заявил он.

— Да! — с вызовом отозвалась я, переворачиваясь на спину и пытаясь приподняться, опираясь на локти. — Мне — да!

— Ну, что ж, я так и думал, — кивнул он.

— Это, весьма лестно для женщины, — объяснила я, — почувствовать, что в ее власти пробудить желание мужчины!

— Несомненно, — раздраженно согласился он.

— Мне только жаль, что тогда я не знала, насколько важна я была для Вас в то время, — усмехнулась я. — Это сделало бы игру намного интересней!

— Понятно, я учту это, — сказал Друз.

— И даже сейчас, мне было приятно узнать, — сказала я, — насколько я потревожила Вас тогда. Благодарю Вас, за признание в этом!

— Так, значит, Тебе радостно, — спокойным тоном проговорил он, пожалуй, даже слишком спокойным.

— Да, я рада, что у меня получилось сделать Вас несчастным! — призналась я, сердито. — Я рада, что заставила Вас потеть и смущаться, когда была для Вас недостижима!

Что и говорить, я и правда была рада этому!

В Корцирусе, хотя и будучи отчаянно увлеченным мною, он сопротивлялся моим чарам, и это безумно расстраивало меня. И как следствие этого сопротивления, во мне разгорелось желание отомстить ему по-женски. У меня были тысячи способов для того, чтобы помучить его, такие как, томные взгляды, казалось бы, ничего не значащие слова, улыбки, как бы случайные жесты и движения, небрежная близость, кажущееся безразличие. Много раз замечая, как в ответ на мои действия в Друзе вспыхивало пламя страсти, я, надменно, опускала его с небес на землю, охлаждая его своей надменностью и иронией.

— Но те дни остались в прошлом, не так ли? — заметил Друз.

— Да, Господин.

Я с трудом проглотили вязкую слюну. Я внезапно вспомнила, что лежу перед ним, нагая и крепко связанная по рукам и ногам, абсолютно беспомощная перед его силой и властью.

— И кое-что теперь изменилось для Тебя, не так ли? — спросил он.

— Да, Господин, — признала я неизбежное.

Что и говорить, теперь я была его рабыней. И наименьшее недовольство, что девушка вызывает у своего владельца, может быть отпечатано на ее коже. А я теперь как раз и была в полном его распоряжении. Теперь уже я сама должна быть готовой по щелчку его пальцев, по небрежному взгляду, полностью ублажить его и выполнить его любые приказы.

— На колени, — скомандовал Друз Ренций.

— Да, Господин, — отозвалась я, принимаясь извиваться и дергаться.

Это оказалось непростым делом, встать на колени, со связанными за спиной руками, да еще и со скрещенными щиколотками. Он даже не сделал попытки помочь мне. Наконец мне это удалось, и я замерла перед ним. Он стоял от меня в нескольких шагах, скрестив руки на груди.

— Ты хорошо смотришься на коленях и связанная как рабыня, — сказал он.

— Спасибо, Господин.

Мне вспомнился Корцирус, где я сидела над ним на троне в роли Татрикс. Теперь уже он возвышался над своей связанной, голой рабыней.

— Кажется, для Тебя пришло время расплаты, — бросил он.

— Делайте со мной все что пожелаете, — ответила я. — Я Ваша.

— Даже не сомневайся, именно это я и сделаю, — усмехнулся он.

— Да, Господин, — опустила я свою голову.

— Как же я презираю Тебя! — вдруг крикнул Друз Ренций.

— Да, Господин.

— Ты чрезвычайно красива, — сказал он.

— Спасибо, Господин.

— Ты боишься меня?

— Да, — кивнула я.

— Но Ты не кажешься испуганной, — заметил Друз Ренций.

— Я не думаю, что Вы — относитесь к мужчинам, которые покупают женщин, ради того, чтобы причинять им боль, — пояснила я.

— Но ведь Ты не можешь знать этого наверняка, — усмехнулся он.

— Конечно, нет, но я могу надеяться, — сказала я.

Это почти как с замужеством. Ведь большинство женщин, до вступления в брак, действительно почти не знают мужчину, за которого они выходят замуж. Окончательно они узнают его, только спустя некоторое время совместного проживания. Естественно, что женщина, вступая в такие отношения, испытывает некоторый трепет. Также, только многократно страшнее, это происходит и с рабыней. Ведь своего нового владельца, того, у которого будет полная власть над ней, она, скорее всего не будет знать совершенно. Этого человека, она, вполне вероятно, до своего приобретения даже не никогда в глаза не видела. Окружит ли он ее своей любовью и заботой, будет оберегать и лелеять ее как сокровище, или будет обращаться как с животным и кормить дождем и снегом. Она понятия не имеет, что ее ждет. Все что она может сделать, это изо всех сил стараться понравиться ему. Она — его собственность, и ей остается только надеяться на лучшее.

— Что-то Ты не кажешься мне убежденной, — прищурился Друз.

— Так и есть, — улыбнулась я.

— Возможно, подходящая порка могла бы убедить Тебя, — задумался мужчина.

— Возможно, — согласилась я, продолжая улыбаться.

— Ты, правда, уверена, что Тебя никогда не накажут? — удивился он.

— Нет, Господин, — ответила я. — Я знаю, что я — рабыня. Я знаю, что являюсь объектом приложения Вашей плети.

Он опустил руки и бросив на меня полный ярости взгляд проговорил:

— Но как же Ты прекрасна, как совершенно прекрасна, и как соблазнительна и восхитительна!

— И я — Ваша, и Вы можете делать со мной все, что захотите, — добавила я.

— И как Ты меня бесишь! — закричал Друз, внезапно, сжав кулаки.

Он отвернулся от меня. Я молчала не понимая его реакции. Подергав немного руками, я в который раз убедилась, что связана была на славу. Друз подойдя к окну своей комнаты, и уставился в него, опираясь ладонями в подоконник.

— Я помню, Корцирус, — сказал он, с горечью.

— Я, тоже, помню Корцирус, — сказала я, но с удовольствием.

— Шлюха, — прошипел мужчина, не оборачиваясь.

— Да, Господин, — не стала спорить я.

— Есть кое-что, за что я должен Тебе отомстить, — раздраженно заявил он. — И конечно, я имею полное право сделать это.

— Да, Господин, — улыбнулась я.

Я любила Друза Ренция.

Он резко отвернулся от окна, и, сердито, принялся рассматривать меня.

— Давайте подумаем вдвоем, — предложила я. — Возможно, вместе мы сможем придумать определенное и подходящее взыскание, или назначить такую службу для той высокомерной шлюхи Шейлы, которая окажется хорошим наказанием за ее глупость.

— Кажется, Ты пытаешься избежать моего гнева, — заметил Друз.

— Возможно, — улыбнулась я.

Он устало прислонился к стене около окна, не отрывая от меня своих задумчивых глаз.

— Конечно, не стоит винить девушку за то, что она надеялась сделать это, — улыбнулась я.

— Пожалуй, не стоит, — согласился Друз.

— Ой! — воскликнула я. — Как же я могла забыть! Я же больше не Шейла, не так ли? Вы сменили на мне ошейник.

Я посмотрела на Друза Ренция и спросила:

— У меня теперь нет имени, ведь так?

— Нет, — кивнул он.

— В таком случае, могу я поинтересоваться, собирается ли господин как-то назвать меня? — осторожно спросила я.

— Назову, если мне того захочется, — ответил мой господин. — Или не назову, тоже если мне так захочется.

— Да, Господин, — покорно отозвалась я.

— Я — дурак, — вдруг заявил он.

— Пожалуй, мне будет разумнее промолчать, — заметила я. — Если я соглашусь, то меня обвинят в том, что признала своего господина дураком. А если я не соглашаюсь, то обвинят, по крайней мере, в том, что противоречила ему.

— Я — дурак! — несчастно повторил Друз Ренций.

— Я так не думаю, Господин, — постаралась успокоить его я, — но, конечно, я — всего лишь рабыня, и очевидно мое мнение можно не учитывать.

— Я должен продать Тебя, — заявил он.

— Вы можете сделать со мной, все что пожелаете, — сказала я.

Однако я не боялась, что он вот так возьмет и продаст мне. Во мне была уверенность, что не ради этого он купил меня.

— Ты ведь действительно не боишься меня, не так ли? — спросил Друз.

— В конечном счете, нет, — призналась я.

— Почему?

— Я должна говорить? — уточнила я.

— Нет, — сердито отмахнулся Друз, устало отворачиваясь к окну, и уставясь вдаль. — Это не обязательно.

— Господин? — наконец, не выдержав повисшего молчания, окликнула я.

Он снова повернулся лицом ко мне.

— Ты — красивая и сложная женщина, — сказал он.

— Я — простая рабыня, — поправила я его, — игрушка мужчин, безделушка для их удовольствий.

— Простая или сложная, Ты — рабыня, — пожал он плечами. — И в этом уже нет никаких сомнений.

— Ваша рабыня, — добавила я.

— И зачем я Тебя купил? — простонал Друз.

— Я могу назвать несколько причин, — предложила я.

— Ты хочешь поиздеваться надо мной? — зло спросил он.

— Я поддразниваю Вас, — признала я. — Но у меня и в мыслях не было издеваться над Вами.

— Я жажду Тебя, — внезапно признался он, с горечью в голосе.

— Я знаю, — сказала я.

— Но Ты всего лишь рабыня!

— Да, Господин.

— Какой же я дурак! — закричал Друз Ренций.

Я сочла за благо в этот раз промолчать.

— И это Ты сделала со мной это, — ткнул он в меня пальцем.

— Я? — воскликнула я, пораженная столь несправедливым обвинением.

— Да, — зло ощерился мужчина, — Ты, с твоим интеллектом, твоей красотой, уязвимостью, чувственностью, с твоими взглядами и движениями, с твоим искусством невольницы, коварством и хитростью рабыни, совершенством твоего рабства. Это Ты сделала невозможным не желать Тебя, не жаждать. Это Ты вынудила меня совершенно иррационально хотеть Тебя, нуждаться в Тебе, и на грани безумия, стремиться сделать Тебя своей собственностью!

Я, связанная его руками, молча, стояла перед ним на коленях. В его словах и обвинениях действительно была правда, или, хотя бы часть правды. По крайней мере, я хотела надеяться, что это так и было. Я действительно, приложила все свои усилия, все навыки, которые мне преподали, пустила в ход все возможные методы обольщения, и дала волю своим инстинктам прирожденной рабыни, чтобы привлечь его внимание, чтобы соблазнить его. И не одна я так делала. Это обычная практика гореанских рабынь. Результатом такого натиска, конечно, в случае его успеха, будет то, что девушка станет рабыней выбранного ей мужчины. И, конечно, она согласна на любую месть с его стороны, лишь бы он был бы рад взять ее.

Я отчаянно задергалась в путах, и начала покрываться капельками пота. Я принадлежала ему. Кажется в тот момент, я впервые почувствовала подлинный страх.

— Ты обвела меня вокруг пальца, — прорычал Друз. — Ты манипулировала мной!

— Простите меня, Господин, — склонила я голову.

— Ты в тайне наслаждаешься своей властью, рабыня! — заорал он на меня.

— Простите меня, Господин, — прошептала я.

— Даже вчера вечером, своими движениями на ступени, Ты заставила меня дико желать Тебя. Ты заставила меня жаждать сорвать с Тебя шелк и придавить твое тело своим, чтобы бескомпромиссно взять Тебя, как соблазнительную шлюху и рабыню, каковой Ты и являешься!

— Да, Господин, — шепотом подтвердила я его подозрения.

— Я видел, как твое тело задергалось под рукой солдата! — сказал он обвиняюще.

— Но я ничего не могу поделать с этим! Это моя сущность! — отчаянно крикнула я, подняв к нему полные слез глаза.

— Ты — рабыня! — крикнул Друз Ренций.

— Да! — закричала я в ответ. — О-о-о, если бы Ты мог видеть, как чуть позже, мое тело дергалось в руках Майла из Аргентума. Той ночью он вынудил меня три раза служить ему, и сделать это с превосходностью настоящей рабыни, и в третий раз, я извиваясь кричала ему как покоренная рабыня. А утром я целовала его ноги в благодарность!

— Рабыня, рабыня! — зарычал на меня Друз.

— А разве Вы не заставляете женщин отреагировать точно также? — возмущенно спросила я. — Вспомните девушек в тавернах, девушек на циновках, девушек, брошенных к Вашим ногам, в качестве дара гостеприимства, в доме друзей?

— Да, — сердито признал он. — Я заставлял их унижаться и кричать!

— И почему, в таком случае, — поинтересовалась я, — Вы должны возражать, когда другие мужчины вынуждают меня реагировать на их прикосновения точно также?

Он пристально посмотрел на меня. И сколько же страсти и ярости бушевало в его взгляде.

— Чем я отличаюсь от других? — спросила я.

— Очевидно ничем, — признал он.

— И я тоже так думаю!

— Но они — рабыни, — заметил Друз.

— Так, и я тоже! — напомнила я ему.

— Но я-то надеялся, что Ты могла оказаться чем-то большим! — вдруг крикнул он.

— Чем? — удивленно спросила я.

— Свободной женщиной, — объяснил Друз Ренций.

— Я уже была свободной женщиной, — сморщилась я. — Не стоит восхвалять их при мне!

— Ты, что решила плохо отозваться о свободных женщинах?

— Нет, — ответила я, — Но только потому, что не хочу оказаться под плетью!

Он впился в меня своим взглядом.

— Посмотрите на меня. Я раздетая и связанная перед Вами! Вы что, вправду предпочли бы, чтобы я была свободной женщиной?

— Нет, — признал мужчина, и моя кровь почти застыла в моих жилах.

— Вы уверены? — шепнула я.

— Да, — сердито ответил он.

— И это потому, что я — в тысячу раз важнее любой свободной женщины, — объяснила я — для обоих, и для мужчины и, в моей душе и в моих чувствах, для меня самой.

— И кто же Ты, в таком случае? — поинтересовался мой господин.

— Я — рабыня, — просто ответила я.

Друз угрюмо смотрел себе под ноги

— Вы мужчины, ведете себя странно, Вы берете свободных женщин в свободные партнерши, но при этом мечтаете о рабынях. Вы даже мечтаете о свободной женщине как рабыне. Впрочем, я сомневаюсь, что любой гормонально здоровый мужчина не хочет нас как рабынь. Если он этого не хочет, то подозреваю, что у него что-то не в порядке с воображением. Неужели, Вы думали, что результатом Ваших размеров и силы, Вашей энергии и быстроты не станет Ваше господство? Неужели Вы решили, что все это всего лишь некий пугающий, необъяснимый, статистический перекос? Разве Вы не можете разглядеть законов природы? Неужели это так трудно рассмотреть? Как, по-вашему, почему мужчины делают из нас рабынь, и надевают на нас ошейники? Да потому, что они хотят нас как рабынь. И почему Вы думаете, мы становимся такими превосходными рабынями? Да просто мы уже ими рождаемся.

— Но ведь, если я займу свое место согласно законам природы, — заметил он, — то, очевидно, Тебе придется встать на свое.

— Кажется, что я уже там, Господин, — намекнула я, демонстративно подергав веревки.

Друз Ренций с интересом смотрел на меня.

— Я нахожусь на своей ступени, — сказала я. — Осталось совсем немного, необходимо, чтобы и Вы поднялись на свою.

— У Тебя даже нет имени, — напомнил Друз.

— Возможно, если это понравится Господину, он даст мне имя.

— Похоже, мне и правда стоит как-то назвать Тебя, — пробормотал он. — Несомненно, было бы удобнее приказывать и подзывать Тебя, если бы у Тебя было имя.

— Да, Господин, — поддакнула я.

Конечно, это имя было бы ничем иным как рабской кличкой. Такие имена, как и ошейники, рабыни носят вне зависимости от их желания. Некоторые рабовладельцы полагают, что такие клички, являются чем-то вроде голосового поводка. Произнесение клички, как внезапный рывок поводка, немедленно приковывает внимание рабыни к хозяину и его желаниям. В любом случае, рабское имя, и знание того, что это — именно рабская кличка глубоко впечатывается в сознание рабыни. Кроме того, конечно, это — единственное имя, которое у нее есть.

Он вновь отвернулся от меня.

— Вы все еще не решаетесь принять меня такой, какая я есть, полной рабыней, не так ли? — спросила я.

— Возможно, — проворчал Друз Ренций.

— Если Вы желаете, — сказала я, — относитесь ко мне как презираемой закованной шлюхе. И Вы обнаружите, что я хорошо отвечу Вам в этой роли.

Он порывисто обернулся ко мне, и спросил:

— А Ты думаешь, что я Тебя не презираю? — поинтересовался Друз.

— Господин? — вздрогнула я это его пронзительного взгляда.

— Я презираю Тебя, — сердито произнес он, глядя в окно — за Корцирус, за твою бессмысленность, за твою мелочность и жестокость, за то, что Ты — это Ты, и за то, что Ты сделала со мной.

Я сжалась в своих путах.

— И за то, что Ты невыносимо красива, — добавил он, после паузы. — За то, что Ты мучительно желанна!

Я, молча, смотрела на него.

— Я — свободный мужчина! — сорвался он на крик. — Я воин!

— Вы хотите, чтобы я притворилась свободной женщиной? — спросила я. — Я могу сделать это для Вас. У меня огромный опыт, я делала это в течение многих лет. Время от времени я даже сама верила в это. Я могу снова это повторить! Прикажите мне, если Вы желаете притворства!

— Ты — рабыня, — отрезал мужчина. — И это — все, что Ты есть. Не дразни меня.

— Простите меня, Господин.

— Изо дня в день, из ночи в ночь, я боролся со своими чувствами к Тебе. Я с головой погружался в свои обязанности. Я изнурял себя упражнениями на тренировках. Я даже искал утешения в тавернах, в руках других женщин. Я попрекал себя за свою глупость. Я ругал себя последними словами за свой идиотизм! Я корил себя за свое безумие! Но я не смог изгнать Тебя из своего ума! Когда-то зажженный Тобой в моем сердце огонь страсти лишь жарче загорелся! А Ты даже не свободна!

— Да, — с внезапной злостью признала я. — Я действительно не свободна!

— Рабыня! — закричал он на меня.

— Да! — крикнула я в ответ. — Рабыня!

— Давай, торжествуй, рабыня, — прорычал Друз Ренций, — Ты, своей хитростью, и своей коварной красотой, победила солдата и свободного мужчину.

— Ну, так накажите меня за это. Ведь я принадлежу Вам.

— Не волнуйся, — прошипел мужчина. — Ты еще будешь наказана за Корцирус, и за твою дерзость. Но даже и теперь, когда Ты беспомощна в моих веревках, я нахожу Тебя невыносимо желанной и изысканно красивой.

— Спасибо, Господин, — прошептала я тихим голосом.

— Вы разрушаешь меня, — устало пробормотал Друз. — Ты разрываешь мое сердце!

Я испуганно опустила голову.

— Ты превращаешь меня в раба! — вдруг крикнул он.

— Но, именно я — рабыня, — напомнила я.

— Я ненавижу Тебя! — отчаянно выкрикнул мужчина.

— Я так не думаю, — покачала я головой.

— Ты стала для меня тем же, чем была Шейла, та, что была настоящей Татрикс Корцируса, для Лигурия!

— Нет! — сказала я. — Между нами огромная разница!

— И в чем же? — потребовал Друз Ренций ответа.

— В том, что я люблю Вас, — объяснила я.

— Коварная и хитрая рабыня! — усмехнулся мой хозяин.

— Я действительно люблю Вас! — крикнула я сквозь слезы.

— Лукавая, очаровательная шлюха, — похвалил он. — Ты просто боишься за свою шкуру! Ты знаешь, что Ты теперь в моей власти. Ты боишься, что я сделаю с Тобой то, что Ты заслуживаешь, и просто скормлю Тебя слинам!

— Нет! — всхлипнула я.

— Давай, потей и трясись теперь от страха, сочная шлюха, — зло прошипел он. — Покричи о своей любви ко мне. Возможно, я проникнусь к Тебе милосердием, и соглашусь держать Тебя как самую низкую и дешевейшую рабыню на всем Горе!

— Но я, правда, люблю Вас! — заплакала я.

— Лживая рабыня! — заорал он, и одним прыжком пересек комнату, и тыльной стороной ладони, жестоко, наотмашь ударил меня по щеке, сбивая с колен. Правым плечом я больно ударилась о каменный пол. Во рту появился привкус крови. Испуганная, связанная я лежала на полу, боясь даже пошевелиться или застонать. Это была всего лишь пощечина, но мне показалось, что еще немного, и моя голова, была бы просто оторвана. Я была охвачена ужасом. Прежде мне даже в голову не приходило, насколько он силен. А что, если бы он ударил меня по-настоящему? Только что он продемонстрировал, что я должна повиноваться ему со всем совершенством.

— На спину, — резко приказал Друз Ренций, — колени поднять, пятки на полу.

Он заставил меня принять стандартное положение лежащей на спине пленницы.

— Ты хорошо смотришься у моих ног, шлюха, — бросил он.

— Спасибо, Господин, — с трудом выговорила я.

— Ты уже пересмотрела свои слова? Может, дальше будем говорить правду?

— Я люблю Вас, — прошептала я, задыхаясь от слез.

— Лживая шлюха! — зашипел он, и зло пнул меня.

Удар был настолько силен, что меня, визжащую от боли, подбросило над полом. Можно не сомневаться, что в течение нескольких дней, на память о его неудовольствии у меня сохранится прекрасный синяк.

Перекатившись на бок, я потянулась головой к пнувшей меня ноге и прижалась к ней губами. Лишь после этого поцелуя, я вновь приняла прежнее положении. Друз уже отвернулся от меня и подошел к единственному стулу, стоявшему в комнате, к церемониальному стулу, богато украшенному, с изогнутыми подлокотниками. Повернув голову на бок, сквозь слезы я следила за ним. Он также, усевшись на стул и сложив руки на подлокотники, принялся разглядывать меня.

— Разве Ты не должна стоять на коленях, шлюха? — едко спросил он.

— Да, Господин, — отозвалась я, и снова принялась дергаться, пытаясь принять вертикальное положение, лицом к нему.

Мужчина с интересом наблюдал за моими потугами. Вид у него был утомленный.

— Вот так рабыня завоевывает воина, — усмехнулся Друз Ренций.

— Именно я завоевана Вами, Господин, — постаралась объяснить ему я. — Не Вы, а я.

— Но Ты делаешь меня слабым, — устало пояснил мужчина.

— Развяжите меня, — я предложила, натянуто улыбаясь, — и я сделаю Вас сильными.

— Самка слина, — улыбнулся он в ответ.

— Да, Господин, — согласилась я.

Он угрюмо вперился взглядом в угол комнаты, погрузившись в свои мысли.

— Как интересно и странно развиваются события, — наконец снова заговорил он. — Я принимал Тебя за Татрикс, и моего врага. Потом, ради собственного удовольствия, со всем обилием женской жестокости, полагая, что я простой телохранитель, и не смогу ответить, Ты развлекалась со мной, заводя меня своей красотой, и мучая меня желанием. И вот всего несколько месяцев спустя, Ты оказалась в моей власти, уже в качестве моей голой, связанной рабыни.

Друз медленно повернул голову ко мне, и внимательно осмотрел меня, медленно, полностью, убеляя пристальный интерес к каждому дюйму моего тела.

— Ты хорошо связана? — спросил он.

— Я — отлично связана, и абсолютно беспомощна, — ответила я. — Это сделал со мной мой господин, Друз Ренций из Ара.

— Подходящий ответ, — кивнул он.

Я промолчала.

— Возможно, я оставлю Тебя, — сказал мой господин.

— Пожалуйста, Господи, сделайте так, — взмолилась я, ведь я действительно любила его.

— Если я оставлю Тебя, — продолжил Друз, — Ты останешься рабыней. Ты понимаешь, что это означает для Тебя, моя дорогая?

— Да, Господин, — радостно ответила я.

Я прекрасно понимала, что буду содержаться в абсолютных рамках строжайшей гореанской рабской дисциплины. Я должна быть прекрасной для него всеми возможными способами. Я вздрогнула.

— Ты веришь, что так и будет? — спросил Друз Ренций.

— Да, Господин.

— Это хорошо, — заметил он, — что Ты веришь.

— Да, Господин, — прошептал я.

— Кажется, Ты боишься, — усмехнулся мой хозяин.

— Да, Господин, — признала я.

— Но прежде, Ты не боялась.

— Нет, — согласилась я.

— А теперь?

— Теперь, да, Господин. Теперь я почувствовала то, что прежде не смогла, то, что Вы достаточно сильны, чтобы покорить меня, и ужасно наказать меня, если я что-то сделаю неправильно, или не полностью не удовлетворю Вас.

— Верь этому, — спокойно сказал Друз Ренций.

— Я верю!

— Интересно, станешь ли Ты хорошей рабыней? — поинтересовался он.

— Я буду стараться изо всех сил, Господин, — пообещала я.

Его оценивающий взгляд вновь заскользил по моему телу. Я выпрямилась, насколько позволяли стягивающие мои руки и ноги веревки. Насколько же изумительно должно быть для мужчины, подумала я, иметь такую ничем неограниченную власть над женщиной, иметь ее настолько подчиненной своим желаниям, и настолько совершено связанной. И насколько же это изумительно оказалось также и для меня самой, осознавать себя настолько его собственностью, осознавать себя, используемой им нетерпеливо и страстно для своего удовольствия. И какая женщина не захочет такого мужчину, в тысячу раз более сильного чем она, такого, кому она должна подчиняться, кого она должна бояться, кого она должна любить?

Я смотрела на Друза Ренция.

— Это отличается от того, что было в Корцируса, не так ли?

— Да, Господин, — признала я.

Он отвел взгляд, по-видимому, снова потерявшись в своих мыслях.

— Я могу говорить? — решилась я отвлечь его.

— Да, — разрешил Друз.

— Это действительно настолько трагично, испытывать привязанность к рабыне, даже самую незначительную? — обиженно спросила я.

— Ты уже и так достаточно натворила, — предупредил он. — Не стоит и дальше пытаться выставлять меня дураком.

Я промолчала, опасливо глядя на своего господина.

Друз опустил голову, спрятав лицо в ладонях.

Насколько же болезненными, сложными и тонкими могут быть отношения между двумя людьми. Я попыталась понять, как я выглядела в его глазах. Казалось, он все еще видел меня, как если бы я до сих пор была свободной, и неуязвимой для наказаний женщиной, имевшей власть над ним, мучившей и презиравшей его, использовавшей его для своей забавы. Но, насколько я знала, я не сделала ничего такого, чтобы вызвать эти чувства, по крайней мере, до тех пор, пока он не отверг моих заигрываний. Что и говорить, там, в Корцирусе, я дала ему повод, чтобы считать меня презренной и мелочной. Но виной тому были глубоко вбитые в меня земные ценности, такие как, например, аморальная рациональность, и именно они, выйдя из меня, к его вполне понятному раздражению, привели к оскорблению его чести. Моя мелочность, моя неуважительность, которые я невольно выставила перед ним напоказ, относительно таких вещей как честь, достоинство, благородство, не прибавили ему уважения ко мне. Кроме того, оказалось, что он нашел меня, и я не смогла понять это полностью, безумно желанной. Это и привело к столь необычным и тонким отношениям между нами. И, несомненно, не малую роль в этом сыграли такие вещи, как его гордость и самосознание воина, его нежелание принять свою нежность ко мне, его страх перед чувствами и эмоциями, его завышенные требования в отношении своего поведения и образа жизни, столь свойственные его касте. Все это привело его к полубезумному состоянию от накопившихся противоречий. И все же, он вместе с Меницием, рискнул своей жизнью и честью, освободив меня в лагере Майла, и отчаянно пытался отстоять и защитить меня во время расследования проводимого Клавдием и высшим советом Аргентума. Это ли не свидетельство его глубокой привязанности ко мне? И при всем при этом, он рассматривал меня немногим более чем соблазнительную и коварную рабыню, ту, что даже не испытывая к нему никаких нежных чувств, сделает все что угодно, чтобы защитить себя, и даже изобразит любовь к нему. Ну как мне объяснить ему, что я искренне люблю его?

В моей голове созрел смелый план. Я должна попытаться заставить его излечиться от ложной Шейлы, чтоб открыть путь к его сердцу бедной безымянной рабыне, которая так долго, и так сильно его любила.

— Освободите меня, — попросила я, сердито дергая веревки.

Друз Ренций, наконец, удивленно посмотрел на меня, и сказал:

— Освободись сама.

— Сама я не могу! — признала я.

— И почему же Тебе захотелось освободиться? — заинтересовался он.

— Я не люблю Вас! — зло заявила я.

— Ну вот, наконец-то, Ты заговорила искренне, — усмехнулся он.

— Нет, я не просто не люблю Вас, — закричала я. — Да я ненавижу Вас! Я презираю Вас! Я презираю Вас как жалкого слабака! И всегда презирала!

Он улыбнулся.

— Мне уже надоело дурачить Вас, — заявила я. — А теперь, освободите меня, немедленно!

— Почему я должен освободить Тебя, — удивился Друз.

— Да потому, что я — свободная женщина! — гордо крикнула я.

— А вот это неправда, — усмехнулся он. — Я видел, как Ты задергалась в руках солдата.

— Я ничего не могла поделать с собой, — пожала я плечами.

— Только прирожденная рабыня, не могла ничего поделать о собой, — заметил он.

— Я не желаю принадлежать Вам, — сказала я.

— У Тебя имеется прекрасная альтернатива, — пожал мужчина плечами. — Я думаю, что передать Тебя в департамент шахт будет хорошей идеей. Там, Ты голая и в ярме будешь до конца своей жизни носить воду.

— Нет! — закричала я.

— Ты просишь оставить Тебя в моем ошейнике? — уточнил он.

— Да, Господин, — прошептал я.

— Тогда мы позволим Тебе постоять в том же положении, не так ли?

— Да, Господин, — ответила я, ибо в мои планы не входила вероятность того, чтобы оказаться в шахтах.

Я стояла на коленях, связанная по рукам и ногам, и задумчиво смотрел на Друза Ренция. А ведь он был всерьез способен, вдруг поняла я, послать меня в шахту. Мне не хотелось бы, чтобы это произошло. Кроме того, присмотревшись к нему внимательнее, я внезапно разглядела в нем не только мужчину, которого я любила, но также, независимо от этого, и сильного и властного рабовладельца. Едва я поняла это, как неосторожно и рефлексивно, я дернулась в своих путах, пошевелив бедрами. Я надеялась, что он этого не заметил.

— Что не так? — спросил мой хозяин.

— Ничего! — быстро ответила я, чувствуя жар рабыни разгоравшийся во мне.

Мне оставалось только надеяться, что он не заметит знаков моего внезапного возбуждения на моем теле, что он не почувствует моего запаха. Я замерла, изо всех сил пытаясь унять свое тело.

— Я могу говорить? — спросила я.

— Да, — разрешил Друз.

— Я так поняла, что, Вы собираетесь оставить меня себе.

— По крайней мере, на какое-то время, — уклонился он от прямого ответа.

— Полагаю, что, по крайней мере, одной из целей моей покупки, состояла в том, чтобы пользоваться мной.

— Возможно.

— Я готова, — сказала я. — Начните мое рабство.

Он молча, посмотрел на меня.

— Вы видите ошейник на моей шее, — намекнула я. — Вы же знаете, что ошейник делает с женщиной!

Друз улыбнулся.

— Я уже давно в собственности, — сказала я. — У меня было много владельцев, и они использовали меня именно так!

— Вот так мужчина осуществляют свою месть, — усмехнулся он. — У коварной красотки возникла нужда.

— Да! — сказала я.

— Говори яснее, — приказал он.

— Я нуждаюсь, — признала я.

— Ты более чем нуждаешься, — весело заметил Друз.

— Вы можете верить или не верить, в мою любовь к Вам, — проговорила я, — но в моем возбуждении, в моей нужде, у вас не может быть никаких сомнений.

— Это точно, — согласился он. — Совершенно очевидно, что сейчас Ты — просто возбужденная рабыня.

— Пожалуйста, — взмолилась я.

Друз Ренций, встав со стула, и присев подле меня, не спеша, освободил меня от веревок.

— Не вздумай прикасаться, ни ко мне, ни к себе самой, — велел он.

— Да, Господин, — застонала я.

Мое тело уже пылало от страсти. Несколько мгновений мужчина потратил на то чтобы еще раз полюбоваться на меня. Стоном я постаралась дать ему понять, что терпеть больше не в силах. И в следующий момент, Друз подхватил меня на руки. Его рука нежно заскользила по моему телу исследуя самые интимные его уголки.

— Я люблю Вас! Люблю Вас! Люблю! — кричала я, дергаясь в руках господина, прижимаясь к нему, попыталась покрыть его своими поцелуями.

— Стоп, — приказал он. — На живот.

И я вновь оказалась на животе с руками по бокам головы, лицом в пол, перед его высоким стулом, на который мужчина не преминул усесться. Я приподнялась на руках, и дико, со страданием, обратилась к нему взглядом.

— Ты — сладострастная рабыня, — заметил Друз.

Я смотрела на него дико, жалостливо, недоверчиво, безмолвно.

— Ты просишь прикосновения мужчины? — поинтересовался он.

— Да, — простонала я. — Да!

— Ну, так умоляй меня об этом, — усмехнулся Друз Ренций.

— Я молю о Вашем прикосновении, — заплакала я. — Я умоляю Вас коснуться меня! Пожалуйста, Господин, дотроньтесь до меня! Я прошу этого!

— Правда? — уточнил он.

— Да, — простонала я. — Я правда жажду Вашего прикосновения, Господин! Я, правда, молю об этом! Пожалуйста, прикоснитесь ко мне, Господин! Пожалуйста! Пожалуйста-а-а-а!

— Нет, — отрезал Друз Ренций.

Я обессилено растеклась по полу, рыдающая, беспомощная, вздрагивающая от своих потребностей.

— Вот так презираемая рабыня может быть отвергнута, — усмехнулся он, вновь вставая со стула.

Я почувствовала, что он встал около меня. Я делала все возможное и невозможное, чтобы успокоить почти невыносимое пламя страсти, которое он зажег во мне. Я, оторвав голову от пола, жалобно посмотрела на него, но Друз, мой господин, вдруг рассмеялся, и отвернувшись от меня вышел вон их комнаты. Изумленная, покинутая, прикованная цепью к рабскому кольцу, я поднялась на колени. Я была рабыней, и мне оставалось только ждать его возвращения. Конечно, он господин, и не обязан говорить мне, куда он пошел или когда вернется.

— Надеюсь, Ты понимаешь, что, это — всего лишь символическое перевоплощение, и что оно никоим образом не ставит под сомнение твое рабство? — спросил Друз.

— Да, Господин.

— Например, — продолжил он, — за твое обращение со мной в Корцирусе, и за различные оскорбления и придирки, Ты все еще должна ответить мне и моей плети.

— Да, Господин.

— Теперь Ты одета, полностью в одежды Татрикс, вплоть до тонких и деликатных предметов нательного белья, не так ли? — спросил меня Друз Ренций.

— Да, — согласилась я.

— Кроме того под этой одеждой, — усмехнулся мужчина, — присутствуют те эксцентричные предметы нижнего белья с Земли, подобне тем, которые Ты, как варварка, несомненно прежде носила?

— Да, — кивнула я, признавая его правоту.

Эти предметы нижнего белья когда-то принадлежали Шейле, и были доставлены в Аргентум Меницием для проведения опознания. Я предположила, что теперь, фактически, они могли бы считаться собственностью государства Аргентума. Уж во всяком случае, мне они не принадлежали точно. Что вообще могло бы мне принадлежать, если я сама была собственностью?

К счастью, наши с Шейлой фигуры были практически идентичны.

— Повернись, Татрикс, — скомандовал Друз Ренций.

Я послушно повернулась вокруг своей оси, перед ним, сидящим на стуле. Он назвал меня «Татрикс», и теперь, это стало моей рабской кличкой. Мне не было дано права голоса в этом вопросе, и теперь я должна без сомнений отзываться на это слово.

— Неплохо, — отметил он. — Теперь пройдись взад — вперед, медленнее.

Я покорно следовала его командам. Многое из тех одежд, что сейчас были на мне, когда-то принадлежали мне самой, и которые я носила прежде, в бытность мою двойником Татрикс. Друз Ренций был доволен. Он отлично помнил меня в этом.

— Отлично. Ты можешь остановиться, — велел Друз.

Я снова встала лицом к нему.

— Повернись-ка еще раз, — скомандовал он. — Хорошо.

Я не была связана. Друз даже снял с меня свой ошейник, висевший сейчас на подлокотнике стула. Впрочем, у меня не было сомнений относительно того, что я была рабыней, как и относительно того, чьей именно рабыней. Я отлично помнила, и как мое тело пометили клеймом, и кто именно за меня заплатил.

— Теперь раздевайся донага, медленно, — приказал Друз Ренций. — Я собираюсь насладиться этим зрелищем.

Потянувшись к булавкам, на углу вуали, я, медленно, одну за другой отстегнула их, позволив полупрозрачной материи свисать оставшись на булавках с другой стороны. Потом пришла очередь капюшона, откинутого назад плавным движением обеих рук по голове, как бы зачесывая назад волосы. Качнув головой, я поправила волосы. Теперь, уже с открытым лицом я посмотрела в глаза Друзу Ренцию.

— Продолжай, — кивнул он.

Один за другим упали на пол предметы одежды Татрикс, и я осталась перед ним лишь в нижнем белье земного происхождения, в бюстгальтере и трусиках.

Друз кивнул снова, и сбросив бюстгальтер в кучу одежды на полу, я выпрямилась перед ним.

— Превосходно, — прошептал мужчина.

Я встретилась с ним взглядом.

— Теперь сними последнее, — приказал Друз.

Наклонившись, я провела ладонями по бедрам. Через мгновение, уже стоя прямо, я сделала шаг назад, оставляя трусики лежать на полу перед собой. Я надеялась, что ему понравилось то, что он увидел, ведь все это полностью принадлежало ему.

— Превосходно, — вдохнул господин. — Замечательно!

Я довольно улыбнулась, и в этот момент лицо Друза Ренция словно окаменело и ожесточилось.

— На колени, — резко бросил он.

Я мгновенно опустилась на колени в положении рабыни для удовольствий. Я с трудом сглотнула, уже понимая, что в этот раз моей красоте, столь мучавшей его прежде, и столь же недоступной тогда, не будет предоставлено ни малейшего шанса, хоть в чем-то уменьшить совершенство его власти надо мной. Друз Ренций встал и, подойдя к сундуку, стоявшему у стен, вынул оттуда скромную серую тунику, и швырнул ее мне. Я поймала свою новую одежду на лету, на миг, прижав к телу, а развернув, радостно воскликнула:

— Вы сохранили ее, Господин!

Я восхищенно засмеялась. Ведь это была та самая короткая серая рабская туника, без рукавов, в который я ходила по дому Клиомена в его сопровождении. Как же давно это было!

— Да, — усмехнулся Друз, — оставил именно для такого случая, в ожидании, когда Ты станешь моей настоящей рабыней.

— Я люблю ее! — призналась я.

Некоторым, я полагаю, этот скудный предмет одежды мог бы показаться постыдной тряпкой, непристойной и унизительной, но только не для меня! Я сочла эту тунику необыкновенно красивой, и не только из-за того, сколь прекрасно и чувственно, она демонстрировала и подчеркивала красоту линий женской фигуры, но и из-за воспоминаний с ней связанных, воспоминаний, бывших, по крайней мере, для меня просто драгоценными.

— Надень ее, — приказал мне Друз.

Все еще стоя на коленях, я, со счастливым видом, натянула тунику через голову, и разгладила ее на теле.

— Ты так красива в ней, — заметил он, и скомандовал: — Встань.

Я вскочила, и одернула подол пониже на бедра.

— Она довольно короткая, не так ли? — спросил хозяин, и вытащив нож, сказал: — Хотя, пожалуй, можно и покороче.

— Господин! — воскликнула я пытаясь протестовать, но Друз, яростными взмахами ножа, отрезал от подола ленту, по крайней мере, в два хорта шириной.

Я, встревожено, взглянула вниз.

— Позже, подровняешь и подошьешь кромку, — велел мужчина.

— Но если я подверну край, — заметила я, — туника окажется еще короче.

— Я должен повторит свой приказ? — мягко поинтересовался Друз.

— Нет, мой Господин!

Друз Ренций сделал шаг назад, чтобы оценить полученный результат.

Я попыталась, конечно, натянуть вниз края туники, но, кажется, теперь я буду бояться наклонится. Срежь он еще чуть-чуть, и мое клеймо, возможно, выглянет наружу!

— Встань прямо, — скомандовал он мне, и я выпрямила спину, держа руки по швам.

— Великолепное улучшение, — похвалил он сам себя. — Даже притом, что оно все еще немного длинновато, но, по крайней мере, теперь в пределах нормальной длины принятой для рабыни. Ну ладно, думаю, что пока сойдет так. Хотя конечно, она немного велика, но уже приемлема для рабыни, даже вполне подходит для одной из них. Прежде, она больше подходила для свободной женщины, притворившейся рабыней.

— Повернись, — скомандовал он. — Да! Думаю, что теперь самое то! Или, по крайней мере, будет таковой, когда Ты, подрубив кромку, укоротишь ее еще немного.

Я знала, что должна привыкать в дальнейшем ходить именно в таких одеждах — рабских одеждах. Украдкой бросив взгляд в зеркало, к моему удовольствию, я заметила, что туника замечательно сидит на мне, выгодно облегая мои самые привлекательные выпуклости, между тем, подчеркивая и то, что под ней находится та, кем я была — рабыня.

— Ну что? Нравится Тебе? — поинтересовался Друз Ренций.

— О, да! — признала я.

— Теперь Ты можешь снять ее, — сказал он, — и снова встать передо мной на колени, как стояла раньше.

— Да, Господин, — сказал я, выполняя его приказ, пока господин возвращался к своему стулу.

— Несомненно, Ты догадываешься, что мои чувства к Тебе были чрезвычайно запутаны.

— Да, Господин, — согласилась я. — И если мне позволено будет говорить о таких вещах, то, по моему мнению, Вы превосходно поняли мою сущность в одних вопросах, и практически не поняли в других. Кроме того, мне кажется, что Вы хотели, чтобы я была, или ожидали, что я буду, тем, чем я не была и не могла быть.

— Поняла ли Ты то, что мы сделали только что? — спросил Друз.

— Да, — кивнула я.

Для меня не составило труда понять смысл всего действа. Он посмотрел на меня как на Татрикс, потом увидел меня раздетой, и, в конце концов, снова в той самой тунике, которую я носила в доме Клиомена, и в комнате гостиницы Лизиая, и которую он укоротил до длины подходящей для рабыни.

— Когда мы закончим это символическое перевоплощение, — пояснил он, — Ты, независимо от того, кем могла или не могла бы быть, станешь для меня и для самой себя, моей рабыней, в том виде, который я считаю подходящим.

— Да, Господин.

Конечно, я уже была его рабыней, полностью, и по закону, и в моем сердце. И я подозревала, что он, возможно, теперь и сам пришел к пониманию этого, но пока еще не был уверен в этом наверняка.

Соответственно, он решил не рисковать со мной, и провел меня через весь процесс порабощения и обряды подчинения, в результате которых, независимо от того каковы могли бы быть мои природа, побуждения и намерения, я должна была ясно понять свой статус, согласно которому отныне я была полностью его рабыней, независимо от того была ли я коварной шлюхой или любящей женщиной.

— Сейчас с тобой будут сделаны три вещи, прозаично, одна за другой, — предупредил Друз Ренций.

Озадаченная его словами, я, нетерпеливо, не сводила с него взгляда.

— На четвереньки, — скомандовал мужчина. — Голову вниз. Ползи сюда, к ножке стула.

Едва я оказалась там, он присел позади и слева от меня, и без церемоний надел на меня свой ошейник. Особой нежности я не почувствовала.

— На колени, ягодицами на пятки, руки вперед, запястья скрестить, — сыпались его по-военному отрывистые команды.

Возмущенная и пораженная я смотрела на то на него, то на свои связанные одним концом длинной кожаной веревки запястья.

— Встать, — приказал он, и потащил меня к стене.

Свободный конец веревки был проброшен, сквозь кольцо, закрепленное в торце торчащей из стены балки, а затем сквозь еще одно кольцо у ее основания. Друз Ренций натянул веревку, и мои связанные запястья оказались у меня над головой. Конец веревки мужчина закрепил на крюке, вмурованном в стену. Теперь я стояла, вытянувшись в струнку, у дальней стены комнаты, голая, в ошейнике, со связанными и поднятыми над головой руками.

— Господин, — всхлипнула я, — это не похоже на Вас! Где же Ваша привязанность ко мне?

— Не помню, чтобы я давал Тебе разрешение говорить, — усмехнулся он.

— Простите меня, Господин!

Я посмотрела вверх на свои связанные руки. Веревка темной змеей обвивалась вокруг них. Я отчаянно задергала руками, пытаясь вывернуть их из пут. Все было бесполезно, не для того мой хозяин связывал меня, чтобы у меня был шанс освободиться. Внезапно, я почувствовала, как будто мое тело стало еще более открытым, уязвимым и ранимым. Вывернув голову, я просмотрела через плечо. Я была в шоке. До меня с совершенной ясностью дошло, что я оказалась в положении для порки.

— Пожалуйста, Господин! — захныкала я.

— Целуй плеть, — приказал мой господин.

Я покорно, внезапно ставшими непослушными губами, прижалась к плети. Мне вспомнилось, как всего ан назад, я сама выпрашивала у него удар плетью для того, чтобы, к моей радости, почувствовать его власть надо мной. Я умоляла его подарить мне этот удар, чтобы через боль и восторг, в слезах и наслаждении испытать его господство надо мной, и узнать что отныне я его собственность. Однако то что происходило сейчас, оказалось очень отличающимся от того, чего хотелось мне. Я была поставлена на место, как если бы я была кем угодно, любой рабыней! Неужели я так мало значила для него? Неужели я так ничтожна?

Вдруг, за моей спиной, прежде чем я успела полностью подготовить себя к предстоящему, послышался свист пяти гибких безжалостных ремней. Моя спина взорвалась от боли. Я кричала, рыдала и дергала раз за разом веревку! Для меня не было секретом, что он ударил меня далеко не в полную силу. Тем не менее, мою спину, как будто обжигало пламенем. Такое впечатление, что ремни плети окружили меня со всех сторон, язвя и срывая с меня кожу.

— Хвати-и-ит! — взмолилась я, но добилась лишь того, что следующий удар оказался сильнее прежнего.

Я что, украла печенье? Или плохо прибралась в своей конуре? Неужели я плохо ублажила какого-то господина на мехах?

На мой спину обрушился еще один жгучий удар.

— А-а-а! — содрогнулась я, и зарыдала еще громче.

Последовали один за другим еще два быстрых безжалостных удара. Друз Ренций не особо заботился ни местом, на которое падали ремни плети, ни периодичностью ударов. Он даже не поддержал меня, когда отвязал веревку от крюка, и я просто повалилась на колени на каменные плитки пола под кольцом. Я была на грани шока. Я знала, что он ни разу не ударил меня в полную силу и, в действительности мне досталось всего-то пять ударов. Это было практически ничем, по сравнению с настоящим наказанием плетью. Вот, если бы я на самом деле украла печенье, или сделала нечто не понравившееся, вот тогда, можно не сомневаться, мне досталось бы намного больше. Эта порка по своей сути была даже не предостережением, я не более чем информацией к размышлению. Тем не менее, я хорошо ее прочувствовала. Теперь я на себе познала, что такое гореанская рабская плеть.

Нет такой женщины, которая единожды почувствовав ее поцелуй на своей коже, когда-либо смогла бы забыть, что это такое. Если у меня и были какие-либо сомнения относительно разумности того, чтобы полностью удовлетворять своего господина, то эти удары, пусть всего пять и не в полную силу, рассеяли их. Это даже нельзя было назвать избиением, однако, их вполне хватило, чтобы дать мне понять, что значит находиться под плетью мужчины.

Друз Ренций не дал мне даже мгновения, чтобы прийти в себя. Схватив меня за волосы, кричащую и заливающуюся слезами он быстро поволок меня в центр комнаты. Я еле успевала переставлять руки и ноги, чтобы не повалиться на пол. Рывком он поставил меня на колени, и лишь после этого выпустил мои волосы.

— Головой в пол, — скомандовал Друз. — Руки прижать к затылку.

— Да, Господин, — простонала я.

Он оказался позади меня. Его ладони, скользнув под моими подмышками, удобно и плотно обхватив мои груди. Затем мужские руки двинулись назад, поглаживая мои бока. Я стояла на коленях, прижав голову к полу. Мои пальцы охватывали затылок. Мой шею опоясывала стальная полоса его ошейника, и мне нечего было даже мечтать, чтобы снять его. Я принадлежала ему. Мое тело горело, от ударов его плети, плети моего господина. Голова болела оттого, что он приволок меня на это место за волосы.

— Пожалуйста, Господин, — стонала я. — Только не так! Пожалуйста, не надо!

— Сладенькая рабыня, — отметил Друз Ренций.

— Ой! — вскрикнула я. — О-о-ой!

— И у Тебя замечательная попка, — добавил он.

— О-о-ох! — застонала я.

— Ты можешь поблагодарить меня, — напомнил мужчина.

— Спасибо, Господин! — выдавила я сквозь всхлипы.

Я пыталась не шевелиться, хотя это было очень трудно.

— Пожалуйста, не поступайте со мной так. Пожалуйста, не обращайтесь со мной таким образом!

— Я буду делать с Тобой все, что мне нравится, — отрезал он.

— Пожалуйста, не заставляйте меня больше отдаваться Вам так, пожалуйста! — взмолилась я. — Я люблю Вас!

— Ты можешь отдаваться или нет, как Тебе захочется, мне то что, — беззаботно засмеялся Друз.

И снова застонала и дернулась.

— А ну не шевелиться, — приказал он.

— Пожалуйста-а-а!

— Ты — прирожденная рабыня, не так ли? — спросил Друз.

— Да, Господин, — всхлипнула я. — Да, Господи-и-ин-ммм!

— Отлично — сказал он. — Ты можешь пошевелиться.

— Я прошу Вас, еще-о-о! — сквозь рыдания взмолилась я.

— Замечательно, — сказал мой господин.

Спустя несколько мгновений, я лежала на животе. Я попыталась вызвать в себе негодование к Друзу Ренцию, но потерпела неудачу. Повернувшись на бок, я посмотрела на него, снова сидевшего на своем стуле.

— Похоже, Ты уже готова вступить в свое рабство, — заметил он. — Твое имя — Лита.

— Да, Господин, — ответила я.

Отныне я больше не была Татрикс. Теперь я буду отзываться на кличку Лита. Зато с этой кличкой у меня было связано множество воспоминаний. Меня просто трясло от любви к Друзу Ренцию.

— Ты можешь подать мне вино, Лита, — сказал он.

— Да, Господин, — сказала я, поднимаясь с пола и морщась от боли.

Я стояла на коленях у ножки высокого стула, с любовью глядя на своего господина. Друз Ренций небрежно держал в руке кубок вина. Он даже позволил мне пригубить из него, но с противоположенной стороны от того места где кубка касались его губы.

— Я знаю, что Вы не поверите мне, — не выдержав, заговорила я, — и я не хочу быть наказанной за то, что сказала это, но я люблю Вас.

— Теперь, когда Ты — моя рабыня, и на твоем горле мой ошейник, — усмехнулся Друз, — это уже, так или иначе, не имеет никакого значения, не так ли?

— Я полагаю, что не имеет, — улыбнулась я. — Но я правда люблю Вас.

— Я думаю, что это вполне возможно, — пожал он плечами.

— Но, почему Вы сопротивлялись моим ухаживаниям в Корцирусе? — задала я давно мучивший меня вопрос.

— А разве Ты не играла со мной? — поинтересовался Друз.

— Нет, — призналась я.

— Тому было много причин. Нас разделяла глубокая пропасть. Я полагал, что Ты — Татрикс, а я был простым солдатом. Кроме того я занял свою должность обманным путем. Ведь в действительности я служил Аргентуму и Ару, а вовсе не Корцирусу. Добавим сюда то, что хотя я с первого взгляда опознал и одной своей частью принял в Тебе рабыню, но другая моя часть сопротивлялась этому, ведь фактически, несмотря на свидетельство моих чувств, Ты была свободной женщиной. Таким образом, при тех обстоятельствах было важно, несмотря на мучившее меня противоречие, обращаться с Тобой с уважением и достоинством.

— Скорее Ты предпочел бы обращаться со мной с помощью силы и господства, — улыбнулась я.

— Да, — не стал он спорить. — Также, не забывай, что определенная часть меня признавала, что Ты, скорее всего, была рабыней. Ну и как в таком случае, я, воин Ара, мог бы признаться самому себе, что у меня могли бы возникнуть некие чувства к рабыне? А еще твоя мелочность, твоя жестокость и неискренность не позволяли мне самому принять подобные чувства. Я не хотел чувствовать себя дураком. Ведь я полагал, что столь надменная и могущественная Татрикс, смотрела на меня с брезгливостью и презрением. Стоит ли удивляться, что я мечтал увидеть Тебя в моем ошейнике, в моих цепях, и под моей плетью.

— Вы все еще страдаете от того, что я — рабыня? — спросила я.

— Нет, — усмехнулся Друз Ренций.

— И даже то, что я прирожденная рабыня? — уточнила я.

— Нет, — ответил он.

— Но Вы проиграли серебряный тарск Публию в пари по этому вопросу, — напомнила ему я.

— Это была ставка, которую, я, сам не отдавая себе в этом отчета, надеялся потерять, — признался Друз.

Я провела языком по его колену, медленно, с любовью, и с надеждой посмотрела в его глаза. Он наклонился и поставил кубок на пол, справа от стула.

— Ты — роскошная прирожденная рабыня, — взяв мою голову своими руками, большими, сильными руками, проговорил он.

— Простите меня, Господин.

— А я не возражаю, — улыбнулся он.

— Замечательно, — обрадовалась я.

— Фактически, это даже нравится мне, — признался он мне.

— Как хорошо, — прошептала я, наслаждаясь тем, что он держал мою голову в своих руками, пусть это и было похоже на то, как если бы он держал голову своей собаки.

— А есть ли мужчины испытывающие привязанность к своим рабыням, — поинтересовалась я, — ну хотя бы немного?

— Некоторые мужчины привязываются к ним намного больше, чем немного, — вздохнул Друз.

— Даже к прирожденным рабыням?

— К ним — особенно, ведь они самые лучшие, — улыбнулся он.

— Рада услышать это.

— Впрочем, я полагаю, что в каждой женщине, если хорошо поискать, можно найти, прирожденную рабыню.

— Думаю, что Вы правы, Господин, — согласилась я.

И я почувствовала, как Друз потянул меня к своим губам, наполовину затаскивая на стул. Потом, держа мою голову, не прекращая целовать, он повернулся, и я начала опускаться назад на колени, рядом со стулом. На этот раз мой господин присел передо мной, и затем, сквозь накатившее возбуждение, я почувствовала, что опрокинута на пол.

— Я люблю Вас, — зашептала я. — Я люблю Вас, мой Господин!

— Я сделала Вас слабыми? — поинтересовалась я, уже лежа на мехах любви в ногах его кровати, с то время как он пристегивал цепь к моему ошейнику.

— Нет, — ответил Друз Ренций.

Изогнувшись, я дотянулась до него, и поцеловала, изысканно и интимно.

— Ай-и-и-и! — вскрикнул мужчина от неожиданности и удовольствия.

— Я вижу, что мой господин говорит правду, — улыбнулась я, на миг отрываясь от него.

— Самка слина! — прорычал он и, отбросив весело звякнувшую цепь, снова подмял меня под себя.

— Я буду для Вас сотней рабынь, — страстно шептала я ему в ухо, — тысячей!

— Ты будешь ими, — прошептал он. — Я прослежу.

— Несомненно, мой господин уже устал, — заметила я, — и должен отдохнуть. Я остановлюсь и подожду.

— Еще нет! Не останавливайся! — велел мне Друз.

— Очень хорошо, — протянула я.

— Ненасытная шлюха! — проворчал он. — Ты что, думаешь, что я из железа?

— Именно так мне и показалось, — улыбнулась я.

— Все. Прекрати, — приказал мне Господин.

— Да, Господин, — засмеялась я, с большим для меня трудом и неохотой, выпуская мужчину из моих рук.

Как же он был красив. Я уютно расположилась головой на его бедре, не преминув поцеловать его в это самое бедро. Некоторое время я спокойно лежала там.

— Я больше не тревожу Вас, не так ли? — поинтересовалась я.

— Нет, — ответил Друз.

— Наверное, теперь Вы хотели бы отдохнуть?

— Да, — вздохнул он, поглаживая рукой мои волосы.

— А не хотел бы господин, чтобы я помогла ему расслабиться?

— Было бы замечательно, — согласился он.

Я поднялась на колени.

Уже через несколько мгновений он возмущенно спросил:

— Это что, Твоя идея, вот так расслаблять мужчину?

Я рассмеялась, и нежно, с любовью продолжила свою работу.

— Очевидно, Тебя неплохо выдрессировали, — заметил он.

— Просто я не из тех женщин, которые уверены, что их роль в занятии любовью исполнена, стоит их положить на спину, — хитро улыбнулась я.

— Это точно, — сказал он.

Ну какой мужчина допустит в своей рабыне, невежество, инертность и заурядность присущие свободной женщины. О нет, рабыня должна служить изумительно и полностью. На меньшее рабовладельцы не согласны.

— А еще, я — женщина многих талантов, — заверила я его.

— Несомненно-о-о! — полупростонал, полупрокричал Друз Ренций.

— Я окончила школу, — сообщила я ему. — И теперь я — умелая рабыня для праздников. А еще у меня большой опыт работы на ткацком станке.

— Изумительно-о-оммм, — задыхался мужчина.

— Мне уже можно остановиться? — лукаво поинтересовалась я.

— Только попробуй! — предупредил Друз.

— Но я думала, что Вы хотели отдохнуть? — невинным голосом заметила я, и осеклась встретив его угрожающий взгляд.

— Пожалуй, я продолжу, — улыбнулась я. — Я же не хочу, чтобы Вы повторяли свои команды. Ведь это может отразиться на условиях моего содержания. А, кроме того, у меня нет никакого желания, испытать на себе Вашу плеть дважды за один день.

— Вот интересно, кто из нас господин, а кто рабыня, — задумался он.

— Вы — мой Господин, а я — Ваша рабыня, — ответила я. — И у меня в этом нет никаких сомнений.

— А Ты не хотела бы оседлать меня? — хитро спросил Друз Ренций.

А с готовностью и страстью запрыгнула на него.

— Ну что, теперь Ты — Госпожа? — поинтересовался он.

— Все что угодно моему Господину, — засмеялась я, внезапно, ощутив то, что могло бы быть эмоциями власти и удовольствия, которые женщина могла бы испытать, используя мужчину для своего наслаждения, прежде чем тот вернет ее в лоно законов природы, в ее рабство.

— И Вы на самом деле разрешили бы мне это? — игриво спросила я Друза.

— Конечно, — кивнул он, — позже, мы сделаем это, но несколько по-другому.

— Да, Господин, — сказала я, несколько озадаченно.

И тогда, к моему изумлению и восхищению, я увидела как на моих глазах, он, выламываясь и напрягаясь, превратился подо мной в извивающегося от страсти раба. А затем, когда этого захотелось мне, я выжала его до последней капли.

Позже, днем, уже отдохнув и подкрепившись едой принесенной Друзом, мы повторили этот опыт. Но на сей раз, господин посадил меня на себя уже лицом к своим ногами, а руки мне связал сзади, и таким способом, использовал меня. Так он снова хорошо продемонстрировал мне мое рабство.

Стоит упомянуть, что подобная поза весьма популярна среди гореанских рабовладельцев особенно если женщина повернута к мужчине передом и тот может видеть ее лицо. Но ее руки обычно связаны спереди или за спиной, или привязаны к ее ошейнику, веревками или, что наиболее безжалостно, «его желанием», той формой уз, когда женщина должна держать руки в указанном положении, как если бы они были связаны на самом деле, или, как вариант прижимать их к бедрам или к затылку. И если она нарушит такое положение, то, конечно же, она подвергнется ужасному наказанию. Таким образом, рабыня должна, извиваться и корчиться на нем лежащем под ней пассивно, и непринужденно наблюдая за ней, и возможно развлекаясь ее стараниями, чтобы, в конечном счете, впитать в себя его извержение.

Чуть позже Друз преподал мне самой этот способ. Но он смилостивился надо мной, и привязал мои руки к ошейнику настоящей веревкой. И когда он закончил со мной, у меня не осталось никаких сомнений, не только в том, что я была рабыней, но и в том, что у этой позы, даже когда женщина сидит лицом вперед, нет ничего общего с женским доминированием. Он просто вначале позволил мне испытать и почувствовать, на что это могло быть похоже, я затем вновь вернул меня к полной неволе.

— Господин, — позвала я.

— Да.

— Я много думала, и пришла к интересному выводу, — сказала я.

— Когда это Ты успела? — с веселой улыбкой поинтересовался он.

— Я имела в виду в последние несколько енов, — смутилась я.

— И что Ты надумала? — спросил Друз Ренций.

— Я познала свой ошейник, — призналась я.

— Это хорошо, — кивнул он.

— Вы отлично мне это преподали, Господин, — сказала я.

Друз лишь пожал плечами. У гореан есть теория, что любой мужчина может преподать женщине ее ошейник, и сделать это отлично.

— Но было ли так необходимо, — с опаской спросила я, — использовать меня ТАК, как это сделали Вы в первый раз, сразу после того, как познакомили меня с Вашей плетью?

— Как именно ТАК? — уточнил Друз Ренций.

— Господин! — попыталась запротестовать я, но поняв, что в его планы входило заставить меня говорить, смущенно выдавила из себя: — когда Вы заставили меня встать на колени с прижатой к полу головой.

— Нет, — признал мужчина. — Особой необходимости в этом не было.

— Тогда, почему Вы сделали это? — удивилась я.

— Это показалось мне забавным, — спокойно ответил Друз.

— Значит, для Вас в этом было больше именно забавы, чем необходимости, — обиженно сказала я.

— Да, — не стал он отрицать, — но, также это весьма полезный и распространенный способ показать женщине, если она оказалась гордячкой, или пока не ясно поняла свое место, что она — рабыня.

— Понятно, — кивнула я. — Пожалуй, будет трудно забыть этот опыт.

— О-о-о? удивленно протянул Друз.

— Да, — с вызовом подтвердила я.

— Полагаю, Тебе было достаточно унизительно и стыдно, — усмехнулся он.

— Нет, — неожиданно для него ответила я. — Безусловно, это было поучительно, но, насколько я теперь разобралась в своих ощущениях, это было еще и очень необычно и возбуждающе.

— Тебе что, это понравилось? — пораженно спросил Друз Ренций.

— Несомненно, это привело в мой дом мое рабство, — тщательно подбирая слова, признала я.

— Надо думать, — согласился он. — Несомненно, было бы трудно даже представить себе, чтобы взять свободную женщину подобным способом.

— Мне это понравилось, — внезапно, призналась я, собравшись с духом.

— Это уже интересно, — отметил Друз.

Животное! Можно подумать, что он не слышал, как я почти кричала ему о своем подчинении и удовольствии!

— А рабынь часто берут таким способом? — спросила я, как бы без особого интереса.

— Иногда, сказал он.

— А я могла бы еще когда-нибудь, снова подвергнута подобному наказанию? — поинтересовалась я, уже не скрывая своей заинтересованности.

— Возможно, — уклончиво ответил Друз, но поймав мой умоляющий взгляд, добавил: — Возможно, если Ты достаточно красиво об этом попросишь.

— Я постараюсь, — довольно улыбнулась я. — Я буду очень стараться!

— Ты помнишь ту позу? — хитро прищурившись, спросил он.

— Да, — уверенно ответила я.

— Опиши, — приказал он.

— Рабыня стоит на коленях, головой упираясь в пол, сложив руки на затылке, — без запинки проговорила я.

— Ты отлично запомнила то положение, — признал Друз.

— Да, — улыбнулась я.

— А теперь продемонстрируй мне его, — приказал он.

— Да, Господин, — радостно вскрикнула я, поворачиваясь к нему спиной.

— Спасибо, Господин, — тихим голосом проворковала я, чуть позже, уже лежа в его руках, благодаря за его прикосновения.

За окном уже вечерело. Друз Ренций подойдя к двери, кликнул рабыню, потребовав принести нам еды. Потом мы вдвоем наслаждались ужином.

— О-о-оххх, — мягко простонала я. — Спасибо! Спасибо, Господин! Вы — мой хозяин! Вы — мой Господин! Спасибо. Спасибо, мой Господин!

Позже опять расслаблено лежа в его объятиях, плотно прижатая к его телу, я не выдержала и окликнула Друза:

— Господин.

— Да? — с готовностью отозвался он.

— Я часто задавалась вопросом, в чем был смысл золотой клетки, и почему я, в тот момент принимаемая за Татрикс, была посажена в нее?

— Золото, это драгоценный металл, и предполагается, что он соответствует статусу свободной женщины, в особенности для такой высокопоставленной, как Татрикс. С другой стороны, клетка показывает, что она пленница, и в действительности, не многим лучше рабыни. Таким образом, посадив женщину в такую клетку, ее выставили в истинном и законном свете.

— Понятно, — сказала я. — И скорее всего у золотого мешка подобное назначение.

— Да, — подтвердил Друз Ренций.

— Но ведь Хассан же поработил Шейлу прежде, чем засунуть ее в этот мешок, — напомнила я.

— Верно, — кивнул он, — и то, что она, уже простая рабыня все же была помещена именно в такой мешок, должно было вызвать у нее острые чувства страха, произвола и оскорбления.

— Несомненно, — согласилась я.

— Это была изящная шутка со стороны Хассана, — добавил Друз.

— И это тоже понятно, — улыбнулась я.

— Но, несомненно, также и то, — продолжил мой господин, — что это сослужило полезную службу в ее продолжающейся дрессировке, как рабыни.

— Несомненно, — не могла не признать я.

— Но, несомненно, и то, — засмеялся он, — что это оказался весьма подходящий способ, для перевозки бывшей Татрикс в Аргентум, не так ли?

— Да, — вздрогнув от нахлынувших воспоминаний, признала я.

— Но я думаю, что теперь Тебе нечего бояться заключения в золотых клетках или золотых мешках, — заметил Друз Ренций. — Твоей участью теперь будут клетки, сваренные из простых крепких серых железных прутьев, или глубокие, прошитые двойными швами, простые кожаные черные мешки, завязанные или запертые. Они прекрасно служат для транспортировки простых рабынь, к которым Ты теперь относишься.

— Да, Господин, — засмеялась я его шутке.

Конечно, нельзя не признать, что такие устройства были бы вполне достаточны, для обычной девушки, такой которой, я теперь была.

— Господин, — снова позвала я Друза.

— Да? — отозвался мужчина.

— А прочитайте надпись на моем ошейнике, — попросила я, — пожалуйста.

— Я же показал его Тебе прежде, — напомнил он. — Ты сама должна была прочитать это.

— Вы дразните меня, — обиженно надулась я. — Вы же знаете, что я не умею читать.

— Что, и даже свой ошейник? — весело поинтересовался Друз.

— Нет, — расстроено вздохнула я.

— Хорошо, можешь не расстраиваться из-за этого, — постарался успокоить меня Друз. — Тебе нет никакой необходимости быть в состоянии прочитать что написано на твоем ошейнике. Все, что для Тебя необходимо знать о нем, это то, что он заперт на твоем горле, что Ты не сможешь снять его, и что надпись на нем может быть прочитана свободными мужчинами.

— А Вы научите меня читать? — с надеждой спросила я.

— Такие навыки теперь для Тебя находятся далеко не на первом месте, — заметил он. — Например, Ты умеешь играть на калике?

— Нет, — признала я.

— Ты знаешь все упражнения и соблазнительные движения рабских танцев? — спросил Друз Ренций.

— Далеко не все, — ответила я.

— Ну и зачем в таком случае Тебя нужно учить читать?

— Я могла бы шпионить за Вашей почтой, — пошутила я.

— Да, этого я не рассматривал, — оценив шутку, признал Друз.

— Это может улучшить мою цену, — подсказала я.

— А вот это, скорее всего, верно, — согласился он.

— Многим мужчинам, — добавила я, — нравится иметь девушку, умеющую читать. Им доставляет больше удовольствия принимать службу от нее, чем от неграмотной рабыни.

— Я подумаю об этом, — наконец сдался мой хозяин.

— Спасибо, Господин, — благодарно сказала я.

В любом случае, буду я учиться читать или нет, было не моим делом. В конечном счете, решение было за моим рабовладельцем. Со мной будет сделано все, что он пожелает.

— И все же, Господин, пожалуйста, скажите мне, что там на моем ошейнике, — заканючила я.

— Пятнышко пыли, — с улыбкой сказал Друз Ренций, проведя по ошейнику пальцем. — Я уже его стер.

— Ну, пожалуйста, — взмолилась я.

— Все очень просто, — наконец, наигравшись, уступил он. — Там сказано: «Я собственность Друза Ренция из Ара».

— Эта надпись говорит правду не только о моем юридическом статусе, — нежно поцеловав его, признала я, — но и правду моего сердца.

В ответ на мое признание и поцелуй, Друз снова начал ласкать меня.

— Спасибо, Господин, — тяжело задышав, простонала я.

Я так не поняла, будет ли он учить меня читать. Но, уже через несколько мгновений, кротко и покорно я начала снова отдаваться его ласкам.

Немного отойдя от его натиска, я поднялась на одном локте, и разглядывая Друза Ренция задала еще один мучавший меня вопрос:

— А сколько Вы заплатили за меня?

— Это не важно, — отмахнулся он.

— Но мне же любопытно, Господин, — ласковым голоском попыталась подольститься я.

— Любопытство не подобает кейджере, — отрезал Друз.

— Тем не менее, — улыбнулась я, — наше любопытство общеизвестно и бесспорно, иначе это высказывание не получило бы такое широкое распространение.

— Это точно, — со смехом признал он.

— И все же я хочу знать, — не отставала я от него.

— Какая Тебе разница одна это была монета или две? — спросил Друз.

— Я точно знаю, что больше, — сказал я.

— О-о-о? — удивленно протянул он.

Я весело рассмеялась, а вот мой господин покраснел. Я уже знала, что могу праздновать победу!

— Вы заплатили за меня! — смеялась я. — Я знаею, что Вы заплатили! Ну же, чего я Вам стоила? Сколько на мне заработал Майл из Аргентума!

— Я не помню, — нахмурившись ответил Друз, пытаясь уйти от ответа.

— Майл из Аргентума, — сквозь смех проговорила я, — когда увидел меня в Корцирусе, оценил меня в целый серебряный тарск! Но ведь он, тогда, видел меня полностью одетой, и одетой в полный комплект одежд Татрикс. Все что он мог разглядеть, было мое лицо! О-о-о, если бы он увидел меня голой, он наверняка поднял свою оценку! А теперь предположите, что он увидел бы меня в позе подчинения или сделал бы так, чтобы я извивалась у его ног в рабских цепях! Предположите, что он провел бы меня через подробные рабские позы, или приказал бы мне принести ему плеть в зубах!

— Возможно, он согласился бы накинуть где-то один медный тарск к твоей цене, — прикинул Друз. — Кто знает?

— Да Вы сами, — лукаво усмехаясь, сказала я. — Помнится в Корцирусе, Вы оценили меня аж от пятнадцати до двадцати медных тарсков.

— Тогда это казалось мне близким к истине, — пожал он плечами. — На обычном рынке, и при обычных условиях, конечно.

— Но я была необучена, — напомнила я, стараясь не засмеяться снова. — А впоследствии я прошла хорошую дрессировку.

— Да, — кивнул мой хозяин, — это верно. Полагаю, что в силу этого соображения было бы справедливо увеличить твою цену еще приблизительно на один медный тарск.

— А теперь давайте предположим, что мужчина чрезвычайно жаждет получить именно эту женщину, — предложила я. — Предположим, что она была, по некоторым причинам, совершенно особенной для него. Возможно, она была жестока к нему. Возможно, он сильно желал ее. Неужели он не мог бы испытать желания заплатить за нее, по крайней мере, немного больше, ради того чтобы заполучить ее в свой ошейник?

— Полагаю, что это возможно, — раздражено, признал Друз Ренций.

— Так сколько же Вы заплатили за меня? — продолжила выпытывать я.

— На самом деле это не имеет значения, не так ли? — спросил он.

— Я полагаю, что не имеет, — согласилась я, — но мне так хочется узнать это.

— Я не могу вспомнить, — проворчал Друз, становясь мрачнее тучи.

— А вот Майл из Аргентума, когда-то поверив в то что я была Татрикс Корцируса, и надо признать, что с его точки зрения, основания у него были серьезные, не пожадничал и заплатил за меня пятнадцать тарсков. Между прочим — пятнадцать серебряных тарсков!

— Вот идиот, — мрачно протянул Друз Ренций, хватаясь за голову.

В этот момент я уже не выдержала и засмеялась.

— К счастью, он же Ваш друг, — успокоившись, заметила я, — и по этой причине с готовностью приму значительную потерю при моей перепродаже.

— Пятнадцать серебряных тарсков! Да я заплатил за Тебя еще больше, — возмущенно признался Друз Ренций.

Я захлопала в ладоши от удовольствия и радости, и на удачу крикнула:

— Я чувствую, что должно быть пятьдесят!

Сквозь выступившие от смеха слезы я заметила, что лицо Друза почернело от гнева, но остановиться уже не смогла.

— Сколько Вы заплатили?! Ну, скажите же! За сколько Вы меня купили?!

— Больше чем двадцать тарсков, — сказал сердито он.

— Сколько! — требовала я ответа. — Сколько!

— Я заплатил за Тебя пятьдесят серебряных тарсков! — бешено крикнул Друз Ренций.

— Пятьдесят! — радостно воскликнула я.

— Да! — прорычал Друз в ярости.

— Изумительно! — захлопала я в ладоши и засмеялась. — Это просто замечательно!

Он бросил на меня хмурый свирепый взгляд.

— Уверена, что теперь я вошла в список самых худших инвестиций, которые мужчина когда-либо делал в девушку рабыню, — сквозь хохот выдавила я. — Теперь Вам придется держать меня вечно. Вы никогда не сможете возместить такую потерю!

— Ай! — взвизгнула я, падая животом на меха любви.

Мои ноги от резкого рывка разлетелись в стороны. Я не успела даже глотнуть воздуха, взамен выбитого из легких, или вцепиться в меха руками, да я даже дернуться не успела, когда связанная без всяких церемоний, как рабыня, которой я собственно и была, уже оказалась придавлена мужским телом к полу и пронзена.

— Э нет, Тебе не стоит бояться, что я продам Тебя, — порычал Друз мне прямо в ухо. — Я слишком долго ждал, этого момента. Лучше бойся того, что я Тебя не продам!

И я в который уже раз за этот день начала кричать и извиваться взятая моим Друзом.

— И не беспокойся об экономическом аспекте этого вопроса, — хрипел мой господин. — Ты собираешься отработать цену моей покупки Тебя, не так ли?

— Да, — простонала я, — тысячу раз!

— И все? — возмутился он.

— Тысячу тысяч раз! — задыхаясь прокричала.

— И все?

— И еще, еще, е-е-щ-е — о-о-ох! — закричала я.

— Теперь двигайся так, как я Тебя направляю, — велел Друз.

— Да, Господин. О-о-о! Да, Господи-и-нмм! Я люблю Вас! Я люблю Ва-ас! Я люблю — у-у Ва-а-ас! — стонала я. — Я очень люблю Вас, я могу умереть от любви к Вам.

Я снова почувствовала его жадные губы на моем теле. За окном наступали предрассветные сумерки. В Аргентуме было время раннего утра. Через несколько часов Друз Ренций планировал выехать в Ар. Я буду сопровождать его, возможно даже в его цепях.

— Неужели Вы сделаете это со мной снова! — счастливо простонала я.

— Лежи спокойно, — шепнул он мне на ухо, и я снова растаяла мягкая, потерявшаяся и покорная в его руках, и вскоре Друз подмял меня под себя, беспомощную рабыню в его ошейнике, и мое сознание закружилось как лист в водовороте, и улетело высоко за облака в экстазе и любви.

Загрузка...